Наталия Черноглазова
Лабиринты души
Глава 6. Одиночество
Дмитрий помнил ту звенящую тишину в квартире. Едва он переступил порог, то сразу почувствовал, – что-то не так.
«Тишина бывает разной. Тишина может быть безмолвной, печальной, шепчущей. Она может обволакивать, или, наоборот, ставить барьеры. А может кричать и бить наотмашь. Вот так, с ходу. Ты не успеешь даже сообразить, что происходит, а тишина как гильотина обрушивается на тебя кипящим дождём, отнимая у тебя всё, чем ты жил…
Слушай тишину. Кроме неё, у тебя ничего больше нет».
В квартире было всё, как всегда. Как обычно, в прихожей горел свет. Из кухни тянуло сигаретным дымом. Так же небрежно была раскидана обувь по полу.
Но только взглянув на запертую дверь ванной, Димка всё понял. Не снимая обуви, рванул по коридору, уже по пути группируясь для броска. Задвижка изнутри была достаточно крепкой, но ему удалось сломать её за пару ударов.
Там, в ванне, лежала она, уронив голову на грудь, из-за чего её нос почти касался воды. Тёмно-красной, практически бурой воды. Дмитрий опустился на колени рядом с ванной. Ему хватило одного взгляда на Иринку, чтобы понять, что она мертва уже несколько часов. Димка нащупал в холодной воде ее руку с изрезанным запястьем, обхватил ладонью её пальцы. Прижался лбом к её виску.
«Иногда тишина вроде как ставит точку, словно говоря: «Хватит с тебя, недоумок». И больше незачем что-то говорить, делать. Даже жизненные процессы организма словно замедляются, и ты перестаёшь слышать стук собственного сердца, шепот дыхания. Такая тишина останавливает время».
…Дверь взломали на третьи сутки, когда Дмитрий был уже в полуобморочном состоянии от истощения. Он будто сквозь пелену видел обеспокоенные лица людей, заполонивших просторную ванную. Он слышал голос отчима, тот что-то быстро говорил и пытался его поднять. Общими усилиями Димку выволокли из ванной и положили на диванчик в прихожей. Кто-то звонил в «03». Как из глубокого колодца доносился шум шагов, крики, вздохи. Дальше – тьма.
Он пропустил похороны. Впоследствии он много раз корил себя за это, но всё же понимал, – это к лучшему. Похороны дочери чуть не убили его, но он заставил себя держаться ради жены. А теперь он за себя не ручался. Он остался один, в пустой квартире, где ещё недавно слышался смех его любимых девочек, в квартире, где теперь хотелось выть волком и грызть стены.
На работе он взял отпуск за свой счёт, на целый месяц. Димка хотел побыть один, хотя окружающие никак не могли оставить его в покое. Кто придумал нелепость о том, что убитого горем человека нельзя надолго оставлять в одиночестве?! Что за бред? Димка прекрасно понимал, что никого не интересует, что творится у него в душе. Все эти показные соболезнования и театральные вздохи по поводу несправедливости жизни его раздражали. Ему это было не нужно.
«Оставьте меня в покое, чёрт вас возьми!!! Ведь вам плевать на меня, вся моя долбанная жизнь – это для вас лишь повод поточить лясы у себя дома на кухне. Хватит лицемерить, пуская слезу. Я же знаю, что вам плевать на всё, что не касается ваших задниц. «Поддержка»? Я могу вам сказать, куда вы можете её засунуть».
Он пытался пить, но алкоголь не помогал, а делал всё только хуже. Жалость к себе накрывала волной, Димка бил кулаками в стены, крушил мебель. Это не приносило облегчения, но громкий шум отвлекал от мыслей. И воспоминаний.
«– Паап, смотри, как я могу! – маленькая темноволосая девочка лежала в огромной луже, раскинув в стороны руки и размахивая им, как птица. – Папа, правда, я бабочка?..
– Ты самая красивая бабочка в мире, – засмеялся Дмитрий, подумав про себя, что Иринка их обоих точно убьёт за испачканный Машкин комбинезон».
Кто-то из соседей сказал ему при встрече:
– Ну как так-то? Так нельзя. О матери не подумал…
Не подумал. Не подумал… Дмитрий вообще был не в состоянии о чём-либо думать. Боль заполнила его изнутри, расплавив все его мысли.
К матери он пришел сразу же после больницы, когда Иринку уже похоронили. Искал утешения. Тёплых слов. Он долго жал на кнопку дверного звонка. Когда мать открыла наконец дверь, в её глазах явственно читалось раздражение. Она даже не пыталась его скрыть.
– Мне некогда сейчас, – сказала она.
– Мама, – Димка задохнулся, споткнувшись на этом непривычном слове.
Он смотрел на эту женщину, пытаясь разглядеть в мертвенно-холодных глазах хотя бы каплю той любви, о которой он так мечтал с детства. Ведь не может быть так, чтобы самый родной человек отвернулся от него в такую минуту. Но там не было ничего. Мать смотрела на него пустыми, безразличными глазами.
– Мама…
«За что, чёртова сука?! Почему я за свою жизнь не удостоился ни одного доброго слова от тебя? В чём я виноват? Почему сейчас, когда рушится моя жизнь, когда я не знаю, зачем мне жить дальше, ты не можешь даже притвориться любящей матерью? Ну, пожалуйста…»
Молча повернувшись к ней спиной, Дмитрий стал спускаться по ступенькам лестницы. Услышав, как за ним захлопнулась дверь, он с трудом преодолел желание рвануть назад, выбить её ногами, ворваться в квартиру и высказать матери всё, что что у него накопилось. Чтобы она поняла, какая она никчёмная тварь. Конечно, Димка осознавал, что это пустая затея. Она не поймёт. Она никогда не понимала, как нужна ему. Особенно сейчас.
Димка решил, что отныне он будет жить назло.
Глава 7. Затмение
Дмитрию безумно нравилось по вечерам колесить по стремительно пустеющим улицам города. Когда опускались сумерки, ему казалось, что даже дышать становится легче.
Иринка раньше очень боялась мотоциклов. Говорила, что чувствует затаившуюся в них опасность. Иногда Димке приходилось пару часов уговаривать её сесть сзади него на пассажирское место, чтобы вместе с ней прокатиться в магазин на другом конце города. Иринка смешно взвизгивала на каждом крутом повороте, едва ли не прокалывая насквозь своими ногтями Димкину кожаную куртку. Она настаивала на приобретении автомобиля, отмечая, что это более безопасно, практично и даже солидно. Димка же привык к своему старенькому, но ещё вполне надёжному «коню», и не особенно стремился пересесть на что-то другое.
После похорон Иринки Дмитрий и вовсе перестал смотреть на спидометр. Каждый вечер, выезжая с придомовой территории, он словно растворялся в дороге.
«– А что, если никакого Бога не существует? Если перед лицом Вседержителя все равны, то почему Его любовь распределена на всех так неравномерно? – Димка вопросительно посмотрел на Андрея.
– Не забивай себе голову этим дерьмом, парень – весело подмигнул тот.
– Не могу об этом не думать, – покачал головой Димка.
– Там, наверху, навряд ли кто-то хоть раз подумал о тебе.
Отчим ушёл на работу, на прощание ободряюще потрепав Дмитрия по плечу».
Сегодня он в последний раз сел за руль своего мотоцикла. Ведь произошло то, во что он никак не мог поверить. То, что показалось ему чудом.
В этот вечер Димка, как обычно, разогнался не на шутку. Семьдесят пять километров в час. Быстрая езда позволяла отвлечься от мыслей. Мотоцикл требовал внимания и сосредоточенности, поэтому Димка научился во время пути забывать обо всех своих проблемах.
О дочери.
«– Папа, я правда умру?»
Димка всё сильнее жал на газ, увеличивая скорость.
Девяносто.
Дмитрий ощущал лёгкость. Впереди себя он видел только узкий коридор дороги. Все объекты по бокам словно перестали существовать, превратившись в неясные смазанные картинки, напоминающие хаотичные мазки кистью на холсте не очень талантливого художника.
Сто десять.
Его охватила эйфория. Мир вокруг него будто отошёл на второй план. Он слышал только биение своего сердца.
Сто двадцать.
Впереди замаячил знак поворота, но Димка не обратил на него внимания. Он смотрел вперёд стеклянными глазами, полностью отключившись от реальности. Когда перед ним вырос торец пятиэтажки, он выкрутил ручку газа до конца. Мотор мотоцикла взревел, прибавляя всё больше оборотов. Глухая серая стена неумолимо приближалась, но Димка ощущал странное спокойствие и даже облегчение.
Скоро боль уйдёт. Ещё немного, и…
Дмитрий почувствовал сильную вибрацию. Перед его глазами вспыхнул яркий свет, и он зажмурился.
Сквозь чудовищно громкий скрежет металла и хруст его собственных костей он отчётливо услышал голос, зовущий его по имени.
Димка открыл глаза.
Он сидел на мотоцикле, неподвижно стоящим перед грязной серой стеной жилого дома. Прямо на уровне его глаз красовалась надпись, написанная цветными мелками:
«ЖИЗНЬ ПРЕКРАСНА»
Дмитрий дрожащими руками отстегнул под подбородком ремешок шлема и снял его с головы. Надпись явно была сделана детьми, уж очень коряво были выведены буквы. Димка аккуратно слез с мотоцикла. Тот стоял на заботливо выдвинутой подножке.
Произошедшее никак не укладывалось в его голове. Реальность будто изменилась, либо кто-то её изменил, чтобы не дать ему совершить непростительную ошибку. Димка посмотрел вверх в сумеречное небо, словно пытаясь отыскать там ответ.
– Почему? – спросил он шёпотом.
На небе зажглась звезда.
Димка, убрав подножку, развернул мотоцикл и, повернув ключ в замке зажигания, медленно поехал домой.
Зайдя в квартиру, он швырнул шлем на пол и прямо в ботинках проследовал в зал. Со стены на него смотрели смеющиеся Иринка с дочерью. Он с ногами забрался на диван и заплакал, уткнувшись лицом в колени.
Он не то, чтобы не хотел жить дальше, а просто не знал – как. Ему было некуда деться от этой дикой боли.
Плевать. Плевать на всех.
Димка рывком поднялся с дивана и подошёл к журнальному столику, на котором лежало несколько пачек сигарет.
Раньше он не курил в комнате, но теперь, когда он остался один, ему стало можно всё.
Его взгляд упал на иконы, стоявшие на полке книжного шкафа напротив. Димка, улыбаясь, подошёл к иконе Пресвятой Богоматери и сигаретой выжег на её изображении оба глаза.
Часть 2
Глава 1. Ожидание
Город умирал. Корчился в муках агонии. По дорогам ещё ездили автомобили, изредка сигналя зазевавшимся прохожим; горел, изо всех сил пытаясь не погаснуть, единственный фонарь возле раздолбанного автовокзала. Город ещё не понял, что ему конец. Прогнивший насквозь, он всё ещё пытался держать лицо.
Вадим Клён с тоской разглядывал серые, потухшие здания, по которым лениво расходились трещины. Даже воздух в городе был мёртв. Пахло дикой безнадёжностью и необратимостью времени.
Раньше здесь было вполне сносно. Вадиму было что вспомнить о своём детстве. Тогда, пять лет назад у города была надежда. Люди бежали по тротуарам, залитым солнечным светом, спеша на работу. Истошно визжали дети, гоняя по городу на велосипедах и скейтбордах. Из труб единственного завода валил густой чёрный дым. По вечерам зажигались фонари. По вечерам…
У Вадима сжалось сердце.
А может, всё не так? Может, это только его никчёмная жизнь остановилась тогда, пять лет назад?.. И вовсе не город медленно умирает, а он сам?
Он смотрел на горящий фонарь. Жизнь меняется. У всех. Даже у тех, кто годами скулит о том, что у них всё по-старому. Да, жизнь течёт. Но Вадиму казалось, что его собственная жизнь не тронулась с места после тех событий.
«Что ты сделал? Скажи, скажи… вслух.»
Он не мог. Тысячи раз он проговаривал это мысленно, спорил, каялся, смиренно принимал наказание. Но не вслух.
Ничего не было. Ничего и не могло быть. Они были детьми, неразумными, жестокими детьми. Они не были ни в чем виноваты. Им тогда так и сказали, всем семерым.
Вадим закурил. Сигареты – вовсе не зло. Сигареты могут сотворить чудо, – наполнить жизнь смыслом. Вдыхая дым, чувствуешь, как тепло растекается по венам, мысли становятся лёгкими и невесомыми. И самое главное, изо всех сил хочется жить. Волшебное ощущение. Только благодаря сигаретам Вадим не съехал с катушек.
В последнее время он часто приходил сюда, на автовокзал. Нет, он даже не думал уехать из города. В глубине своей души Вадим знал, что город просто так его не отпустит.
Вадим часто думал о том, почему его оставили в живых, почему не наказали, как остальных. Правда, он затруднялся ответить, кто именно должен был его наказать. Бог?.. Нет. Бог должен был быть полным отморозком, чтобы такое сотворить. Бог не убивает детей, даже если эти дети – монстры. Бог ведь всегда всё прощает, верно? Или нет?..
Вадим не мог отделаться от мысли, что тогда, на перекрёстке, вместе с чувством ужаса испытал необычайное удовлетворение от справедливости произошедшего. Справедливости, мать его.
Одно он понимал совершенно точно – та авария, унёсшая жизни шестерых его друзей, не была случайной. Таких совпадений не бывает.
«А почему не ты? Почему всего шесть трупов вместо семи? Ты ведь знаешь, что виноват больше всех. Так почему же ты до сих пор жив, убийца?..»
Вадим не знал. С того самого дня, когда он по счастливой случайности избежал смерти, его жизнь остановилась, превратившись в грёбаный кошмар.
Его родители были слишком тупы, как и тот психолог, к которому они его привели. Они не понимали, ЧТО произошло. Не было психологической травмы. Не было стресса, шока или другой подобной ерунды.
Просто их всех наказали. Всех, кроме Вадима.
Каждый день он жил и наблюдал, как гаснут фонари. Когда остался последний, Вадиму стало страшно. Он вдруг осознал, что его ожидание заканчивается.
Если фонарь погаснет, его уже ничто не спасёт…
Глава 2. Вина
Это был, пожалуй, один из самых солнечных майских дней. Солнце припекало с самого утра. Вадим неохотно собирался в школу. Была даже мысль пропустить уроки, но Вадим отмёл её с самого начала. Мать ни за что не разрешит, а если он самовольно вздумает прогулять сегодня школу, она обязательно к вечеру об этом узнает, а это чревато. Вадим не был примерным сыном, поэтому мать очень часто его поколачивала, в большинстве случаев – за дело. На дворе стоял май, близился конец учебного года, а Вадим был в списке претендентов остаться на второй год, и это при том, что в седьмом классе он уже был второгодником. Если бы он сегодня пропустил занятия, мать бы с него шкуру спустила, это точно. Поэтому Вадим всё-таки отсидел пять уроков.
Если по-честному, то Вадим чувствовал некое превосходство над одноклассниками. Он был старше, и это делало его вожаком в любых проделках. Ещё в начале учебного года он сколотил что-то вроде банды. Вместе они срывали уроки, курили за школой, мучили кошек и собак, поджигали урны, словом, беспредельничали, как могли в силу своего возраста.
Но самой главной забавой всё же была охота на дурака. О, это стало уже традицией. Вадим в принципе не интересовался, кто этот человек, и откуда он взялся у них в доме. Из подслушанных разговоров матери с её подругами он уловил немного информации. Вроде бы дурак раньше был обычным человеком, но после каких-то страшных событий вдруг съехал с катушек. Мать Вадима жалела идиота, приговаривая, что жизнь может сломать каждого, что нужно относиться к нему хорошо, что дурак и вовсе не виноват в том, что он дурак. Вадиму было, в принципе, плевать на эти разговоры. Дворовый дурак был забавным, безобидным, а самое главное – он был идеальной жертвой для охоты. Игра заключалась в том, что ребята стайкой гонялись за ним, пытаясь попасть в него камнем или чем-то ещё. Дураку тоже нравилась игра, он даже иногда поддавался и делал вид, что попался, смешно корчил рожи и визгливым голосом кричал каждый раз, когда пацаны пинали его уже лежащего на асфальте.
Иногда Вадим ловил себя на мысли, что всё происходящее неправильно. Но он не мог ударить в грязь лицом перед своей бандой. Ему, как лидеру, не пристало испытывать сочувствие к придурку.
Вот и сегодня, послонявшись вокруг школы с ребятами, Вадим повел их в родной двор. Все шестеро «посвященных» жили в его доме, поэту основным местом для игр была детская площадка у дома, гаражи чуть поодаль и небольшой пустырь прямо за домом.
Дурака они увидели издалека. Тот сидел на лавочке у первого подъезда и глупо ухмылялся, пуская слюни. Это был долговязый мужчина за тридцать, в потрёпанном чёрном трико и красной рубашке с грязными разводами от пота. Видимо, за ним никто толком не ухаживал: волосы и ногти пора было уже давно подстричь. На ногах идиота были стоптанные туфли, настолько рваные, что из их носков торчали пальцы его ног с вросшими ногтями.
А ещё у него были полные ладони шоколадных конфет.
Для Вадима этого было достаточно. Он громко крикнул:
– Смотрите, сколько у дурака конфет!..
Остальные ребята тут же ринулись к идиоту, выкрикивая обидные слова. Вадим ударил палкой прямо по рукам душевнобольного, тот взвыл, выронив все конфеты, и кинулся бежать. Началась охота.
Трудно сказать, что заставило их, семерых пацанов, именно в этот раз так не на шутку разойтись. То ли ощущение власти над корчащимся на асфальте дураком, то ли вид крови снёс им головы напрочь… Наверное, они не хотели убивать идиота. Наверное…
Это просто была игра, зашедшая очень далеко.
Вадим плохо помнил впоследствии, зачем он взял тот огромный камень в руки. Больной дурак уже почти не двигался, только перебирал руками и ногами, словно пытаясь плыть, вокруг него растекалась кровь. Как раз начался дождь, который подхватил эти кровавые потоки и понёс по асфальту, из-за чего зрелище казалось ещё более ужасным. Камень будто сам напросился Вадиму в руки, а потом сам обрушился на голову дурака.
Он сразу даже не понял, что произошло. Когда раздались крики жильцов дома, он просто кинулся наутёк, как и все.
Забежав в квартиру, он осторожно прокрался в свою комнату и лёг на кровать, с головой нырнув под плед. Его трясло от страха. Так бывает, что осмысление сделанного приходит позже. Вадима переполняло желание вернуться во двор, убедиться, что дурак жив и невредим. Что он, Вадим, ничего плохого не совершил. Но он так и продолжал лежать. Даже когда мать позвала его ужинать, он притворился спящим.
В ту ночь сон не шёл. Вадим несколько раз засыпал, но каждый раз просыпался в холодном поту. Он видел кошмары.
Утром Вадим осторожно выглянул в окно. Солнечные лучи освещали двор. О вечернем буйстве природы напоминали только раскиданные по всему двору сломанные ветки деревьев, перевернутые лавки у подъездов и кучи мусора. Вадим силился рассмотреть хоть капельку крови на месте вчерашней бойни, но так и не смог. Ливень смыл все следы.
Весь день Вадим поглядывал на мать, ожидая, что та первая начнёт разговор о том, что они с ребятами вчера натворили. Но мать молчала. Вадиму даже показалось, что она сознательно избегает смотреть ему в глаза. Несколько раз во входную дверь стучали, но мать почему-то не открывала дверь. Только когда из-за двери послышалось грозное: «Полиция!», пришлось её всё же открыть.
Вадим в этот момент находился у себя в комнате, превратившись в слух. Прижавшись ухом к двери, он пытался услышать, о чем разговаривают мать и полицейские.
Вадим уже потом узнал от матери, что она соврала полицейским. Она сказала, что Вадим был дома весь вчерашний вечер. Нет, вообще никуда не выходил. Она готова подтвердить. Нет, соседи говорят неправду. Её сын вовсе не малолетний бандит. Он примерный мальчик, который даже мухи не обидит. Учителям не нужно верить, они предвзято относятся.
В целом жизнь дома не изменилась. Всё было по-прежнему.
Это изматывало Вадима. Всё было таким же, как всегда. Кроме одного, – он сошёл с ума. Его мозг не был в силах выдержать мысль, что он убил человека. Неважно, сколько ему было лет, какие мотивы у него были (или не было?..) и что послужило этому причиной.
Он убил.
«– Мам…
– Что?
– А что с тем человеком стало?
– С дураком? Умер он, вроде. Ему и лучше, мучиться не будет. Почему ты спрашиваешь?
– Мам, я же был там, ты знаешь. Маааам…
– Сынок, ты зря так переживаешь. У идиота и так с головой проблемы были. Какого чёрта он вообще свободно ходил по улице? С ним что угодно случиться могло. А ты молчи, понял? Тебя там не было. Мне ещё не хватало разборок с полицией. Вчера ты был дома, усёк? Я больше не хочу ничего слышать.
Вадим молчал. Полиция больше не приходила. Со своей дворовой компанией он больше не общался, да и они в школе проходили мимо него, опустив головы.
Но начались кошмары. Безнаказанность имеет свои минусы. Ты вроде избежал наказания со стороны социума, но тебе не убежать от себя. Совесть – это постоянная величина, вроде константы.
Вадим ожидал коронации. В главном зале огромного замка начиналось пиршество, а он сидел в небольшой комнате на верхнем этаже, ожидая приглашения.
Открылась дверь, и в комнату вошел Нечеловек. Он был ужасно худым и совсем без одежды. Глаза его были жутко оранжевыми.
– Мой король, – обратился Нечеловек. – Вам следует подготовиться к предстоящему празднику в Вашу честь. Я хочу Вам помочь. Позвольте продемонстрировать Вам наглядно процесс инаугурации.
Худощавый подвёл Вадима к большому коробу, стоявшему у входа в гардеробную, и открыл его. На Вадима устремили взгляд шестеро младенцев. Нечеловек бесцеремонно взял одного из них за ножки и насадил на свой эрегированный член, после чего стал совершать возвратно-поступательные движения. Вадим не успел его остановить.
– Видишь, Высочество? – с придыханием молвил Нечеловек. – Это просто никчёмное дитя. А ты избран осквернить дитя самого Бога!..
Когда у Вадима совсем отъехала крыша, родители отвели его к психологу.