Надежда Ивановна Арусева
Солнечный дождь из черной дыры
Обалдевшая от приёма Юлька прошла в гостиную.
– Ух ты! Огонёк какой! Как наш Стас! – вместо приветствия воскликнул здоровенный мужик, вышедший на шум.
Юлька поняла, в кого Роман Александрович вымахал такой длинный. Только его отец был, как говорится, в теле, не полный-толстый, а огромный.
– Ромка, ну знакомь нас, – потребовала хозяйка.
– Это Юлия, – представил Роман, чуть помедлил и добавил, – Вадимовна Чечёткина. Мы вместе работаем. Отчитывались сегодня вместе.
– Юля, – поправила его Юлька.
– А это мои и Стаса родители – Мария Николаевна и Александр Фёдорович.
– Вы же голодные, – спохватилась Мария Николаевна.
– Нет-нет! Спасибо, – тут же отказалась Юля.
– Ещё какие голодные, – перебил её Роман. – Мы часов пять по Москве бродили.
– Так у меня всё готово!
– Я вам помогу, можно? – вызвалась Юлька.
– Конечно, пойдём на кухню, – позвала Мария Николаевна.
Уютная кухня была родственницей кухни в квартире Стаса. Мария Николаевна быстро разогрела в духовке мясо с картошкой, Юльке доверила резать помидоры и огурцы для салата.
– Мария Николаевна, вы извините меня, пожалуйста, за поздний визит. Мне следовало хотя бы чего-нибудь к чаю купить. Но я, правду сказать, не знала, куда иду, – Юлька чувствовала смущение.
– Что вы, Юля, какие пустяки! Не хватало ночью бегать круглосуточные магазины искать, вместо того, чтобы с нами лишний час провести. А гостям мы всегда рады. Мы как в Москву перебрались, теперь чаще с родными и друзьями видеться стали. Просто так мало кто в гости поедет, а тут кто в командировку, кто по ещё каким делам. Вот из квартиры ещё запах морского прибоя и тихоокеанской сельди не выветрился. Мой троюродный брат из Владивостока приезжал. Это же радость какая! Мы с ним двадцать лет не виделись. Иначе мы бы с Александром Фёдоровичем тут совсем закисли бы.
Разговаривая, она споро и быстро продолжала накрывать на стол, нарезала колбасу, сыр. А Юлька постоянно отвлекалась на разговор.
– В этой квартире всегда гостей много было, – продолжала Мария Николаевна. – Это моих родителей квартира. Дом старый, квартира большая, здесь даже какое-то время коммуналка была. Потом её как-то быстро расселили. Мой папа видным инженером был, поэтому нас, так сказать, расширили. Я здесь родилась и жила с родителями. Когда с Александром Фёдоровичем познакомилась, замуж вышла, мы с ним из Москвы уехали. Он у меня такой деятельный всегда был. Ураган! На одном месте не мог долго сидеть. Поэтому и профессия у него – геолог. Где мы только не жили. Всю Сибирь исколесили. Ромке довелось страну посмотреть. А как Стасик у нас появился, мы на юге осели. Захотелось солнца, фруктов. Стас, кстати, терпеть не может, когда его Стасиком зовут, не солидно. Не говорит, но я-то вижу, как в глазах молния сверкнёт. А мне так хочется ласково его называть.
– Тяжело вам одной с тремя мужчинами было? – спросила Юлька.
– Нет, они у меня самостоятельные. Мальчишки! К столу! Всё готово, – крикнула Мария Николаевна.
На кухню ввалились мужчины. И вполне приличного размера кухня сразу стала тесной. Александр Фёдорович уместно смотрелся бы где-нибудь на пике Эльбруса. Под стать ему и жена. На соседнем пике поменьше она быстро организовала бы сытный суп с тушёнкой и чай с малиной, чтобы покоритель Эльбруса ангину не подхватил. Юлька улыбнулась своим мыслям, и у неё засосало под ложечкой от голода.
* * *
– Я как королева всегда жила под заботой таких кавалеров, – продолжала рассказывать про своих мальчиков Мария Николаевна. – Стасик – это же просто воплощение материнской мечты, а не ребёнок. Он такой спокойный, здравомыслящий, ни разу слова грубого от него не слышала, обязательный, всегда у него порядок в комнате, в вещах. Оценки прекрасные. Учителя его любили. Я в школу только за похвальными грамотами ходила. Вы не поверите, из-за чего я переживала, пока он рос! Я волновалась, что он максималист! Я боялась, что он в жизни будет слишком требователен к себе. И он действительно такой. Так что все седые волосы на моей голове – это заслуга вот этого шалопая.
Она, шутя, отвесила мягкий подзатыльник Юлькиному начальнику.
– Вот за ним глаз да глаз нужен был. Ромке, видимо, гены деда достались. Как он нас не взорвал, до сих пор удивляюсь. Всё время что-то придумывал, изобретал.
Мария Николаевна вспомнила собаку-инвалида с колесом вместо ноги. Бедное животное сбила машина. Ромка приволок собаку домой, заднюю ногу ей пришлось ампутировать. К врачу её возил, научился уколы колоть, в общем – выходил. А потом смастерил ей колесо вместо ноги. Собака прожила у Сергеевых всю свою собачью жизнь, прекрасно бегала на трёх ногах, а по праздникам носила ненавистное ей колесо. Потом вспомнили взорванный пятиклассником Сергеевым стол в учительской. Классная на всю жизнь запомнила неудавшийся фейерверк, подготовленный в честь её дня рождения любимыми учениками. Автором взрывной смеси, конечно, был Ромка Сергеев. Александр Фёдорович возражал, говорил, что жена помнит только проколы, а победы в олимпиадах по физике, химии и математике забывает. А он помнит! И как мальчишки ему в гараже всегда помогали, а как на байдарках сплавлялись…
Юлька смеялась и чувствовала, будто давно знает Сергеевых. Время бежало незаметно, и очнулась она очень поздно.
– Мне же в гостиницу пора! Простите, что я так загостилась!
– Какая гостиница, – успокоила её Мария Николаевна. – У нас места достаточно, мы вас никуда не отпустим.
Юльку устроили в гостевой спальне, так они называли обычно пустующую комнату. Роман Александрович улёгся в гостиной, в которую выходила дверь Юлькиной комнаты. Когда все уснули, Юлька случайно в приоткрытую дверь подслушала разговор матери с Романом.
Мария Николаевна пришла к сыну и уселась с краю к нему на диван.
– Ромка, мне понравилась эта девочка. Она показалась мне очень искренней.
Роман заворочался, заворчал, а потом вполне чётко сказал:
– Мам, ты неправильно всё поняла. Она девушка Стаса. Он её любит.
Мать немного помолчала.
– Тогда ты должен уступить, – грустно сказала она. – Ты старше, сильнее, Стасику так много досталось в жизни…
– Да я ни на что не претендую, мам, – нетерпеливо перебил её Роман. – Просто маленькая девочка, нигде никогда не была. Я её выгулял по Москве. Не хватало ещё, чтобы она потерялась в незнакомом городе, а я бы её искал.
– Бедный мой мальчик, – не обратила внимание на ворчанье сына Мария Николаевна, – я же вижу, как ты на неё смотришь.
Она вздохнула и ушла к себе. Юлька села в кровати, сердце вдруг забилось сильно-сильно. Чтобы на корню задушить появившееся ожидание чего-то волшебного, Юлька стала вспоминать, как Сергеев смотрит на Катю, как она сидела у него на коленях. Этого Мария Николаевна не видела! Теперь Юлька не могла спать от злости. Нашёлся добродетель, выгулял маленькую дурочку по Москве! Заснула Юлька только с первыми лучами солнца.
* * *
В аэропорту Юлю встречал Стас на Юлькиной машине. Он забрал машину с парковки университета, сгонял её в сервис. Юлька, не привыкшая к заботе, была ему благодарна. Радость встречи, благодарность за заботу, приятные новые впечатления от путешествия… Всё это привело Юльку в небольшое состояние эйфории, счастья, которого было так мало в её жизни.
– Чего это ты такая довольная? – с подозрением спросил её Стас, после того, как она при встрече бросилась ему на шею и расцеловала в обе щёки. Было заметно, что ему приятна её радость.
К ним подошёл Роман. Братья тепло поздоровались.
– Поедешь с нами? – пригласил его Стас.
– Спасибо, я машину здесь на парковке оставляю всегда, ты же знаешь. Так что ты вполне мог бы не ехать в аэропорт. Я довёз бы Юлию домой. Хотя, я же понимаю, влюблённым каждая минута рядом дорога, – со странным сарказмом в голосе закончил Сергеев и попрощался.
– Чего это он? – удивилась Юлька.
– Он к тебе клеился? – Стас внимательно присмотрелся к Юльке.
– Нет, – быстрее, чем следовало, ответила Юлька. – Он же думает, что я твоя девушка! Кстати, Стас, а почему ты ему не расскажешь, что ты мой брат?
Стас промолчал и ответил, только когда они сели в машину и тронулись с места.
– Понимаешь, я хочу тебя уберечь от Романа. Он мой брат, и я очень хорошо его знаю. Он совсем не способен на глубокие чувства. Это не его вина, просто он такой, какой есть. Я его очень люблю, но тебя люблю тоже. И мне будет больно, если он разобьёт тебе сердце. Поверь, я знаю, о чём говорю. Он не пропускает ни одной юбки, ни одной мало-мальски симпатичной мордашки. Он обаятелен, и все эти дурочки легко в него влюбляются. А потом рыдают. Все барышни в вашей лаборатории побывали в его постели. Он сам мне об этом рассказывал. Поэтому они к тебе так агрессивно настроены. Ты свежая кровь. Но пока он думает, что ты моя девушка, он будет держать дистанцию. Хотя, я вижу, что даже это его не остановило и он приставал к тебе, – с горечью сказал Стас.
– Нет, нет, он совсем не приставал. Он был такой, как всегда. И он мне совсем не симпатичен, как мужчина. Ты напрасно волнуешься, – поспешила успокоить Стаса Юлька.
– И потом, – продолжил он и усмехнулся, – Роман – болтун, он никогда не мог хранить тайны. Они из него сыплются, как из решета. Если он узнает, что ты моя сестра, об этом через пятнадцать минут будут знать родители. А я пока не готов нанести им такую рану. Тем более, пока это только домыслы Веры Борисовны.
– Да никакие это не домыслы! – тут же возмутилась Юлька.
– Ладно-ладно, – прервал её возлияния Стас.
Юлькина радость быстро улеглась. Она вернулась домой.
Глава 4. Матушка, практическая магия и жених
Юля уехала в командировку на три дня. И три дня не приезжал Стасик. Сегодня вечером возвращается Юля. Стасик её встретит в аэропорту, привезёт домой, и Юлька уговорит его остаться. Вере как будто выписали путёвку в новую жизнь. Она очень давно не получала удовольствия от домашних забот. Сегодня рано утром она съездила на рынок, купила свежего мяса, овощей, фруктов. Выбирала всё самое свежее, самое вкусное, самое красивое. Скупилась так, что домой пришлось возвращаться на такси. На кухне всё пеклось, жарилось и варилось, когда Вера выскочила из дома в ближайший поселковый магазин докупить кое-чего из забытого утром. Выскочила, как была, в домашнем костюме. Из магазина по просёлочной дороге Вера почти бежала, беспокоясь о брошенной без присмотра печке. Приближающуюся сзади машину она услышала издалека и прижалась ближе к обочине, чтобы не мешать автомобилю. Неожиданно машина резко затормозила рядом с Верой, распахнулись задняя и передняя двери, и оттуда выскочили два крепких парня. Вера даже ойкнуть не успела, как её затолкали в машину и медленно поехали дальше.
Вера испугалась, грубые мужские руки больно сдавили руки и плечи. Она собралась было закричать, но увидела перед собой доброе лицо Матушки.
– Верочка, птичка моя, ну что ж ты меня совсем забросила, ни разу не пришла? Ведь уже не неделя, гораздо больше времени прошло, – тихим ласковым голосом спросила Матушка и грустно улыбнулась. – Меня сестры спрашивают, где наша Верочка, где солнышко наше ясное? Неужели она забыла про своих несчастных сестёр, которые столько для неё сделали, так её любят, скучают? Поезжай, говорят, Матушка, узнай, всё ли хорошо у нашей птички?
Вера оглянулась на того, кто так бесцеремонно затолкал её в машину и с удивлением, сменившимся ужасом, узнала Толика. Только лицо у него было совсем другое, губы плотно сжаты, глаза вдруг обрели смысл, и взгляд стал тяжёлым и мрачным. Она поскорее отвернулась от него. Водитель и второй мордоворот сидели с ничего не выражающими лицами: прикажут – отпустят Веру, прикажут – закопают.
– Всё хорошо, Матушка! Вы напрасно беспокоились обо мне. Я на днях собиралась к вам забежать, – скороговоркой ответила Вера. – Я просто очень занята была. У меня же сынок нашёлся!
– Сынок? – на лице Матушки промелькнуло нечто похожее на удивление.
Она отвернулась от Веры, уставилась в окно и спросила ничего не выражающим голосом:
– И как он нашёлся?
– Его моя дочь домой привела, сама не зная, кто это! Они на работе познакомились. Вот такое чудо произошло…
И вдруг Вера устыдилась, встретив осуждающий взгляд Матушки.
– Чудо, говоришь?
Ведь Матушка знала, как она лишилась сына. Раньше для Веры это было горем, а сейчас стало стыдом. На ней, на Вере, грех так и остался. Имеет ли она право так легко и счастливо радоваться, зная, что позволила сделать со своим ребёнком когда-то давно? Матушка будто читала мысли Веры и смотрела на неё даже с какой-то брезгливостью.
– Да-а-а, – протянула Матушка многозначительно, – не ожидала я от тебя такой чёрной неблагодарности. Впрочем, чему удивляться? Человек – та же скотина, понимает только кусок сахара или плётку. И ты, Вера, такое же ограниченное животное. Когда тебе плохо, ты приходишь, выливаешь на меня, на сестёр, на отца нашего всевышнего ворох своей боли, горя, даже грязи, не побоюсь такого слова. Ты знаешь, что я твою боль на себя перенимаю? Разделяю её с тобой! Грязью твоей мараюсь! Знаешь! Поэтому ты приходила к нам, хотела горе разделить, помощи искала. И я тебе помогла! Я ночи не спала, с колен сутками не вставала, до язв их разбила! Что там я… Сёстры за тебя молились денно и нощно. Вымолили тебе счастье! И всё? Неблагодарная Вера получила своё и исчезла. Простого спасибо не сказала.
Матушка вздохнула глубоко и скорбно.
– Я знала, что сын твой нашёлся. Мне отец Эммануил сказал, – быстро сориентировалась в ситуации Матушка. – Я, наивная, всё ждала, когда моя Вера придёт со мной радость разделить, а не только горе. Не дождалась!
– Матушка! – Вера схватила её за руку, приложилась к ней губами. – Простите меня! Радость мне глаза застила. Это ж такое счастье! Сына вижу, могу о нём заботиться, кормить, постель ему перестилать, обнимать…
– Довольно! – отдёрнула руку Матушка. – Ты забыла закон вселенский! За всё надо платить и за счастье тоже. Я в твой дом больше ногой не ступлю. Я твоей семье неделю давала на размышления, уже три прошло. Терпение моё не безгранично! Три миллиона отдашь завтра моим мальчикам. Не соберёшь денег – твой сын узнает, как он «потерялся». Вы ему, наверное, не сказали, как именно он оказался сиротой при живых родителях? Для бедного сиротки сочинили какую-нибудь душещипательную историю, ложью пропитанную?
– Матушка! – слёзы брызнули из глаз, и Вера принялась снова хватать её за руки. – Вы же знаете, у меня нет таких денег! И собрать я никак не смогу! Простите меня! Простите! Я отработать могу!
– Я больше знать тебя не желаю! И работа твоя нам не нужна, от тебя скверна идёт. Ты стены нашей чистой обители испачкаешь своей аурой.
– Матушка, у меня триста тысяч на чёрный день спрятаны, возьмите, только не губите!
– Хорошо, я пойду тебе навстречу, неси свои триста тысяч. Ими ты время купишь. Неделя – сто тысяч. Деньги отдашь через три недели. Но всё равно три миллиона. Толик, иди с ней за деньгами, – дала она команду Толику.
Машина остановилась, грубые руки вытолкнули Веру на дорогу, она не удержалась на ногах и упала в придорожную пыль. Толик медленно вышел из авто и пошёл за Верой.
* * *
Нинель Борисовна сегодня снова тешила своё магическое «Я». Это самое «Я» купалось в овациях благодарных клиентов и поклонников магического дара. Наблюдая происходящее, Нинель удивлялась сама себе и даже невольно задумывалась, кто она в действительности – талантливый режиссёр, гениальная актриса или реально потомственная ведьма.
Сегодня на десять утра она запланировала сеанс гадания. Женщины, желающие узнать свою судьбу, собрались к десяти без опоздания, но Нинель сегодня изволила подольше поспать, потом затянула с завтраком и в результате начала в одиннадцать тридцать. Клиенты безропотно ждали. Они понимали, что Нинель Борисовна настраивала свои чакры на приём информации со звёзд, а это непросто, возможны помехи в эфире.
Развлекалась колдунья по полной: гадала на картах, на кофе, смотрела в магический шар. Предсказала два скорых развода. Один развод неминуемо должен был настичь пятидесятилетнюю жену банкира в связи с изменами супруга. К изменам она давно привыкла, они её мало задевали за живое, но инициатором развода на старости лет должна была стать именно она, банкирша. Ей на роду было написано встретить роковую любовь – молодого, богатого, знаменитого артиста театра и кино. Фамилию артиста Нинель Борисовна называть отказалась, должна же оставаться какая-то интрига! Будущая невеста оценивала себя недостаточно объективно и легко уверовала, что молодой представитель богемы упадёт к её ногам, не слишком стройным даже в лучшие годы. Потом Нинель гадала девице, собирающейся замуж и немножко беременной. Девушка не была уверена, что отец будущего наследника и будущий муж – это одно и то же лицо, и хотела посоветоваться, как поступить с минимальным риском и наилучшим результатом. Это было не слишком интересно. Девица смотрела мутным взглядом, тупила и плакала. Чтобы как-то скрасить скучное времяпрепровождение, бабка заставила её пить зелёный кофе с кефиром! Это новый, особо действенный способ по сравнению с гаданием на обычной кофейной гуще. Девица такого же бело-зелёного цвета, как содержимое её чашки, кривилась, но пила. А Нинель всё не могла придумать, как с ней поступить.
Вдруг без предупреждения, без предварительной записи заявилась Лидка. Сначала бабка испытала чувство досады, предположив, что Лидка сейчас начнёт жаловаться, что суженого не нашла. Придётся объяснять, что она сама виновата, нарушила магические предписания. Однако Нинель ошиблась. Лидка бросилась её благодарить, прямо при клиентках, пустила трогательную слезу.
– Нинель Борисовна, я так вам благодарна, так признательна! Вы просто волшебница, вы чудесная! Вы самый настоящий экстрасенс! Вы меня просто осчастливили! Я всё сделала, как вы мне сказали: и ночью вставала, и спиной к луне, и окурок в загсе… Когда мой Кирюшечка на меня внимание обратил, то я просто обмерла от ужаса. Думаю, ну всё, лучше одной всю жизнь прожить, чем это исчадие ада к себе подпустить. Да вы его знаете, Нинель Борисовна! Кирюшечка бездомный был, у нашей помойки обретался. Но я рискнула, вас послушала, забрала его домой. Он так упирался, не мог понять, чего я от него хочу. Боялся, что я его на органы продам, представляете! Взбредёт же такое в голову. Но я его убедила, отмыла, одела. Он уже месяц не пьёт! Поправился и такой ладный мужичок оказался. И главное, так меня любит! Землю целует, по которой я хожу!
Нинель прямо оторопела от такой новости! Ничего себе – пошутила! Но лицо выдержала, сделала вид, что для неё здесь ничего нового и удивительного нет. Просто обычная ежедневная магическая рутина. Но было приятно. Особенно, наблюдая, как загорелись глаза у тёток, которые ожидали своей очереди на гаданье. Бабка благосклонно выслушала Лидку и следующим клиенткам подняла цену за сеанс вдвое. Видя, с какой охотой они платили, пожалела, что только вдвое.
После сеансов она пригласила небольшую избранную компанию из своих самых платёжеспособных поклонниц на чай. Лидию, конечно, тоже.
– Проходите, присаживайтесь к столу. Лидия, пойди распорядись, чтобы Вера нам чаю принесла.
Через пять минут Вера разливала чай и предлагала гостям ароматную домашнюю выпечку. Бабка стояла вполоборота к окну, задумчиво смотрела сквозь стекло в сад. Но взгляд её был направлен не за стекло, а как бы внутрь себя. И то, что она там видела, удивляло глубиной и неординарностью.
– Я подумываю написать книгу, – вроде бы ни к кому не обращаясь, сказала она.
Женщины послушно закивали с одобрением, раздались даже одинокие хлопки, но бабка подняла руку, и все затихли.
– Я пока не знаю, о чём будет эта книга. Может быть, что-то автобиографическое, о том, как я обнаружила и развивала свой дар. А может быть, это будет «Практическая магия». Ведь я прожила очень необычную, богатую событиями жизнь и имею огромный опыт. Многим людям я помогла. Я бы даже сказала, спасла жизни. И я чувствую, я знаю, что мой труд не затеряется в истории, будет очень востребован. Жаль, что мой дар умрёт вместе со мной, ведь его никто не перенял, – с пафосом сказала она.
Раздались сожалеющие вздохи.
* * *
Распустила благодарную публику Нинель ближе к вечеру. Она устала, но приподнятое настроение сохранялось. Хотелось поговорить с кем-нибудь по душам, посмеяться над Лидкой и бестолковыми курицами, которые ходят за предсказаниями. Вадик для этого был слишком тупым, к тому же не просыхал несколько дней. Ждать Юльку было делом неблагодарным. Она, конечно, выслушала бы, но непременно прокомментировала с едва заметным сарказмом, испортила послевкусие от заслуженного триумфа. Оставалась Вера.
Вера с утра возилась на кухне. Материно благодушное настроение она оценила мгновенно.
– Что ты тут целый день выдумываешь на кухне? – беззлобно проворчала Нинель. – Этот твой щенок всё равно не оценит. Ему борща на воде за глаза хватило бы.
– Мам, ну что ты! Я для всех стараюсь. Вот для тебя форель запекла, как ты любишь.
– Форель ты запекла, чтобы твоя старая мать давилась этой рыбой и рот за столом не разевала, не мешала тебе виться вокруг этого рыжего дармоеда. Ты ж меня не ценишь совсем. Только чужие люди понимают, что я человек талантливый, неординарный.
Последнее слово она выговорила по слогам, смакуя. Вера, прекрасно знавшая свою мать, понимала, что ещё немного и Нинель сядет на любимого конька, начнёт жаловаться на непонимание и неоценённость, сама себя разозлит. А этого Вера сейчас очень не хотела. Поэтому она решила рискнуть. Она подошла к матери, села на соседний стул и робко заглянула в глаза.
– Мам, я Матушку видела сегодня. Она снова денег требует.
– Плевать! Ваш потеряшка нашёлся. Я надеюсь, не ты к ней на поклон таскалась? – с угрозой спросила Нинель.
– Нет, она сама приехала с мордоворотами, меня в машину затолкали. Я испугалась.
– Испугалась она! – перекривляла мать. – Они бы ещё тебе по башке твоей глупой дали! Чего ты от меня-то хочешь?!
– Мам, они деньги требуют, говорят, Стасику всё расскажут, – заплакала Вера. – Займи мне денег?
– А вот это ты не хотела?! – Нинель прямо в лицо дочери ткнула кукиш. – Ты эти проблемы с Вадиком решай! И вообще, пусть что хотят рассказывают, мы как-то без твоего Стасика двадцать с лишним лет прожили. Всё настроение испортила, дура!
Она вышла во двор, громко хлопнув дверью. Уселась в беседке на садовые качели. Всё-таки она была уже не девочка. День выдался насыщенным, и Нинель Борисовна устала. Она обложила себя подушками и попыталась расслабиться, постепенно начала дремать. Разбудил её голос из-за забора. Мимо проходил Лёха-таксист. Он увидел её через забор и окликнул:
– Нинель Борисовна, доброго вам вечера! Разрешите мне к вам зайти, разговор есть.
– Ну, заходи, – великодушно разрешила бабка, – позвони в домофон у ворот, пусть Вера тебя пустит.
Через несколько минут он оказался рядом и присел в соседнее кресло без приглашения. Нинель недовольно скривилась, но промолчала. Всё-таки он её всегда отвозит по первому требованию и ждёт сколько надо. Удобно, когда водитель на подхвате всегда.
– Нинель Борисовна, ну так как наши с вами дела дальше пойдут? – спросил Лёха.
– Какие это наши дела? – не поняла Нинель.
– Ну как какие? Запамятовали, что ли? – и он вальяжно откинулся в кресле. – Я свою часть договора выполнил. Теперь ваша очередь. Когда мне можно будет вас бабулей звать?
– Какая я тебе бабуля! – вспыхнула бабка от такой наглости.
– Как какая? Самая родная и любимая, – улыбнулся Лёха.
Потом он вдруг сделал серьёзное лицо, наклонился поближе к бабке и сказал:
– Вы мне сказали, что если я вас освобожу от притязаний Ларисы, то вы поспособствуете, чтобы Юля за меня замуж вышла.
– Как же это ты меня освободил? – не смогла скрыть удивления старуха.
– А вы что не соображаете как? Вам надо всё в подробностях рассказать? Доказательства нужны? Пожалуйста, – и он бросил ей на колени золотую серёжку. – Можете у Вадика спросить – чья!
– Забери эту гадость и хватит тут в игры играть, у меня голова разболелась. Давай в другой раз поговорим, – встревожилась и попыталась отделаться от Лёхи старуха.
– Вы главное – не переживайте, Нинель Борисовна, вы нам здоровая нужна, – улыбнулся Лёха и взял серёжку назад. – Теперь всё хорошо будет. Я своё слово сдержал, вы своё сдержите. Правда? Вы мне только скажите, что мне дальше делать. Пригласить куда-нибудь Юлю? В кино там или в кафе? Только у меня с деньгами не очень сейчас.
– Подожди, не спеши, – обречённо вздохнула старуха, – такие вещи быстро не делаются. Мне Юлию подготовить надо, поговорить, убедить. Ты ж не Ален Делон, к твоим ногам женщины в беспамятстве не падают.
– Хорошо, как скажете! – легко согласился Лёха. – С вашим магическим даром, я думаю, это всё легко получится.
Он направился к выходу, старуха его задержала.
– И… это… – замялась она, – ни про какую Лару и договорённость я не знаю и знать не хочу.
– Конечно, вообще не знаю, о чём вы! – снова улыбнулся Лёха. – Только вы как-то энергичней, я жених нетерпеливый.
И он рассмеялся в голос, пошёл к выходу чрезвычайно довольный собой.
– Вот мерзавец! – зло прошипела старуха. – И ведь никак не узнаешь, правда, что ли, он эту стерву придушил. Ну ничего, парень-то перспективный оказался. Только теперь с ним осторожней надо. Желать осторожнее…
* * *
Ужин вечером всё-таки состоялся. Вера была грустной, задумчивой. Но так как разговорчивостью и весельем она никогда не отличалась, то никто внимания на её настроение не обратил. Она жадными глазами смотрела на Стаса. Пока никто не видел, вышла в холл, достала из гардероба куртку Стаса, уткнулась в неё лицом и заплакала.
За столом разговор неожиданно принял странное направление. Нинель Борисовна в разговорах обычно активного участия не принимала. Она выступала в качестве истины в последней инстанции. То есть развивали какую-то тему, любую. Будь то наваристость супа или введение пенсионной реформы. Присутствующие высказывали мнение, потом Нинель говорила: «Суп – редкая дрянь, слишком жирный, опять изжога будет» или «В Думе только спят за наши деньги и просыпаются, чтобы придумать, как бы ещё простых работяг облапошить». На этом обсуждение заканчивалось.
А сегодня она вдруг разговорилась:
– Какой парень тут у нас по соседству живёт! Такой внимательный! Сейчас молодёжь старость не уважает, места никогда не уступят, ноги оттопчут, собьют, мимо тебя пробегая. А Алексей! Выхожу из дому, если он меня увидел сразу: «Нинель Борисовна, куда вас подвести? Давайте сумку тяжёлую возьму». За руку поддержит, всегда с уважением, всегда с улыбкой.
Присутствующие за столом, не понимая, к чему клонит Нинель, молчали. Интересно было бы посмотреть на самоубийцу, который посмел бы что-то отдавить Нинель. И какую такую сумку тяжелее ридикюля она носит? Стас с любопытством изучал родственников. Не дождавшись никакой реакции, Нинель продолжила, обратившись непосредственно к Юльке:
– Что, Жулька, смотришь, глазами бестолковыми блымкаешь? Для тебя говорю. У нас в деревне в твои годы уже по трое детей имели, а ты даже не замужем. Стыдно! От людей стыдно! Люди смотрят и думают, что у внучки Борисовны что-то не в порядке. Больная или психованная? Почему никто замуж не берёт?
– Так Юля сама пока замуж не собиралась, – заступился за Юльку Стас после затянувшейся паузы.
Юлька спокойно намазывала паштет на хлеб. Она обернулась к Стасу и благодарно улыбнулась. Бабка переключилась на Вадика.
– Ты что молчишь, Вадик? Надо же подумать, куда её пристроить, раз уж природа женским умом обделила.
– Мать, так можно ей кого-нибудь посолидней подобрать. Договоримся!
– Ой! – махнула рукой бабка. – Что ты договоришься! Ты меня слушай! Вы с Верой женились – какой из тебя муж был? Без слёз не взглянешь. А я знала, что из тебя человек выйдет. Вот и ты к Алексею присмотрись. Он для семьи надёжной опорой будет. Это тебе я говорю.
– Я пока замуж не собираюсь. Ни за Алексея, ни за кого-либо другого, – возразила родственникам Юлька, даже не пытаясь что-то объяснять.
И бабка поняла, что с невестой для Лёхи будут проблемы. Юлька при всей её мягкости и послушании умела настоять на своём. Бабка даже не понимала, как это происходит, без конфликтов и споров, но делать что-то против воли заставить её было невозможно. Но ничего, и на неё управа найдётся. Юльку можно на жалость взять. Надо, чтоб она Лёху пожалела. Спасла от чего-нибудь. Подумать надо. Вот что за люди, всё время ко всем подход искать надо. На Нинель вся семья держится!
Вадик за ужином снова принял на грудь лишнего. Лишнего выпил и съел. Тяжело отдуваясь и громко отрыгивая, он вышел на порог, вдохнул свежего воздуха, постоял. Стоять было тяжело, тянул к низу полный желудок. Алкоголь в крови тоже устойчивости не добавлял. Вадик крепко ухватился за перила и пошёл вниз, решив посидеть на скамейке. Вдруг его качнуло в сторону, и он ногой попал во что-то мягкое.
– Верка, – закричал он. – Что у тебя тут во дворе валяется! Пройти невозможно…
Он склонился, чтобы рассмотреть, куда наступил. И вдруг, зажав рукой рот, быстро побежал к газону. Его вырвало.
На второй ступеньке лестницы, ведущей в дом, лежала кошка. Огромные глаза слепо уставились вперёд, жёлтая львиная шкурка поблёскивала, лоснилась в рассеянном свете фонаря. Не было видно крови, она лежала мёртвая, сложенная пополам в обратную сторону. Кто-то сломал ей позвоночник.
– Вера! Стас! – взахлёб рыдал Вадик. – Посмотрите! Это как же?! Это кто же?! Это же кошка! Посмотрите, это моя Клеопатра?
Надежда, что это чья-то чужая кошка, забрезжила в его нетрезвом мозгу, и он побежал в дом, расталкивая столпившуюся на пороге семью.
– Клео! Клео! Девочка моя! Иди ко мне скорее! Кис-кис-кис…
Он бегал и плакал. Кошка не отзывалась. Тогда он снова выскочил из дому. Вера уже подняла кошку, в её смерти сомневаться не приходилось, как и в том, что это Клеопатра. На ней был кожаный модный ошейник, подаренный когда-то Ларой.
Вера принесла кошку в дом и завернула в полотенце.
– Посмотри, посмотри, – требовал Вадик, – может, она живая?
– Нет, Вадик, мне так жаль, – Вера чуть не плакала.
Юлька подошла к отцу и осторожно погладила его по руке:
– Не расстраивайся, пап…
Он оттолкнул её руку и заорал:
– Кто это сделал?! Это кто-то из вас?! Я знаю! Вы все её ненавидели! Мою кошечку! Мою девочку! У меня последняя отдушина в жизни оставалась! Вы меня не понимаете, не жалеете!
Он подскочил к столу и залпом опрокинул рюмку, налил и выпил ещё. Потом тяжело опустился на стул, закрыл руками лицо и зарыдал.
– Что с ней делать-то теперь? – растерялась Вера.
– Что делать? – передразнила её бабка и тихо, чтобы не слышал Вадик, скомандовала. – За двор на помойку отнеси да и вся недолга.
