Ей повезло – в туалете никого не было. Элиза резко повернула кран с холодной водой и подставила руки под ледяную струю. Боль постепенно стихала, исчезали отвратительные пузыри, но кожа все еще оставалась красной. К вечеру на ней появятся шрамы от ожогов, а к утру все исчезнет. Если бы не эта удивительная способность ее тела к регенерации после самых страшных ожогов, она была бы одним сплошным шрамом.
Все еще не вынимая руки из-под воды, Элиза прислонилась лбом к холодной поверхности зеркала и наконец позволила себе заплакать. В подсобке лежала косметичка, она еще успеет привести себя в порядок ко второму уроку.
Большой сарай за домом Максим переоборудовал в мастерскую еще в то лето, когда забрал Яну в аэропорту соседнего города Алексеевска. На это ушли все отложенные деньги и даже пришлось брать кредит, за который он расплатился только год назад, зато теперь здесь можно работать до двадцатиградусных морозов, а в доме не пахло краской и лаком.
Семь лет назад он остался без работы и семьи и переехал в этот город, чтобы начать жизнь заново. У него не было здесь ни родных, ни знакомых. Он просто открыл карту и ткнул в первое попавшееся место. Продал комнату в коммуналке, в которую переехал после развода с Варей, купил билет в один конец и с единственной сумкой с одеждой вышел из самолета в Алексеевске. Денег за комнату в Санкт-Петербурге хватило на целый дом в Лесном, еще и прилично осталось. Дом был небольшим, походил на обычный деревенский, без ванной и приличной кухни, с удобствами на улице, но первое время Максим обходился и этим, лишь после переезда Яны достроив и обустроив его по-другому.
В Санкт-Петербурге он работал следователем. Ему даже казалось, что он любил свою работу, но в последнее время все больше в этом сомневался: если бы действительно любил, наверное, скучал бы? Но он не скучал.
В Лесном первые два месяца он просто отдыхал. Устранял мелкие недочеты по дому, приводил в порядок запущенный двор, заготавливал дрова на зиму. А главное – много спал. Однако долго сидеть без работы он все равно не мог, поэтому и вернулся к своей давней детской мечте: изготавливать деревянную мебель. Уроки труда были его любимыми в школе, а от отца-математика достался талант к проектированию в голове и на бумаге самых сложных чертежей. Отвел для мастерской свободную комнату, ездил в Алексеевск к парочке мастеров, готовых за определенную плату поделиться знаниями и опытом. Смотрел ролики в интернете, закупал необходимые инструменты и материалы. В городке, построенном вокруг лесоперерабатывающего завода, где у каждого третьего была во дворе своя пилорама, проблем с материалом не возникало. Со временем у него появились постоянные поставщики, в надежности которых он не сомневался.
Начинал с малого: шкатулки, табуретки, этажерки. Брал недорого, работал быстро. Появились первые клиенты. Выполнять большие заказы ему было не за чем, да и негде. И только после переезда Яны пришлось расширяться.
Первым делом Максим достроил небольшое помещение под ванную, пробил скважину, купил котел. Теперь в доме была горячая вода, а в туалет не приходилось выходить на улицу. Правда, пристройку пришлось делать по единственной стене, где не было окон, поэтому вход в ванную находился прямо в гостиной, куда, впрочем, открывались и все остальные двери. Эту комнату и гостиной-то назвать язык поворачивался с трудом. Когда-то она выполняла роль проходной кухни. Здесь стояла печь, которую Максим переделал под камин, а также вынес сюда диван и телевизор. Привел в порядок большую веранду, часть которой утеплил и переделал под удобную и практичную кухню. Комнату, где раньше была мастерская, отдал Яне. Саму же мастерскую вынес в сарай, заодно увеличил и модернизировал. Тогда и пришлось взять приличный кредит, но мэр лично поспособствовал тому, чтобы он не был грабительским. Антон Степанович Подгородцев всегда и везде искал выгоду если не материальную, то моральную – точно. Поддержка малого бизнеса человека, приехавшего в их городок из мегаполиса, принесла ему немало баллов в глазах простого народа.
Кредит Максим выплатил год назад; заказы росли, и иногда он всерьез подумывал о том, чтобы взять помощника из местных. Сам не знал, что останавливало: не то не был уверен в добросовестности последних, не то просто не желал впускать кого-то в свой мир и свое дело. Странная особенность: он никогда ни к кому не ревновал свою бывшую жену, но мысль о том, что кто-то будет касаться его инструментов и воплощать в жизнь его задумки, была ему противна. Но, наверное, рано или поздно придется. Через три года Яна закончит школу, и нужно бы иметь к тому времени какой-то запас денег, чтобы оплатить ее дальнейшую учебу. Думать о том, что дочь уедет от него, пока не хотелось, но он понимал, что будущего здесь у нее нет. Не то чтобы Максим себя считал старым в свои тридцать шесть, но морально был готов остаться здесь навсегда, а вот молодой девушке в этом городе делать нечего. Он одновременно хотел и не хотел, чтобы она вернулась в Санкт-Петербург. С одной стороны, там живут его родители, Яна не останется одна в огромном городе, с другой – сам он не хотел туда даже приезжать. И еще больше его огорчало то, что Яна пару раз заводила с ним разговор на тему своего будущего. И это будущее его не радовало. Девочка, вопреки всем доводам, хотела пойти по его стопам и стать следователем. Стоило ей только заикнуться об этом, Максим начинал злиться, и она замолкала. Но он знал, что дочь не отказывается от этой идеи.
С самого утра, отправив Яну в школу, Максим засел в мастерской. Большой сарай делился на три помещения: в одном мебель собиралась, в другом сохла после покраски и нанесения лака; была еще маленькая подсобка, которую Яна называла «Дизайнерской». В ней посередине стоял большой стол, на котором Максим расчерчивал будущий заказ. Не так давно ресторатор из Алексеевска решил открыть в их городке небольшой ресторан, поэтому Максим получил заказ на мебель для него. Столы, которые все равно будут накрыты скатертями, ресторатор купит в магазине, так получалось дешевле, зато резные стулья и буфет для посуды хотел оригинальные. Буфет Максим и чертил этим утром, включив погромче радио в надежде на интересную передачу, но то с самого утра вещало только об одном: лесном пожаре. Причем то, что говорил взволнованный голос диктора, было правдой только наполовину. Максим знал от Димы, что справиться с огнем не удалось, сильный ветер никак не утихал, от чего площадь пожара только увеличивалась, но городу пока ничего не угрожало. Диктор же нес полную ахинею о том, что ядовитые пары (откуда только?) уже заполонили город, жители то тут, то там находят мертвых птиц, а некоторые пернатые падают едва ли не на голову прохожим. Максим даже не удивится, если к вечеру из обеих аптек городка исчезнут все медицинские маски.
Он раздраженно выключил радио, переключив старенький музыкальный центр на проигрыш стоявшего в нем диска. Небольшую комнатку тут же залили лирические звуки скрипки. Вальс «Муки любви» Крейслера, исполнитель – Алена Васильева. Мировая знаменитость, талантливейшая скрипачка. И младшая сестра Максима. Он любил ставить ее диски, когда работал. Звуки скрипки отвлекали от посторонних мыслей и настраивали на нужный лад.
Вот и сейчас Максим с головой ушел в работу, а потому не сразу услышал въехавшую во двор машину. Лишь когда рядом с приоткрытым окном хлопнула дверца, он оторвался от чертежей. Взглянул на часы, гадая, кто мог приехать к нему в час дня, но затем отложил в сторону карандаш и вышел на порог мастерской. К его удивлению, во дворе стоял черный джип самого Антона Степановича Подгородцева. Машину мэра в городе знали все. Подгородцев – крупный, уже начавший лысеть мужчина пятидесяти лет с объемным животом – в это момент как раз с интересом оглядывался по сторонам.
Он всегда появлялся на людях исключительно в хорошо сшитом костюме и до блеска начищенной обуви, однако вместо брюк и пиджака сейчас на нем были джинсы и теплый пуловер. Такая одежда прибавляла ему несколько лет и килограммов и превращала в обычного стареющего мужчину. Хотя, вполне возможно, дело было не в одежде, а в крайне напряженном выражении лица и глубокой складке между бровями. Интересно, почему он не в мэрии в разгар рабочего дня?
Увидев Максима, Подгородцев тут же направился к нему.
– Максим Александрович, добрый день! – он первым протянул ему руку, которую Максим, еще не оправившись от удивления, пожал.
– Добрый день.
Что здесь нужно мэру? Они встречались всего один раз, когда тот перед журналистами на камеру вещал о том, как он рад, что в их город приезжают и начинают здесь свое дело жители крупных городов. Максиму тогда показалось, что речь мэру писал кто-то из помощников, а сам он даже не знает, как зовут этого приехавшего. И уж точно Максим не думал, что мэр в курсе, где он живет.
– Нам нужно поговорить кое о чем очень важном, – объявил Подгородцев, и Максим внезапно понял, что разговор будет не только важным, но и секретным. Только этим он мог объяснить такой внезапный визит главы города. Но о чем может быть этот разговор, не мог даже предположить.
– Проходите, – он кивнул на дом, но Подгородцев покачал головой.
– Давайте поговорим здесь, – он показал на мастерскую, наверное, не подобрав правильного слова для того, чтобы дать ей название: со стороны она выглядела обычным сараем. – Не хочу сильно отвлекать вас от работы. Заодно посмотрю, как вы устроились.
Максим пожал плечами, посторонившись, чтобы Подгородцев мог пройти. Тот вошел, не скрывая любопытного взгляда, хотя Максиму и казалось, что его мысли заняты чем-то другим. Прошелся вдоль выстроившихся в ряд двенадцати стульев, которые уже были готовы и дожидались своей очереди на покраску, потрогал рукой лежащие возле другой стены заготовки для следующей партии.
– Ну что ж, вижу, вы потратили деньги с толком, Максим Александрович, – резюмировал Подгородцев. – Я не прогадал, поставив на вас. Местные не смогли бы сделать из старого сарая такую, не побоюсь этого слова, мастерскую. Не хотите расшириться? Я выбью для вас кредит, может быть, под приличное производство мест на десять. Возглавите его.
– Спасибо, мне пока хватает этого. Что-то случилось, Антон Степанович? – осторожно поинтересовался Максим, решив не ходить вокруг да около. – Вы ведь не мастерскую мою приехали смотреть?
– Случилось, – мэр кивнул, затем наконец отошел от болванок и посмотрел на него, сцепив руки перед собой в замок. Максим с удивлением заметил, что он нервно перебирает пальцами, как будто волнуется. – Первым делом я попрошу вас, чтобы этот разговор остался между нами.
Максим кивнул, удивившись еще сильнее.
– Вы знакомы с моей женой?
Едва ли во всем городе нашелся бы человек, который не знал жену мэра. Инга Подгородцева была младше своего мужа лет на тридцать и обладала поистине удивительной красотой. Медно-рыжие натуральные волосы, спадающие идеальными локонами до самого пояса, большие желто-зеленые глаза пантеры, ровный контур губ, бронзовая кожа, тонкие запястья, грудь третьего размера, бесконечные ноги – все это наверняка являлось в эротических снах не одному мужчине в городе. Инга смотрела на жителей городка с баннеров, рекламных вывесок и больших билбордов. Она занималась благотворительностью, помогала алкоголикам и наркоманам попасть на реабилитацию, бомжам обрести хотя бы временное пристанище, организовывала поездки в детские дома и даже лично спонсировала стройку приюта для животных – невиданное дело в таких провинциальных городах.
В общем, Инга Подгородцева была намного ближе к народу, чем ее муж.
– Лично не доводилось, – осторожно ответил Максим. – Но, конечно же, я много раз видел ее по телевизору и в газетах.
Подгородцев важно кивнул, словно такого ответа ему было достаточно.
– Дело в том, что… – Он на секунду замялся, собираясь с мыслями. – Инга пропала.
– Что вы имеете в виду? – переспросил Максим, прекрасно зная, что часто люди подразумевают под этим абсолютно разные вещи.
– Вчера утром она взяла машину и уехала. Домой до сих пор не вернулась, ее мобильный телефон не отвечает.
Максим надолго замолчал. Не думает же Подгородцев, что его жена каким-то образом оказалась у него? Нет, наверное, если бы вдруг по какой-то нелепой случайности это пришло ему в голову, он захотел бы осмотреть дом, а не мастерскую. Потому что в самых смелых фантазиях представить Ингу своей любовницей Максим еще мог, но вот помощницей – уже никак.
– При чем здесь я? – спросил он.
– Я хочу, чтобы вы тихо занялись ее поисками. Лично. Без огласки, – огорошил его Подгородцев.
Максим подумал, что ослышался.
– Что?
– Я хочу, чтобы вы занялись ее поисками, – повторил мэр и прежде, чем Максим смог еще что-то спросить или возразить, сцепил руки в замок теперь уже за спиной и продолжил: – Я знаю, что вы бывший следователь. Вы закончили школу милиции, несколько лет работали оперативником, затем получили высшее юридическое образование и стали следователем. Я навел о вас справки сразу, как только вы переехали сюда, но мне не было до этого никакого дела. Хотите работать столяром – ваше право. Но сейчас мне нужна ваша помощь.
– Простите, но вам лучше обратиться к следователю вашего города, – твердо заявил Максим. – Раз вы наводили обо мне справки, вы должны знать, что я давно уволился и пропавшими людьми не занимаюсь. И даже когда работал, был не слишком хорошим профессионалом.
– Ваши коллеги о вас другого мнения.
Максим гневно прищурился. Одно дело просто наводить справки о новом в городе человеке, другое – узнавать о нем у бывших коллег.
– В том, что случилось, вашей вины нет, – продолжил Подгородцев, то ли не видя, то ли не желая видеть гнева собеседника. – Вы были хорошим следователем и наверняка им остались. Я прошу у вас сущую мелочь: найти мою жену, не афишируя поисков. За эту непыльную работенку я щедро заплачу, и в будущем вы сможете рассчитывать на мою благосклонность.
Максим, конечно, понимал, почему мэр не хочет просить об этом полицию. Если Инга Подгородцева обнаружится где-нибудь в чужой постели, будет лучше, если об этом узнает только он, посторонний по сути человек, а не весь город. Заниматься поисками не хотелось, но ссориться с мэром – не хотелось еще больше. В конце концов, ничего особенного от него не требуется.
– Вы звонили ее родителям или подругам? – все еще попытался увернуться он. – Может быть, она осталась у кого-то из них, просто забыла предупредить?
– Ее мать давно умерла, отец, насколько мне известно, бросил их, когда Инга была ребенком. У двух ближайших подруг ее тоже нет.
– Дадите мне их контакты? Они могут что-то знать хотя бы о том, куда направлялась ваша жена.
– Безусловно. – На лице Подгородцева промелькнуло что-то вроде одобрения. – Все, что вам понадобится.
– Тогда вы позволите задать вам еще несколько вопросов? – поинтересовался Максим, давая окончательно понять, что согласен.
– Спрашивайте.
– Ваша жена вчера не говорила, куда едет?
– Нет, меня не было дома. Я вернулся сегодня утром, был занят делами. Мария, моя дочь, сказала, что Инга уехала накануне в одиннадцать утра и с тех пор не возвращалась.
– Чем она занималась в последнее время?
– Да как обычно, – мэр пожал плечами, – детские дома, приюты, алкоголики. Никаких новых дел, насколько мне известно. Я не особенно вникал. Эту часть общественной жизни обеспечивает она, я ей за это благодарен. У меня хватает других забот, вы же понимаете. Наш завод на грани банкротства, а если его закроют, бо́льшая часть города останется без работы. У нас совсем нет денег на ремонт дорог, а по ним скоро можно будет проехать исключительно на тракторах…
– У вашей жены… – Максим замолчал, стараясь подобрать наиболее деликатные слова. – Не было причин уехать насовсем?
– Что вы имеете в виду? – Подгородцев нахмурился.
«Как будто ты не понял», – мысленно поморщился Максим.
– Какие у вас отношения? Вы не ругались?
– У нас прекрасный брак! – отчеканил мэр. – У моей жены не было поводов сбегать от меня, если вы это имеете в виду!
Именно это Максим и имел в виду. И более того, он понимал, что едва ли мэр скажет ему правду, даже если его брак далек от идеала. Об этом в том числе лучше спросить у близких подруг Инги. Женщины любят посплетничать, особенно если их более успешные подруги оказываются не такими уж успешными, и за фасадом прекрасного брака скрываются серьезные проблемы.
– Хорошо, я займусь поисками вашей жены, – заверил он. – Запишите мне, пожалуйста, контакты ее подруг и марку и номер ее машины.
Мэр смерил его таким взглядом, как будто он должен был это знать и так, но ничего не сказал, лишь молча кивнув.
– Если вам будет нужна еще какая-то информация, звоните в любое время, – Подгородцев протянул ему свою визитку. – И я надеюсь, первые данные не заставят себя долго ждать.
Максим мельком оглянулся на выстроившиеся в ряд стулья и похвалил себя за привычку не тянуть до последнего, а работать наперед: несколько дней запаса у него есть. Теперь главное, чтобы Инга Подгородцева нашлась быстро и безболезненно.
Урок русского языка у десятого «А» выпал уже на сегодняшний день и стоял шестым в расписании. Элиза не успела к нему подготовиться, поскольку «форточек» у нее не было, а заниматься посторонними делами на своих занятиях не считала возможным. Все перемены она проводила в подсобке, закрывшись на замок, чтобы никто не вошел без стука и не увидел, как она держит руки в миске с ледяной водой. На сегодняшний вечер у нее запланирована традиционная встреча с подругами в кафе, и к этому времени следовало привести себя в порядок. Едва ли Катя что-то заметит, а вот от профессионального взгляда Вики ожоги не скроешь: та работала медсестрой в ожоговом отделении.
Ладони все еще оставались красными, но уже без волдырей и почти без корок. Элиза решила вопреки своим правилам уйти домой сразу после уроков, чтобы иметь возможность полежать в холодной ванне и привести в порядок нервную систему. Сейчас, когда внутри продолжали бушевать эмоции, ей не вывести следы ожогов до конца, поскольку стоило отвлечься, как появлялись новые. Конечно, в таком случае придется взять стопку тетрадей домой, но это меньшее из двух зол. Расписание уже сломано, с последствиями лучше разбираться за запертой дверью своей квартиры.
А вечером еще предстоит подумать над тем, как сохранить и всех интернетовских учеников, и факультатив по чешскому языку. Родители переехали в Чехию, когда ей было пять. Получили гражданство, чтобы выступать за сборную, поэтому было оно и у Элизы. Правда, чаще всего там ее называли Элишкой, но она понимала, что требовать этого здесь точно не стоит. Не ненавистная Лиза – и то хорошо. Жизни в России Элиза не помнила, но русский язык знала хорошо, потому что отец за пятнадцать лет чешский в совершенстве так и не одолел, дома требовал говорить исключительно по-русски. Отказываться сейчас от факультатива даже временно Элиза не хотела: где еще она могла поговорить на родном и любимом языке? Факультатив был общим для всех классов, поэтому там собирались и малыши-пятиклашки, изучающие язык для общего развития, и будущие выпускники, которые собирались поступать в чешские университеты. По крайней мере, пробовать. Всего приходило обычно десять-двенадцать человек. Колченогой поначалу не нравилась такая сборная солянка, она утверждала, что деление по возрастам в школе необходимо, но Элиза пошла к директору, убедительно доказав, что эта самая «солянка» только подружит и скрепит детей. Директор возражать не стал, и вскоре все убедились, что Элиза была права. Старшие дети привыкли помогать малышам, и никому теперь не позволяли их обижать. Хотя едва ли Колчанова Людмила Арсентьевна когда-нибудь признает это вслух.
Галдеж десятого «А» Элиза услышала еще до того, как вошла в кабинет. Звонок прозвенел больше минуты назад, но дети и не думали успокаиваться. Впрочем, они редко сидели тихо даже когда в кабинете находилась Марина Петровна. Кабинет Элизы находился рядом, всего лишь через маленькую подсобку, которую они делили с Соболевой на двоих, поэтому она всегда слышала, что происходит у той на уроках.
Дети не замолчали и тогда, когда Элиза открыла дверь и вошла. Они ее даже не заметили. Все взгляды были обращены в противоположную сторону, где на первой парте стоял Артур Михайлов и громко вещал:
– И ровно в полночь выходит он – призрак! В черном плаще с кровавым подбоем, шаркающей походкой проходит он по сгоревшим развалинам!
Парочка самых пугливых девчонок взвизгнула, кокетливо спрятавшись за стоящих рядом парней. Элиза только хмыкнула. Артур был мальчиком умным, начитанным, писал рассказы и даже печатался в Алексеевской газете. Наверняка и «Мастера и Маргариту» любил, не зря же цитировал почти дословно. А глупые одноклассницы и рады держать за руку мальчиков. Пятнадцать лет, возраст такой. Элиза хорошо помнила себя в эти годы. Родителям и тренерам с трудом удавалось сдерживать ее характер.
– Останавливается на пороге почерневшего дома, – продолжал заливаться соловьем Артур, понизив голос, – оглядывается, – он медленно осмотрел жмущихся друг к другу одноклассников, наклонившись к ним чуть ближе, – и если увидит тебя – смерть!
В классе повисла полная тишина. Несколько долгих секунд ребята молчали, затаив дыхание, а затем с задней парты раздался голос Вани Петрухина, двоечника и задиры:
– Да что ты гонишь, Миха! Нет там никакого призрака.
Артур выпрямился и улыбнулся.
– А ты сходи, проверь.
– И схожу! – Петрухин поднялся из-за парты. – Кто со мной? – Он точно так же, как минутой раньше Артур, посмотрел на друзей. – Кто не ссыкло?
Смелых, как ни странно, не находилось. Даже сам Артур молчал. Элиза усмехнулась, не торопясь обозначать свое присутствие. Как она и думала, первой руку подняла Алиса Самойлова.
– Ну, я не ссыкло, и чего? С тобой пойти, чтобы ты в штаны не наложил?
Дети нестройно засмеялись, но под гневным взглядом Петрухина быстро замолчали.
– Чтобы убедится, что нет там никакого призрака. Миха врет, как всегда. Писатель хренов.
– Пошли, – Алиса пожала плечами. – Ян, ты с нами?
И прежде, чем отличница Яна Васильева, по непонятной для Элизы причине тянувшаяся к двоечникам и хулиганам, согласится на подобную авантюру, она с силой захлопнула дверь, заставив всех учеников повернуться к ней. Те даже не думали занимать свои места, удивленными взглядами провожая Элизу, пока она шла от двери к учительскому столу.
– Я буду вам благодарна, Артур, если вы все-таки слезете с парты, – на ходу проговорила она.
Тот мгновенно спрыгнул со стола и направился к своему месту. Другие ученики тоже нехотя стали расходиться.
– Елизавета Николаевна, а вы кабинет не попутали? – наконец поинтересовался Петрухин. – У нас типа русский ща.
– Я знаю, – кивнула Элиза, положив журнал на стол и повернувшись к классу. – И с сегодняшнего дня его буду вести у вас я.
Дети снова удивленно переглянулись.
– А где Марина Петровна? – осторожно спросила Надя Валюшкина.
– По семейным обстоятельствам ей пришлось временно взять отпуск.
– Да забухала она, – со знанием дела рассмеялся Петрухин.
На это Элизе нечего было возразить. Подтверждать его версию было бы непедагогично, но и врать детям она привычки не имела. Поэтому она просто поправила очки в черной оправе, хотя они и так сидели идеально, опустилась на стул и открыла учебник, который видела впервые в жизни.
– Давайте начнем урок.
Дети тут же притихли, но Петрухин не собирался сдаваться просто так.
– Елизавета Николаевна, а вы в призраков верите?
Элиза приподняла брови.
– Я никогда их не видела, – заметила она, улыбнувшись уголком губ. – Но и Юпитер я тоже никогда не видела, однако его существование не вызывает у меня сомнений.
Класс загудел.
– Михайлов утверждает, будто на пожарище за городом, ну, там, где двадцать лет назад несколько домов сгорело, по ночам бродит призрак, – доложила Алиса. – Мы хотим проверить.
Прошло несколько секунд, прежде чем Элизе удалось совладать со вспыхнувшим внутри пламенем. Край учебника, на котором все еще лежала ее рука, мгновенно почернел, и ей пришлось торопливо убрать руку, пока никто ничего не заметил.
Сговорились они все сегодня, что ли? Других тем нет, кроме пожаров?
Она медленно выдохнула, пытаясь привести себя в состояние равновесия.
– Я очень сильно не советую вам что-либо проверять, – строго сказала Элиза. Голос, к ее удовлетворению, прозвучал ровно. – Вам всем еще нет шестнадцати, а значит, находиться на улице после десяти вечера без родителей запрещено. Не стоит сейчас нарушать запрет мэра. Особенно это касается вас, Алиса.
Девушка тут же стушевалась и поторопилась открыть учебник. Элиза удовлетворенно кивнула, скользнула взглядом по притихшим ребятам, на мгновение задержавшись на Яне Васильевой. Светлые еще вчера волосы сегодня неожиданно оказались темными. В ярком электрическом освещении были хорошо заметны проплешины, где краска легла неровно, а то и вовсе не взялась. Однако ничего спрашивать Элиза не стала. Уж точно не при всем классе.
Урок пошел своим чередом, хоть и не так резво, как уроки английского. К тем она всегда готовилась, хорошо знала материал, умела интересно его подать. А с русским знакома не была. Одно дело – говорить на языке, другое – уметь ему научить. Для начала вообще пришлось выяснять, что дети сейчас проходят. Однако особых проблем у нее не возникло. Ученики любили ее, десятый «А» – особенно, а она уважала их, единственная из всего преподавательского состава не «тыкала» им, считая, что они уже достаточно взрослые для более вежливого обращения. В конце концов, она сама старше них всего на одиннадцать лет.
И лишь когда прозвенел звонок на перемену, она снова посмотрела на Яну.
– Все свободны. Не забудьте, что завтра английский и у нас аудирование. Яна, останьтесь, пожалуйста.
Яна послушно подошла ближе, но ничего не спросила, Элиза тоже ждала, пока за последним учеником закроется дверь.
– Я слышала, вы собираетесь с Алисой и Иваном ночью прогуляться на сгоревшую окраину?
Яна, может быть, и покрасила волосы в темный цвет, но кожа по-прежнему оставалась прозрачно-белой, тонкой, как пергаментная бумага, через которую просвечивались сосуды, а потому щеки густо залил румянец. Она потупила взгляд в пол и промолчала. Элиза и не требовала ответа.
– Я не стану, как Алисе, напоминать вам о недопустимости подобного поведения, думаю, вы и сами это понимаете. Надеюсь, примете правильное решение.
Яна снова промолчала.
– Вы покрасили волосы? Зачем?
Она пожала плечами.
– Все красятся.
– Кто вас красил?
Яна покраснела еще гуще.
– Сама.
– Родители были против?
– Мама с нами не живет, а папа едва ли сделал бы это лучше.
Элиза вздохнула. Спрашивать, почему она не попросила о помощи лучшую подругу, не имело смысла. Алиса, которая даже мусор не выносила без макияжа в свои пятнадцать, наверняка и подтолкнула Яну к этому… эксперименту.
– Сегодня вечером я занята, а завтра приходите ко мне, – внезапно предложила Элиза. – Посмотрим, что можно исправить.
Яна удивленно подняла на нее взгляд, и Элизе показалось, что она судорожно ищет причину отказаться, но то ли так и не нашла, то ли все же поняла, что это хороший выход.
– Спасибо вам.
Элиза улыбнулась.
– Вот и отлично. Тогда завтра в пять. Держите адрес. – Она протянула Яне лист из блокнота.
Девушка взяла его, и лишь по ее удивленно расширившимся глазам Элиза поняла, какую глупость совершила: Яна увидела ее ладони.
– Что у вас с руками?
Элиза с трудом заставила себя не спрятать руки в коленях, а спокойно положить их на стол.
– Схватила горячий чайник, – соврала она. – Совсем забыла, что он уже закипел.
Она видела, что Яна не поверила. Кто в здравом уме будет брать чайник не за ручку, а за стенки? И тем не менее, ничего другого в голову ей не пришло.
– Хотите, я завтра принесу вам мазь? – предложила Яна. – У нас есть хорошая, немецкая. Папина сестра прислала, когда я вылила на себя кружку кипятка.
Никакая мазь Элизе была не нужна, ее тело отлично справляется с такими травмами самостоятельно, но она ответила, что будет благодарна. Когда за Яной наконец закрылась дверь, Элиза торопливо скинула в пакет стопку тетрадей, схватила журнал и направилась в учительскую, чтобы забрать одежду и уйти из школы. Утро, когда ей сломали планы и нарушили расписание, казалось как минимум прошлогодним.
Виктория Архипова, одна из двух лучших подруг Инги Подгородцевой, даже не знала о том, что Инга исчезла. Точнее, утром ей звонил Подгородцев, спрашивал, не ночевала ли Инга у нее. Вика ответила отрицательно (подруга ведь ни о чем таком не просила), положила трубку и забыла о звонке. День обещал быть насыщенным, работа в ожоговом отделении, где она трудилась медсестрой, никогда не заканчивалась, поэтому думать о посторонних вещах ей было некогда.
Вика как раз метеором носилась по отделению, снимая капельницы тем, кому расставила их раньше, делая обеденные уколы, все это записывая в журнал и болтая с коллегой, которая неторопливо катила тележку от палаты к палате, раздавая таблетки, когда в кармане короткой медицинской куртки снова зазвонил мобильный телефон.
– Да! – бросила Вика в трубку, прижимая ту к уху плечом, и даже не посмотрев на имя абонента.
– Виктория?
Голос в трубке принадлежал мужчине и был Вике совершенно точно не знаком. Она выпрямилась и взяла телефон поудобнее, продолжая второй рукой сматывать тонкую трубку капельницы, только что снятую с пациента.
– Да, я.
– Добрый день, меня зовут Максим Васильев.
Имя Вике тоже ничего не говорило, но невидимый абонент назвал ее по имени, значит, звонит именно ей. Только бы не рекламный агент. В последнее время проклятые спамеры добрались даже до их маленького городка, который, казалось, если и не застыл в прошлом веке, то определенно отставал по развитию от крупных мегаполисов. Что Вике только ни предлагали! И бесплатные обследования, и сеансы массажа, и кредиты «здесь и сейчас», и даже, черт возьми, лечение импотенции! Правда, тогда Вика сильно простудилась, говорила басом, и, возможно, абонент на другом конце провода решил, что перепутал Викторию с Виктором.
– Я звоню вам по деликатному вопросу, – продолжал тем временем Васильев, кто бы это ни был. – Сегодня утром ко мне обратился Антон Степанович Подгородцев с просьбой разыскать его жену.
– Инку? – глупо переспросила Вика, и тут же выругалась на себя: конечно, Инку, кого же еще? Мэр, слава богу, гарем пока не устроил, хотя Инка и проболталась как-то, что знает о его любовницах. Но все же любовницы – не жены. – А она что, пропала?