Нина Сергеевна Ульянина
Тайга
Глава 19. Маша
Уже смеркалось. Она заблудилась.
Туда обратно исходила много раз,
Но не нашла соседа. С ним что-то случилось.
А может просто попадает между глаз?
Ей страшно. Очень. Очень страшно.
Куда идти и где искать – ответа нет.
Два раза плакала. Не помогло. Напрасно
Теряла силы. Но соседа след
Так и не найден. Сумерки сгущались.
А если волк или медведь его… ее найдет?
Стал липким страх. Порою ощущалось,
Что кто-то смотрит из кустов, выслеживает, ждет.
То шорох ветки под ногой, то окрик птицы.
Она на взводе, все внутри уже дрожит.
Идет на север на звезду. Только молиться
Ей остается. Снова день прожит.
Опять нет выхода. Опять тайга немая.
Опять деревья, страх, луна и ночь.
Им не спастись – она вдруг понимает,
Что бесполезно все. Нет выхода. Помочь
Ей больше некому. Она одна осталась.
Как и хотела, но каков итог
Самостоятельности. Не о том мечтала.
А в чем свобода тогда? Горек был урок.
Ей нужен сильный кто-то. Чтобы быть с ним рядом,
Чтоб зацепиться и с ним вместе просто плыть.
Она одна не может. Правда неприглядна,
Но зато честно. Не умеет жить
Она одна. Ей нужно подчиненье,
Нет, нужно чувствовать заботу и тепло,
Совет, поддержку, нежность. Несомненно,
Каплю любви. В глазах опять зажгло
От горьких слез. Утерла их ладонью.
Они все капают. Ну как тут перестать?
Когда тайга осталась непреклонной
И не спешит, не жаждет отпускать.
Она в плену. Таежном, безмятежном,
Полном опасности и дикой тишины,
При птичьем гвалте и безбрежной
Стеной древесной, но пустой. Хоть и полны
Ее просторы тварей, зверей, гадов,
Но одиночество отчетливей в лесу.
Хотелось воли? Получи! Ну что, не рада?
Молчит надежды голос. Ее не спасут.
Села на траву, обняла колени.
– Ты все ревешь? – знакомый голос в темноте.
Встала стремительно. Сосед, судя по тени.
И сотни бабочек порхают в животе.
Глава 20. Григорий
Живая. Господи! Камень с души свалился.
Сидит, ревет, что в общем как всегда.
А он когда-то выдержкой хвалился.
Переживать так, волноваться – раньше никогда
Не приходилось, да и было невозможным.
Он к себе женщин близко так не подпускал.
На расстоянии держал, был осторожным.
Один обжегшись раз, он больше не искал,
И думал, знает всех, что все они похожи,
Точно такие же, как бывшая его.
А вот соседка проняла до дрожи,
Он испугался и не более того –
Себе внушал, среди кустов шагая,
Порою тень коряги принимая за нее,
И подходил поближе, сам себя превозмогая,
Страшась увидеть, что разбилась. А она ревет!
Сидит на пне и ковыряет ногтем
Кору иссохшую и тихо слезы льет.
А он искал весь день. Вот тебе ложка дегтя
В бочонке с медом. Но он надеялся и верил, что найдет
Соседку. Мертвую, живую. Было то неважно.
Одно желание в душе – ее найти.
Он словно чувствовал, как ей несладко, страшно.
Он не простит себе. Ее нужно спасти.
Сам он бы выбрался. Она в «поле не воин».
Нужна защита ей – он четко понимал,
Она другая. И она других достойней.
Он не хотел впускать, но почему-то принимал.
Такую хрупкую, отважную сверх меры.
Внутри наполнилось томительным теплом,
Она живая, он нашел. Все остальное серо.
– Как хорошо, что ты живой! – и на душе светло
От простых слов. Она ждала, искала.
Переживала видно даже больше, чем он сам.
И замолчала, но глаза ее ласкали.
Он подошел, обнял. По волосам
Погладил с нежностью, она прижалась ближе.
Уткнулась носом в грудь, за лацкан взяв пиджак.
А он шептал ей:
– Тише, солнце, тише,-
Все было правильно, все было точно так.
Глава 21. Маша
Небо разверзлось. Молнии сверкали.
Раскаты грома оглашали все вокруг.
Куда идти? Где спрятаться не знали.
Может под деревом. А если вспыхнет вдруг?
Но где укрыться? Где найти спасенье?
Она грозы боялась страшно с детских лет.
И еще живо от полета впечатленье,
И грохот взрыва, алый зарева рассвет.
Пиджак соседа вымок моментально,
Хотя бы так ее пытался защитить.
А дождь не шел, стоял стеною, вертикально
Стекали струи сверху. Кто бы смог их приютить?
К сосне прильнули, крона выше неба,
И мощный ствол, что и втроем не охватить.
Таких раскатов, грозового гнева
Она представить не могла. Но жадно пить
Тайга иссохшая ее не уставала –
Влагу живительную впитывать земля.
Тайге, измучившейся жаждой, было мало
Потока капель. Словно чешуя,
Иголки елей, сосен заблестели,
Корни, укрытые под слоем прошлых дней,
Вбирали силу. Все вокруг звенело
От напряжения. Тайга стала сильней.
Как будто с болью распрямила спину,
Вдохнула воздух сладковатый грозовой
И поднялась над всем и вся, огонь отринув
Все наполняя светом. Лес живой.
Ей стало ясно вмиг. Лес – это не деревья,
Не звери, травы, ягоды, грибы.
Лес это мир особый, Господа творенье,
Поток энергии чистейшей. Сосны – как столбы,
Проводники. Обнимешь стан руками,
Глаза закроешь, прикоснешься к стволу лбом.
Ладонь почувствует, не объяснить словами…
Ты отдаешь и наполняешься теплом
И светом, магией древнейшей,
И в этот мир вступаешь с ясной головой.
Лес тебя любит, если ты его не меньше.
Только тогда он даст, заговорит с тобой.
Она уснула. Тихо, безмятежно.
Сосну-спасительницу подперев спиной.
Сосед был рядом. С ним спокойно. Мягко, нежно
Он обнимал ее. Дождь темной пеленой
Их ограждал от хищников, от бури,
И где-то там вверху у них над головой
Луна светила в тучах холодно и хмуро,
Тайги порядок охраняя вековой.
Часть 3
Затеряны в тайге густой непроходимой.
Надежда на спасение уходит с каждым днем,
Но чтобы выжить, вместе им быть необходимо,
Забыв порой о гордости и мнении своем.
Глава 1. Маша
– Эй, голубки вставайте, –
Сосед вздрогнул.
Встал резко на ноги, прикрыв ее спиной.
– Тише, сынок, – спокойный голос, строгий. –
Я пришел с миром к вам, а вы ко мне с войной.-
Укор, но мягкий. Вытянула шею,
Из-за соседа силясь гостя разглядеть.
– Коль напугал вас, то премного сожалею,-
И говор странный. Кто такой? Нет сил терпеть,
С соседом рядом встала.
Старик. Один. Ни палки, ни ружья.
Борода длинная седая, взгляд усталый.
Отшельник? Егерь? Не похоже.
– Мы друзья,-
Кто мы? Один стоит он вроде.
Она глазами пробежала по кустам.
Там никого. А он одет не по погоде –
Жилетка с мехом, сапоги, кафтан.
– Там, там. Смотри получше, – взгляд ее заметил.
Маша смутилась, только глаз не отвела.
– Агнешка, выйди!
– Щас, дедуль, – ответил
Тоненький детский голосок. – Я здесь нашла
Груздок такой хороший, не червивый! -
И вышла девочка к ним лет пяти-шести –
Косички тонкие две, нежный облик, милый,
В холщовом платьице, сапожках.
–Дед, прости.
Я подотстала, – улыбнулась мило.
Коснулась старческой морщинистой руки.
– А это кто такие?
– Гости.
– Вон как лило
вчера пол ночи, они гуляют. Вот ведь чудаки, –
Пожала плечиками, будто так и надо.
Детки ведь честные, не могут льстить и врать.
Маша застыла, поедая взглядом
Странную парочку, не зная, что сказать,
Как реагировать. Занятная семейка.
Они с соседом ведь не лучше. Вид-то еще тот.
И дед-отшельник, его внучка-канарейка –
Все разномастные, чудные. В общем, анекдот,
Но только грустный. Правда, не до смеха.
Сосед расслабился, угрозу не узрев.
Обнял за талию ее, словно укутал мехом,
Теплом ладони ее нежно обогрев.
– Вы кто же будете? – дед подошел поближе
И смотрит с прищуром, ждет на вопрос ответ.
Она к соседу повернулась и поддержки ищет.
– Вопрос такой же к вам.
– Секрета нет,
Я – местный знахарь, все меня тут знают.
А это внученька моя. Так кто же вы?-
Агнешка скачет вокруг деда, головой кивает.
– Дедушка лечит всех подряд. У нас травы
В избе вот сколько! – Развела руками.
–Угомонись, Агнешка! Дай людям сказать, –
Одернул резко внучку. Вмиг за облаками
Солнышко скрылось. Она стала замерзать –
Промокло в дождь все – джинсы, кеды, куртка,
Одежда влажная. Просохнуть бы чуть-чуть.
Слегка поежилась. Ведь рано еще, утро.
Часов шесть-семь. Поспать бы, отдохнуть.
Часов двенадцать или лучше сутки,
Покушать вдоволь, ванну или душ принять,
Только горячий непременно. И уснуть бы как малютка.
Все встрепенулось в предвкушении внутри, что не унять.
– Мы пассажиры, – сосед начал первым. –
Авиалайнера.
– Да-да, слыхал-слыхал.
Только сказали, что погибли все.
– Значит неверно
сказали. Спаслось нас трое.
– Где же третий?
– Волк задрал.
– Как же так вышло?
– Ночью, прошлой ночью
остановились на опушке на ночлег.
Мы не хотели б вспоминать. Все живо очень, -
Обнял ее покрепче, и ни слова про побег.
Не доверяет, значит. Она с ним согласна.
Дед закивал сочувственно.
– Так как вас буду звать?
«Мы муж с женой» – она запомнила прекрасно.
Легенда та же. Воевать, так воевать.
В этом лесу все странно и двояко.
То лжеохотники, то этот странный дед.
И если тихо – западня. Неодинаков
Здесь даже воздух и вода, и зверя след.
– Григорий.
– Маша, – она улыбнулась.
Они ведь имени друг друга не подумали спросить.
Она к нему – он к ней – переглянулись.
Он подмигнул и сжал ладонь ее, не в силах отпустить,
Притянул ближе. Она пальцы сжала
В ответной ласке, но не более того.
Она хотела большего, она воображала,
Но вот на деле не могла отдать ему всего,
Переступить через себя, через кольцо на пальце.
При свете дня – все сразу кажется другим.
Достоин большего он. Не ее. Честно признаться.
Но как хотелось навсегда остаться с ним,
Пусть среди сосен, среди тварей, гадов,
Но далеко, как можно дальше от людей.
– Я отведу в село вас, – но она не рада,
Хоть и услышать это жаждала всего сильней.
Глава 2. Григорий
Деревня крупная – всего-то три двора,
Два покосившихся забора, тугоухий пес.
И тишина. Как в склепе. Не играет детвора,
Не слышен говор бабок на скамейке. Не всерьез
Словно здесь все. Игрушечное что ли.
Ненастоящее. Все декорации как будто, не реал.
Но дед уверенно шагал к домишку на приколе,
Что, словно катер, средь травы стоял.
Крыша провалена и рамы покосились,
Иссохлось некогда добротное нутро
Старой осины. В руки здесь просились
Молоток, гвозди, доски. Ржавое ведро
Попалось под ноги, дед в сторону откинул.
Агнешка весело вбежала на крыльцо,
Дед взошел следом, дверь открыл и сгинул
В избы потемках. Хмурое лицо,
Но промолчал, и Маша промолчала,
Лишь посмотрела, не желая заходить.
Гостеприимный жест. Отличное начало.
– Останься здесь. Я лишь спрошу, где позвонить.-
Она кивнула. Встала у калитки,
По сторонам смотрела, силясь что-нибудь узреть.
Он вошел в дом продрогнувший и хлипкий,
Скрипели жалко половицы. Деда рассмотреть
Удалось сразу, он стоял у печки:
Дрова закладывал, чтоб развести огонь.
Агнешка чайник наливала. Дед строгал дощечки
Ножом охотничьим, зажав его в ладонь.
Щепки летели, дед строгал не глядя.
– А, наконец-то, проходи, милок, садись, -
Ворчит и поджигает. Внучка села рядом
На стульчик маленький.
– Устали вы, подись.
Щас чаю сладим, что-нибудь съестного.
Агнешка, сбегай в погреб, принеси.-
И все обыденно, спокойно. Ничего такого,
Что подозрительным бы было. Только унести
Хотелось ноги поскорей из дома
«Гостеприимного», другого ожидал
Он от села знахарского. Совсем-совсем иного.
Крупнее, с почтой и гостиницей. Придал
Словам отшельничьим другой совсем окраски,
Теперь пенять осталось только на себя.
– У вас мобильный есть? – вопрос в лоб.
– Да.
– Прекрасно.
– Я позвоню?
– Звони, что лежит зря, –
Открыл комод, достал мобильный старый,
Слегка пошарканный, разбитое стекло,
Но еще кнопочный, что, в общем-то, не странно,
И черно-белый. Одна полоска от зарядки. Повезло.
Номер набрал, сказать все нужно быстро.
Один, второй гудок.
– Давай Миша, давай,-
Третий, четвертый. Посмотрел на цифры.
Вроде все правильно набрал.
– Вставай Миша, вставай,-
У них ведь ночь еще. В столице только полночь.
– Алло, ну кто там? – Он бурчит себе под нос.
– Миша, я жив. Номер пробей и помощь
Пришли немедленно.
– Вас понял. Буду, бос.
