Майя Медич
Иголки и кружева

Полная версия

Глава 7. За подкладкой

– Вы что, следите за мной? – Ребекка нахмурилась и уставилась на Тею и Бри.

– Мы не собирались заниматься ничем подобным, – Бри сохраняла хладнокровие. – Но заметили тебя здесь, удивились и решили подойти.

– Интересное у тебя место для прогулок, – усмехнулась Тея.

– Кто бы говорил…

Когда Ребекку настигли её коллеги по ателье, она шла по малолюдной улице на самом краю города. До встречи с девушками, она не видела в округе ни одного человека, поэтому не без оснований считала, что здесь её никто не найдёт. Однако у совпадений на этот счёт нашлось своё мнение.

– Ну так… – Бри не стала терять время и приступила к главному. – Что ты здесь делаешь?

– А вы что здесь делаете? – вопросом на вопрос ответила Ребекка.

– Платье доставляли, – Бри и не подумала смутиться.

– Вдвоём? – наигранно удивилась Ребекка. – Оно что, из камней? Или размером с дворец? Одна бы никак не донесла?

– Что за ерунда? Вес и размер ни при чём. Посмотри, где мы. Это не самый безопасный район. По одному здесь ходить просто нельзя, можно нажить неприятности. Особенно девушкам.

В ответ Ребекка лишь хмыкнула.

– Хотя мне кажется, что мы с Бри как раз могли бы и по одиночке дать отпор, – не без иронии заметила Тея. – Бри знает, как защищаться. Я, конечно, не видела, но представляю, как она может врезать. Ну а я на таких улицах почти как дома. Для меня здесь всё привычно и понятно.

На узкой улице не было совершенно ничего примечательного. Окна домов были тщательно зашторены или грубо заколочены досками. Кое-где торчали гвозди. Дорога давно требовала обновления, бесконечные ямы так и намекали на то, как легко сломать на них ногу. Дома мрачно нависали над дорогой, не давая большому количеству света добавить этому месту жизни.

Тея была права. Она и Бри вписывались в обстановку куда лучше, чем Ребекка. Но всё же они пришли сюда по рабочему делу, а Ребекка, очевидно, по личному.

– Не хочу казаться назойливой, но ещё раз спрошу, – Бри не сводила глаз с Ребекки. – Что ты здесь делаешь?

– Гуляю… – без тени искренности ответила та.

– Верится с трудом.

– Да чего тут спрашивать… – Тея зевнула. – Она не ответит. Да и ладно. Сами знаем. У неё здесь свидание.

– С чего ты это взяла? – изумилась Бри.

– Так очевидно ведь. Глухое место, на улицах никого. В здешних домах наверняка сдаются комнаты, где можно интересно провести время и не попасться на глаза…

– Так ты о таком свидании, – Бри сказала это с разочарованием в голосе. – Но на Ребекку это совсем непохоже.

– Шли бы вы отсюда, – не слишком вежливо попросила Ребекка. – Незачем вам во всё это вмешиваться.

– Шли бы мы отсюда, чтобы ты совершила ошибку? – уточнила Тея.

– Почему сразу ошибку? Может, меня ждёт лучшее время в моей жизни? – Ребекка начинала злиться.

– Ну самое увлекательное – это точно, – не подумав, сказала Тея.

– Ну хоть ты не усложняй, – бросила на неё недовольный взгляд Бри. – Это явно не та увлекательность, к которой стоит стремиться.

– Много ты понимаешь, – Ребекка сказала это сквозь зубы. – Сами-то… Сами-то знаете, как хорошо чувствовать свободу, не подстраиваться под чужие правила. С вами такое случалось. Вы видели жизнь, вы можете позволить себе дальше жить скучно, а я…

Она не договорила.

– А ты? – спросила Тея.

– Можно подумать, вы не знаете…

– Мы знаем только то, что твои родители воспитывали тебя в излишней строгости, – Бри пожала плечами. – Ничего другого ты не рассказывала. Думаю, Ари знает больше. Но она честно хранит твою тайну.

– Вот поэтому с ней и не страшно говорить. Она чудачка, но честная чудачка. И понимающая. А вы только и умеете, что насмехаться и строить из себя королев морали.

– Только не надо оскорблений, – попросила Тея.

– Да можешь ты молчать или нет? – прикрикнула на неё Бри, а потом снова повернулась к Ребекке. – Может, мы и не всегда ведём себя так, как тебе хочется, но мы беспокоимся за тебя. От всей души. И не хотим, чтобы ты наделала ошибок.

– Не делаю я никаких ошибок. Я всего лишь живу свою жизнь. То есть занимаюсь тем, чем не могла заниматься долгие годы.

– Значит, тебя и правда воспитывали строго?

– Воспитывали? – рассмеялась Ребекка. – Это не то слово. Вы себе даже представить не можете…

– Здесь за углом есть одна неплохая таверна… – Тея кивнула головой в сторону ближайшего поворота. – Предлагаю зайти туда. А то кричим тут посреди переулка…

Бри засомневалась.

– Это почти всегда безлюдная таверна. Нам там ничто не будет угрожать.

Через пару минут они прошли к столику, сделали заказ и дождались, пока хозяйка таверны отойдёт туда, откуда разговор слышен не будет.

Когда я была совсем маленькой, мама говорила, что имя Ребекка принесёт мне счастье. Имя, может, и могло привести, а вот сама мама… Да уж…

Я иногда злюсь на Аделину, потому что она любит, когда её правилам подчиняются. В этом она похожа на обоих моих родителей. Но всё же до их уровня ей далеко. Да кому угодно до него далеко, если честно.

С ранних лет меня учили манерам, за ошибку в выборе вилки могли ударить по руке, за лишнее слово – отчитать и унизить. Но это всё мелочи по сравнению с тем, что родители устроили мне потом.

У меня была старшая сестра. Подозреваю, что она есть до сих пор, но мы не видимся. Я не хочу знать, где она и как её дела. Хватит с меня и того, что она постоянно была рядом в детстве.

Пока мы были детьми, сестру всегда ставили мне в пример. Она старше, красивее, умнее, вежливее, на пианино играет лучше, чай пьёт грациознее. Причин хвалить её была масса, причины хвалить меня никогда не находились. Правда одно общее между нами всё же существовало. Нас обеих готовили к тому, что однажды мы выйдем замуж за лучших мужей. Они обязательно будут иметь высокий чин и несметное богатство. Только так и никак иначе. Но для таких мужей мы сначала сами должны были поработать над собой.

Однако выходить из дома лишний раз нам не разрешалось. Сестра выходила чаще, потому что она якобы лучше себя вела и не позорила семью. А я то и дело сидела у себя в комнате или в гостиной под присмотром гувернантки. Мне не разрешалось делать ничего, что выходило бы за рамки списка занятий для будущих леди. Считалось, что я ещё ни на что не способна.

Сестра вышла замуж в восемнадцать. Мне тогда было двенадцать. Мужа ей выбрали родители. Он был богат, красив, имел вес в обществе. В момент подбора кандидатур он казался безупречным. Только ожиданий он не оправдал. Вместо того, чтобы остаться жить на прежнем месте, он взял жену, всю прислугу и переехал в столицу. Там ему предложили высокую должность. Он даже не колебался, когда принимал решение.

Родители были в ужасе. Любимую дочь увезли далеко. Не знаю, нарочно или нет, но сестра не приезжала навестить нас. Письма писала, но родителям этого было мало. По сути, у них осталась только я. Тогда отец принял решение искать мне мужа тщательнее. Второго права на ошибку у него не было. А мать добавила, что мне нельзя всё испортить. Им казалось, что я точно спугну потенциального мужа. И что на мне никто не захочет жениться в принципе.

За моё воспитание взялись ещё жёстче. Мой день состоял из уроков манер, заучивания каких-то бессмысленных стихов. Мне нравилось играть на пианино, но родителям не нравилось, как я играю, и пианино из моих занятий исключили. Зато меня всё время заставляли притворяться, что я веду светские беседы. Погода, шляпки, любимая музыка, любимые книги. При этом мнения моего на самом деле никто не спрашивал. Я должна была говорить то, что мне диктовали.

Через год я попыталась оказать сопротивление. Я взрослела, мне хотелось наслаждаться жизнью, а не смотреть, как она проходит мимо.

Я всего лишь сказала маме, что мне хотелось бы иногда заниматься чем-то, чем обычно занимаются дети и подростки. Хотя, по правде говоря, я понятия не имела, чем занимаются обычные дети. Просто догадывалась, что они более свободны.

Само собой, иногда я видела других детей из окна. Они бегали по улице перед нашим домом. Дурачились, смеялись, обсуждали всякие глупости. В их действиях не было никакого смысла, но мне хотелось к ним.

Мама выслушала мою просьбу быть со мной чуть менее строгой, но не прислушалась. А когда увидела, как я смотрю на других детей, то тут же побежала к отцу.

Я подслушала тот их разговор. Догадывалась, что он грозит мне последствиями. Мама говорила, что некие голодранцы специально встали под окнами дома. А я поддалась и выбрала путь греха.

Отец немедленно приказал перенести мои вещи в помещение, которое раньше было кладовкой.

Окна там отсутствовали. Я не могла с этим смириться даже спустя месяц. Места было немало, но стены давили на меня. Особенно ночью. Было слишком темно и слишком страшно.

Но, видимо, новая комната действовала на меня так, как хотелось родителям. Они остановили моё сопротивление в самом начале. Наверное, очень гордились собой. Дети больше не влияли на меня, я была полностью под властью семьи.

Рано утром я выходила из комнаты, завтракала, потом были занятия по этикету и грамоте, потом обед. А дальше я шла к себе и читала. Когда через несколько часов меня снова выпускали из-под замка, я должна была пересказать прочитанное. Если случалось так, что я прочитывала недостаточно, меня ругали. Когда чтения стало мало, меня перевели на следующий уровень. Я стала писать письма воображаемому жениху. Им положено было быть в меру романтичными, очень интеллигентными. По мнению мамы, это подготовило бы меня к будущему.

Так прошли годы. Однажды отец объявил, что нашёл мне жениха, но до замужества мне нужно подождать ещё несколько лет.

В тот вечер я расплакалась. Впервые за долгое время. Мне давно хотелось вырваться из дома, но не для того, чтобы сразу оказаться под надзором мужа. Вряд ли отец выбрал мне кого-то добросердечного. Когда я представила, что муж будет таким же как папа, слёзы потекли сами собой.

– При муже ты плакать не должна.

Это всё, что сказал тогда отец. Он и мать оставили меня под надзором слуг, а сами ушли совещаться. А я всё рыдала и рыдала. Никто не проявил ни капли жалости. Полагаю, слуги боялись родителей… И не зря.

Когда они вернулись, то велели мне идти в комнату. В ту самую, без окон. Когда я зашла и проследовала к кровати, я ещё не понимала, что меня ждёт.

А ждало меня то, что я осталась в этой комнате на… Я даже не знаю, сколько прошло времени. Не один год. Меня не выпускали даже в другую часть дома. Я жила в одной комнате, не видя солнечного света. Учителя продолжали ходить ко мне, но всё реже и реже. Наверное, они не одобряли решения моих родителей. В конце концов они перестали появляться. Заходили только слуги. Только двое. Те, которым было безразлично, что творится вокруг. Мне приносили поесть. И всё. Душ я тоже принимала в комнате. Над тазом. Мне чудилось, что я перестаю быть человеком.

Отец продолжал заниматься со мной, но его так раздражало, что я не могу сконцентрироваться на уроках, что он быстро уходил.

Как-то раз, когда я не смогла решить задание по математике, он разозлился и сказал, что я сидела и ничего не делала вместо того, чтобы совершенствовать себя. В наказание он привязал меня короткой верёвкой к ножке кровати. Он не хотел, чтобы я ходила по комнате.

Я могла бы развязать верёвку, но это не имело смысла. Отец нашёл бы цепь и посадил меня на неё. Я боялась его. И матери. Не знаю, кого больше. Иногда я слышала, как они принимают гостей. В доме шли приёмы, а я сидела у себя, привязанная к кровати. Я разговаривала сама с собой. Когда я начинала смеяться, ко мне заглядывала мать и велела вести себя тише.

Позднее я узнала, что знакомым они рассказывали, как я уехала учиться. Они обещали всем, в том числе моему якобы жениху, что к совершеннолетию я вернусь идеалом.

– И как ты вырвалась? – спросила Тея.

Ребекка умолкла. Она говорила долго и без остановки, но теперь сбилась с нити повествования. Она несколько раз моргнула, но не произнесла ни слова.

– Не надо было её перебивать, – сказала Бри, глядя на пустой взгляд Ребекки.

Та уставилась куда-то в стену. Бри даже посмотрела в ту же сторону, но ничего интересного там не увидела.

– Ну извините… – Тея поджала губы. – Я не специально. И так было сложно так долго сдерживаться.

Ребекка продолжала хранить молчание.

– Слушай, – заговорила с ней Бри. – Спасибо, что рассказала всё это. Наверняка было тяжело. Как будто снова проходишь через это. Но всё позади… И ты справляешься со своими воспоминаниями. Это видно. Ты молодец. И не переживай. Мы никому ничего не расскажем. Да, Тея?

Тея кивнула.

– Да я всё меньше и меньше переживаю, что об этом будут знать многие, – наконец отозвалась Ребекка. – Я в своём прошлом не виновата. Кто поймёт, тот поймёт. А кому подумается, что всё это повод для шуток и осуждения… Пусть сами попробуют прожить мою жизнь. С меня довольно моих родителей и их осуждения.