Михаил Ланцов
Сын Петра. Том 2. Комбинация
Пролог
1698 год, декабрь, 29. Москва
– Конем ходи! – воскликнул царь.
– Отстань, – отмахнулся Меншиков.
– Конем ходи! – настаивал Петр.
– Дай самому подумать!
– Верное говорю – конем ходи!
Александр Данилович поморщился, но взял коня и походил им. Единственным. Второго он уже потерял.
– Сходил? – выдержав паузу, поинтересовался Алексей.
– Сходил, – вперед Меншикова ответил царь.
– Сходил, – тяжело вздохнув, подтвердил верный сподвижник Петра Алексеевича, хотя явно не был рад этому ответу.
Царевич внимательно на него посмотрел.
Походил сам.
И произнес:
– Мат.
Александр Данилович взглянул сначала на своего оппонента по шахматной партии. Потом на доску с фигурами. Скрипнул зубами. Потом скосился на царя. И Алексей был уверен, если бы не статус последнего, он бы его точно «умыл» фигурами. Прямо как в том советском фильме. Или даже того хуже. Однако ответил он, спустя, наверное, минуту внутренней борьбы, совсем иное:
– Опять… проклятье…
– Как у тебя получается? – с легким раздражением спросил отец, которого тоже утомили победы сына.
– Спешить не нужно.
– И все?
– И все. Вот ты рвешься в войну со шведом. Так?
– Мы это уже обсуждали. – нахмурился Петр. – Война за наследство испанской короны может и не произойти. В этом случае мы впустую потратим время.
– Не произойдет – и ладно.
– Что значит «и ладно»?
– Сейчас нам подождать выгодно. Разве нет?
– А чего ждать?
– Чтобы завершить османскую партию к нашей выгоде и навести порядок в войсках. Или ты думаешь шведов побеждать тем сбродом, что в полках ныне? У них армия мирового уровня! А у тебя? Да и в казне пусто. Там намедни мышь от тоски повесилась. Хочешь так начинать войну?
Царь нахмурился.
Ромодановский и Меншиков промолчали.
– Керчь османы нам не отдают. Так?
– Так.
– Но без нее толку никакого. Весь флот твой сгниет на Дону. Да уже гниет впустую. Али на линейных кораблях по реке ходить? Ему там даже развернуться будет негде. Надо Керчь брать. После стольких лет войны, после таких усилий и затрат вот так заключать мир – это не победа будет, а громкий пук. Считай, утопить свой корабль после долгого плавания в виду гавани. Тем более что слухи доносят – на берегах Босфора уже не знают, как из этих войн выпутаться.
– Сынок, политика – это не шахматы.
– Какой смысл хвататься за новое дело, не доведя до нужного итога старое? Ты ведь в шаге от успеха. Разумно ли теперь все бросать? Тем более в столь невыгодной обстановке. Да, Саксония и Дания за тебя. Однако ты не сможешь объединить с ними усилия, и Карл вас сможет бить по одиночке. Это все очень рискованно.
– Карл юн.
– Да, но у него есть закаленная армия и опытные генералы. Я мыслю – надо завершить османское дело добрым для нас исходом. Подготовить флот на юге, обучив моряков и начальных людей, чтобы через Иван-озеро и Белое озеро перебросить в Онегу и далее на Ладогу. Потому как без кораблей ни Нотебург, ни Ниенштац не взять. Да и с Нарвой не совладать. Тем временем наводить порядок среди пехоты, кавалерии и артиллерии. Ну и деньги выколачивая из наших западных… к-хм… товарищей.
– Это еще как?
– Они же хотят, чтобы мы воевали с османами? Ну все эти Англии, Голландии, Франции и прочие Австрии. Хотят. Вот пусть и платят за это. Немного. В пределах разумного. Ведь мы тоже хотим воевать. Рвемся прямо. Спать не можем и есть от жажды пойти на османов войной. Только у нас денег нет. Не так ли? – произнес царевич и подмигнул.
Петр уставился на сына.
Молча.
Обдумывая его слова.
– Денег попросить? – наконец спросил он. – А дадут?
– А ты не стесняйся. Попроси. Не дадут – потребуй. Снова не дадут – пообещай поддержать их оппонентов в грядущей войне. Наши войска невысоко ценят, потому как в правильной войне мы слабы. Зато у нас есть служилые татары и помещики, которые славно умеют разорять земли. Османы татар не раз применяли таким образом, творя ужасы в тылах австрийцев. Да и ляхи со своими лисовчиками не отставали.
– А ежели все одно не дадут?
– Ну и ладно, – пожал плечами Леша. – И черт с ними. В конце концов, главное не это. А то, что мы сможем чин по чину османский вопрос решить и подготовиться к драке со шведом. Флот тот же обучить. Солдат. Денег скопить. Драка-то серьезная будет.
– Что думаешь? – спросил царь у Меншикова.
– Пока мы не возьмем Керчь, мин херц, турки нам ее не отдадут. А без Керчи флот будет зажат в Дону. Так что Алексей дело говорит.
Царь взглянул на Ромодановского.
Тот немного пожевал губами и озвучил версию, которую ранее с царевичем приватно обсуждал:
– Август сидит в Варшаве ненадежно. Фридриху до нас нет особого дела. Так что на союзников надежды мало. Если же Августа сковырнут при неудачном ходе войны, то нам придется драться и со шведами, и с ляхами. А там, глядишь, и татары крымские с османами оживятся. Ежели все пойдет не слава богу, то мы можем застрять в ней и завязнуть как в старую Ливонскую войну. Потерять многое, не приобретя ничего. Алексей верно говорит – подготовиться нужно. Крепко подготовиться. И ждать подходящего момента.
Царь нервно выдохнул.
Не это он хотел услышать. Не это.
Снова взглянул на Меншикова и Ромодановского. Те промолчали, не развивая тему. Высказаться высказались, но упираться и перечить царю не хотели. Себе дороже. Тем более что ситуация была не такой уж и однозначной. Карл XII действительно юн и неопытен в военном деле. И надежда имелась…
– Проклятье! – в сердцах воскликнул государь.
И шлепнулся в освобожденное Меншиковым кресло. Прямо напротив шахматной доски.
– Спешу, говоришь?
– Спешишь.
– Расставляй фигуры! Денег, мыслишь, с них требовать?
– Они хотят, чтобы мы воевали с османами? Вот пусть и платят. Мы что, самые дурные задарма в их интересах действовать?..
Часть 1. Прогулки с динозаврами
Не строй скромных планов – они не способны взволновать душу.
Никколо Макиавелли
Глава 1
1699 год, январь, 2. Москва
Царь проводил взглядом последнего посланника. Французского. Посла-то полноценного пока не имелось, и приходилось такими вариантами обходиться.
Подождал, пока за ним закроется дверь, и, нервно дернув щекой, произнес:
– Не дадут они денег. Павлины ряженые. Тьфу ты, прости Господи.
– Они не сказали «нет», – возразил Алексей.
– Они не сказали «да», – заметил Меншиков.
– Они вряд ли имеют право принимать такие решения. Не ожидайте от них слишком многого. Это просто постоянные курьеры при твоем дворе, отец, чтобы ты мог через них общаться с другими монархами. Говорящие попки, если хотите.
– Невысоко же ты ценишь послов, – скривился Куракин.
– Послов – высоко. Если они полномочны и если с ними можно вопросы решать сложные. А вот таких попок – да, скромно.
Куракин чуть помедлил. И молча кивнул, принимая ответ. А Петр в нетерпении швырнул на пол ножик для писем, что до того крутил в руках.
– Просто подожди, – вкрадчиво произнес сын. – Не спеши. Дай им время подумать.
– Не верю я в то, что они просто вот так возьмут и дадут мне денег.
– Почему просто так? Ты хороший человек. А хорошему человеку денег дать – богоугодное дело. А если не дадут, то эти охальники будут гореть в аду, – ответил царевич и расплылся в невинной улыбке. – Так им и шепните при случае. В шутку.
Меншиков фыркнул, сдавливая смешок.
Куракин скривился.
Ромодановский улыбнулся в усы. Он уже привык к такой манере общения Алексея. Остальные только обвыкались.
Царь лишь покачал головой.
– Дадут или нет – не ясно. Надо что-то с налогами делать. Мы совершенно недостаточно их собираем. В казне ведь действительно, как ты там Леша сказал? Мышь от тоски повесилась?
– Именно так. Однако, быть может, наступила пора повесить сборщиков налогов? Чтобы новые какое-то время воровали не так нагло, – спросил Алексей.
– Шутки шутишь?
– Шучу, – честно признался царевич, – но для того есть веские основания. Я тут пытался разобраться с налогами и податями. И пришел в ужас. Их какое-то безумное количество. И они так распределены… – покачал парень головой.
– Как «так»?
– Представь себе лодку. Шесть банок – на каждой по два гребца. Гребут. Командир на корме – румпелем правит. Добро лодка поплывет?
– А почему нет? Обычно, во всяком случае.
– А если на лодке такой будет один гребец и дюжина кормчих?
– К чему ты сие спрашиваешь? Дурь ведь.
– Дурь, – охотно согласился сын. – Не понимаешь, к чему я клоню?
– Нет, не понимаю.
– На чем стоит экономика России?
– Экономика? Эко ты загнул, – усмехнулся Петр. – Выучил уже сие слово?
– Как раз сейчас изучаю. Оттого и задумался.
– И до чего додумался?
– До того, что экономика Россия стоит на крестьянине, то есть на человеке, который обрабатывает землю. С него основной прибыток державе. С каждого по чуть-чуть. Но их много. Али я ошибаюсь?
– Отчего же? Верно мыслишь, – кивнул царь.
– Получается, что если крестьяне те размножатся, то и в казну монеты поступит больше. Разве нет? Ведь те же земли твои южные, почитай, в запустении, как и восточные. Не всюду пашню пахать можно. Рабочих рук нет.
– Все равно тебя не понимаю. При чем тут налоги?
– Если крестьянину нечего есть, то как же ему плодиться да размножаться? Да и ладно это – как ему трудиться добрым образом? Не говоря уже о новых приемах. А ежели посмотреть на то, как подати, налоги, акцизы и прочее распределены, то странно удивляться – отчего крестьяне не только не плодятся добро, но и вообще бегут. Кто на Дон, Днепр или Урал, кто еще дальше. Особенно крепостные.
– Ах вот ты о чем… – вяло и недовольно произнес Петр. – А с кого тогда подати брать прикажешь?
– С них и брать. Но иначе. Как там в присказке? Бери ношу по себе, чтоб не падать при ходьбе? Как же им идти, если ноша не по ним? Я мыслю – надобно то великое множество налогов, что сейчас есть, упразднить. Ввести несколько простых и понятных. Таких, чтобы путать и хитрить несподручно оказалось. Ну и вешать время от времени воров. Прямо по распорядку, обставляя сие как державные праздники. Поставил кого налоги да подати собирать с земель, допустим, Тверских. Годиков пять послужил. Вызвал. И повесил. Даже расследование проводить не стоит – пустые расходы. Точно себе на смертную казнь наворовал.
– Экий ты лихой! – нервно воскликнул Меншиков.
– Что? Робеешь, Алексашка? – хохотнул Петр. Ему явно такой подход пришелся по душе.
– Да никто на такую службу не пойдет! А если пойдет – лет двадцать, и все кончатся. Даже детей не сыщешь.
– И то верно. Видишь, Алешка. Не пойдет так делать. Людишки служивые кончатся быстро.
– Тут помозговать можно только о наказании. В остальном-то – дельная вещь. Мыслю – если порядок и ясность в налогах навести, то, уменьшив их вроде как, можно будет собирать их больше. Заодно разгрузив крестьян. Те вздохнут. И начнут плодиться да размножаться державе на прибыток.
– Большое дело… путаное…
– Хотя бы крепостных возьми. Все, что надобно, платят тебе в казну. А потом еще и на поместного трудятся. Сами же перебиваются с голода на проголодь. Как тут множиться-то? Тем более что пользы с тех поместных…
– Службу многие из них не только в сотнях служат.
– Так отчего же за службу вне сотен и платят монетой али даванием чего вроде сукна и поместным держаниям, и по должности? Прям такие молодцы, что им почитай двойное жалование надобно?
Царь хмуро посмотрел на сына, и тот поспешно добавил:
– Надобно, батя, чтобы с твоей руки брали кормление. А то ведь вон – в бунте участвовали прошлогоднем. И если бы пошло-поехало, неизвестно, сколько бы их присоединилось. Может, как в Смуту сталось бы. Да. Пока тихо. А ежели завтра снова что удумают? Если же бы просто плату получали, словно солдаты или начальные люди солдатских полков, иначе рассуждали бы.
Не остановились на том.
Царь самоустранился. Царевич же столкнулся с иными царедворцами. Дебатируя уже с ними. Указывая на вредность затеи крепости крестьянской. Без особого, впрочем, успеха.
– Я не призываю немедленно освободить крестьян, живущих в крепости, – устав биться головой в стену, произнес Алексей.
– А что ты призываешь сделать?
– Прежде всего говорю о том, что эти крестьяне толком не множатся и богатства державе не прибавляют. Само же их держание странно. Посему было бы разумно их по мере возможностей выводить из этого состояния. Постепенно. И не раздавать земли и души направо-налево. От того казне один убыток. А там, где сие невозможно, строго очерчивать права и обязанности. Дабы дать им продыху, чтобы приумножаться стали. Поставить, например, в неделю два дня барщины. А ежели оброк, то ставить его не самостийно, а по государевым таблицам, исходя из стоимости труда сего крестьянина. В этой местности так, в иной – вот так. Дабы с них лишнего не брали и не загоняли в отчаянное положение. И выкуп положить твердый. Допустим, в виде оброка за пять лет.
– Преждевременно сие, – ответил Петр, явно не желавший касаться этого вопроса. Он отлично знал, что дед его, Михаил Федорович, на престол взошел, утвердив новую династию именно на уступках дворянам. И очень не хотел вступать в конфронтацию с ними.
– Отчего же?
– Есть дела поважнее. А это подождать может.
– Вот было у тебя сто крестьян. Давали они тебе прибытку сто рублей. Облегчил ты им жизнь, снизив налоги так, чтобы не рубль с человека, а семьдесят копеек платили в год. Казалось бы – уменьшились поступления в казну. Да только лет через пятнадцать крестьян тех стало вдвое к прошлому. И уже собираешь ты не сто, а сто сорок рублей. Да и с ремесла и торговли сборы увеличились. Ведь чем лучше живет крестьянин, тем больше ремесленных товаров покупает. От того ремесленники множатся да мануфактуры растут. Ну и купцы дела делают. Куда уж без них? Разве в моем рассуждении есть ошибка?
– Нет, – ответил царь. Но не сразу, а окинул взглядом окружающих. Возражений ни от кого не последовало. Люди сидели задумчивые.
– А раз так, то вывод иной, отец, нежели ты сказал. Чем ранее сие дело начать, тем скорее в казну поступления преумножатся. Тем более что ежели сейчас навести порядок с налогами да повесить самых отпетых воришек, то и жертвовать ничем не придется.
– Блажишь, сынок, ой блажишь.
– Давно ли Сеньке Разину голову сняли? Но то казаки. Их мало, и они далеко. А представь, если крестьяне восстанут? Как века полтора назад в Священной Римской империи. Доведенные до отчаяния и голодной смерти.
Петр помолчал.
Да и все молчали. С таким бунтом никто не хотел связываться. Ведь не договоришься. Ибо он слепой и беспощадный, словно лесной пожар.
– Так что нет, отец. Не подождет дело сие. Ибо нет ничего важнее наведения порядка на хозяйстве. Ибо отклик там долгий. Сегодня сделал – лет через десять отозвалось.
Царь взглянул на Ромодановского.
– Возразить Алексею сложно. Но недовольство будет сильно.
Остальные тоже высказались в этом же ключе.
Царевич не сдавался.
– Вот вы в Англии бывали. Добро там живут?
– Добрее нашего.
– Отчего же?
– Торговлю морскую имеют. С нее польза великая.
– Так и мы можем. Вон под боком Персия. А через нее и Индия. Учреждай торговое кумпанство совместно с персами и торгуй с Индией. Нам ведь что? Товары по Волге в Каспий спустил. Потом до южного берега. Оттуда коротким караваном до Тигра. Точнее, до его притока – того же Малого Заба. Сколько там? Четыреста верст от Решта по обжитым землям? Оттуда по воде до Персидского залива. И уже на кораблях – в Индию. У арабов да персов и свои есть. Да, хуже английских, но есть. Но мы в Воронеже современные корабли научились строить. Так что, ежели потребуется, и как в Англии им построим. Вот и торговлишка. Причем издержки будут вполне сравнимы с теми, что несут англичане. Ведь им чуть ли не кругосветное путешествие нужно совершать, чтобы до Индии добраться, проходя дважды через крайне опасный мыс Доброй Надежды[1]. Чем не морская торговлишка?
Петр подался вперед.
Остальные тоже оживились.
– Одна беда, – после затяжной паузы произнес Алексей, – чем с ними торговать? Пенькой? Дегтем? Лаптями? Англичане, чай, иные товары везут. Прежде всего мануфактурные. А как нам приумножить сии мануфактуры, ежели не решить крестьянский вопрос? Людям ведь жрать нечего. Себя прокормить не могут толком. А тут еще работники мануфактурные. И много. Их чем кормить?
Тишина.
– Полагаю, что, ежели все по уму порешать да уважаемым людям вступить в долю торгового того кумпанства или мануфактур, прибыли в кошель им капнем много больше, чем спуская с крестьян три шкуры. И дело не в человеколюбии. Это просто выгоднее.
– Ладно. Подумаем… – подвел итог беседы государь.
Остальные степенно покивали.
Алексея, впрочем, удовлетворил такой исход. Он и не надеялся, что кто-то сразу побежит и станет разбираться с такими вещами. Главное – посеять зерно сомнений и заставить задуматься.
Собрание это закончилось.
Все разошлись.
А Петр Алексеевич уже через час оказался в гостях у патриарха.
– Я не знаю, как на это все реагировать. Понимаешь? Смотришь – ребенок. Слушаешь – старик. Что за нелепость? Да еще все эти знания. Мне кажется, что он многое знает непонятно откуда. И такие вещи, от которых мурашки по коже.
– Неисповедимы пути Господа нашего, – пожал плечами Адриан.
– Ты мне это говоришь? – раздраженно спросил царь.
– Другого ответа у меня нет.
– Так найди мне ответ! Нормальный ответ! Ты патриарх или где?
– Предлагаешь напроситься к Всевышнему на прием да попросить разъяснений? Ты погоди. Мне недолго осталось. Только одна беда – оттуда не возвращаются. Рассказать тебе не смогу.
– Вот только не надо… не надо все это… – скривился царь.
– А как надо?
– Может быть, правы раскольники? А? И нынешняя церковь уже не та, что прежде? – скосившись, поинтересовался царь.
Адриан нахмурился, скорее даже почернел ликом. Впрочем, промолчал. Петр же продолжил:
– Неужели церковь за тысячелетнюю историю свою ни с чем подобным не сталкивалась?
– Зачем тебе ответы? Али сын бывший нравится больше, чем нынешний?
– Отчего же? Нарадоваться не могу. Но в иные моменты страшно становится. Вдруг это происки Лукавого? Вдруг он нас куда затягивает, втираясь в доверие? Стремится всех сгубить и церковь изжить. Понимаешь? Найди ответы, старик! Найди! И не вот такие пустые фразы, а так, чтобы ясно стало, что к чему.
– Ты слишком многого от меня хочешь. Проникнуть в замыслы Всевышнего не всегда в силах смертных.
– Может быть, дело не в силах смертных, а в тебе? Может быть, это ты не справляешься? Может быть, церкви нужен иной патриарх? Подумай. В этом деле отсидеться тебе не получится, как тогда во время заговора и бунта.
Андриан вскинулся было что-то ответить, но осекся.
– И церкви не получится отсидеться. Я ведаю о том, что ты о заговорщиках знал. И не донес.
– Тайна исповеди.
– Болтать-то мне не надо. Исповеди…
С тем и удалился.
Царевич же тем временем вернулся к себе.
Разговор этот совершенно его вымотал. Очень сложно было объяснять людям, что они дураки, и стараться не указывать на это прямо. Никто ведь не любит себя чувствовать таковым. Даже если это так.
Оттого выжали его сии дебаты словно тряпку, что бабы на реке после стирки крутили в две, нет, в четыре пары рук. До треска. Чтобы даже капелька лишняя не наворачивалась.
Покушал. И завалился подремать. Мозгу требовался отдых. Заодно спросонья можно было бы обдумать все заново. Припомнить, кто как реагировал. И постараться прикинуть невысказанное…
А ближе к вечеру пришла Арина.
Он ей сразу по приходу дал поручение – собрать слухи свежие. Особенно те, что вокруг посланников иностранных держав крутятся. Ну и материалы наружного наблюдения. Кто куда ходил и с кем беседы вел.
Но было тихо.
Утечек о том, что с них требовал царь, никто не дал. Видимо, поверили увещеваниям, будто османы, узнав о желании русских воевать дальше, станут лучше готовится. Отчего ничего толком не выйдет и придется сворачиваться, прекращая войну как есть. Даже слуги, что у посланников служили, ничего такого не слышали…
– Молчат?
– Молчат.
– А что говорят о том, ради чего отец их вызывал?
– О войне с турком. Дескать, просит возобновить Священную лигу, дабы добить Великую Порту. Что ныне к тому самое время. Слаба ибо. Оступилась. Тяжело ей. Очень тяжело. Так что самое верное – продолжать ее бить. А не отступать в благородстве, давая подняться с колен.
– Ругались?
– Может быть. Но то не слышно было.
– Письма, может, стали куда какие отправлять?
– Письма – да, по столицам отправили. Однако, о чем в них, те люди, что о том узнали, не ведают. Полагают, что в них пересказывают просьбу государя о возрождении Священной лиги и продолжении войны.
– Интересно…
– Отец твой у патриарха ныне был. Ругались о чем-то. Иногда из-за дверей даже крик слышался. Но неразборчивый.
– Когда? – напрягся Алексей.
– После того, как ты ушел от него. Он чуть выждал и побежал на подворье.
– Даже так… – помрачнел царевич.
Догадаться о цели того визита было нетрудно. Алексей шагнул на тонкий лед, поднимая сложную тему. Медлить с ней действительно было нельзя. Но он помнил, как на него смотрели окружающие аристократы. Не то чтобы с ненавистью или со страхом. Нет. Странно. Как на дурного или больного. Возможно, душевнобольного. И видимо, семя сомнений он посеял не то и не там.
– Что-то случилось? – тонко почувствовав настроение парня, поинтересовалась Арина.
– Нет. Пока нет. Мне нужно подумать… и да, с патриарха глаз не спускать. Я хочу знать о каждом его шаге.
