Мира Баук
Меня не видно изнутри
– О да, не сомневайся. Это ещё цветочки.
Снисходительно вздохнув, она умыкнула телефон у хихикающих Дианы и Фрэдди.
– Сколько можно рожи корчить… Вас что, Рем укусил?
Как приятно было оказаться на земле после шатающейся кабинки – понять меня могла только Диана. Я присела на скамеечку вместе с ней и, пока Ди приходила в себя, перекидывала фотографии с телефона Марго на свой. Чуть в стороне от нас молча курил Север. Вид у него был ещё более мрачный, чем обычно. Заводить беседу я не решилась.
Остальные крутились возле продуктовых палаток: почему-то не наелись. Мне же, несмотря на отсутствие ужина, кусок в горло не лез. В ожидании я наблюдала, как Марго, повиснув на плече Фрэдди, изучает прейскурант. Рядом Шейла и Марк делили один вафельный рожок на двоих. Вероника с Ремом ловко сновали в толпе, раздражая всех игрой в салочки.
Решив присоединиться к Марго, я предупредила Диану, что скоро вернусь – она так неуловимо качнула головой, что это было больше похоже на глоток, – и оставила её на попечение сумрачно-задумчивого Севера.
Толпа плотно сходилась вокруг касс. Мимо протискивались люди с бумажными пакетами и воздушными шариками. Не разбирая пути, я с трудом отыскала Марго, но так и не смогла добраться до неё. Мой оклик в шуме чужих голосов она не расслышала. С трудом выглядывая между чужих плеч, я подобралась ближе и почти коснулась её руки, как вдруг услышала обрывок речи, явно не предназначенный для сторонних ушей:
– Так что, серьёзно, у них роман? Мистер Ледум это кто, бакалейщик?
– Да.
– И влюбился в девчонку-флористку из «Цветов радуги»?
– Типа того. Сохнет по ней.
– Она же мелкая. Мы вроде в одной школе учились. Ей сколько лет-то, восемнадцать?
– Двадцать. Но всё равно он её в два раза старше. Ему сорок пять.
Друзья нисколько не стеснялись щекотливой темы, прекрасно понимая, что слова потонут в плотном людском гомоне, но я стояла близко и всё слышала. Никто меня так и не заметил, и теперь было неловко обнаруживать своё присутствие.
– Погоди. Он что, этот… sugar daddy? 8 – игриво хихикнула Марго.
– Тихо ты, – шикнула на неё Шейла. – Ты ещё в газете напиши.
– Я бы написала. Только кому это надо? Все же и так про них всё знают, – голос её принял примирительно-рассудительный тон. – Как там её зовут?
– Ангелина, – сообщил Марк.
После короткого замешательства послышался возмущённый вздох Шейлы:
– Уже и познакомиться успел.
– Ах, ну конечно, у неё же на бейджике написано «Эй, девушка, пэрсик души моей!». Вот так я должен к ней обращаться, когда покупаю тебе цветы? – недовольно пробубнил Марк.
Не обращая внимание на их колкости, Марго вдруг зажала нос щепотью пальцев и загнусавила мерзким голоском, как стереотипный горе-репортёр с насморком:
– «Мистер… э-э… Ледум – закоренелый бобыль в поисках… э-э… любви. Какого лешего… э-э… ему понадобилась романтика… на старости… э-э… лет? И что от него нужно… э-э… сошедшей с… э-э… небе-е-ес красавице Ангелине? Оплатит ли он ей обучение в… э-э… университе-те-э? Или откупится ма-а-ароженым? Оставайтесь с нами!».
Вероника и Рем покатывались в голос.
– Не сказала бы, что она красавица, – хмыкнула Шейла. Её всё это явно не забавляло.
– Не красавица вообще, – подтвердил Марк с горячим убеждением. – Смысл в том, что с такой разницей в возрасте они весь чудесный разрыв поколений нам попортят, и будем мы чинно-мирно распивать чаи в компании родителей за просмотром мемов…
Марго прыснула в кулак.
– Ну тебя понесло, Марк…
Фрэдди, прежде молчавший, подал голос – тон звучал буднично:
– Давно это у них?
Я совсем не ожидала, что Фрэдди, такой тактичный, обходительный, может интересоваться сплетнями, однако Шейла не удивилась и лишь нетерпеливо охнула:
– Камо-о-он, Ру́бус… Ты не в курсе что ли? Вроде живёшь в трёх шагах от бакалеи. Понимаю там – Марго год дома не была, а ты-то что?
– Ну уж извините, Ваше Дерзейшество, мисс Пие́рис – мне некогда следить за жизнью соседей. Я своей занят. Это ты в курсе, кто с кем спит, кто кому денег должен…
– Ну уж не настолько…
– Эти двое уже месяц шифруются, – вклинился Марк, пока горячая тема не слилась. – Торчат после закрытия под аркой у бакалеи и целуются. Все делают ставки, когда Ледум наконец позовёт её на свидание.
– А ты-то откуда знаешь, когда они целуются? Следишь что ли?
– Ага, каждый вечер на машине круги вокруг квартала наворачиваю… Ну наконец-то!
Увидев, что заказ готов, Марк ринулся к кассе. Я попятилась назад, чтобы он меня не увидел – благодаря росту это удалось без проблем, – и, на всякий случай пригнувшись, аккуратно выбралась из плотной очереди.
Я не хотела думать о сплетнях, но подслушанный разговор застрял в голове. Если бакалейщик и флористка ни разу не были на свидании, почему все так уверены, что у них роман? Верят Марку на слово? Тоже караулят их за поцелуями? Интересно, герои происходящего сами-то в курсе, что всем известно об их чувствах?
Что-то мне подсказывало, что нет.
Маленький город. Не такой уж спокойный, как могло показаться на первый взгляд. Аналогия с глубокой медленной рекой была верной – кто мог знать, что скрывается на дне? Я всё ещё не до конца понимала, что здесь происходит, но чувствовала нутром, что в этом месте стоит быть очень и очень осторожной. А лучше всего – держать язык за зубами.
Тайны и были тем самым подводным течением Атермонта.
Глава 3. «Синяя дверь»
Я проснулась рано. Неясное предчувствие заставило меня открыть глаза, и, как только я это сделала, сон больше не возвращался.
Мне снились развалины старого замка на одинокой кривой скале, белой от морской соли. Останки некогда величественного оплота, окутанные лучами солнца. Море застыло внизу обломками аквамарина и недовольно гудело.
Я должна была найти Марго.
Я звала её, блуждая в одиночестве между поваленными, подёрнутыми паутиной трещин мраморными колоннами. Выискивала её фигуру в каждой тени. Но единственными зрителями были сизые чайки. Они планировали над обрушенным временем сводом, обнажившим синеву неба. Сверху сыпались холодные перья.
Я здесь, – чей-то голос коснулся слуха, и я огляделась.
– Кто здесь?
Ответа не было. Эхо рассеялось. Зал заполнила гулкая тишина.
Я осторожно пошла по выцветшей тканой дорожке среди обломков мрамора. Под шагами взметались облачка пыли. Уцелевшая колоннада походила на тронный зал, но вместо трона вела к замшелому тупику.
Стену прореза́л тонкий потусторонний свет. Под густым покровом мха притаилось малюсенькое мозаичное окошко не больше ладони. На нём был изображён подсолнух. От прикосновения к рисунку кусочки стекла провалились наружу и посыпались. Как высохшие лепестки они вращались над морем.
Танец снежных перьев всё продолжался. Одно из них нырнуло в пустое оконное отверстие и опустилось на горячий мрамор. Спустя секунду от пера осталась лишь пара солёных капель, да и те мигом испарило солнце. Я растерянно провела подушечками пальцев по острым крупинкам соли.
Где ты?
Надежды на ответ не было. Впереди стелилась пустынная даль неба да лазурная гладь воды.
– Я здесь, – послышался спокойный шёпот за моей спиной.
И чья-то тёплая тяжёлая рука легла мне на плечо.
Я знала, кому она принадлежит.
Я наконец моргнула и поняла, что всё ещё лежу. Из тёплой мягкой постели выбираться не хотелось. Хотелось не шевелиться и наблюдать весь день, как тонкий тюль колышется в потоке прохладного ветерка. За приоткрытым окном, сбрызнутым цветом витража, медленно светлело. По словам Марго, отсюда открывался бесценный вид на живописные закаты, но уже второй день мы возвращались затемно.
Я нащупала телефон и, зажмурившись, поднесла его к лицу. Четыре утра. Как вообще можно открыть глаза спустя три часа сна и чувствовать себя бодро? Я решила умыться и поискать на кухне что-нибудь поесть, а потом, когда наступит полноценное утро – заглянуть к Марго. Может быть, сегодня мы всё же пойдём на пляж? Вчерашний шторм, конечно, устраивала не я, но мою совесть это не волновало.
Я аккуратно прикрыла дверь в комнату, и, радуясь успеху, чуть не вписалась в темноте в отполированный бильярдный стол. Чуть не выругавшись, вдруг остановилась. Сквозь щель в коридор скользил тусклый оранжевый луч света. Дверь в комнату Розы была приоткрыта.
Сидя спиной к двери, Роза склонилась над ноутбуком и ожесточённо клацала по клавиатуре – за спиной не было видно, пишет ли она сообщение или роман-эпопею. Так как Роза не заметила меня, я решила не шуметь водой в душе и тихонько спустилась по восточной винтовой лестнице.
В кухне было пусто и прохладно. Из приоткрытого вверх окна доносился запах влажной земли. Стоять босиком на холодном кафельном полу было неприятно. Я быстро добралась до холодильника. Полки его были заставлены доверху, и это многообразие пугало. Отыскав в дальнем углу безобидные сэндвичи, я потянулась к добыче.
– Хоть бы меня позвала, – недовольно буркнула Марго над ухом.
Подскочив, я с чувством выронила бутерброды. К счастью, кроме ругани на пол ничего не посыпалось.
– Марго! Чёрт тебя дери…
Она сложилась пополам и тихонько захихикала. Сердце глухо ухало в моей груди, прибивая тело к земле. Чтобы не осесть на пол, я вцепилась в дверцу морозильной камеры.
– Нельзя же так пугать…
Всё ещё смеясь, Марго мирно опустила ладони на мои плечи, а потом погладила по голове.
– Прости, солнышко… Прости. Я думала, ты слышала, как я иду за тобой.
– А чего ж не окликнула?
– Боялась испугать.
– Иронично…
Мы снова повернулись к холодильнику. Тарелка с сэндвичами едва не превратилась в неопознанный летающий объект – она держалась на весу между дверцей и полкой исключительно благодаря везению. Я вернула тарелку на полку и сдвинула с неё пищевую плёнку.
– Чем сегодня угощают? – аккуратный носик Марго поравнялся с моим.
– Сэндвичи… кажется, с индейкой, – достав один, я приподняла кусочек тоста вверх. – Да… И ещё апельсиновый сок вон стоит.
– О, супер! – извернувшись, Марго отхватила огромный кусок моего сэндвича.
– Воришка!
– Прифол, увивел, отфусил!
Она уютно забралась с ногами на стул и подтянула к себе колени. Марго была в сиреневой пижаме: мягкой кофте и смешных штанах с мишками. С пола на меня таращились её серые тапочки-броненосцы. Вид нелепый, но было в этом что-то душевное, домашнее.
– А ты мне сегодня снилась… ну почти.
Любопытные синие глаза пришпилили меня к земной тверди. Подвинув пару пустых стаканов, стоящих в центре стола, я разлила сок – к счастью, не по скатерти – и рассказала Марго о сне, пока в памяти были свежи детали. Но о том, чья рука коснулась моего плеча, умолчала.
Я слишком много думаю.
Позавтракав, мы перебрались в комнату Марго, где укрылись большим мягким пледом. На фоне журчал телевизор. По экрану в океанической толще планировали стайки перламутровых медуз, похожие на диковинные гибкие пионы. Это был первый фильм без актёров, который мы смотрели вместе, и с непривычки к документалистике Марго молча моргала перед экраном. Прижавшись щекой к её груди, перебирая пальцами мягкий флис пижамы с мишками, я наслаждалась убаюкивающим теплом её тела. Пока Марго меня не отпихивала, я предпочитала не напоминать, что она ненавидит обниматься.
– Может, сегодня искупаемся?
Марго озадаченно пошевелилась.
– Ты серьёзно? А как же риск замёрзнуть насмерть в «ледяном южном море»?
Я лениво пихнула её в живот.
– Тоже мне мастер сарказма. Хотела тебя порадовать… Но если ты боишься за мою жизнь…
– О, не-не-не. А ну прекрати. Я только убедилась, что ты не бредишь во сне, – хихикнула Марго. – Ты же знаешь, я всегда «за». Обожаю море. Ди называет меня морской богиней.
Она горделиво расправила плечи, но побоялась меня потревожить и погладила по локтю.
На экране огромный скат уплывал в темноту точно гигантский инопланетный корабль. Его стальные крылья прорезали глубины океана, и светящиеся песчинки подводных организмов поблескивали вокруг, как крошечные далёкие звёзды.
– Марго, если Вселенная постоянно расширяется из-за Большого взрыва, то почему в нашу сторону что-то постоянно летит? Кометы там всякие, астероиды… У нашей галактики, что, такая сильная гравитация?
– А может не гравитация, а просто одни объекты, двигаясь быстрее других, врезаются в них, и от столкновения их отбрасывает в обратную сторону?.. – задумчиво ответила она.
– М-м… Может и так, да.
– Фрэдди считает, что Большой взрыв был не один. И до сих пор что-то происходит в космосе: чёрные дыры, слияние и взрывы звёзд, смена траекторий. Мало ли что еще.
Марго выглядела серьёзно – точно учёная на конференции. Я вспомнила Фрэдди, его непринуждённую улыбку и лёгкость в общении – в этом они с Марго были очень похожи. А ещё я вспомнила их тесные объятия, поцелуй в щёку и радость от встречи друг с другом…
– Тебе нравится Фрэдди?
Вопрос прозвучал прежде, чем я решила его озвучить. Марго медленно повернула голову и с ухмылкой склонилась сверху, глядя на меня как на любопытную сестрёнку. Я покраснела.
– Ох, ладно, поняла. Забудь.
– Не «нравится», Алекс. Он мне как родной, – без стеснения объяснила Марго. – Мы дружим с начальной школы. И как-то в третьем классе даже пробовали целоваться…
– О… И как?
Думаю, мои выпученные глаза были не лучшей маскировкой интереса.
– …и в десять лет ничего хуже с тобой произойти не может, по-моему, – рассмеялась она. – Он нормальный, правда. Просто мы были детьми. Мы сделали это из любопытства, облизали друг другу лица… пытаясь понять, как всё вообще происходит. Но никогда ничего друг к другу не испытывали в романтическом плане.
– И что дальше?
Марго прозаично пожала плечами, не отрываясь от просмотра.
– А что дальше? Случайным свидетелем сего неуместного эксперимента стал мой отец. Он так наорал на бедного Фрэдди, что тот… пха-хах… две недели боялся… показываться около нашего дома, – она начала смеяться и теперь делала паузы. – Папа подумал, мы, типа… Ромео и Джульетта. На самом деле я была так рада, что не придётся видеться. Было очень неловко и ужасно смешно. Но скорее неловко… Мама еле успокоила папу. Стоило ему показаться на горизонте, Рубуса как ветром сдувало. Тоже мне «хлаблый лыцарь».
– Рубус – это фамилия Фрэдди, – сказала я вслух, чтобы запомнить, и Марго улыбнулась.
– А «миссис Рубус» тебе ни о чём не говорит?
Смущённо кивнув в ответ этому очевидному замечанию, я отвернулась к экрану. Марго тему не продолжала. Снова устроив голову на её груди, я долго глядела на крадущегося по дну осьминога, что маскировался под цвет то одного, то другого кораллового рифа, и в конце концов зарылся в песок. Под мерцание океана и ровное дыхание Марго я вскоре задремала.
За завтраком, для нас уже вторым по счёту, Роза выглядела устало. Хотелось предложить ей стопку блинчиков вместо подушки. Рядом с её тарелкой, полной несчастной остывшей овсянки, лежал открытый учебник по фотографии для начинающих. Когда она успела его раздобыть?
Мне хотелось расспросить Розу, почему она так выматывает себя, не спит ночами, но если уж она увильнула от расспросов родителей – надо заметить, так же умело, как и от требований унести книгу, – то мне и вовсе не стоило к ней лезть. Судя по беспечному выражению лица Лидии Равел, всё было под контролем.
Дедушка Реган по обыкновению молчаливо завтракал, неловко, но самостоятельно отламывая вилкой омлет, и кивал кому-то неизвестному в ответ на незаданные вопросы. Лили следовала примеру Марго и молча копалась в телефоне. Все так сосредоточенно поддерживали иллюзию спокойствия, что упустили это из виду. Оказавшись без главного зрителя, Натан со скуки строил башенку из порезанной кубиками вафли.
В дверях столовой показались Альберт и Амалия Равелы. Дочери с ними не было. Её место за столом пустовало.
– А где Крис? – спросила я.
Альберт поглядел на меня с неуютно весёлой улыбкой, не вязавшейся с его проницательностью, и поведал, что Кристина поднимается не раньше полудня. А Марго ещё жаловалась, что я поздно встаю. Айзек с иронией отметил, что если спать столько, сколько Кристина, то можно всю жизнь проспать. Амалия молча улыбнулась ему и положила на тарелку мужа пару тостов с джемом.
– Крис ложится поздно, а встаёт под вечер… Тот ещё упырь, – отметил Натан.
Он вовремя склонился над своей башенкой – брошенная Марго салфетка дугою промелькнула над его макушкой.
– И в кого ты такой уродился… Тролль высшей категории.
Мне показалось, что в столовую пробралась осипшая, простуженная мышь. Оказалось, это засмеялся дедушка Реган. Мы с Марго переглянулись и едва удержались, чтобы не присоединиться. Возможно, мы единственные расслышали его смех.
Марго, как всегда в бодром расположении духа, расправлялась с третьей вафлей. Она заглатывала их чуть ли не целиком, увлечённо листая ленту новостей под столом.
– Куда ты так спешишь? – спросила миссис Равел, не глядя отставив открытую маслёнку в сторону от Натана – он то и дело норовил вписаться туда локтем.
– Уж сегодня-то мы точно пойдём купаться! – категорично заявила Марго.
Мистер Равел пожал плечами – в точности как Марго пару часов назад.
– Сомневаюсь. На море шторм.
– Опять?!
– Это море, радость моя. Оно никому ничего не должно.
Марго замерла с вилкой в руке. От её расстроенного вида я почему-то опять почувствовала себя жутко виноватой и всерьёз задумалась, может и правда есть какие-то заговоры на погоду?
– Алекс, – обратилась ко мне миссис Равел, обаятельно улыбаясь. – Мы с тобой так и не познакомились как следует. Всё не до того. – Расскажи о себе? Чем твоя семья занимается?
Вопрос сработал как бомба замедленного действия. Две ночи прошло! Я физически ощутила, как краска сходит с лица. Но так как смотрела на меня не только Лидия, но и все остальные – и особо пытливо Этан, – пришлось собраться, чтоб не упасть в грязь лицом:
– Моя мама преподаёт пение, а папа плотник. У меня есть старший брат Эван. Он торговый представитель, — человек-оркестр, что меняет работу раз в месяц, но, разумеется, об этом я промолчала, – С нами ещё живёт бабушка. Она раньше была директором музыкальной школы.
– Вы тоже живёте в одном доме? – обрадовался мистер Равел.
– В одной квартире, – ответила я слегка смущённо. – Мама всегда мечтала о том, что у нас будет собственный дом, но пока что не получается.
Самоуверенная улыбочка Этана сошла с его лица.
Интересно, как он теперь запоёт – и смотреть на меня не станет, наверное?
Я честно рассказала о том, как мы живём и где мы живём. Равелам, кажется, было невдомёк, как можно покорно прозябать в нищете, ютиться в двух комнатах целой семьёй. Я боялась, что Марго будет стыдно за такую подругу, но она поддерживала меня сочувственным взглядом. Равелы никогда ни в чём не нуждались, для них достаток был прямым следствием упорного труда, а бедность говорила о неумении распоряжаться деньгами. Но как распоряжаться тем, чего у тебя нет?
У папы были «золотые руки», он мог собрать что угодно – всегда всё сам, ладно, на совесть. Настоящий мастер. Но это не помогало. Папа безуспешно атаковал газеты объявлениями, заказов стало совсем мало, так что мы были на мели. Маме приходилось работать на три ставки, но на жизнь всё равно не хватало. Немного выручала, разве что, пенсия бабушки, да и Эван крутился как мог. Найти нормальную работу, не попавшись на обман, было очень трудно.
Когда-то великий, процветающий город с развитой промышленностью и культурой, теперь был разворован чиновниками, мошенниками, переполнен жадными до наживы владельцами торговых центров. Захудалое место. И пока я наслаждалась деликатесами и восхищалась достатком Равелов, дома третий год от стен потихоньку отклеивались обои.
Скорее бы выучиться и начать работать.
Как тут не уехать? Невыносимой была мысль, что придётся всю жизнь провести на краю света, перебиваясь с воды на хлеб. Я старалась не вспоминать об этом, чтобы не портить настроение, но в одном была убеждена на сто процентов – что бы ни случилось, как бы ни было трудно, жить на родине ни за что не стану.
Лидия смотрела на меня мягко, с сочувствием, как и Марго. Удивительно, как она была добра ко мне – такая собранная, деловая, и всё же чуткая, душевная женщина. Миссис Равел спросила, нужна ли нам помощь, но, естественно, я отказалась.
– Извините. Мне нужно позвонить родителям. Спасибо за завтрак, очень вкусно.
Я улыбнулась Лидии, большим глотком допила божественный кофе и выскочила в холл. Мама взяла трубку почти сразу. Из динамика блеснул привычно взволнованный, оживлённый голос.
– Доченька!
Даже несмотря на расстояние и долгую разлуку, а может и благодаря им, голос мамы действовал на меня как мощное успокоительное. И хотя я ненавидела телефонные разговоры, звонки родителей были приятным исключением. Не было заботы, правильно ли я говорю, какое впечатление производят мои слова – мама и папа и так знали меня как облупленную.
– Ты уверена, что готова остаться там так надолго? Ты никому не помешаешь?
– Мам, мы же всё сто раз обсудили. И я уже тут.
– Но полтора месяца! Это так ДОЛГО. У меня сердце не на месте. Я волнуюсь…
Мама. Холерик напополам с сангвиником. Несмотря на её весёлый нрав, доброту и открытость, эта взрывная смесь каждый раз съедает добрую половину моей энергии. В общении с мамой я всегда чувствую себя как на захватывающей карусели из пороховых бочек. Пока ты сидишь смирно, всё хорошо, но стоит накалить градус общения, начинается катастрофа. Спорить с ней бесполезно, всё равно что с зеркалом (и даже хуже, чем с Марго).
– Я знаю. Мам, не переживай. Мне здесь очень нравится.
– Ты можешь вернуться в любой момент!
– Я знаю, мам.
– Я надеялась, ты сразу приедешь! Так соскучилась по тебе…
– Я тоже соскучилась.
– У тебя точно всё в порядке?
– Всё хорошо, мам.
В трубке послышался сентиментальный вздох.
– Как устроилась на новом месте?
– Прекрасно! Равелы так радушно меня приняли. Выделили мне целую комнату! – я поспешно замолкла, боясь показаться корыстной, и улыбнулась. – Они чудесные люди, очень гостеприимные. Спрашивали, как у вас с папой дела…
– Дела хорошо! Всё хорошо, выкручиваемся. Ты им тоже от нас большой привет передавай!
– Конечно, – конечно, я, как обычно, забуду этот привет передать.
– Чем сегодня займётесь? Будешь книгу писать?
Опять про книгу. Мысль о Делире без спросу вклинилась между радостью и любовью. Я небрежно отодвинула скептичного писателя на задворки сознания.
– Мы с Марго хотели искупаться, но поднялся шторм. Похоже, придётся торчать дома.
– Шторм только на море? А в городе? Сходите погуляйте! Чего дома сидеть?
Тоже верно.
– Может быть. Здесь очень красиво, зелено, солнечно… Такой маленький средневековый городок. Тебе бы точно понравилось… А особняк Равелов прямо-таки здоровенный!
– Я очень рада, что тебе там хорошо! – было слышно, что мама улыбается.
– Жаль, что тебя… что вас с папой нет рядом. Ты бы отдохнула… Я… скучаю очень.
– Мы тоже скучаем и очень ждём твоего возвращения! – ответила мама, задушив меня волной теплоты. – У меня сегодня частники после обеда, я готовлю завтрак. А папа собирается чинить машину, но пока вот тут замер – слушает, хочет тоже поговорить. Включаю громкую связь!
Мама принялась воздавать похвалы папе. Машина дышала на ладан, но папа упрямо возился с ней, то разбирая, то собирая, то пересобирая до тех пор, пока что-то опять не ломалось. Он наотрез отказывался ехать в автомастерскую. Платить мастерам было нечем.
Родители рассказали о планах забрать Веронику на каникулы. Наша Вероника – да, её звали точно так же, как и сестру Севера, – приходилась мне племянницей. Она была дочерью моего старшего брата Эвана. Пока Эван был женат, он жил с семьёй в другом городе, но, когда его брак развалился, ему осталось только вернуться к родителям. Они очень любили внучку и не хотели мириться с расстоянием, поэтому каждое лето забирали её на каникулы. Несмотря на мамины вздохи, моё нескорое возвращение был весьма кстати: спать втроём вместе с бабушкой и Вероникой на одном диване было бы уже слишком.
Перелив дверного звонка оглушительно обрушился на холл. Я было ринулась открывать, но нерешительно застыла. Это ведь не мой дом. Пока мама расписывала последние события, заполняя всё пространство между короткими тёплыми возгласами папы, я под гнётом сомнений топталась на коврике у входа. К счастью, из столовой показался Этан. Он улыбнулся так проникновенно, что аж зубы свело – надо же, не передумал меня очаровывать, – и пересёк холл, чтобы отворить дверь.
На пороге стояли две девочки – смугленькая темноволосая, повыше и постарше, и маленькая рыжая с веснушками. На мой немой вопрос, что они тут делают, ответил Этан:
– Мия, Нелли – заходите. Лили сейчас позавтракает и выйдет.
– Я уже пожавтракала! – с набитым ртом заявила Лили.
Послышался звон брошенной вилки.
– Лили, дорогая, сначала прожуй, – попросила миссис Равел. – Девочки подождут.
– Ну я же тожоплюсь!
– Пять секунд тебя не спасут, – спокойно ответила Лидия. – Возьми салфетку.
В ответ ей послышался громкий смиренный вздох. Натан едва различимо фыркнул, но Лили показательно обделила его вниманием. Прикрыв дверь, Этан отошёл в сторону: нужно было проводить Лили вместе с её подружками. Пока Марго не было рядом, он якобы бесхитростно, между делом потянулся, хвастая пропорциями Аполлона. Я обалдело отвернулась – совсем обнаглел – и легонько помахала девочкам:
– Привет, Мия. Привет, Нелли. Я Алекс.
– Здр-сьте.
Мия и Нелли переглянулись и прижались друг к другу как воробушки на ветке. Смутились ничуть не меньше меня. Этан с силой сжал губы, пряча улыбку.
Голос мамы в трубке возмущённо воскликнул. Я вспомнила о разговоре и согласно хмыкнула в знак поддержки. Речь потекла дальше. Длинные монологи утомляли, но я скучала по маме и готова была терпеть даже это.
В столовой скрипнул отодвинутый стул. Затем послышался стремительный, почти слоновий топот. Чуть не врезавшись в меня, шёпотом извинившись, Лили, вся розовая, ускакала к подружкам. Почему-то рядом со мной она совсем терялась и в ответ на любые вопросы только качала головой. Когда я поделилась наблюдениями с Марго, она тайком намекнула, что Лили меня очень стесняется, но почему – неясно. Наверное, это была общая черта всех девятилетних девочек.
Я попробовала вспомнить себя в её возрасте – и не вспомнила.
– Добрый день, дорогая Мия! Добрый день, дорогая Нелли! Как же я рада вас видеть! – Лили старательно копировала деликатную манеру речи матери. – Сейчас. Вы подождите немного, хорошо? Я только туфли надену, и мы отправимся на прогулку.
Пока она доставала с подставки обувь, я рассматривала Мию и Нелли. Этакие девочки-ангелочки. Они тихонечко подсказывали Лили, какие туфли надеть – сиреневые с блёстками или розовые с бантиками. Выбрали розовые. Девочки искоса посматривали то на «дядю» Этана, то на меня с телефонной трубкой у уха – похоже, в их представлении я тоже была взрослым человеком.
Этан перешёл ко второй стадии плана «Свести Алекс с ума». Он вальяжно, по-семейному встал рядом и прижался ко мне плечом. По лицу его расползалась сентиментальная насмешка: «Ах, дети… Как быстро они растут…». Этан смахнул фантомную слезу в уголке глаза. Я рассеянно улыбнулась, не отвлекаясь от голоса мамы.
Лили, Мия и Нелли с хихиканьем шушукались у двери. Вначале мы с Этаном делали вид, что не замечаем их внимания, сосредоточившись каждый на своём – я на телефонном разговоре, а Этан – на мне. Но потом как-то вышло, что, не сговариваясь, мы синхронно повернулись к девочкам. Точно пойманные за подглядыванием в замочную скважину, они ещё громче заговорили о туфлях. И даже мне начала нравиться эта забава.
Этан поймал волну. Он игриво прищурился и, наклонившись ближе, ласково убрал прядку волос, опавшую на моё лицо.
– Отличная погода для прогулки. Как считаешь? – тихо и глубоко спросил он.
Прикрыв трубку ладонью, я нервно засмеялась, но ничего не ответила. Мне едва удавалось вовремя хмыкать в ответ маме. Было совершенно не до любезностей. Тогда Этан, пользуясь ситуацией и откровенно наслаждаясь любопытством подружек Лили, положил руку мне на талию.
– Хочешь со мной прокатиться, солнышко? – спросил он с томной улыбкой, от которой колени подгибались. Я даже не сразу смогла его отпихнуть.
Откуда он знает, что Марго называет меня солнышком?
Покуда меня от нежности не расщепило на атомы, я сердито вывернулась из смыкающихся объятий Этана. В зеркале отразилась красная с головы до ног девушка. Ой, видела бы Марго – позор мне. Спасаясь от неудержимой страсти её братца, я устроилась у стены на нижней ступеньке лестницы. Этан только добродушно посмеялся и закрыл за девочками дверь, а потом – наконец-то – скрылся в столовой. Я с огромным облегчением вернулась к телефонному разговору.
– Знаешь, Вероника сказала, что хочет жить с нами, – произнесла мама дрожащим голосом. – Хочет жить здесь, когда станет старше.
Эта растерянная, печальная интонация была знакома мне до боли. Тоска проклёвывалась настойчивым ростком, едва речь заходила о семейных отношениях, а они всегда были непростыми. Сдерживая слёзы, мама с гордостью рассказала об успехах Вероники: как она прилежно учится и старается во всём быть похожей на меня.
Хотя родители меня не видели, захотелось уставиться в пол.
Почему-то они считали меня отличным примером для подражания. Особых успехов я не достигла, а те, что случались, были заслугой мамы. Она преподавала мне пение – и я пару раз побеждала в вокальных конкурсах. Она привела меня в литературное объединение – и стихи мои стали печатать в маленьких газетах. Это мама привила мне с детства любовь к слову: лаской, настойчивостью и вниманием. И любовь эта осветила мне путь в Академию Билберри.
Семья гордилась тем, что я училась в Билберри, только вот зачисление случилось чудом: мне не хватало баллов, чтобы пройти конкурс, и в последний момент одна из абитуриенток выбрала другой университет. Я заняла её место, потому что мне просто повезло. В общем, на этом поводы для гордости заканчивались.
Двери столовой снова распахнулись. Я было приготовилась к контратаке Этану, но вместо него показалась Роза с горячо любимой книгой под мышкой. Я радостно помахала ей.
Слегка взъерошенная, как хэллоуинская ведьма, с рассредоточенным взглядом и сероватыми кругами под глазами, Роза вяло хмыкнула и, зажав книгу между коленей, принялась скручивать волосы в пучок. Этот не вдохновляющий образ вскоре сменился быстрым шагом через арку к задней части дома, где находился огромный, почти пустой зал, в котором, видимо, Равелы проводили званые вечера. Посреди зала стоял большой старинный чёрный рояль и несколько мягких стульев. Марго сказала, что раньше на инструменте играла бабушка, потом училась Роза, но ей это дело быстро наскучило.
Отсюда вели два прохода, прикрытые резными дубовыми створками: слева был кабинет мистера Равела, справа – домашняя библиотека. Позади рояля раскинулась двойная белая застеклённая дверь с видом на задний двор. Это был выход на веранду.
