Михаил Белозёров
Гибель Марса
Все было так, но ничто не было именно так.
Глава 1
Черная суббота
Я прилетел в канун воскресенья. На таможне меня окликнули:
– Сператов!.. Викентий!..
За турникетом стоял Леха и улыбался во все тридцать два зуба.
Спилил-таки клыки, весело подумал я, и мы обнялись.
Рядом с газетным киоском торчали два типа, расставив ноги и сложив руки на животе. Один – черный ангел с капюшоном на глазах, второй – юмон с крохотными рожками, просвечивающими сквозь волосы. Черный ангел – нервный, высокий и худой. Юмон – средневес, толстомордый и наглый. К юмонам я давно привык – с ними можно было ладить. Черных ангелов не видел два года. И честно говоря, не видать бы их еще столько же.
– Поехали… – нервно сказал Леха, забирая с транспортной ленты мою сумку и уводя меня из-под всевидящего ока блюстителей закона.
За два года он заметно поправился, возмужал, и его плоское лицо еще больше округлилось. Впрочем, выглядел он неважно – стал бледным, голубые глаза выцвели и под ними поселились тени.
– Неплохое местечко, – заметил я, кивая на пейзаж за окнами, от которого у меня появилось старое чувство одиночества, ведь я родился немного севернее и был рад снова попасть в родные места.
– Давай… давай… – Леха, оглядываясь и не слушая, торопливо подталкивая меня брюхом к выходу.
Мы влезли в его рыдван и потащились по ухабам и рытвинам единственной улице, над которой громоздились темно-зеленые сопки. Небо цеплялось за вершины. Сеял дождь. И все окрест было словно полито лаком. В низине, как зеркало, блестел залив, окаймленный почти черными елями. Угол долины занимал комбинат. А из тонких труб, словно флаги, тянулись белые дымы.
Такие поселки городского типа были во множестве разбросаны по северам Марса. Что-то вроде закрытого королевства – со своей полицией и администрацией, конституционно подчиняющейся федеральной власти. А на деле больше половины продукции в виде редкоземельных элементов уходило в лапы черных ангелов. Человеческая, то бишь марсианская власть старательно закрывала на это глаза, и тема для нашего брата газетчика была табу.
Леха достал из-под сидения бутылку водки, сорвал крышку зубами и произнес:
– За встречу!
Меня передернуло, но я сделал большой глоток. Дело в том… что я бросил пить. Не потому что испытывал проблемы со здоровьем, а потому что все как-то устаканилось – я вел размеренную жизнь – работал с девяти утра до восьми вечера. Получал надбавку за эксклюзивные статьи. А вечером отправлялся на Рублевку, где люди на вечеринках выглядят гораздо лучше, чем ты сам.
Пока я пил, Леха дружески хлопал меня по плечу. А потом неожиданно изменил своим привычкам. Где, спрашивается, его молоко, которым он любил запивать водку? И вообще, где его извечное балагурство? Не отрывая взгляда от дороги, он приложился на секунду больше, чем следовало – будто его мучила неизбывная страсть к бутылке. Мы как раз миновали перекресток и подпрыгнули на кочке. За ивняком прятался полицейский – глаз выхватил привычную униформу. Леха приветственно махнул, едва не выронив бутылку в окно. Полицейский даже не посмотрел в нашу сторону. Наверное, Леха пользовался привилегиями – пунктик для статьи, отметил я.
– А от меня жена ушла… – пожаловался Леха. – С мастером проходки…
– Сочувствую, – осторожно отреагировал я и тут же успокоил: – Не познав пороков, мы не можем оценить добродетель.
Надеюсь, это его утешило. У меня была похожая история, только я старался ее забыть и выкинул все фотографии своей бывшей, потому что они наводили на меня тоску. Целый год я был сам не свой.
– Ничего страшного, – отозвался Леха, – я уже привык. Сейчас грибов нажарим, водки холодной напьемся и согудаем закусим.
– А что такое согудай? – спросил я, потому что не был знаком с местной кухней.
– Согудай – это свежий хариус с зеленью и бочковыми помидорами.
Со времен моего детства на севере появилась новая живность, о которой я не имел ни малейшего понятия.
Меня так и подмывало спросить, что произошло с ним в плену у черных ангелов. Леха словно угадал мои мысли:
– Год… – хохотнул он. – Целый год я промыкался на Бетта-Панторис.
– Ага… – только и сумел я от удивления выдавить из себя.
Бетта-Панторис находилась на расстоянии шести световых лет от Земли. Масса Бетта-Панторис в два раза больше, чем наше солнце и хотя по типу сформированных вокруг Бетта-Панторис планет очень близка к земной галактике, никто не знал, что там есть жизнь.
Возле облупившейся гостиницы были заметны убогие следы цивилизации: ресторан, три бара, пара магазинов и казино. У заправки ржавели автоматы, в которых, не выходя из автомобиля, можно было купить дорожную мелочевку: зубную пасту, туалетную бумагу, спички и прочее. Все древнее, словно из прошлого века.
Больше я ни о чем не успел расспросить. Не проехали мы и ста метров после перекрестка, как дорогу нам преградили не менее древние “жигули”, из которых выскочили трое юмонов и взяли нас на прицел нейтрализаторов – в простонародье глушители мыслей, потому что они не убивали, а только отключали сознание. Леха так удивился, что лишь в последний момент ударил по тормозам, едва не врезавшись бампером в левое крыло «жигулей», и, прижавшись щекой в рулю, стал ждать, что будет дальше. Признаться, и мне стало любопытно, хотя под ложечкой неприятно екнуло. Неужели весь сыр-бор из-за водки?
Наконец дверь распахнулась и показался комиссар местной полиции. Я их узнавал с первого взгляда. В отличие от юмонов – настоящих комиссаров. Все они одинаковые: толстые, неповоротливые, мордатые – хоть в Москве, хоть в Санкт-Петербурге. Кряхтя, он вылез из машины, критически посмотрел на капот и, подойдя к нам в раскорячку, словно у него был свежий геморрой, сказал:
– Ваши документы… Ё-моё!
Я протянул служебное удостоверение. Леха – водительскую карточку. Комиссар, не взглянув, засунул в карман и скомандовал:
– Выходите!..
Леха, покорно вздохнув, покинул машину. Я полез следом. Один из юмонов в качестве улики торжественно нес злополучную бутылку, держа ее за горлышко двумя пальцами.
– Комиссар… – грустно хлюпнул носом Леха, – мы больше не будем…
– Топай, топай… – ответил он, отечески похлопав его по спине. – Видно будет… Ё-моё!
Он, как и любой маленький начальник в это дыре, так стосковался по работе, что выказывал тихую, неподдельную радость.
– Составим протокольчик… – потирал он руки.
– Не надо протокол, – попросил я, представляя, какое впечатление произведет на главного моя фамилия в рубрике “Пьянство за рулем”. – Я из “Петербургских ведомостей”.
– А нам без разницы! – воскликнул комиссар, игнорируя первую часть моей фразы. – Правильно, мальчики! Ё-моё!
Юмоны, караулящие каждое наше движение, дружно кивнули. Еще бы им не соглашаться с начальством – они были так запрограммированы на генном уровне.
– Комиссар, я имею право на один звонок, – напомнил я, когда мы уже сидели в его машине.
– Это где ты такое вычитал, сынок? – спросил он, даже не повернувшись в нашу сторону.
– Закон есть закон… – добавил я не очень уверенно.
Он засмеялся, взглянув на меня в зеркало заднего обзора. Его кокарда и позументы на фуражке блеснули, как сто солнц.
– Закон защищает даже свиней, – высказался Леха и, расхрабрившись, многозначительно хмыкнул.
– Столичные умники… – добродушно отозвался комиссар.
Морда комиссара не внушала никакого доверия. Я развел руками, изображая покорность, а в душе презирая любой закон.
– Вот посидите у нас, тогда вся спесь вмиг слетит! Ё-моё!
Меня это не устраивало. Надо было срочно позвонить Алфену, который мог решить все проблемы. Да, да, Алфен был главным редактором в “Ведомостях”, и я метил в его кресло – не вечен же он. Поэтому мне и надо было быть здравомыслящим и тихим. А слово “пресса” всегда действовала на представителей властей усмиряюще, но почему-то не сейчас.
– Комиссар, это недоразумение… – тихо сказал я, прикидываясь овечкой. – Мы можем заплатить штраф…
– И штрафы заплатите… – заверил он, на этот раз повернувшись в нашу сторону, – но оформить я вас я обязан.
В результате мы приехали в отделение и больше не спорили. Единственное, я пожалел, что так и не отведал местных грибов, о которых мне поведал Леха.
У комиссара были плечи борца и до крыльца он бодро нес перед собой аккуратное брюшко. Еще у него было большое седалище и короткие пальцы, похожие на дорожные сосиски.
– Лучше иметь голову мухи, чем зад слона, – шепнул Леха, когда мы вошли в кабинет.
– А вот это мы сейчас узнаем, – обиделся комиссар, выказывая тонкий слух. – Руки… Руки!.. Руки!!!
На меня навалились трое, и я оказался в наручниках. Леха был прагматичнее – вовремя положил руки на стол. Признаться, я зауважал его еще больше. Он подмигнул мне. Теперь я вообще ничего не понимал. Сплошные загадки. Может быть, у местной полиции такая манера допроса? К моему удивлению юмоны выглушили всю нашу водку и шумно задышали носами.
Содержимое моих карманов оказалось на столе.
– Так… что у нас здесь?.. – комиссар своими коротким пальчиками брезгливо и ловко отсортировал вещи: сотовый оставил себе, ключи от квартиры положил в карман брюк. Но прежде всего отдал мое служебное удостоверение сотруднику, и тот вышел из кабинета.
На Леху комиссар не обращал внимания. Леха был знаком. А значит, они не раз вдвоем лопали водку. Однако этот вывод мне ни о чем не говорил, разве что настораживал.
Затем комиссар обследовал портмоне, вытащил все банковские карточки, визитки, пару записок от моих приятельниц, которые я забыл выбросить, и один презерватив, который я не использовал. Тщательно изучил фотографию моей последней пассии – Катажины Фигуры. И я даже пожалел, что таскал ее фотографию с собой. Большой нужды в этом не было. Разве что из-за преклонения перед женщиной, которая искренне меня любила. Но ради этого можно было и не стараться. Затем мне откатали пальчики, и комиссар, кривясь, долго вникал в информацию на мониторе. Я начал догадываться о причинах задержания. Похоже было, что мы с Лехой невольно стали участниками политических разборок. Дело в том, что этот город контролировали люди (я уже не говорю о черных ангелах), которые не разделяли взгляды “Петербургских ведомостей”.
А, как известно, “Петербургские ведомости” придерживались взглядов партии, стоящей у власти. И меня приняли за нюхача этой партии. Мне же, честно говоря, на политику было наплевать. Я работал за удовольствие, а не за страх, и мне моя работа нравилась.
Затем произошло то, чего я совершенно не ожидал. Стена за комиссаром заколебалась, словно плохое изображение в телевизоре, превратилась в длинный коридор, в глубине которого появились черные ангелы. Я не заметил в руках у них пресловутых “указок”, то бишь ах-пучей. Но двигались черные ангелы очень уверенно. Сегодня же суббота, а не черная пятница, успел подумать я. Это по пятницам в мире творится бардак, к которому невозможно привыкнуть.
В том месте, где кабинет переходил в коридор, образовалась широкая белая щель, в которую легко можно было выскользнуть – зазор между мирами. Не знаю, сообразил ли Леха, но я изготовился к прыжку, хотя мои руки были заведены за спину. Я готов был сунуться к волку в пасть, лишь бы не попасть в лапы к черным ангелам и не стать их черной, хитиновой куколкой.
На лицах юмонов отразилось изумление – вот что значит быть тупоголовыми! Один комиссар что-то сообразил – выхватил из ящика стола пистолет и, повернувшись, влепил пулю в лоб первому ангелу. Тот упал так быстро, словно его дернули за ноги. По крайней мере, мне так показалось. Больше комиссар выстрелить не успел. Второй черный ангел выбросил перед собой руку. Клянусь, она была пустая. Я даже не понял, что произошло. Полицейских, которые стояли за нашими спинами, разбросало, как кегли. Комиссар отлетел к стене и, схватившись за живот, свернулся калачом. А мы с Лехой проскользнули в белую щель.
Это был тот случай, когда равномерность жизни нарушилась божественным проведением – нам угрожала опасность, а в лице черных ангелов пришло избавление. Правда, только не понятно, действительно ли нас с Лехой спасали или это случайное совпадение?
Я ошибся – мы не попали в иной мир, мы не попали к астросам, мы просто вывалились под окно полицейского управления в грязь и бутылочные осколки. Как я и ожидал, полнеба закрывала база черных ангелов без обычной плазменной защиты, и от нее к полицейскому управлению тянулся огромный шланг. Картина была сюрреалистическая. Шланг казался живым. Он покачивался и шевелился, как гусеница, ползущая по ветке.
Если над поселком, когда мы ехали, было просто хмуро, то теперь стало мрачно, как перед бурей. Жители попрятались в ожидании худшего. Видать, они знали что к чему. Комбинат по-прежнему дымил, и дым от него согласно розе ветров уносился на север.
– Бежим! – Леха уже снял с себя наручники. Недаром он вертел в руках скрепку.
Через пару кварталов он возопил:
– Да остановись ты, черт возьми!
Помнится, в былые времена он тоже отставал. А мое стремление переместиться подальше от полиции и от черных ангелов было основано на опыте двухгодичной давности. К тому же за нами следом явно кто-то бежал – не было времени разбираться.
– Да стой же!
Наконец задыхаясь, Леха догнал меня на заднем дворе какого-то бара, испуганные посетители которого прятались под стойкой. Леха сунул скрепку под елочку на наручниках. “Щелк!” – и скоба отскочила. Чтобы освободить мое второе запястье, ему понадобилось еще меньше времени. Я распрямился, массируя руку. На Лехином лице появилась знакомая ехидная улыбка, а в глазах горел прежний азарт. Наконец-то Леха стал тем Лехой, которого я знал на Земле. Правда, мне было не до ностальгических умозаключения, с перепугу я повернулся, чтобы бежать дальше, но тут произошел этот самый сдвиг.
Сколько ни готовься, никогда не угадаешь. Последнее время я, как и все население Марса, кроме, наверное, хлыстов, предпочитал в пятницу валяться в постели ровно до одной минуты третьего. И то это не избавило от нескольких незапланированных приключений. В одном из которых мне сломали два ребра какие-то молодцы, которые ввалились в мою квартиру через стену кладовки. Правда, когда я вернулся в реальность, ребра были целые, хотя и болели. Молодцов так и не нашли. Метаполиция разводила руками, объясняя, что я попал как раз в те три процента преступлений, которые не раскрываются.
Но в этот раз все было по-другому. Во-первых, я понял, что сдвиг не микро, к чему мы все привыкли, а макро, то есть очень длительный. А это значило, что последствия его должны быть непредсказуемыми. В таких случаях даже метаполиция со всеми ее наворотами была бесполезна, потому что клиент чаще всего не возвращался на место переживаний. Статистически таких сдвигов времени происходило не больше двух-трех процентов. Но они все-таки происходили, и наука объясняла это неравномерностью процесса фиолетового сжатия вселенной. А так как сжатие должно было закончиться через миллионы лет, то человечество, кое-как приспособившись к нему, естественно, закрыло глаза на эту проблему и предавалось своим обычным грехам. Значило ли это, что астросы в своих прогнозах относительно нашей судьбы ошиблись, никто не ведал. Думаю, что не ведали и сами астросы.
Не знаю, куда нас отбросило – в прошлое или в будущее, но мы очутились в каких-то развалинах: в выбитых окнах свистел ветер, и сквозь прорехи в крыше серело небо. Леха сообразил, озираясь:
– Это старая база…
– Какая база? – удивился я, полагая, что военные стояли только на полюсах.
– Какая? Какая? – сварливо переспросил он. – Военная! Отсюда до города полторы сотни километров. – Эко нас!.. Ха! – он почесал макушку, на которой уже наметилась лысина.
Дело в том, что временной сдвиг никогда так не срабатывал. От силы метров двести от того места, где он тебя заставал. Поэтому метаполиция вовремя и реагировала. У них были секретные технологии перемещения в пространстве и во времени. В любом случае хоть за ноги, да вытащат. Подразделение было самым закрытым в мире. Уж поверьте моей журналистской информированности – в него не брали даже самых крутых и проверенных шпионов.
– Чего делать-то будем? – спросил я.
– Может, нас назад утянет? – наивно предположил Леха.
– Может, и утянет, – согласился я, – только когда? К тому же там ангелы и комиссар Ё-моё.
– Вот я и о том же, – грустно согласился Леха, разглядывая мусор под ногами.
– Здесь ничего нет, – сказал я, – даже полы сняты.
Действительно, стоило военным уйти, как местное население растаскивало все, что можно было растащить. В данном случае – кроме балок на крыше, потому что они были слишком массивными.
– Я слышал, – неуверенно произнес Леха, – что на таких базах осталось секретное оружие…
– Эх… – вздохнул я, выглядывая в окно, за которым виднелось заросли березы-копеечницы и низина с болотцем, на котором белела пушица, – нам хоть планшетник… – Был бы у нас планшетник…
– А это ты видел! – Леха с важностью полез в карман и достал заветный шарик, в котором крутился правильный многогранник – икосаэдр. – Только что толку – ключа-то нет.
Я радостно засмеялся, а потом обнял и потискал друга, потому что друг выказал наивность. Было бы здорово снова оказаться на Земле, где мы были молодыми, бесшабашными и нас любили женщины.
– Ты что?! Ты что?! – вырвался из моих объятий Леха, – он самый настоящий!
– Откуда он у тебя? – спросил я, отпуская Леху и прикидывая будет ли планшетник сенсацией.
Леха возмущенно покрутил многострадальным носом. Дело в том, что с планшетника все и началось и, похоже, не закончилось. На Земле планшетник мне подарила блондинка, которую убили люди из “кальпы”. К нему действительно нужен был брелок и треугольный ключ, которым можно было открыть глиняный портал – индивидуальный переход. Планшетник можно было отнести к разряду сенсация с большой натяжкой. В сознании людей он стойко ассоциировался с новыми технологиями, но даже к новейшим технологиям рано или поздно все привыкают, тем более, что ничего нового в Тунгусской зоне не появилось. Скорее всего, общественности просто лишнего не показывали. А вдруг ничего лучше планшетника ни марсиане, ни земляне от астросов не получили? Вдруг планшетник и брелок обладают еще какими-то свойствами, а мы и не знаем?
Теперь было понятно, почему комиссар проявил интерес и к Лехе – во-первых, бывший хлыст, во-вторых, имеет планшетник. Правда, Леха не настолько глуп, чтобы всем его демонстрировать. Но жена-то наверняка была в курсе дела. А если вспомнить о мастере проходки… В общем, темная история. Хотя из нее можно что-то высосать. Но во-первых, нельзя было подводить друга, а во-вторых, слишком мелко для серьезной статьи. Разве что каким-то образом связать с черными ангелами? Но главный, как пить дать, зарубит. Да и самому будет стыдно – выдавать Лехины тайны.
– Жаль только ключа нет, – вздохнул Леха, пряча планшетник в карман.
– А это что?! – я торжественно достал из заднего кармана брюк, который не удосужились обыскать полицейские юмоны, заветный ключ с брелком. – Давай планшетник сюда!
А еще говорят, что в жизни не бывает предвидений. Два года ключ с брелком валялись у меняя в столе. Что-то меня подвигло захватить ключ с собой в командировку. Пусть теперь кто-то скажет, что не бывает интуиции!
Я взял в руки планшетник и потер его. То ли мы торопились, то ли что-то сработало не так, но произошло следующее: мы пробили ветхую крышу и, как пробка от шампанского, вылетели из развалин. Аж в глазах потемнело. С планшетником так нельзя было поступать. Почему-то раньше масса нашего тела не сказывалась на перемещении. Может быть, только потому что мы пользовались планшетником на Земле, а на Марсе все было по-иному – карта местности ведь не раскрылась или она раскрылась, а мы не заметили.
– Третий закон Ньютона, – самодовольно изрек Леха, оглядываясь.
Мы висели метрах в двадцати над землей. Вокруг расстилалась каменистая тундра с редкими островками кустарника. На севере она переходила в долину – где-то там лежал городок с комбинатом и сумасшедшим комиссаром Ё-моё, у которого был большой зад и короткие пальчики, а еще дальше из-под ледника вытекала река Белая, которая питала пресноводное море Рифовой долины.
Форт был построен с умом – впритирку к пологой сопке. Полукругом. С бойницами и окопами. Все по уставу, все по правилам. Десяток ветхих домишек, несколько железобетонных капониров, которые мог определить только опытный глаз, и с десяток скособоченных антенн. К тому же на гребне сопки торчали еще какие-то укрепления. В общем, строили серьезно и надолго. На север убегала грунтовая дорога. Лужи на ее поверхности отражали свинцовое небо.
– Это первая линия обороны, – сказал Леха. – Там… – он махнул на восток, и я понял, что он имеет в виду противоположный склон Рифовой долины. – Там тоже такие же крепости. Наши контролировали все стратегические точки. А потом, когда воды стало вдоволь, ушли.
– Думаешь они за нами прилетели? – спросил я, не очень слушая его.
– Кто? – удивился Леха.
– Ангелы, – ответил я.
– Черт его знает, – сказал он задумчиво, разглядывая форт, заваленный ржавой техникой и кусками металла.
– Чую сердцем, что-то здесь затевается, – сказал я.
Леха внимательно взглянул на меня.
– Я этого уже два года жду.
– Приключений, что ли?
– А то… – ответил он горделиво.
У распахнутый ворот чернела коробка вездехода. Пятна окалины на бортах свидетельствовали, что он горел. Ветер рябил лужи, свистел во всем, что может свистеть, и нагонял тоску.
– А что от нас комиссар хотел?
– Насколько я понял, его интересовал ты, а не я. Он не поверил, что ты журналист.
– Если черные ангелы нас ищут, значит, скоро явятся сюда, – безразличным тоном заметил я.
– Думаешь, это они устроили временной сдвиг?
– Слава богу, процессы, связанные со сжатием вселенной, ангелы контролировать еще не могут.
– Ой ли… – возразил Леха, – что-то мне не верится.
Несомненно, он что-то знал, но не спешил поделиться информацией. Что на него вполне походило.
– А вот и гости, – сказал я.
– Где? – удивился он.
– Помнишь, нас кто-то преследовал в городе? – спросил он, понижая голос до шепота, словно в этой пустыне нас кто-то мог услышать.
– С той стороны? – показал я рукой.
Леха даже расстроился из-за того, что я оказался догадливым. Мы облетели казарму и увидели юмона, который целился в нас их своего глушителя мыслей.
– Брось, дурак! – скомандовал Леха.
Юмон помотал головой. Наверное, мы предстали перед ним в ужасном виде – как призраки или как демоны, потому что он ужасно нервничал.
– Брось! Мы тебя не тронем. А так – в пепел, и все дела!
Тогда юмон выстрелил: из ствола вылетели белесо-голубоватые шары. Признаться, это оказалось не самый приятным в жизни опытом. Лично у меня сразу схватило живот. Что почувствовал Леха, не знаю. Он тряс головой. Несомненно, одно, на Марсе планшетник срабатывал не так, как на Земле. На Земле нас юмон вообще не разглядел бы. В воздухе появился запах ночной фиалки. Так могло пахнуть только после выстрела глушителя мыслей, то есть нейтрализатора.
Поняв, что с нами ничего не произошло, юмон бросил оружие и задрал руки.
– Кретин! – выругался Леха, опускаясь на землю. – У меня теперь в ухе звенит.
– В правом? – наивно осведомился юмон.
Его рожки просвечивали, как две мозоли. И вообще, внешность юмона была хорошо подобрана под северного человека – то есть белобрысый, с невзрачным лицом и светлыми глазами.
– Ошибся, в левом.
– Значит, счастья не будет, – спокойно заметил юмон.
– Ты смотри, он еще и с юмором! – воскликнул Леха, с возмущение оглядываясь на меня.
Мне было не до проявления чувств – я корчился от спазмов в кишечнике. К тому же я не успел предупредить Леху, что с юмонами так не разговаривают. Дело в том, что юмоны были точной копией человека – как физически, так и психологически. И кто знает, обидчив это экземпляр или нет. Существовало даже понятие “сегрегация нелюдей”. Но кажется, юмон действительно был с юмором, потому что снисходительно улыбнулся и продемонстрировал руки – мол, больше оружия нет.
– Руки опусти и пошли! – скомандовал Леха.
Мы привели его к складу, юркнули внутрь и через мгновение предстали перед юмоном в натуральном виде.
– Тебя как зовут? – спросил я, держась за живот.
– Дуракон сорок пять, – скромно представился юмон.
– Как?! – вскричали мы с Лехой.
У меня даже живот прошел.
– Серия такая. А номер сорок пятый.
Он повернулся и с гордостью продемонстрировал аршинные цифры на куртке.
– Будем звать тебя Сорок пятым, – сказал повеселевший Леха. – Не против? А то Дуракон как-то странно звучит.
Юмон пожал плечами, и я вздохнул с облегчением – юмон оказался незлопамятным.
– Ладно, – сказал Леха. – Пока не стемнело, надо отсюда выбираться.
– По такой дороге нам три дня топать, – кивнул я в сторону поселка.
– Это если мы пойдем в наш поселок, – возразил Леха, – а если в следующую крепость, то завтра утром будем на месте.
– А там что, есть бар, – наивно спросил я, – и пиво?
– Там форт не разграблен, – назидательно пояснил Леха. – Его законсервировали. Есть связь с материком. Но добраться до него труднее. Дорога через долину. Правда, я по ней ни разу не ходил.
Заметно похолодало. Пошел редкий снег, и я вспомнил, что последний раз ел в самолете и что обед даже для экстра класса был более чем скромным. Леха скорчил недовольную мину и полез в карман. Все-таки он был жадноват. Надо ли упоминать, что у Лехи в карманах можно было найти все, что требовалось в любой жизненной ситуации. На этот раз он вытащил пол-литра водки и три кубика сушеного мяса. Я невольно посмотрел на Сорок пятого. Юмон был невозмутим, как скала. Даже не поморщившись, сделал большой глоток, а кубик заложил за щеку и принялся сосать, как всамделишный человек. Чудеса да и только. Остальную водку мы с Лехой разделили по-братски. Кубик я разгрыз и проглотил. От такой закуски есть захотелось еще сильнее, но зато окончательно прошел кишечник.
– Схожу-ка поищу что-нибудь съедобное, – сказал я.
Два года назад в схожих условиях мы утолили голод почерневшими макаронами. Но тогда мы путешествовали по базе черных ангелов, на которой имитировалась часть Земли с лесом, горами и избушкой. После этого никаких приключений, кроме развода с Полиной и продолжительного романа с Катажиной, в моей жизни не происходило. Наверное, я подспудно стремился к новым. Иначе бы зачем я прикатил сюда?
– А я сбегаю в капонир, может, что-нибудь стоящее найду, – сказал Леха. – Сбор через полчаса на этом месте.
Сорок пятый, которому все было нипочем, сел на ящик, поднял воротник куртки и, прислонившись к обгоревшему вездеходу, закрыл глаза. Его не мучили никакие проблемы. У него была чистая совесть. И, честно говоря, мне было жаль для него мясного кубика и глотка водки. Юмоны легко обходятся без алкоголя. Их специально делали трезвенниками, выбирая из человечества наиболее устойчивый генный материал. Возможно, юмон был клоном самого стойкого трезвенника. Но возможно также, у это юмона были какие-то скрытые гены алкоголика, которые в обычных условиях не проявлялись.
Рассуждая таким образом, я отправился к домам. В первом ничего не обнаружил, кроме черного перца, рассыпанного на кухне. Здесь кто-то уже побывал: дверцы буфета были распахнуты, рукомойник опрокинут, крышка погреба откинута – следы сапог на полу. Я обследовал ящики стола, заглянул в погреб, из которого тянуло могилой, и понял, что здесь пусто. В комнатах еще хуже – все перевернуто и разбито. Пахло человеческими нечистотами.
Зато во втором доме в кладовке за листом фанеры я нашел связку сухой кумжи – такой древней, что она была покрыта коркой соли. Значит, еще вкуснее. Уже выходя из кладовки, на удачу пошарил на полках: слева за балкой нащупав квадратную коробку. И уже догадываясь, что это такое, вытащил на белый свет пистолетные патроны. В сумраке, который царил в кладовке, патроны поблескивали, как пузатые поросята, похожие друг на друга. Тогда я принес из коридора ящик и встал на него и в глубине полки под какими-то коробками обнаружил тяжелый сверток. Это оказался большой армейский пистолет, завернутый в вафельное полотенце.
В это момент снаружи раздались странные звуки. Засовывая на бегу пистолет за пояс и не забыв связку кумжи, я бросился во двор форта.
Над воротами висел красный аэромобиль марки “яуза”, в котором собственной персоной восседал мордатый комиссар Ё-моё.
– Не стреляйте! – кричал он, высовываясь в окно. – Не стреляйте! Ё-моё! Давайте поговорим!
– Твоя работа?! – спросил я Сорок пятого, который как ни в чем ни бывало пожирал глазами начальство.
С другой стороны транспортера высунулся Леха и махнул комиссару нейтрализатором. Оказалось, что пока я искал еду, Леха вел здесь настоящие боевые действия.
Аэромобиль послушно опустился во дворе базы.
– Слава богу, что я вас нашел, – радостно сообщил комиссар, покидая свою машину.
– И что вас подвигло на сей подвиг? – спросил я, приближаясь и стараясь держаться так, что если комиссар надумает стрелять – у меня будет мгновение, чтобы выйти из зоны поражения и спрятаться за груды хлама, разбросанного во дворе.
– И вы еще спрашиваете? – по-одесски удивился комиссар. – Да если бы не я, вас уже на свете не было.
– Это почему? – удивились мы с Лехой.
– Потому что по адресу, где вы живете, – он выразительно посмотрел на Леху, – вас ждала засада черных ангелов.
– Ничего не понял, – удивился я. – Могли бы сразу нам сказать.
– Мне нужно было твердо знать, кто вы такой, – кивнул мне, как старому знакомому, комиссар. – А то сейчас ошибиться пару пустяков, ё-моё.
– Понятно. А это ваш сексот! – я выхватил пистолет и приставил к голове юмона.
К его чести, он даже не моргнул глазом.
– Хозяин, – спокойно сказал Сорок пятый, – я сделал все, как надо.
– Докладывать – его долг, – заступился комиссар, с любопытством наблюдая на мной. На лице у него было такое выражение, словно разговор шел о лошади.
За убийство юмона можно было получить пожизненный срок. Эту норму юридического права ввели совсем недавно по одной единственной причине – юмонов не воспринимали в качестве людей и убивали при каждом удобном случае. Теперь их приравняли к человеческим полицейским. А вот сколько давали за убийство черного ангела, никто не знал. Похоже, они сами разбирались со своими обидчиками. Отныне комиссар Ё-моё у них на крючке.
– Ладно, – сказал я Сорок пятому. – Еще один такой фокус, и я продырявлю тебе башку. Выходит, комиссар, вы наш спаситель? – я спрятал пистолет.
Леха с удивлением взирал на меня – он не имел понятие, что у меня было оружие. Я подмигнул Лехе.
– Выходит, – согласился комиссар.
