Николай Александрович Добролюбов
Сватовство Ченского, или Материализм и идеализм
Мы знаем, что свойства материи употребляются не как-нибудь, что они неизбежно направлены к заранее указанной цели, которая определяется идеей организации. Мне могут сказать, что эта идея вытекает из свойств самой материи, хотя бы органической клеточки, которая, будучи поставлена в известные условия, может развиваться на счет окружающей среды только так, а не иначе. Согласен и на это. Но если она может развиваться только так, а не иначе, то идея, которая лежит в образовании этих условий, уже определила образ будущего индивидуума со всеми мельчайшими подробностями его последующего строения. Следовательно, индивидуум этот прямо вытекает из идеи, которая в нем реализируется, принимая форму материи, подчиняя себе материю, обращая ее в орудие свое («Атен.», 283).
Что же это, однако? Мы опять сделали выписку из г. Савича вместо «Сватовства Ченского»… Но что же делать, ежели они так сходны?.. Молвин говорит то же самое, только короче и даже толковее. Вот его слова:
Всему основанием служит идея. Она необходимо рождается в душе нашей; мы ее вносим в природу; по ней рассуждаем, по ней исправляем все.
Разница между Молвиным и г. Ю. Савичем, стало быть, состоит только в том, что Молвин признает идею за произведение человека, вносимое им в природу, а по г. Савичу идея есть какое-то особенное животное, существующее само по себе, независимо от человеческого сознания, и подчиняющее себе материю. Кто благоразумнее из этих двух идеалистов, решить нетрудно. Но будем продолжать рассказ о сватовстве Ченского.
Ченский является к Ониным и начинает с того, что делает Лизе такие комплименты:
ЧЕНСКИЙ. Вы в самых цветущих летах. Щечки – как две сдобные булочки.
ОНИНА. Какое сравнение!
ЧЕНСКИЙ (усмехаясь). А я хотел сказать – как две поджаренные котлетки.
Ченский должен так говорить, потому что у него материальный (то есть глупый) взгляд на вещи. Но автор заставляет его доходить до таких вещей, которые уже так материальны (то есть глупы), что заставляют подозревать, не увлекся ли сам автор материализмом (в его же собственном смысле). Ченский при первом же свидании начинает говорить Ониной, что ему очень нравится «ее плечо полуоткрытое», и старается дотронуться до него; потом выражает свое восхищение тем, что у нее «такой тонкий стан, и притом какая полнота!» – причем бросается на колени. В этом положении застает его Молвин, которому он тотчас же предлагает, чтоб тот уступил ему свою невесту за пятьдесят тысяч. Молвин, разумеется, отказывается, и тогда Ченский начинает действовать на отца Лизы. Нужно сказать, что бедный профессор занял некогда у своей родственницы, княгини Лапиной, тридцать тысяч рублей серебром на воспитание своей дочери. На что ему понадобилась такая пропасть денег, и как он мог сделать такой заем при своих ничтожных средствах? Ответ на это один: Онин – идеалист. Известно, что идеалисты не умеют экономически тратить денег. Не мудрено поэтому, что Онин истратил на воспитание своей дочери тридцать тысяч и все-таки не выучил ее даже тому, что не следовало бы ей наедине с Ченским, при первом свидании, играть на арфе и петь следующий романс:
