Варвара Степановна ушла, на душе было тяжело.
***
В мастерской, несмотря на необычайную для города жару в эти дни, было прохладно. Анюта, коренастая блондинка с круглым, покрытым густыми веснушками лицом, впустила Варвару Степановну. В салоне пахло саше с лавандой и вербеной, которыми перекладывали ткани и перчатки. Отсутствие хозяйки выдавал легкий беспорядок, на полу стояли короба с яркими лентами и воздушными кружевами.
Анюта сдвинула коробки за потертую козетку с изогнутой спинкой. Смахнула пыль тряпкой, жестом пригласила Варвару Степановну присесть. Сама осталась стоять перед ней, разглаживая ладонями фартук с карманами, из которых торчали катушки, обрезки лент, ножницы и подушечка с булавками.
– Анюта, я постараюсь помочь вашей хозяйке. Расскажи мне, что случилось в ту ночь, – попросила Варвара Степановна.
– Ничего рассказать вам не могу, сударыня, – она опустила взгляд, поправила узел черного платка, прикрывающего волосы. – По всему выходит, что сгоряча она его убила.
Она подняла глаза на посетительницу:
– Хозяйка может что передать для нас велела?
– Она про конкурента говорила, который это убийство подстроил, – негромко произнесла Варвара Степановна. – Может про него мне расскажете?
Порой мы, женщины, можем увидеть немного больше, чем полиция.
Анюта осторожно опустилась на обтянутый плотным сукном табурет.
– Это про Вердамсона что-ли? – она фыркнула, но задумалась. – Крови он нам попортил немало, это верно. И зазывал посылал, чтобы у нашего крыльца в его лавку заманивали. И дохлого крыса на порог нам подкидывал. И сплетни распускал, что мы его эскизы воруем. Да только вранье это. Просто у нас не в пример дешевле, чем у немчуры и французов, да и лучше. Ну вы это, верно, знаете, раз заказали платье у нас. В мастерских того же Вердамсона или Дезорье вышло бы вдвое дороже.
Она замолчала, глядя в сторону:
– Да кто бы ни убил – все одно беда. Мастерскую выручать надобно. Хорошо, хоть Глафира осталась, – Анюта вздохнула. Она собралась еще что-то сказать, но в дверь заколотили.
Девушка подскочила: – Кого еще принесла нелегкая?
Выглянув за дверь, она обернулась к посетительнице.
– Ткани привезли. Не обессудьте, сударыня, некогда мне беседы вести.
– Ничего-ничего. Я, позволь, с Глашей поговорю.
Из мастерской выглянула Глафира. Глаз у нее блестел от возбуждения, видать подслушала разговор. Анюта неодобрительно покачала головой:
– Смотрите, заболтает вас наша Глаша.
Швея не смутилась:
– Ты, Анюта, ткани пока прими. Авось вернется хозяйка-то. А мы пока побеседуем, – она повернула здоровый глаз к Варваре Степановне. – Вы же, видать, про дочкино платье узнать хотели? Проходите, проходите сюда вот.
Зазывая гостью, Глаша прошмыгнула в мастерскую, прикрыла дверь. Подвинула для гостьи деревянное кресло с высокой спинкой, сама уселась за широкий стол, подхватила лежащий на нем лиф платья.
Игла замелькала серебристой искрой в умелых руках.
– Вы, уж, сударыня, не беспокойтесь, – мастерица подняла глаза, перекусывая нитку на шве. – Платье закончим в срок.
Теперь Анюта Иванна вон машинку починила, дело быстро пойдет.
– Что ж, из конторы господина господина Зингера не приходят чинить?
– Приходят, да только ждать их надобно. А Анюта у нас наловчилась колесико, через которое нитка бежит, привинчивать обратно. Оно у нас уж не первый раз соскакивает, – швея принялась прилаживать ленту к краю лифа.
– Спасибо тебе, Глаша, что платье заканчиваешь, что не бросила мастерскую в такой беде, – Варвара Степановна покачала головой. – Как же это все произошло?Не верится, что госпожа Попова способна на убийство.
– Да знали бы вы ее брата! Вот уж паук был кровососущий, прости господи, – Глафира торопливо перекрестилась. – Всю душу из нее вытянул. А в тот вечер уж как они ругались, как он кричал спьяну-то, что все у нее отнимет. И ведь еле на ногах держался. Мы с Анютой шили в мастерской, тихонько сидели, как мышки. Он в кресле уснул, так нас хозяйка и позвала, чтобы помогли ей уложить его на софу.
Да окно открыли, чтобы сивушный дух выветрить.
– Неужто, думаете могла ваша хозяйка собственного брата убить?
Швея вздохнула:
– Видать, расстроилась она, сердечная, вот и не сдержалась. Зайцем этим бесовским его и тюкнула. Он ведь прям над головой у него стоял на поставце – только руку протяни. Вот только я вам так скажу: неправильно это будет, если ее осудят за убийство-то. Это ж у кого бы терпения хватило с ним? Ведь последние полгода он как с цепи сорвался.
– А через окно, думаете, никто не мог проникнуть?
– Ну уж не знаю, сударыня. Душегубы, конечно, найдут путь, коли им надобно будет. Да только мы бы услыхали. Да и окно Анюта открыла – нам, верно, было бы слышно, – она отложила в сторону шелковистую ткань.