Николай Стародымов
Киднеппинг по-русски
Нине Матвеевне БЕРКОВОЙ
и Игорю УСТЯКИНУ, благодаря которым написана эта книга,
ПОСВЯЩАЕТСЯ
Придумать повесть можно было и «покруче». Но она основана на реальных фактах, чем и была отчасти скована фантазия автора. Поведали об этой истории непосредственные ее участники. События происходили осенью 1994 года, незадолго до начала Первой чеченской кампании.
10.10.1994 г. ПОНЕДЕЛЬНИК.
Москва. Улица Докукина.
Недалеко от пересечения с проспектом Мира.
11.00
– Всем внимание! Объект появился, «Второй», ты как, видишь его?
– Пока нет… А, вон он… Теперь вижу. «Объект» «проверился», идет в мою сторону.
– Отлично. Спокойно, ребята! Действуем по плану. Пропускаете его, потом следуете за ним… «Четвертый», ты все слышал?
– Имеющий уши… – буркнул в микрофон Александр.
Он не любил такие напоминания и мелочное руководство в ходе самой операции. По его мнению, это только вносит нервозность.
– Хорошо, – донес между тем эфир голос начальника. – Всем приготовиться!
Александр достал из-под мышки пистолет, сдвинул «флажок» предохранителя, передернул затворную раму. Сзади маслянисто клацнул «Макаров» Олега. Водитель Николай облизнул пересохшие губы и нервно провел ладонями по тонкому обручу «баранки».
– Я «второй». Сушеный прошел.
– Понял, «второй». За ним, ребята. Только не спугните, не приближайтесь вплотную, держите дистанцию. «Четвертый», готовься встречать «клиента»!
– А мы, как юные пионеры, всегда готовы, – хмыкнул Александр.
– Не зубоскаль, Максимчук. Сушеный подходит к углу… Саня, смотри у меня, без фокусов!
– Вижу его.
– «Второй», вперед! «Четвертый», на старт!..
По тротуару быстро шагал человек лет сорока пяти. Сутулый, в длинном мешковатом старомодном плаще и невзрачной кепчонке. Ни дать ни взять современный «бюджетник», который не сумел найти достойное место в нынешней жизни. По его внешнему виду никак не скажешь, что это матерый преступник, на котором «висит» несколько убийств, разбойных нападений и «громких» ограблений. Подчеркнутая мешковатость одежды скрывает его мощную мускулистую фигуру, создает впечатление грузности и лишнего жирка. Между тем имя этого человека несколько лет назад значилось во всесоюзном розыске. Да и теперь, после своего дерзкого до наглости побега из лагеря, он успел наследить в нескольких, ныне суверенных, республиках. За ним охотился уголовный розыск многих регионов эсэнговии.
Безрезультатно. Этот человек обладал, помимо богатого опыта, феноменальным нюхом на засады.
Это был Алексей Сухостоев по кличке Сушеный. Он знал, что, попадись в руки милиции, ему «светит» «вышка». Даже с учетом того, что «исключительную меру» отменили… Жить ему не дадут. А потому всегда ходил с оружием и готов был отбиваться до последнего. «Сушеному терять нечего», – передал слова преступника осведомитель.
На некотором расстоянии за спиной Сухостоева из-за угла вырулили двое внешне столь же неприметных мужчин и побрели за ним. Это были ребята из «второй» машины.
– «Четвертый», вперед!
– Рано, Палыч, – обронил в микрофон Александр.
– Смотри, Саня, не передержи…
– Спокойно, Палыч, все будет в елочку…
Полковник не ответил. За операцию отвечал лично он. Но начальник слишком хорошо знал Александра. И потому не давил на подчиненного. Во-первых, чтобы не нервировать группу. А во-вторых, потому, что отдавал себе отчет, насколько это бесполезно.
– Саша все равно сделает по-своему.
Максимчук опустил радиостанцию в гнездо между сиденьями. Сзади раздался осторожный щелчок – Олег чуть приоткрыл дверцу.
– Сиди спокойно, Ольгерд! Я сам…
– Почему, Саня? Это же опасно.
– Именно поэтому. Мы с тобой только мешать друг другу будем. Ты лучше подстрахуй меня, друзяка.
Время, тянувшееся до сих пор утомительно однообразно, в следующие несколько мгновений раскрутилось, подобно отпущенной пружине будильника.
Александр открыл дверцу и выбрался из салона служебной оранжевой «девятки». С нескрываемым удовольствием потянулся, разминая застывшие от долгого сидения в машине мышцы. Потом повернулся к приближающемуся человеку спиной и низко наклонился, всунувшись внутрь автомобиля, будто собирался доставать что-то громоздкое из салона.
Насторожившийся было Сушеный успокоился – в самом деле, трудно ожидать подвоха со стороны человека, который стоит, согнувшись в три погибели и далеко отставив тощий зад в обтягивающих потрепанных джинсах. Между тем расслабляться ему не следовало – оперативник внимательно следил за приближающимся в заблаговременно отрегулированное зеркало. И когда «клиент» уже почти миновал Александра, тот вдруг резко крутнулся на носке правой ноги и ударил его сзади под колени голенью левой.
Потерявший равновесие Сухостоев, нелепо взмахнув руками, повалился на колени и откинулся на бок. Со звяком вывалился из кармана пистолет, который Сушеный сжимал в кармане. Александр ногой ловко отбросил «пушку» в сторону и профессионально выкрутил запястье упавшего, прижимая мужчину к асфальту коленом. В следующее мгновение подоспевшие ребята из «двойки» уже выворачивали Сушеному руки. Громко щелкнули браслеты наручников…
– Вот и все, Алексей Дмитрич, погулял, хватит, – глядя на возню, проговорил Максимчук.
Всегда после задержания он чувствовал, как гулко колотится о грудную клетку сердце.
Сушеный не сопротивлялся. Понимал, что теперь это бесполезно.
– Только руки крутить не надо, – сквозь зубы процедил он. – Ваша взяла, не хрен силу показывать…
Рядом лихо притормозила черная «Волга». Из нее, как всегда, неторопливо и обстоятельно шагнул на тротуар начальник отдела Управления полковник милиции Владимир Павлович Струшников.
– Саня, Саня, – укоризненно взглянул он на Максимчука. – Ну никак не можешь ты без этих своих штучек… А если б осечка случилась?
Александр самодовольно улыбался:
– Так ведь все в порядке, Палыч. У меня осечек не бывает… Не могли же мы вместе с Олегом ему навстречу двинуться – он сразу прикинул бы и просек, что его в «клещи» берут… А так даже не пикнул, голубчик. Как говорится, получите и распишитесь.
Победителям, как известно, даже в милиции выговоров не объявляют.
– А жаль, – обронил Струшников.
Сушеного обыскали. Рядом притормозила еще одна, «третья» машина. Теперь вокруг бандита теснился едва ли не весь отдел.
Он был очень опасен, Алексей Сухостоев. Потому для задержания его были задействованы такие силы.
Вообще-то в отделе были против того, чтобы брать его именно сейчас. Считали необходимым продолжать «разрабатывать» дальше. Не мог же он просто так в Москве объявиться… Но прокуратура настояла на аресте. У прокуратуры, несомненно, был свой резон – если бы только Сушеный заподозрил слежку, мог попросту исчезнуть, как то уже бывало в прошлом не раз. Жди тогда, где и когда обозначится его след. Быть может, даже кровавый…
Максимчук очень не любил суету, которая обычно начинается после того, как преступник обезврежен. Александру нравился риск самой операции, когда нужно было выходить с противником один на один. Ну а когда все заканчивалось, Александр обычно отходил в сторону. Считал, что с поверженным врагом всегда найдется кому побороться…
Вот и теперь Максимчук с чуть иронично скошенным уголком рта посмотрел на привычную картину обыска и отвернулся. Он к своим сослуживцам хорошо относился, знал, что любой из них тоже смог бы – и делал это не раз – выйти на задержание. И все же… Все же не любил, когда схваченного им обыскивали другие.
Александр достал сигарету, разминая, покрутил в пальцах. После операции ему всегда нестерпимо хотелось курить. Давно уж завязал с этим делом, а вот стоит чуть понервничать – тянет.
Об Александре говорили, что во время задержания он спокоен, как… как танк или слон – более образного сравнения никто придумать не смог. Между тем это было не так.
Саша всякий раз волновался. Только изо всех сил старался этого не показывать. Оно, волнение, давало о себе знать потом, когда все оставалось позади. Вот и сейчас мягкая бумажная гильза крошилась табаком и слегка подрагивала – нервы проявлялись.
И роились мысли.
Сколько же сил, думал Максимчук, времени, средств, столь дорогого ныне лимитированного бензина затрачено, чтобы взять за жабры этого «авторитета»! Сушеного засекли в Москве с неделю назад и с тех пор следили за каждым его шагом. Дважды теряли, но ненадолго, быстро опять находили – благо, он все время крутился в этом районе, – скрупулезно отслеживая его связи, контакты, определяя маршруты движения, чтобы вот так наконец взять. Добрый десяток человек готовили операцию. И это правильно, считал Саша.
Государство, которое экономит на своих правоохранительных функциях, обречено. Сколько бы для подобных акции ни нужно было задействовать людей, техники и средств, такие преступники, как Сухостоев, обязательно должны попадать туда, где и должны находиться – в тюрьму.
Плохо только, размышлял Александр. что в результате всей предварительной работы не удалось установить, с кем и какое очередное дело готовил Сушеный, почему он постоянно крутился именно в этом районе. Не такой он человек, чтобы просто так здесь объявиться. Сухостоев не мог не понимать, насколько это для него опасно – слишком многие Сушеного тут знают… Правда, оставалась надежда, что его удастся расколоть на допросах. Хотя, отдавал себе отчет Александр, уж очень хлипенькая эта надежда. Слишком много Сушеного допрашивали, чтобы он случайно раскололся. Тут какой-нибудь ход нужен…
И все же, несмотря на легкую досаду, Александр испытывал удовлетворение.
Удовлетворение профессионала, хорошо сделавшего свое дело. Он сейчас не какого-нибудь мелкотравчатого щенка поймал. Он взял за загривок такого матерого волчару, подобных которому не много водится на свободе. Пусть теперь следователи-крючкотворы-буквоеды раскручивают этого бандюгу. Он, капитан милиции Максимчук, свою миссию выполнил отлично.
Оперативник решительно сломал совсем уж измочаленную бумажную гильзу, скатал ее в шарик и щелкнул ногтем в урну. Не попал…
Что заставило Максимчука обратить внимание на проезжающую машину, он и сам сказать не смог бы. Очевидно, это и есть профессиональный опыт. Потому что она, данная конкретная машина, ничем не отличалась от легиона других автомобилей, которые во множестве пролетали мимо от проспекта Мира к метро «Ботанический сад» и обратно. И только эта единственная неведомо почему привлекла внимание оперативника. Скорее всего, притормозила слишком резко та «вольвочка», а уж интуиция Максимчука заставила его посмотреть на нее.
Машина с чеченскими, старыми еще, бело-черными, номерами неторопливо проплыла мимо места задержания. Сидевшие в ней смуглолицые ребята внимательно наблюдали за тем, как сажают в машину Сушеного с заломленными за спину руками, как о чем-то докладывают Струшникову…
Все это продолжалось лишь мгновение. Потом водитель «вольво» резко прибавил скорость, и машина исчезла за изгибом дороги.
Что бы это значило? Случайность? В принципе, конечно, не исключено. На процесс задержания посмотреть всегда желающие найдутся. Девчата из пресс-службы Управления рассказывали, что к ним журналисты едва не в очередь выстраиваются с просьбами взять их на операцию. Так что проезжавшие вполне могли притормозить из любопытства. Тем более, что контактов с «чеченской мафией» у Сушеного не зафиксировано… Только не больно-то верил Максимчук в подобные случайности.
– Саня, чего ты там торчишь, одинокий, как тополь на Плющихе? – окликнул Максимчука Струшников. – Ждешь, пока тебе сюда орден привезут?.. Давайте-ка по машинам! Поехали!
Александр быстро направился к нему.
– Палыч, секундочку!
Собиравшийся уже усаживаться в «Волгу» полковник удивленно поднял брови.
– Что случилось?
– Палыч, что-то любопытное, кажется, наклевывается. Разреши мне с вами поехать?..
– Садись, коли надо!
Оказавшись в «Волге», Александр быстро произнес:
– Палыч, только что мимо нас проехала «вольво» с номером… – Максимчук продиктовал. – Надо бы установить, что это за машина.
Струшников тоже был профессионалом. Он не стал расспрашивать подробности, сразу же потянул к себе трубку радиотелефона.
– Поехали! – скомандовал полковник, переговорив с дежурным. Лишь тогда повернулся к Александру. – Выкладывай, с чего это тебя та машина вдруг заинтересовала!
– Черт его знает, Палыч, может, я на воду дуть собираюсь… Просто эта машина мне очень не понравилась.
Струшников ничего не сказал, хмыкнул только. И отвернулся.
Москва.
Район ВДНХ. Двор школы №…
12.50
Мощный «чероки» аккуратно подкатил к тротуару и остановился, не выключая двигатель. На другой стороне неширокой улицы уже стояла «вольвочка». Из окошка водителя высунулась рука: мол, вижу тебя, все в порядке.
Какое-то время они стояли без движения. Потом дверца «чероки» распахнулась. Из нее вылез крепкий, спортивный мужчина и, включив сигнализацию, решительно пересек улицу. Сквозь пролом в низенькой выщербленной ограде он ступил во двор школы.
Сидевшие в «вольвочке» остались на месте. Смуглые, черноусые, они негромко переговаривались между собой на своем языке.
Спортивный мужчина прошел по дорожке вдоль густых зарослей акации и остановился в тенечке, стараясь особо никому не попадаться на глаза. Только что началась перемена, и детвора гурьбой высыпала во двор. Малышня затеяла беготню и догонялки, девчушки прыгали через резинку, школьники постарше сбивались в кучки, закуривали.
Мужчина поглядывал на них неприязненно. Когда он учился, мальчишки тоже курили. Но старались делать это потихоньку, бегали в какой-нибудь укромный уголок, прятались, чтобы не заметил кто из учителей. А уж чтобы девчонки к сигарете прикоснулись!.. Сейчас – свобода: травись, коль желаешь. Даже совсем малютки в юбках дымят, не стесняясь. Еще и училки пример подадут. Вон они, кстати, тоже выбрались на крылечко с сигаретами, последним теплом московского солнышка насладиться.
Мужчина, не привлекая ничьего внимания, терпеливо стоял в сторонке, следя за входной дверью.
И наконец дождался.
Рыхлый, полноватый, носатый парень неторопливо вышел во двор, вразвалочку направился в сторону калитки. Спортивный мужчина пропустил его мимо, следуя чуть в сторонке. Он уже третью перемену подходил сюда, поджидая жертву… В принципе, конечно, можно было бы перехватить мальца до или после уроков. Но мешали два обстоятельства. Сына в школу, как правило, привозил на машине отец. Он же, чаще всего, его и забирал. А во-вторых, нужно было обеспечить себе запас времени.
Когда рыхлый парень оказался закрытым кустами, мужчина приблизился к нему.
– Леонид Яковлевич Губерман?
Глаза у парня стали круглыми, когда он взглянул на подошедшего.
– Да, – робко ответил он.
– Вы нам нужны на несколько минут.
Мужчина поднес к глазам Леонида раскрытое удостоверение. Увидев «корочку», парень вздохнул облегченно.
– А я уж испугался… – И вдруг нахмурился: – А что случилось? Что-то с папой?
– Нет-нет, с папой все в порядке. – Мужчина торопился. Попасться кому-нибудь на глаза он не желал. – Можно вас на несколько минут? Нам нужна ваша помощь…
И он увлек Губермана за собой. Тот растерянно оглянулся, но сопротивляться не стал.
Вдвоем они скорым шагом подошли к «вольво». Дверца у машины распахнулась.
Оттуда выглянуло смуглое черноусое лицо.
Леонид рванулся, пытаясь освободиться. Но мужчина ловко прижал к его лицу влажный платок. Обмякшее тело парня легко втащили в машину.
Поодаль по тротуару медленно катила коляску молоденькая женщина. Похитители ребенка переглянулись: заметила она, что произошло, или нет? Похоже, что нет. Но, когда по округе пройдет слух о похищении, может что-то вспомнить…
– Езжай, Серега, – сказал один из черноусых спортивному мужчине. – Мы тут без тебя управимся. Готовь ящик и документы. Мы скоро подъедем.
В сумраке салона тонко блеснуло лезвие.
– Лучше бы без крови, – нерешительно проговорил спортивный.
Черноусый засмеялся:
– Не боись, все обтяпаем, как мамка учила.
И добавил что-то по-своему. Его земляки рассмеялись.
Потоптавшись, спортивный направился к своему джипу. Он досадовал: только «мокрухи» ему не хватало…
Между тем черноусый быстро догнал женщину с коляской. Подгадав момент, когда она приостановилась у перехода, легко провел отточенным лезвием ножа по висящей у нее на плече сумочке. Женщина ничего не заметила. Мужичина поторопился обратно.
Теперь, даже если она что-то и заметила, этот фрагмент начисто забудется на фоне того, что у нее взрезали сумочку, хотя ничего и не вытащили.
Через несколько секунд «вольво» взвыла мотором и, круто развернувшись, растворилась в потоке машин.
Москва.
Управление. Кабинет Максимчука.
13.00
В кабинете Александра встретил настойчивый зуммер телефона. Оперативник перегнулся через стол, дотянулся до аппарата и поднял трубку:
– Слушаю, Максимчук.
– Саня, это Коваленко.
– Здорово, земляк. – Чтобы не обходить стол, Александр уселся прямо на столешницу. – Что новенького слыхать с неньки-Украины?
– Да ничего хорошего, пане добродию. Хреновенько у нас, як оце москали кажуть.
Даже сало – и то дорожает. А это уже, как ни говори, национальная трагедия.
Они посмеялись.
– Как шутит наш друг Аркаша Семеняко, с августа девяносто первого слово «родина» следует писать с маленькой буквы, а «сало» – с буквы большой… Ну ладно, слушаю тебя. Ты чего позвонил?
– Я дежурю сегодня.
– А, так ты по поводу машины!
– Твоей прозорливости можно только позавидовать, – не преминул подколоть Коваленко. – На лету мысль хватаешь… Кстати, Саня, знаешь, меня всегда интересовало, как вы вот с ходу номера машин запоминаете? Для меня чей-то телефон в памяти удержать.
– И то проблема. А ты секунду всего цифры видел…
– Черт его знает, – Александр об этом никогда специально не задумывался. – Запомнился как-то… Тут вот в чем теперь будет проблема. Пока еще большинство машин бегают с номерами, на который посмотришь – и сразу по буквам видишь, из какого она региона. А по цифровому коду, что сейчас внедряют, и не сообразишь, откуда она прикатила. Вот и получается, что если раньше нужно было запомнить только собственно номер, то теперь надо стараться в памяти удержать и цифры кода… Ну ладно, это проблемы ГАИ. Так кому, ты говоришь, машина принадлежит?
– «Вольвочка» твоя принадлежит некоему Шапти Галаеву. Это чеченец, в настоящее время постоянно проживает в Москве. Не слыхал про такого? Напрасно. Личность по-своему уникальная. Он с самим Сулеймановым начинал…
– Да у нас кого ни возьми – один уникальнее другого, – усмехнулся Максимчук.
– Хотя, конечно, если с Сулеймановым – это о чем-то говорит.
– О чем-то… Это уже само по себе много значит. Галаев проходил у нас по какому-то делу, подробности, правда, не помню. Он явно нечист, этот Шапти. И по мелочам не действует. Впрочем, за подробностями обратись лучше к кому-нибудь из отдела по этническим группировкам, у них обязательно что-нибудь на него имеется.
– Дякую, друже!
– Нэма за що…
Не успел Александр положить трубку, телефон загудел вновь.
– Слушаю, Максимчук.
– Саня, это Струшников. Коммен цу мир зи битте, геноссе гауптман!
– Срочно-обязательно?
– А ты что, очень занят?
– Очень – не очень… Дело любопытное наклевывается. На чеченца, которому принадлежит машина, похоже, у нас кое-что имеется. Я собирался заглянуть к ребятам из «этнички», поинтересоваться, по какому делу он у них проходил. Коваленко уверен, что это наш клиент.
– Ну, это полчасика подождет. Загляни-ка все-таки ко мне.
Максимчук положил трубку и произнес несколько слов, которые обычно произносят, когда отвлекают от дела ради незапланированного визита к начальству.
– Что случилось? – Олег оторвался от бумаг.
– Струшников успел без меня соскучиться.
– Ничего удивительного – ты же у нас сегодня работаешь героем дня.
– Почему только сегодня? И почему только дня? Можешь называть меня просто героем…
В кабинете Струшникова сидел какой-то майор-армеец, длинный, худой и нескладный.
– Познакомьтесь: старший оперуполномоченный по особо важным делам капитан милиции Максимчук, Александр Григорьевич. А это корреспондент газеты «Красная звезда» майор Воркал Станислав Николаевич.
Саня пожал журналисту руку. «Принесла же тебя нелегкая на мою голову», – подумал тоскливо он, не забывая старательно изображать приветливую улыбку.
– Станислав Николаевич по поручению редакции готовит публикацию о нашем Управлении, – продолжал Струшников. – Сегодня мне уже звонили, просили оказать посильную помощь. Все-таки «Красная звезда» не какая-нибудь бульварная газетенка, мы с армией пусть и разные, но все же погоны носим… Короче говоря, я попрошу тебя, Александр Григорьевич, возьми прессу на себя. Поговори с человеком, ответь на интересующие его вопросы…
– Так у нас в Управлении, если не ошибаюсь, специально для такого общения пресс-служба имеется, – перестав притворяться, хмуро буркнул Александр. – Они за это деньги получают. Пусть сами и корячатся.
– Мне Елена Яковлевна порекомендовала обратиться именно в ваш отдел, – вмешался армеец. – Александр… Александр Григорьевич, я понимаю, что у вас нет времени, что нашего брата, журналиста, не очень-то привечают… И все же прошу вас, давайте пообщаемся. Я постараюсь не слишком отвлекать вас от дел.
– Да я ничего… – Максимчук вздохнул, поняв, что от беседы не отвертеться. – Надо, значит, надо. Пошли…
– Вот и отлично, – явно обрадовался Струшников.
Очевидно, он и сам не прочь был избавиться от газетчика, но не хотел ссориться с красавицей Еленой Яковлевной.
– Если я понадоблюсь, – расшаркался он перед корреспондентом, – сможете меня найти в этом кабинете.
Вернувшись к себе, Максимчук познакомил Воркала с Самопаловым. Предложил гостю кофе. Тот согласился. Александр включил кипятильник и опустился на стул.
– Так что вас интересует?
– Сейчас в Москве много разговоров ходит о так называемой «чеченской мафии».
Расскажите, пожалуйста, об этой группировке подробнее.
Александр не выдержал, усмехнулся. Что-то везет ему сегодня на все чеченское.
– Я что-то сказал не так? – удивился Воркал. – Я в вашей работе не очень-то разбираюсь. Поэтому, вполне возможно, могу ошибиться.
– Да нет, все в порядке. Это я так, о своем… Вы просто не в тот отдел попали.
Чеченцами занимается другой отдел, не наш.
– Тогда просветите меня по поводу структуры вашего Управления.
– Что ж, давайте от печки. Управление состоит из нескольких отделов: вымогательства и захвата заложников, нетрадиционных методов работы – речь идет о криминальном автобизнесе, игровом бизнесе, всяких подпольных казино и так далее; отдел, который занимается преступными лидерами и «авторитетами»; коррупция в органах власти и управления; экономический отдел и, наконец, отдел этнических группировок. Мы работаем в первом отделе…
– Но ведь в вашем деле вычленить только одно направление, наверное, невозможно.
На мой взгляд, они должны быть все тесно переплетены между собой.
– Так оно и есть. Поэтому, как правило, мы между собой действуем в самом тесном контакте. Тем не менее внутренняя специализация по отделам необходима. Поэтому информацию по этническим группировкам вам квалифицированнее всего дадут в отделе майора Сунцова Михаила Васильевича.
– А нужно ли такое подразделение в вашем Управлении, по этническим группировкам? Получается, что все отделы изначально ориентированы по профилям, видам, направлениям преступной деятельности криминальных группировок, и только этот один – по признаку национальной ориентированности. Не получается ли, что они толкаются локтями вокруг одних и тех же дел?
– Ну, толкаться нам не приходится, чаще наоборот, рук и голов на все попросту не хватает. Но разницу вы уловили очень точно. Тем не менее, это подразделение не просто нужно. Оно крайне необходимо! Обычный человек не может себе даже представить, насколько разнятся между собой по сферам криминального бизнеса различные преступные национальные диаспоры, насколько их стиль, так сказать, работы отличается от традиционных русских группировок! Хочу только особо для вас, журналиста, подчеркнуть…
С вами ухо востро надо держать, а то еще процитируете неточно выраженную мысль… Так вот, хочу подчеркнуть: именно преступные, криминальные национальные диаспоры. Потому что далеко не все представители, если можно так выразиться, «нерусских» наций, проживающие в Москве, в том числе, как сейчас ваш брат, журналист, пишет, «лица кавказской национальности», обязательно являются преступниками. Но поскольку мы говорим о национально-криминальных объединениях… Короче, у каждого из них имеются свои особенности. Скажем, азербайджанцы специализируются на наркотиках, заказных убийствах, скупке квартир у алкоголиков и контролируют овощные рынки Москвы. У грузинской мафии можно за деньги купить звание «вора в законе». Ингуши мастера по махинациям с золотом…
– А чеченцы?
– Чеченцы – беспредельщики. Они поднаторели в деле выколачивания долгов из просрочивших выплату должников. И поскольку чеченские боевики одни из самых жестоких, им это удается неплохо. Их часто и охотно нанимают коммерческие банки или другие фирмы. Занимаются они и похищением детей с целью вымогательства выкупа…
Поначалу чеченцы действовали только самостоятельно. Но сейчас начинают пускать корни в Москве, а значит, вынуждены активнее сотрудничать с русскими и другими криминальными группировками. Но главное, повторюсь, они безжалостно жестоки.
Олег поднял голову:
– Извините, вмешиваюсь. Дело в том, что все остальные группировки сложились у нас еще в период горбачевских новаций. А чеченцы опоздали к дележу пирога. Вот и пришлось им свое место под солнцем отвоевывать с оружием в руках. Так что настрелялись они попервости всласть. Сегодня чеченская мафия – одна из самых сильных в столице.
Очередной вопрос гость задал немного замявшись:
– Извините, если вас чем-то задену… Вы знаете, всякий раз, когда приходится писать о вас, мне товарищи и читатели задают вопрос: если у нас такие мощные и профессионально подготовленные правоохранительные структуры, почему же они не могут совладать с преступностью?
Максимчук и Самопалов переглянулись. Ответил, усмехнувшись невесело, Александр:
– Если сказать откровенно, мы сейчас вполне можем взять за одно место очень многих преступных «авторитетов», на какие бы высоты в государственной и коммерческой иерархии они ни забрались. И материалы на многих имеются. Только нам нужна команда «фас!»…
Разговор, наверное, продолжался бы еще долго. Но вновь прогудел звонок.
– Саня, журналист еще у тебя?
– А где ж ему быть?
– Черт, не вовремя… Короче, передай его кому-нибудь, бери Олега – и на выезд!
– Прошу пардону, Станислав Николаевич, – с некоторым облегчением освободился от журналиста Максимчук. – Нужно бежать. Олег, вперед!
– Что-то интересное?.. Можно с вами?..
Делая вид, что не расслышали вопрос журналиста, они сорвались с места и быстрым шагом вышли в коридор. По пути Александр заглянул в соседний кабинет. Сказал коллегам:
– Ребята, там у меня журналист военный сидит, проводите его… – Еще и пошутил напоследок: – Подписку о невыезде брать не нужно.
И устремился по коридору, чтобы не услышать в свой адрес теплых слов «ребят», на которых он «спихнул» журналиста.
В фойе их нагнал Струшников.
– Что случилось, Палыч?
– Похищение ребенка.
На улице уже журчала двигателем оранжевая «девятка». Николай прогревал «движок».
– Какой идиот придумал все десять машин на Управление выделить одной марки и одинакового цвета? – проворчал Струшников, плюхаясь на переднее сиденье. – Как будто кто специально…
Тема была не нова, оперативники плевались по этому поводу давно. Потому развивать ее не стали.
– Так что случилось, Палыч? – Максимчук поправил под мышкой кобуру. – Расскажи-ка подробнее.
Москва.
У входа на станцию метро «Шаболовская».
19.30
Вечером Александр с Олегом уходили домой вместе. До метро прошли пешком – благо, недалеко. Вечер выдался не по-осеннему теплым. Да и вообще осень в этом году была хороша. Деревья облететь еще не успели, они чуть трепетали пожелтевшими листьями в призрачном свете уличных фонарей.
Не хотелось спускаться в замкнутую, специфически пахнущую прохладу метро.
Поэтому друзья решили еще постоять, пользуясь немногим оставшимся теплом, попить пивка. Взяли по парочке «Трехгорного», отошли от пристанционной толчеи и пристроились под линялым зонтом-тентом.
Говорили, как чаще всего бывает у мужчин в такие минуты, о работе.
– Слыхал? Семенов из второго уходит…
– Да ну! – удивился Максимчук. – Куда?
– Где больше платят, – усмехнулся Олег.
– Это-то понятно. Семенов своего не упустит. А куда конкретно?
– Не знаю. Не говорит. Ты же его знаешь – молчит и важно надувает щеки… Куда наши обычно уходят? Либо в коммерческие структуры…
– Либо к тем, кто «пасет» и «доит» коммерческие структуры, – подхватил, ухмыльнувшись, Александр. – Наш брат, оперативник, и у тех и у других в цене. Чего не скажешь о любимом государстве… Дома сегодня, значит, опять скандалец намечается.
– Не понял.
– Так ведь моя супружница дружит с Семенихой. Значит, нонче опять начнется промывание мозгов: бросай свою милицию, иди в коммерцию…
– Не говори, – вздохнул Олег. – Сам последний раз приношу домой получку, жена села и заплакала. У нее сапог нет, дети растут – не успеваем обновы покупать… Обо мне уж и речи не идет: единственная более или менее нормальная одежка – костюм свадебный да еще форменный мундир парадный…
Из-под сени деревьев со стороны Пятницкой присеменила бодренькая старушенция.
Остановилась рядом, умильно уставилась на друзей.
– Сынки, бутылочки оставите?
– Оставим, только дай спокойно попить, бабка! – резко ответил Максимчук.
– Пейте, пейте, сынки, – с готовностью закивала бабка и подалась в сторону.
Пристроилась неподалеку, зорко поглядывая, чтобы заветную стеклотару кто из конкурентов не перехватил.
Александр почувствовал, как напрягся Олег. Он культурный, он вежливый…
Конечно, осуждает сейчас Максимчука за резкость.
– Достают ведь, – оправдываясь перед другом, сказал Александр. – Видит же, что стоим, разговариваем, никого не трогаем, примуса починяем – так рядом надо торчать и в рот заглядывать…
Самопалов во всегдашней своей манере, мягко, будто извиняясь, возразил после паузы:
– Мне, Саня, и самому это неприятно. Только она ж, бабка эта, не виновата, что ее в такое положение поставили…
– С одной стороны, конечно, не виновата. Но я так рассуждаю. У меня в Белоруссии бабушка живет. Всю жизнь вкалывала, как папа Карло. Или как Золушка до того, как принца встретила. Ей тоже сейчас несладко – сам знаешь, какова жизнь в Белоруссии. Но у нее хозяйство, она по-прежнему вкалывает, хотя уже почти девяносто лет ей. И она бутылки собирать ни за что не пойдет.
