Надежда Ивановна Арусева
Солнечный дождь из черной дыры
Глава 7. Возвращение в лоно семьи
Вадик не ночевал дома уже третью ночь. Как уехал следующим после скандала утром, так больше не появлялся и не звонил. Обнадёживало то, что уехал без вещей и громких слов о разводе. Всё-таки побоялся окончательно обрубить все концы. Мало ли… Однако трое суток под прямым воздействием Лары – это уже опасно. Кроме того, в любой момент эта сектантка в белом может объявиться. Сколько она там времени дала на сбор денег? В общем, Нинель Борисовна, несмотря на свою железобетонную нервную систему, мучилась бессонницей и… паниковала. Выход из неприятностей она всё-таки нашла, но уж очень он ей не нравился. Как бы чего похуже не накликать! Но альтернативы никак не находила.
Нинель спустилась на кухню.
Вера последние дни вылавливала Юльку, как только та появлялась на пороге, и ходила за ней по пятам: «Юлечка, давай я тебя ужином накормлю», «Юлечка, как дела на работе?» и, не дожидаясь ответа, «Юлечка, а ты сегодня этого мальчика, Стаса, так его, кажется, зовут, не видела?»…
Как раз сейчас Вера хлопотала вокруг Юли.
– Хватит кудахтать! Вера! Сядь и меня послушай. И ты, Жулька, тоже. Завтра вечером, Юля, пригласишь к нам в гости этого своего рыжего Стаса. К семи часам, – приказала бабка.
– Хорошо, если он не будет занят, – с удивлением согласилась Юлька.
– Меня не интересует, занят он или нет. Сказала – привези, значит, привези. Разговор к нему есть. Будем его в семью принимать.
– Мама! – обмерла Вера.
– Бабуль, а ты не торопишься, – улыбнулась Юля.
– Ты не про то думаешь, бестолочь, ишь, размечталась, покраснела прям! Надеюсь, у тебя со Стасом отношения далеко не зашли? – окрысилась бабка.
Юлька смутилась от бабкиных слов и промолчала.
– Никуда не зашли, – без слов поняла Нинель, – и не зайдут. Брат он твой.
– Кто брат?! – не поняла Юля.
– Дед Пихто! Стас, кто ж ещё.
– Какой брат?
– Родной и единоутробный! – разозлилась старуха окончательно. – Близнецы вы!
– Бабуль, у него семья есть, мама, отец и брат старший. Ты ничего не путаешь? – Юлька забеспокоилась о бабкиной вменяемости.
– Может, и есть. Только ты в зеркало посмотри. Вы ж на одно лицо. А ещё лучше на мать свою глянь!
Вера стояла бледная, прижав руки к горлу и боясь поверить в такое счастье! При упоминании своего имени она очнулась и бросилась к матери, схватила за руки и принялась целовать:
– Мама! Миленькая! Мамочка, спасибо! Спасибо!
– Да отстань ты, – брезгливо отстранилась от дочери Нинель, – полоумная! Тест ДНК всё равно сделать надо. Хотя и так всё ясно! Жулька, ты меня поняла? Завтра в семь, чтобы были здесь со Стасом. И не вздумай ему ничего говорить! Сюрприз будет.
– Да что я ему скажу, если сама ничего не знаю! Мама! Объясните мне! – попыталась что-то понять обалдевшая Юля.
– Вечера подождёшь, потерпишь! – как отрезала бабка.
Юльку обуревали странные чувства: радость и огорчение одновременно. Чувство удивительного взаимопонимания и душевной близости, которое она первоначально приняла за влюблённость, не имело продолжения. Со Стасом Юльке было легко, спокойно, было комфортно молчать, можно было говорить глупости. Но пресловутой искорки не пробегало, ни тлеющего уголька, ни дымочка. И Юльку это смущало. Теперь стало понятным такое равнодушие. Юлька нашла брата. Огорчала потеря потенциального возлюбленного. Это могла бы быть любовь на всю жизнь. Это такая редкость, чтобы были вместе любовь и понимание.
А вот в то, что это не бабкины интриги, а самая настоящая правда, Юлька поверила безоговорочно. Только было очень страшно, какую тайну столько лет хранили её родные. Этого Юлька даже представить не могла. Было страшно потерять Стаса. Как отнесётся он к такой новости? Юлька отпросилась с работы пораньше и, наплевав на бабкины предостережения, поехала к Стасу домой.
Он встретил её с удивлением и искренней радостью.
– Заходи! Что-то случилось? – сразу же почувствовал он Юлькино волнение.
Стас жил в трёхкомнатной квартире. Это была квартира с историей, то есть она была не похожа на Стаса, здесь уже с порога ощущалось тепло целой семьи. В прихожей стоял огромный гардероб. Он занимал много места, но зато мог вмещать гору одежды. Юлька сразу представила, что если его открыть, из него выпадут детские варежки на резинке, или коньки, или выкатится мяч. На стенах висели какие-то панно, чеканки, картинки в разных стилях, без какой-то общей идеи. Но при взгляде на них в памяти должно было возникать какое-то важное событие, день рождения или восьмое марта, даритель – взъерошенный мальчишка.
– Ты не один? – спросила Юлька.
– Один, – ответил Стас.
– А где твоя семья? Они скоро придут?
– Не придут, – успокоил её Стас, – можешь говорить свободно. Я живу один.
И продолжил, отвечая на вопросительный взгляд Юли:
– Родители переехали. Роман живёт отдельно уже давно, он у нас самостоятельный. И я здесь совершенно один.
Будто в подтверждение своих слов Стас открыл гардероб, оказавшийся почти совсем пустым. Там одиноко висели на плечиках пара мужских курток. Стас достал из гардероба тапочки и предложил Юльке:
– Хочешь, переобуйся, они новые. Или так проходи.
Юлька переобулась, и Стас провёл её на кухню. Кухня была светлая и очень женская, с весёленькими занавесками, усыпанными вишнёвым принтом, светлой мебелью и уютным абажуром.
– Я кофе пить собирался. У меня пирог есть. Давай со мной, – предложил он и, не дожидаясь ответа, стал накрывать на стол.
– Родители переехали в другой город два года назад, – продолжил Стас рассказывать о семье. – Ромка уже давно… Даже не вспомню. Наверное, лет десять, как один живёт. Он же чемпион, человек незаурядных способностей, голова идеями забита! Его всё время куда-то приглашали, или он сам напрашивался… У нас в семье принято говорить, что Роман заработал себе жильё сам. Но, конечно, без помощи родителей не обошлось. На науке много не заработаешь. А это родительская квартира, и её оставили мне. Ну, или меня оставили в квартире. Тут давно ремонт нужен. Но я, вообще-то, здесь оставаться не собирался, в Москву уехать хотел, поэтому с работы уволился. А потом я тебя встретил и без тебя теперь никуда не поеду. Ты мне нужна, мы вместе должны быть. Ты это тоже чувствуешь, я знаю.
Он так просто это сказал, как нечто само собой разумеющееся, констатировал факт. Они расположились за столом, Стас откусил кусок пирога и вопросительно посмотрел на Юльку. Она должна была что-то ответить. Согласиться. И Юлька почувствовала горечь, как будто потеряла единственную возможную обрести настоящую любовь.
– Я тебя приглашаю к нам в гости сегодня вечером. Вернее, передаю приглашение на ужин от моих родных.
Стас удивлённо поднял брови, но ничего не ответил, продолжая жевать. Есть Юлька не могла, кусок в горло не лез, в горле пересохло, и она неосторожно глотнула кофе, который оказался очень горячим. Она вытаращила глаза и замахала руками себе на лицо, будто могла остудить так горячий напиток.
– Юля! Ты же обожжёшься! Ну что ты как маленькая, – подхватился Стас и подал ей стакан холодной воды.
– Стас, ты мой брат! – выпалила Юлька.
Стас молча забрал у неё стакан с водой и залпом допил.
– Ты о чём? – спросил он.
– Прости! Прости! Я совсем не так хотела сказать! Ты, конечно, не можешь быть моим братом! Это мои мама и бабка так говорят! Но я же тебе говорила, у меня семейка со странностями, – и она для живописности покрутила пальцем у виска.
– Продолжай, – не принял её юмора Стас.
– Да нечего мне продолжать! Я ничего не знаю! Они утром сказали, чтобы я обязательно пригласила тебя к нам на ужин. Что ты мой брат, остальное они расскажут вечером. И я не должна была тебе ничего рассказывать. Но я не могу так! От таких новостей может сердце разорваться…
Юлька бросила взгляд на Стаса. Он был очень спокоен и серьёзен. И ей стало стыдно за свою несдержанность.
– Прости, это так глупо. Если ты на меня обидишься и даже не захочешь со мной общаться, я пойму. Ведь у тебя есть мама, и папа, и брат. А я болтаю такие глупости. Прости, пожалуйста!
– Да, у меня есть мама и отец. Но они появились, когда мне было семь лет. До усыновления я жил в детдоме. И я ничего не знаю о том, как я там появился и кто мои настоящие родители.
Стас встал, спокойно и обстоятельно вылил забытый кофе в раковину, помыл кружки, убрал пирог.
– Ни о чём не переживай, – он улыбнулся и легонько щёлкнул Юльку по носу. – Не вешай нос. Поехали, раз приглашают, нужно ехать.
* * *
Стас сидел за столом между Юлей и Верой. Юля держала его за руку под столом, и он чувствовал, как её рука слегка вздрагивает. Юлька хотела его поддержать, но, скорее, это он её поддерживал, и ему было приятно ощущать её волнение, страх за него и какую-то детскую беспомощность.
Вера не сводила глаз со Стаса, подкладывала ему в тарелку всякие вкусности и как бы невзначай касалась его руки или спины. Ей так хотелось обнять его, приласкать, как маленького. В сердце было столько нежности, что Вера с трудом сдерживалась, чтобы не расплакаться от радости и умиления. Такой красивый у неё мальчик, такой славный! Самый лучший в мире ребёнок.
Вадик на ужине присутствовал тоже. Его вызвала тёща. Звала настойчиво. Она умела настоять на своём. Хотя Вадик не сильно сопротивлялся, он как раз решил забрать кое-что из вещей. А ещё здесь пока оставалась Клеопатра. И с её местом жительства надо было что-то решать. Но Лара жаловалась на аллергию на кошачью шерсть и принять кошку не соглашалась.
Когда Юля и Стас зашли в дом, Нинель Борисовна сразу же поняла по их напряжённым лицам, что Юлька уже сообщила Стасу новость и сюрприза не получится. Тогда Нинель решила, как радушный хозяин, дать гостю отужинать, а потом начинать представление. Но аппетит из всей компании сохранился только у Вадика. Тягостную тишину за столом стоило нарушить.
– Дети мои! – начала она и сама почувствовала лишний пафос. – Дорогие мои!
Вдруг гладкое широкое лицо бабки сморщилось, как будто на него набежали волны, да так и остались. Уголки рта опустились вниз, нижняя губа выпятилась вперёд и задрожала. Бабка захлопала глазами, потом сильно зажмурилась, и по щеке покатилась одинокая слеза.
– Дети мои! Юлечка, Стасик! Сегодня самый счастливый день за долгие двадцать шесть лет. Мы снова обрели нашего сыночка, внучка Стасика. Я вижу, что Юля уже рассказала тебе о том, по какому поводу мы здесь собрались. Дети, вы должны узнать правду.
Вдруг Вадик, только что уплетавший сельдь под шубой, захрипел и закашлялся.
– Вадюша, не торопись, подавишься! Вера, не сиди, хлопни мужа по спине, – резко окликнула бабка Веру и снова вернулась к выбранному ей образу. – Много лет назад в нашей семье случились одновременно большая радость и большое горе. На свет появились близнецы – мальчик и девочка. Такие хорошенькие! Мамаши в роддоме ходили в детский бокс на них полюбоваться. Через день после родов мальчик вдруг пропал. Врачи сказали: умер. Мы погоревали… Уж как Вера плакала, как убивалась! И тогда одна женщина, медсестра, Веру пожалела и рассказала, что врачи такого хорошенького мальчика отдали в бездетную семью за деньги. Что мы только тогда не делали! И грозили, и просили, и денег предлагали! Но врачи стояли на своём – по всем документам ребёнок умер! Время тогда такое было, бесправное. Выписали Веру из роддома, и стали мы искать ребёнка. В милиции заявление никто у нас не принял, тогда мы стали деньги платить, чтобы в частном порядке малыша искали. Долго это длилось, милиция голову нам морочила. Всё, что Вадик зарабатывал, да и я тогда ещё на пенсию не ушла, мы за поиски отдавали. Жили практически в нищете. И так из года в год, пока совсем не отчаялись. Юле мы решили ничего не говорить, зачем ребёнку такие переживания. А теперь случилось настоящее чудо! Жизнь сама привела тебя к родному порогу!
Бабка замолчала. В комнате повисла тишина. Вера неслышно плакала. Вадик глупо хлопал глазами.
– Вы с Юлечкой, как два магнитика, нашли друг друга в этом безбрежном людском океане! – ввернула бабка напоследок.
Юлька во все глаза смотрела на бабку. Она не знала, сколько правды было в её рассказе, но при последних словах даже слегка приподняла руки – хотелось аплодировать. Остановило серьёзное лицо Стаса. Он сидел, уперев глаза в стол. Юлька крепко пожала его руку под столом, и он как будто очнулся.
– Но ведь я до семи лет был в детдоме. И только потом меня усыновили. Может быть, вы ошибаетесь? – спросил Стас.
– Нет! Я точно знаю, что ты мой сын! – бросилась ему на шею Вера.
– Мало ли что там у этих преступников не срослось, – очень понятно объяснила бабка.
Творческий запал у неё иссяк, и она потянулась за салатом.
– А материнское сердце не обманешь, – закончила она, накладывая салат в тарелку.
Вадик налил себе стакан водки и залпом опрокинул в себя.
* * *
Через час Стас засобирался домой, и Юлька вызвалась его отвезти. Они вышли в сад и потихоньку стали прогуливаться по дорожкам. Молчали, говорить не хотелось. Потом Стас вдруг по-хозяйски положил Юльке руку на плечо и прижал к себе, глубоко вздохнул, как будто стряхивая тяжесть с плеч:
– Это хорошо, Юля, что мы брат и сестра. Это родная кровь, это навсегда. У брата и сестры любовь и преданность в одном на двоих коде ДНК записаны. А мужья и жены любят-не любят, сходятся-расходятся…
После их ухода Вадик тоже направился было к выходу.
– А ты куда собрался!? – как хлыстом ударила тёща, слишком долго она была в образе милой бабушки, нашедшей любимого внука. От собственной приторности у неё скулы сводить начало.
Вадик пугливо обернулся.
– Куда собрался? – повторила тёща, приближаясь к Вадику. – Тебе сын нужен был? Наследник, гордость и опора? Вот тебе сын – принимай! Что там тебе любовница родит, ещё не известно. А вдруг дочку? А потом опять дочку? Тебе уже за полтинник перевалило, экспериментировать некогда. Вот тебе готовый, в штаны не дует и диплом об образовании имеет. Кстати, этот от твоих подарков отказываться, как Юлька, не станет. И людям его показать не стыдно! Короче, из семьи ты никуда не уйдёшь!
– Чего это вдруг? Как захочу, так и сделаю! – встрепенулся Вадик.
– Попробуй, я тебе время на размышление давать не стану, я сама всем расскажу, как ты собственного сына в детдом сдал.
– Да что вы меня пугаете?! Вы же сами заставили меня!
– Ну, давай рассказывай, как старая больная женщина тебя взрослого мужика заставила ребёнка бросить! Вадик, ты не расстраивайся, – похлопала его по плечу тёща. – Ты и сам понимаешь, что дома тебе лучше. Я ж вижу – оголодал! Так как Верка о тебе никто заботиться не станет. Твоя Ларка, конечно, красотка, но на овсянке долго не просидишь. Тебе плохо? На баб залазить никто не мешает, лишь бы домой возвращался. Дома хорошо, чисто, наготовлено, все твои желания по щелчку выполняются. Чего упрямиться?
– Сегодня останусь, пока… Я всё равно выпил, за руль нельзя, – Вадик резко сбросил руку тёщи с рукава и пошёл в свою комнату.
Часть 2
Глава 1. Секс во вред здоровью
Между прочим, собственное здоровье для Лары стояло тоже не на последнем месте. Общеизвестно, что половая жизнь, не только регулярная, но и качественная, то есть «с огоньком», положительно сказывается на женском здоровье. Секс с Вадиком Лара воспринимала как работу, не обременительную, временами даже приятную, но всё-таки работу. Она дарила себя Вадику Чечёткину и с радостью получала аналогичный подарок от других мужчин, более молодых и сильных. Чем моложе, тем лучше. Эти отношения она старалась не затягивать и заводила не так чтобы часто, но отказать себе в удовольствии не могла. Юноши давали ей тот накал страсти, т. е. гормональный взрыв, на который давно не был способен Вадик.
Молодой любовник замер в последнем, самом сильном движении, затем обмяк и скатился с Лары. Судорога пробежала по её телу, потом она постепенно расслабилась, и её глаза приняли осмысленное выражение, на лицо наползла довольная улыбка. Она повернулась к нему и снова прижалась:
– Вот так бы и держала тебя всю оставшуюся жизнь и никуда не отпускала! Ты не такой, как все! Ты особенный! Ты сам не понимаешь, какой ты! Красивый, сильный! Я никогда не встречала мужчин, похожих на тебя! Рядом с тобой я чувствую себя настоящей женщиной, – она провела рукой по его впалому животу. – Ты такой мужественный!
От него пахло потом.
– Может быть, сходим в душ? Вдвоём? – промурлыкала она.
Он немного отстранился:
– Душ потом, давай немного полежим. Принеси мне чего-нибудь выпить.
– А чего ты хочешь? Есть вино, шампанское, пиво…
– Какой у тебя богатый бар. Кто это у тебя тут пиво пьёт? – удивился он. – А покрепче ничего нет?
– Пиво я сама пью, иногда хочется, – начала оправдываться Лара. Пиво привёз для себя Вадик.
– Я бы тебе не советовал, от него мешки под глазами и отёки, – он нагло осмотрел Лару с ног до головы.
Под его взглядом Лара натянула на себя простынь, потом встала и завернулась в неё. Он остался лежать обнажённый, закинув руки за голову.
«Вот мерзавец! Знает себе цену, красавчик! Про отёки мне рассказывать он будет… Гнать его пора. Но не сегодня и не завтра», – подумала Лара и похотливо задержала взгляд на молодом теле.
Она вернулась с бокалом вина для себя и рюмкой водки для него. Он быстро опрокинул в себя напиток и забросил в рот виноградину. Лара уселась глубоко в подушки и стала медленно потягивать напиток.
– Скажи, я у тебя один?
– Конечно, – не задумываясь, улыбнулась она.
– Зачем ты врёшь? – не меняя интонации, спросил он.
– Кто-то вздумал меня ревновать? – кокетливо засмеялась она. – Конечно, у меня раньше были мужчины, всё-таки я немножко старше тебя. Но сейчас ты у меня совершенно один. Один-одинёшенек! Более того, признаюсь, у меня давно не было мужчины!
Он перевернулся на бок, лицом к ней и молча продолжал рассматривать её как диковинное животное. Под его сканирующим взглядом она вдруг почувствовала каждую свою морщинку, пигментное пятнышко, лишнюю складочку на теле. Спазм сдавил горло, и она отставила бокал.
– Котик, у тебя нет повода меня ревновать, – попыталась отмахнуться она от неприятных мыслей. – Ты так меня удовлетворяешь, что я просто думать не могу о ком-то ещё.
Он молчал.
– Ну, Котик, не ревнуй, – жалко улыбнулась она и подняла повыше простыню, пытаясь прикрыть морщинки на груди и шее.
– А волосы?
– Что волосы? – не поняла она.
– Ну, зачем ты их красишь? Твои волосы, как солома, сухие и неживые. Цвет какой-то сине-розово-облезлый блонд.
– Ты ничего не понимаешь, – обиделась Лара. – Это мелирование, сложное окрашивание, целых три оттенка. Это модно! Знаешь, сколько стоит?
– А ресницы? Они же тоже ненатуральные, ты даже глаза с первого раза закрыть не можешь, выпучиваешь их и потом хлопаешь ресницами, пока они в пазы не войдут, – продолжал он, не обращая внимания на надутые губы.
– Знаешь что! – взвилась Лара. – Не нравится – выметайся!
– Ладно-ладно! Пошутил я.
Он навалился на Лару, она замахала руками, пытаясь оттолкнуть его. Он рассмеялся, поднял её руки вверх и крепко прижал к спинке кровати. Лара часто задышала и перестала сопротивляться. Он резко раздвинул ей ноги, грубо вошёл, отпустил её руки. Через пару минут руками обхватил её горло и легонько сжал. Она засмеялась, доверчиво принимая новую игру, а он усилил давление. Лара захрипела и попыталась убрать его руки с шеи, но он продолжал давить сильнее и сильнее. Лара почувствовала, что теряет сознание. Последнее, что она увидела, это искажённое безумием и страстью лицо, в судороге сведённые челюсти и капли то ли пота, то ли слюны, падающие на её лицо. Она потеряла сознание, потом взгляд её остекленел, тело обмякло, а он всё продолжал сжимать её горло и двигаться в ней, желая продолжить этот акт, принесший ему самое большое удовлетворение в жизни.
Когда он всё же смог остановиться, увидел, что на её безжизненное лицо тянется нитка слюны. Он вытер рот и откинулся на простыни рядом с ней, постепенно приходя в себя.
– Лара, ты была великолепна, я не забуду этого никогда, – сказал он, с нежностью поправил ей растрепавшуюся чёлку. Потом закрыл глаза и заснул в изнеможении с блаженной улыбкой на губах. Лара лежала рядом, уставившись мутными стеклянными глазами в потолок.
* * *
Вадик вернулся домой около шести вечера. Он был недоволен, зол. Он устал, у него обгорело лицо, его покусали комары, и места укусов безбожно чесались. Вадик был голоден.
– Верка, набери мне ванну и принеси мазь какую-нибудь!
– Какую мазь, Вадичек? – хлопотала вокруг него жена.
– Укусы комариные помазать! Не понятно, что ли? Чешется всё! – раздражённо орал Вадик.
– Сейчас, Вадик! Сейчас всё принесу и помажу!
– Руки свои убери, помажет она, – брезгливо отодвинулся от жены Вадик и тяжело полез в ванну. – Что стоишь над душой!? Иди на стол накрой, пока я в ванне. Не видишь, что я голодный?
Вера тут же убежала на кухню, а Вадик, наконец-то, расслабился в ванне.
Чёрт его понёс на эту рыбалку. Братва, видите ли, решила рыбачить «по-взрослому». Они не поехали на зарыбленный пруд с удобными пирсами, где рыба сама в сачок к тебе выпрыгивает, а потом после рыбалки ждёт баня с девочками, не менее покладистыми, чем рыба. Нет, им подавай речку с камышом, тиной, илом, комарами и рыбой, которая плевать хотела, что для её прикорма и наживки вылетела в трубу месячная зарплата какого-нибудь инженера. Ночевать пришлось в палатке. Вадик ещё до наступления темноты поскользнулся и провалился в воду по колено, поэтому всю ночь просидел в мокрых сапогах. Заснуть, конечно, не удалось. Жарить шашлыки, варить уху, накрывать на стол и убирать за собой тоже пришлось самим. Из-за сырости и ночного холода горячительные напитки желаемого влияния не оказывали, и сколько Вадик не пил, даже захмелеть порядком не смог. Поэтому к концу отдыха Вадик уже просто озверел. Домой он летел, как на крыльях. Там его ждала горячая ванна, сытный ужин, мягкая постель и девочка для битья Вера, на которой можно с удовольствием выпустить пар.
Вадик полежал в ванне, погладил своё упитанное тело мягкой пенной мочалкой, вылез, нарочно расхлюпывая воду на пол – пусть Верка убирает. Затем растёрся полотенцем, что было особенно приятно с учётом комариных укусов. Намазал мазью укусы и завернулся в мягкий махровый халат. Он спустился в столовую. Там его ждали накрытый стол, Вера и любимая Клеопатра. Вадик сел во главу стола, приласкал кошку, запрыгнувшую к нему на колени, с вожделением оглядел то, что ему предлагала жена, и скорчил недовольную рожу:
– А жидкого ничего нет? Ты тупая? Неужели сложно догадаться, что я сутки всухомятку питаюсь?! А ты мне то же самое предлагаешь!
– Ой, действительно! Прости, Вадик! Я сейчас… Я две минутки… У меня же супчик грибной, с белыми грибами. Вкусный! – заметалась Вера.
– Ладно! – смилостивился Вадик, у которого при виде горячих тефтелек, пышного картофельного пюре, жареной форели и салатов потекли слюнки. – Так сойдёт! Пока дождёшься от тебя супу простого, от голода подохнешь.
И он с аппетитом приступил к еде. Но не успел он поднести вилку ко рту, как кто-то позвонил в домофон.
– Тьфу ты! В своём доме покою нет! Сходи посмотри, кого там принесло, – отдал команду Вадик.
Вера посмотрела на экран домофона и вернулась в столовую:
– Вадик, там наш участковый с каким-то незнакомым мужчиной.
– И чего им надо? – спросил Вадик.
Вера пожала плечами. На шум из своего будуара появилась Нинель Борисовна.
– В своём доме покою нет! – повторила она слова Вадика, и тот недовольно скривился. – Не пускай их! На ночь глядя явились. Потопчутся у ворот и уберутся.
– Впусти их, Вера! – скомандовал наперекор тёще Вадик.
Нинель Борисовна снисходительно усмехнулась, но промолчала. Что толку спорить, и так понятно, кто в доме хозяин.
– Проходите, проходите… – суетилась у двери Вера. – Вот сюда, в столовую.
На пороге столовой появился невысокий толстенький человечек в серой форме полицейского – участковый Сивцев. Его спутник – крепыш среднего роста в джинсах и свободной рубашке, возрастом за сорок.
– Добрый вечер, простите за вторжение, но служба есть служба, для нас неудобного времени не бывает, – протараторил Сивцев и представил своего спутника, – оперуполномоченный Кравцов Николай Николаевич. У него есть к вам пара вопросов.
Кравцов окинул цепким взглядом богатую обстановку, разносолы на столе, хозяина дома, развалившегося в банном халате за столом. Из-под халата выглядывали волосатые толстые ноги, и хозяин не делал попытки прикрыть их полами халата.
– Чем обязаны? – не посчитал нужным поздороваться и представиться Вадик.
Кравцова сюда привело тоже вовсе не желание полюбоваться на ноги негостеприимного хозяина, и пренебрежительный приём его разозлил. Погибла молодая одинокая женщина, красивая, здоровая. Сегодня утром её нашла маникюрша. Пришла, как договорились, а там дверь открыта и мёртвая клиентка. Чечёткин у неё бывал часто, какое-то время, по свидетельству соседей, даже жил. Может быть, этот Чечёткин её и задушил? Из ревности, например. В гости к Ларисе Прокудиной ходил не только Чечёткин. А теперь сидит тут намытый, румяный и барина изображает.
Кравцов решил церемонии не разводить, то есть не уединяться с Чечёткиным в отдельную комнату, когда будет говорить с ним о любовнице. Глядя на забитую жену, он понял, что для той сюрприза не будет. А вот огорошить вопросами Чечёткина и посмотреть на его реакцию, было интересно.
Не дождавшись приглашения, Кравцов отодвинул стул, жестом пригласил присесть участкового и сел сам напротив хозяина.
– Может, чайку? – прошептала Вера, но, встретив суровый взгляд мужа, дальше предлагать не стала.
– Спасибо, не надо, – отказался Кравцов. – Я постараюсь долго вас не задерживать, чтоб тефтельки не остыли. У меня только несколько вопросов к Вадиму Вадимовичу.
Вадик мало обращал внимания на гостя, его внимание занимала Клеопатра.
– Мне нужно знать, в каких отношениях вы состояли с гражданкой Прокудиной.
– Ху из Прокудина? – кривлялся Вадик, обращаясь к кошке. – Клео, ты знаешь гражданку Прокудину? Мы такую не знаем. А должны?
– Ладно, – проявил терпение Кравцов, – может, так будет понятней: Прокудину Ларису Петровну, Лару, как её обычно называли, вы знаете?
– А, Лару… – дошло до Вадика. Он даже не знал, что у Лары, неземной красавицы, такая заурядная и не очень благозвучная фамилия. – Вам какое дело?
– Мне есть дело, и, боюсь, дело будет не только у меня. Вашими отношениями заинтересуется большой круг любознательных людей. Поэтому отвечайте на вопрос, – сверкнул глазами Кравцов. Он не очень хорошо видел вдаль, поэтому щурил глаза, а собеседник, чаще всего с нечистой совестью, думал, что Кравцов читает у него с лица всю правду. А может, он и вправду читал.
– Нечем тут интересоваться, отношения нормальные, как между мальчиком и девочкой, – плоско пошутил Вадик и расплылся в похабной улыбке.
Вера почувствовала неловкость и ушла на кухню.
– Как между мальчиком и девочкой, говорите, – повторил за ним Кравцов. – А мне вот кажется не совсем нормальным, когда мальчик девочку душит. А вы как думаете? Или это игры такие сексуальные?
– Кого душит мальчик? Какой мальчик? Что вы тут несёте? – не понял Вадик, но улыбаться перестал.
– Мальчик – это вы, я полагаю, а девочка – гражданка Прокудина, – доходчиво для идиотов начал объяснять Кравцов. – Сегодня утром в своей квартире, в своей кровати обнаружена задушенной ваша любовница – гражданка Прокудина.
– Чего? – стушевался и заморгал глазами Чечёткин.
– Ой!! Ой-ёй! – заголосила вдруг молчавшая до сих пор бабка. – Верочка, Вадичек, принесите срочно валидолу! Ой, сердце схватило! Продохнуть не могу.
Вера подскочила к ней. Участковый кинулся за водой. Нинель Борисовна опрокинулась на диване навзничь, схватилась за сердце и запричитала:
– У меня аритмия! Приступ! Вера, принеси моё лекарство. Надо скорую вызывать. Вадик, звони в неотложку!
Не делая паузы, прервав причитания, она обратилась к Кравцову:
– Полицейский, вы чего сидите? Не видите, что вы меня до смерти довели своим визитом? Идите уже с богом!
Вера помчалась за лекарством в комнату матери. Вадик, ничего не понимая, мотал головой.
– Кого нашли задушенной? – переспросил он Кравцова.
– Так любовницу вашу, Ларису!
– Как задушенной? До смерти, что ли? – округлил глаза Вадик, его расслабленность как ветром сдуло.
– Так я о чём толкую! Вы, гражданин Чечёткин, где прошлой ночью были? – Кравцов тянул слова, как будто разговаривал с бестолковым ребёнком. Чуть ли руки не тянул, чтобы постучать по голове, чтобы быстрее дошло.
– Я на рыбалке был со вчерашнего утра. Так Лара мёртвая, что ли? – всё не доходило до Вадика.
– Мертвее не бывает, убили её. На рыбалку вы один ходили? – продолжал допрос Кравцов.
– Вадик, ничего не говори! Вадик, сыночек, они же крайнего ищут! Это что ж творится! Это беспредел и произвол! Вызывайте скорую. Мне плохо, аритмия бешеная, – вопила бабка.
Участковый принёс воды с кухни, Вера таблетки. Клеопатра предпочла удалиться, в столовой стало слишком шумно.
– Мамочка, выпей водички. Я скорую вызвала. Вот твоё лекарство, – уговаривала Вера.
– На рыбалку я с братвой, то есть с друзьями, ездил. На речку. Мы в заводи рыбачили. Я час назад вернулся, – ответил Вадик, и у него как-то подозрительно скривились губы.
– А с кем же тогда вчера у неё половой акт случился? Вы никого не подозреваете? – гнул свою линию Кравцов.
– Какой акт? Я ж на рыбалке…
– И я никак понять не могу, – поддакнул Кравцов. – Вы на рыбалке. А у неё бурный секс, правда, с презервативами. И пальчиков ваших кругом полно. Может, это вы для жены и тёщи на рыбалке были? А на самом деле у гражданки Прокудиной рыбу ловили? Но это мы проверим и правду установим. Биологические следы на трупе остались, и, как только будут результаты, всё станет по местам. Или другой вариант – вы застали Лару в момент бурного секса с другим любовником, не стерпели предательства и задушили сгоряча изменницу. Вам какой вариант больше нравится?
Вадику ни один из вариантов не нравился и фраза, настойчиво повторенная Кравцовым, про бурный секс Лары с кем-то не нравилась тоже. Категорически не нравился и сам Кравцов – наглый и неуважительный!
Тут у дома зазвучала сирена неотложки, и Кравцов быстренько ретировался:
– До свидания. Сивцев, пойдём! На сегодня я здесь закончил. Провожать нас не надо.
Вадик застыл за столом. Потом налил себе водки из графина прямо в чайную чашку, проигнорировав маленькую рюмку, занюхал хлебом и как-то обмяк за столом. Губы у него задрожали, и покатилась скупая мужская слеза. Вадику стало очень жаль себя. Лара была для него отдушиной. Как же теперь жить? Больше не прижаться к её полной мягкой груди, некому пожаловаться на опостылевшую семейную жизнь. И этот полицейский зачем-то на Лару наговаривает, не могла его любимая маленькая девочка ему изменять. Или могла… Вадик наливал себе и наливал.
