Николай Александрович Добролюбов
Сватовство Ченского, или Материализм и идеализм
Отнимите одну часть от единицы, и единица превратится в часть; отнимите все части, и единица превратится в 0, где вы не найдете ни конца, ни начала. Так и здесь: единичность с одной стороны, безграничная общность – с другой, а части являются посредниками между тем и другим, между всеобщим и единичным. Читатель, пожалуй, в шутку может упрекнуть меня, что я привел к нулю безграничную общность разума; но если, оставив шутки, всмотреться в значение нуля, то нетрудно будет убедиться, что нуля не существует ни в смысле целого, ни в смысле частей, хотя его непостижимое существование не менее того реально.
Не угодно ли, в самом деле, всмотреться в «непостижимое реальное существование несуществующего нуля»? Какая прекрасная задача после сытного обеда, для лучшего пищеварения! И какое торжество для бездоказательной, универсальной истины, открытой г. Савичем в «Атенее»!.. Недаром же он восклицает в своей статье: «Здесь истина, здесь она – во всем величии красоты и могущества своего! А мы, как слепцы, бродили вокруг», и пр. … Опять следуют те же уверения, что все ищущие доказательств для истины – дураки круглые…
И однако – странное дело! – у этих самых дураков, у этих несчастных, не понимающих универсальной истины, г. Савич нашел теорию, которая ему не нравится только потому, что она слишком уж высока и идеальна!.. Вы, конечно, не верите этому, потому мы еще раз приведем слова самого г. Савича. Он излагает теорию, которую принимают, по его словам, материалисты (разумей: глупцы), – и вот как заставляет он их высказывать свои убеждения (стр. 275):
У нас теперь, как недавно выражался кто-то, на первом плане стоит человек и его прямое, существенное – благо. Мы убедились (!), ято абсолютного ничего нет, а все имеет значение и достоинство только относительное. А чтоб мы были честны, великодушны и справедливы, нам довольно только знать, что мы находимся в кровном родстве с человечеством; не нужно нам для этого ни ваших принципов, ни душ, с какими-то врожденными понятиями о добре и зле. Это все для нас слишком абстрактно. Добро и зло – понятия относительные; не то хорошо, что нравится мне одному, но то, что и вам и всем приходится по сердцу; а где всем хорошо, там, поверьте, и нам с вами будет недурно. Вот вам и абсолютно хорошее, и тем же путем можете найти даже и абсолютно злое, о чем наши философы, кажется, и не догадывались. Действовать каждому за всех и всем за каждого – вот наш принцип, и ведет он нас не к ложному счастью.
Изложив мысли противников, г. Савич представляет и свои опровержения – вот в каком роде:
Прекрасное правило, если это действительно правило, а не просто громкая фраза; но ею прикрывается, к несчастью, такая пустота, такая tabula rasa, что мы решаемся разоблачить ее и показать изнанку той блестящей мантии, в которую драпируется наш век. Мы никогда не сомневались в таком чувстве, которое забывает о себе для всех, которое предпочитает благо общее своим собственным интересам; мы верили всегда в плодотворность подобного чувства, но знали его только как исключение ив общего правила, тщательно отмечаемое в числе редких исторических примеров; никто бы никогда не решился основать на нем солидарность человеческих отношений, и следует для этого искать другого, более надежного основания.
Смысл этого возражения, кажется, ясен. Другими словами, это будет вот что: «Вы, господа материалисты, хотите основать общее благо на круговой поруке интересов, на естественной наклонности людей участвовать в делах общих. В теории вы справедливы; но ваши надежды слишком идеальны. Мы, идеалисты, подобное слияние личного интереса с общим считаем лишь блестящим исключением, которое, как редкость, отмечается в истории. Не смейте же нас уверять, что ваша наука, ваша теория довели вас до таких результатов; этого быть не может… Это уж слишком хорошо и высоко… Где же дойти до этого вашей науке? Тут непременно нужно другое основание… Вот мы, идеалисты, могли бы еще вывести столь благотворные результаты, да и то не выводим, считая их лишь исключительными, редкими явлениями. Куда же после этого вы-то суетесь?»
