bannerbannerbanner
полная версияМышеловка а-ля 90-е

Олег Механик
Мышеловка а-ля 90-е

Полная версия

Левая, правая – местный гопник Негон скрючившись отдыхает в сугробе.

Левая, правая – наш одноклассник и заклятый недруг Давида, Крысан хнычет, пуская кровавые пузыри,

Левая, правая, – зазнайка и задира по кличке Повар, сползает по голубой стенке школьного коридора.

Левая, правая! Левая, правая! Левая, правая! Пинок под зад. – Вниз по пролёту кубарем катится целый Ленин. И его достала разящая рука Давида за то, что когда-то давил его авторитетом.

Он не был хулиганом и гопником, он не претендовал на место дворового авторитета, ему просто нравилось…нравилось ощущать свою силу и превосходство, нравилось наблюдать как от пары бесхитростных движений скрючивается и валится на землю очередное тело, ему нравилось чувствовать как кулак придаёт новую форму чьему то лицу. Делает его пластичным. Нет, он не был садистом…не думаю…В нём просто отозвался ген большой обезьяны и он с радостью шёл на этот зов.

Чуть позднее обезьяне захотелось самку. Андрюха был не страшный, но девчонок почему то совершенно не привлекал. По крайней мере тех, кого он очень хотел привлечь. Тогда неуёмное желание вылилось в новую форму агрессии. Теперь он стал бить девчонок. Не то чтобы он отправлял их в нокаут, ему хватало толкнуть, швырнуть, пнуть, в конце концов, оскорбить. Его выходки становились всё более оскорбительными и вызывающими и проделывал он их довольно часто и у всех на виду, пока унижение девчонок не стало задевать самих пацанов. Давид, познавший неограниченные возможности длинных рук и тяжёлых кулаков, мгновенно осаживал того, кто делал ему замечание, предлагая выйти и поговорить. Дамский заступник оказывался в ловушке. Он не мог спасовать перед девчонками, и вынужден был согласиться на дуэль, в которой ему мало что светило, кроме ярких фонарей под оба глаза. Первой жертвой такой дуэли стал тщедушный Мышка, которого Давид уложил буквально за одну минуту. Но жертва Мышки была не напрасна. Он положил начало целой череде дуэлей.

Парни оценили подвиг Мышки, который не убоялся вступить в схватку с Давидом и теперь многие хотели примерить на себя шкуру героя. Дрались каждый вечер после уроков в садике, который был расположен напротив школы. Давид был непобедим, но постоянные наблюдатели дуэли, в числе которых был и ваш покорный слуга, всё больше склонялись к той мысли, что побить его всё-таки можно. Мне стало казаться, что с каждым проведённым боем Давид хоть чуть-чуть, но теряет свою мощь и уверенность. Каждый побитый пацан из школы или двора забирал у него по капельке силы, пробивал брешь в его защите.

Однажды на бой с Давидом решился и я. Я был так себе драчун, и не имел к Андрюхе никаких личных претензий, но не вызвать его я не мог. Это было что -то из разряда типа, прыгнуть в речку с вышки, или перейти глубокий овраг по тоненькой скрипучей доске. Я хотел преодолеть свой страх, который во мне несомненно присутствовал.

Бой обычно назначался на следующий день, и у меня было время, чтобы подготовиться. Закрывшись в своей комнате, я весь вечер махал ногами, воспроизводя все удары и вертушки, которые видел в фильмах с участием Джеки Чана. Мой план состоял в том, чтобы налететь на Давида, как ураган и сразу же нанести ему несколько ошеломляющих ударов ногами. В моих планах было победить Давида в первые же минуты боя. Всё бывает красиво в наших представлениях. Так я с криками наносил настолько сокрушительные удары воображаемому Давиду, что с одной вертушки снёс трюмо и разбил в нём одно зеркало, за что получил жуткого нагоняя от отца.

Уже с годами я стал понимать, что мои представления о том, что будет, разительно отличаются от реальности. Это сейчас я знаю, что чтобы я не запланировал, или представил, или не исполнится, или случится с точностью до наоборот. Я уже давно исключил из своего лексикона такие фразы как «я планирую», «в моих планах…» или «как я себе это представляю…». А тогда мне казалось, что всё будет точно так, как видится в моей голове. Давид будет стоять вот здесь, я прыгаю и моя нога попадает ему в область солнечного сплетения. Эх…даже жалко, если всё закончится с одного удара.

Но, как я уже сказал, всё вышло иначе. И день оказался не солнечным, как я его себе представлял, а пасмурным, и Давид был не в серой, а в светло голубой рубахе и драться пришлось не там, где обычно проводились все спарринги. В этот вечер сторожу приспичило красить именно ту беседку в садике, возле которой всё происходило, поэтому место поединка было перенесено на сквер возле школы.

И первый мой удар, на который я делал ставку, не удался. Я прыгнул так, как и задумывал, но не рассчитал, что Давиду достаточно сделать всего один шаг назад, чтобы мой план рассыпался в пух и прах. Разящая нога пролетела мимо. Следующие удары ногами, которые я пытался нанести встречали препятствие в виде стальных рук Давида, которые он выставлял навстречу. После двух трёх безуспешных ударов у меня появилось ощущение, что я пытаюсь запинать железобетонную конструкцию. Мои ноги врезались в стальные уголки и арматуру, что вызывало дикую боль. В моих глазах стояли слёзы и я невольно морщился от боли и обиды, а Давид ещё и не начинал. Я уже понял, что ничего не выйдет, а он и не думал начинать. Я с криком отбивал ноги о железные кости Давида, но он не спешил приводить в действие свой кривошипный механизм. Наверное он не испытывал ко мне достаточно ненависти, чтобы захотеть почувствовать, как стальной кулак деформирует мою черепушку. Я же во всей его невозмутимости, видел только издёвку, улыбку кота, который наслаждается игрой с мышкой. Чем дольше Давид не предпринимал никаких попыток атаковать, тем больше я распалялся. Я обзывался, обливал его словесными помоями и раз за разом бросался в очередную атаку.

Это случилось внезапно, в ответ на мой удар ногой, который всё-таки достиг цели и попал в область чуть ниже живота Давида. Я испытал ощущение, будто об мою голову сломали кирпич. Так вот ты какой…пресловутый хук от Давида. Меня не свалило с ног от инерции удара, но и продолжать уже не было возможности и смысла. Кулак Давида рассёк мою левую бровь, и хлынувшая водопадом кровь стремительно стала заливать моё лицо. Буратина и Уксус оттащили моё поверженное тело в беседку, где пытались оказать мне первую помощь, безуспешно пытаясь остановить кровь.

Тем временем, по ту сторону накрывшей меня кровавой завесы разыгрывалась новая драма. Из обрывочных фрагментов перепалки, которую я слышал, когда приходил в себя, было понятно, что Геракл, возмущённый такой хладнокровной и кровавой расправой желал немедленной сатисфакции. Давид, судя по всему, принял вызов под восторженные крики зрителей, которые имели удовольствие наблюдать второй бой подряд. В этот момент я был больше озабочен своим здоровьем, тем, чтобы из меня, как из разбитого кувшина не вылилась вся кровь и, прижимая к голове насквозь промокший платок, мог только слышать, что происходило на импровизированном ринге. А там случилось чудо. Гераклу удалось то, что планировал и должен был исполнить я. В первые же секунды боя он поднырнул под безжалостный маховик Давида, сделал полшага вперёд и впечатал свою правую прямо под обрез вздёрнутого носа в верхнюю пухлую губу. От болезненного удара, Давид вскрикнул и сел на корточки, закрыв лицо ладошками. Это была чистая победа Геракла, детали которой он будет в подробностях рассказывать мне ещё много раз. А пока я слышал только его восторженный рёв и одобрительные возгласы Буратины и Уксуса.

Бровь мне пришлось зашивать, но шрам так и остался на всю жизнь, поэтому бреясь, или примеряя перед зеркалом обновку, я иногда вспоминаю Давида. Ему, кстати в этот же день заштопали верхнюю губу. Шрам скорее всего остался по сию пору, но сейчас его скрывают пышные усы и окладистая поповская борода.

После того боя, Давид оставил своё увлечение. Вообще оставил. Он снова стал безобидным как ягнёнок. Как раз вскоре после этого его накрыло с головой новое увлечение. Это была уже религия. Он углубился в изучение истории христианства и православия. Он бесконечно доставал и читал различные трактовки святых писаний и от этого постоянного чтения изменилась его речь и даже повадки. Теперь Давид говорил притчами и выдержками из святых писаний, много поучал и снова в водил в ступор учителей, трактуя каждый предмет исходя из законов божьих. Словом, тогда бытовало мнение, что у нашего Андрюши засвистела фляга. Уже тогда (естественно с моей подачи) к кличке Давида прилепилось прилагательное «Святой».

Быть может, удар Геракла открыл в голове Давида новые врата. Быть может, испытав боль, он осознал, какую боль причинял другим всё это время. Может быть вместе со вспышкой от удара в его голове поселились законы кармы, тайны мироздания и житейская мудрость. Сам того не зная, Геракл пролил на Давида свет и озарённый этим светом он устремился менять этот мир к лучшему и делать его добрее.

– Мы с ним встретились однажды! – говорю я, сделав большой глоток из банки.

– Ну и как он? Наверное уже архиепископ? – спрашивает Поночка.

– Нет…не знаю я их званий, но человек он там не маленький это точно.

– Рассказывай не томи…Где вы с ним словились? – Буратина в предвкушении интересной истории подпирает ладошкой осовевшую голову.

– Это долгая история и не очень весёлая. Давайте потом, а то мы рискуем в бане до утра просидеть.

Я отдёргиваю занавеску и по проникающему в окно серебристому свету понимаю, что ночь итак уже помахала нам ручкой.

***

Мы снова в банкетном зале, снова выпиваем, но уже не танцуем. Раннее утро располагает если уж не к самому глубокому и сладкому сну, то уж во всяком случае не к танцам. Я обнимаю Светку, напротив Буратина обнимает Стерву; Поночка о чём то воркует с Михаилом; Уксус выпивает сам с собой и таращится в пустую тарелку. Геракл прикорнул окунув обросшую щёку в обильно залитый сыром круг пиццы.

«И сно-ова седая но-очь

И только е-ей доверяя-яю я,

Зна-аешь седа-ая ночь ты все мои та-айны-ы…»

На улице уже не ночь, а полностью седое утро, у которого не остаётся ни одного тёмного волоска. Что-то в последнее время я стал больше любить ночь и ненавидеть утро. Может быть потому, что каждым утром ты задумываешься о том, что не успел сделать прошлым днём и минувшей ночью. Только утро приносит с собой головную боль и сожаление о сделанном и выпитом накануне, только оно, заглядывая в окно своим белёсым глазом напоминает, что пора сладких сновидений закончена и пришло время окунуться в серые будни.

 

– Слушай, Слав, а пойдём встретим рассвет! – глаза Светки вдруг загораются, как у маленькой девочки, которая внезапно вспомнила интересную игру.

– Рассвет? – За моей улыбкой скрывается кислая мина.

– Ну да! Ты когда-нибудь встречал восход солнца?

– Очень давно!

Я даже не пытаюсь вспомнить, когда это было. Признаться у меня были несколько другие планы. Я планировал посвятить это раннее утро закрытию Гештальта, но вот опять всё откладывается на неопределённый срок.

– Но это наверное очень романтично. Я с удовольствием встречу рассвет с тобой!

Я беру Светку за руку и мы торопимся к выходу. Буратина и Жанна вышли из домика вслед за нами, но направились в противоположную сторону. Они идут к замку. Счастливчики! Один офицер ФСБ готов к внедрению. Ничего, настанет и моя очередь. До вечера у нас есть время. А уж вечером нужно рвать отсюда когти, от греха подальше.

Утро тихое и безветренное. На улице свежо, на зеркальной поверхности озера лежит туман. Широкая коса из белого как снег песка обрамляет берег.

– Песок как на Мальдивах! – восторженно кричит Светка, сбрасывает туфли и заходит в воду по щиколотку. Я закатываю свои белые штаны и вслед за ней хлюпаю по тёплой как молоко воде.

Солнце ещё не встало, а только подсвечивает красным верхушки деревьев на берегу. По этому свету мы определяем, что восток с противоположной стороны и идём по воде вдоль берега.

– Как классно! – Светка бежит, высоко задирая ноги, как маленькая девочка, и её жёлтый сарафан снизу уже совсем мокрый. Я бегу за ней, будто мы играем в догонялки. Мы снова догоняем упущенное время.

– Смотри, там настоящий пляж! – кричит Светка.

На песке под раскинутыми зонтами, лежат несколько шезлонгов, рядом растянута волейбольная сетка. Да-а, живут же люди…свой пляж имеют.

Я перевожу взгляд на замок. Сейчас три заострённые крыши и возвышающая над ними башня смотрятся чёрными на фоне светлеющего неба. Это каким же надо быть стоматологом, чтобы отгрохать такую домину. Наверное, он лечил каких-нибудь акул империализма, вставляя им по три ряда имплантов, и засовывая в пасть пятиметровые брекеты. Только вот откуда в этой дыре такие акулы?

Мы продолжаем идти по загибающейся в кольцо песчаной полосе и обходим замок кругом. Есть что-то странное в этой постройке, но я пока не могу понять – что. Основное здание, баня, стоящая в десятке метров, банкетный зал, в котором мы только что были. Там подальше ещё один кирпичный домик. По-видимому, там живёт прислуга, или охрана.

Охрана! Точно, теперь я понял чего здесь не достаёт. Нет забора и вообще ничего, что определяет границы этих владений. Неужели этот Стоматолог настолько бесстрашен, что даже не заморачивался собственной безопасностью?

Вот мы и подошли к идеальному месту для встречи рассвета. Солнце уже показалось над деревьями, как раз напротив нас, и красная дорожка уже начинает появляться на поверхности озера. Прекрасное место для снимка. Вот только снимать нечем, наши телефоны снова сдохли. Я подхожу сзади к любующейся восходом Светке, беру её за худенькие плечи и мы долго молчим, слушая крики пробудившихся чаек. Я кладу колючий подбородок на Светкино плечо, закрываю глаза и вдыхаю тонкий запах женщины, смешанный со свежестью утра.

Не знаю, сколько мы так простояли, но достаточно долго для того, чтобы я успел вздремнуть. Усталость, алкоголь и недосып, всё-таки дают о себе знать. В какой-то момент мои ноги подкосились, и я чуть не рухнул в воду, увлекая за собой Светку.

– Э-эй, ну-ка не спать! – Она смеётся и зачерпывая ладошкой воду, брызгает мне в лицо.

– Не не…это я так замечтался…– оправдываюсь я, а сам обильно поливаю своё обросшее и опухшее лицо водой.

– Тоже мне кавалер! – продолжает подкалывать Светка. – На ногах не стоит…

– Это я-то не стою?! – я подбегаю к Светке, подхватываю её на руки и бегу по воде вдоль берега. Она визжит, а потом обхватывает мою шею руками и прислоняется головой к плечу.

– Как давно меня не носили на руках…– говорит она томно, с какой-то грустью в голосе.

А я то как давно не носил. Последний раз жену на свадьбе а до этого ещё Аньку Федотову, тогда на выпускном. Но всё это было не то. Светка кажется мне лёгкой как пёрышко и я совсем не чувствую её веса. Своя ноша не тянет. Неужели все эти двадцать лет я нёс не свою ношу. Может быть от этого я и чувствовал эту непроходящую тяжесть.

Я бегу по мягкому песку и чувствую, что могу взлететь. Новый заряд бодрости вселился в меня вместе с поднимающимся солнцем. Светка притихла, наверное, ей хочется посмотреть, насколько меня хватит. Не волнуйся, родная… меня хватит, чтобы оббежать весь этот пляж, занести тебя в замок и поднять на второй этаж. А там…мы выберем любую понравившуюся нам комнату, закроемся изнутри, а если нет замка, то забаррикадируемся. Мы проведём весь этот зарождающийся день вдвоём, в одной кровати, под одним одеялом…

Я пробегаю мимо импровизированного пляжа, а там в десятке метров должна быть тропинка, по которой мы спускались вниз.

– Это снова пляж? – почему то удивляется Светка. – Получается мы круг дали?

– Ну да…а что тебя удивляет? Тут не так много…– говорю я, пытаясь подавить отдышку.

– Просто я не видела дороги…

– Какой дороги? – я замедляю ход.

– Дороги, по которой мы сюда приехали…Должна же быть какая-то дорога…

– Должна…– я останавливаюсь и смотрю вдоль берега. – Но я тоже не заметил…может быть невнимательно смотрел? Мне было на что отвлекаться.

– Ну да…но я то смотрела внимательно…– На лице Светки я вижу озабоченность.

– Хочешь сказать, что дорога пропала? – я пытаюсь улыбнуться, но по глазам Светки вижу, что сейчас смахиваю на идиота. – Ну…хочешь…ещё круг дадим…

– Ага…только меня поставь, а то назад уже мне тебя нести придётся…– улыбается Светка.

Этот её сарказм заставляет меня, чуть подбросить её на руках и упорно шагать вдоль песчаной косы.

Мы снова обходим замок, теперь уже с другой стороны. Странно, но я снова не наблюдаю дороги. Противоположный берег со всех сторон находится от нас на равном удалении. До него примерно три – четыре километра. Я ускоряю шаг, чувствуя, что мои ноги всё глубже проваливаются в песок, а дыхание становится тяжёлым. Мы проходим ещё метров триста – это примерно четверть всего периметра и снова нигде в перспективе не наблюдаем дороги.

– Чертовщина какая-то! – Я останавливаюсь и тупо смотрю по сторонам. Кругом бескрайняя гладь озера. Где же дорога?

– Ты чё-нибудь понимаешь? – Я смотрю в упор на Светку, которая медленно крутит головой. – Подожди здесь.

Я ставлю её в воду и снова бегу по периметру песчаной косы. Мой взгляд жадно вглядывается в водную гладь, пытаясь отыскать на ней хоть какие-то признаки суши. Ничего нет, даже признаков. Теперь уже третий раз я огибаю замок, пробегаю мимо пляжа, а вон и Светка, которая стоит в воде как Ассоль и смотрит вдаль, словно ищет глазами алые паруса.

– Светик…или кто-то из нас сошёл с ума, или мы на острове, – срывающимся голосом ору я, бултыхая по воде отяжелевшими ногами.

– Мы же не могли сойти с ума вдвоём. Нас привезла сюда Жанна…привезла на машине, и парома никакого не было, мы бы это заметили…

Я сам это помню! Как раз перед самым домом дорога была ровная, и машина летела, как по взлётной полосе.

– Ну и где же эта дорога? – в голосе Светки лёгкая оторопь. Наверное, она, как и я сомневается, что всё это происходит наяву.

В любом случае нужно успокоиться. Нужно успокоиться, идти в дом, найти там Буратину с этой стюардессой и спросить: «Какого хера!»

***

По пути к замку я забегаю в банкетный зал. Здесь один только Геракл. Теперь он спит на полу в обнимку с сорванной со стены кабаньей головой. Пятак кабана утыкается в нос Геракла и создаётся впечатление, что это двое влюблённых, заснувших после бурной ночи. Может быть, перегруженная психика Геракла всё-таки дала сбой, и вместо кабаньей головы ему померещилось, что это смазливое личико Вики. Моя психика тоже перегружена, и я уже начинаю подумывать, а не снится ли мне всё это?

– Пойдём в дом, все, наверное, там! – Светка дёргает меня за руку. Вроде бы ощущения реальные. А во сне что, ощущения какие-то не такие? Какой дурак придумал, что если ущипнуть себя во сне, боли не почувствуешь. Я уже многократно это делал и именно этот глупый совет часто не позволял мне отличить сон от яви, потому что во сне больно точно так же.

Когда мы подходим к крыльцу, из дома, навстречу нам выходят Поночка, Уксус и Михаил.

– О! Слава богу, хоть вы нашлись! – Разводит руками Поночка.

– Что значит нашлись? – Раздражённо спрашиваю я в предвкушении ещё одной неприятной новости.

– То и значит, что все куда-то пропали…

– Кто все то? Геракл там с кабаном в клыки долбится…

– С Гераклом всё понятно…– отмахивается Уксус. – Где все остальные? Буратина, Стерва, Бэрримор …мы уже весь дом обшарили…их ни в одной комнате нет.

– Бля! Ещё один сюрприз! – я присаживаюсь на ступеньки и обхватываю голову руками.

– Ещё один? – почти хором кричат Поночка и Уксус.

Я поднимаю голову и пьяным взглядом окидываю стоящих передо мной друзей. Вроде все, как настоящие: побледневшая и от этого ставшая ещё симпатичней Светка, опухшая морда Поночки, чабачьи на выкате глаза Уксуса, скорбный лик отца Михаила.

– Ребята, скажите мне. Вот это всё мне снится? – я вяло раскрываю ладони.

– Не думаю! – Поночка морщит губы. – По крайней мере, я себя не ощущаю в чьём-то сне.

– Был такой китайский мудрец Джуан Цзы…– звучит вдруг безмятежный голос Михаила. – Приснилось ему однажды, что он стал бабочкой. Проснувшись, Чжуан Цзы спросил себя: «Интересно, это мне снилось, что я стал бабочкой, или бабочке приснилось, что она стала мной?»

Я раздражённо машу рукой.

– Миша, ты извини… щас вообще не время…мы не марихуану курим, у нас вопросы по серьёзней.

Я тяжело встаю, чувствуя усталость в ногах.

– Не сон говорите? Ну пошли!

Я распахиваю дубовые двери и захожу в дом, пересекаю холл и уверенно направляюсь к лестнице. Вся компания идёт за мной, как мы давече шли следом за Жанной. Я поднимаюсь на второй этаж, и иду в дальний конец овальной площадки, где ещё вчера заметил винтовую лестницу. Я сразу сообразил, куда она ведёт. Лестница узкая, неудобная, с высокими ступенями, завита в крутую спираль и похожа на гигантское сверло. Но даже эта лестница сделана из какой-то благородной породы дерева.

Преодолев витую конструкцию, которая высотой не менее восьми метров, я открываю небольшую дверь и выхожу на открытую площадку. Ну да, как я и предполагал, это смотровая площадка, которая находится под самой крышей высокой башни замка. Площадка представляет собой, обвивающий башню балкон с высокими перилами. Окинув взглядом обалденную панораму, я в очередной раз убеждаюсь, что либо сошёл с ума, либо сплю.

– Вуаля! – я отхожу в сторону, как волшебник демонстрирующий кульминацию исполненного фокуса.

– Ё-ё-ё…

– Вот это да!

– Ого-го!

Перемежаемые присвистами восторженные возгласы, ещё долго исходят из парней, любующихся на бескрайнюю гладь огромного озера с высоты птичьего полёта.

– Нравится? – задорно спрашиваю я.

– Красота! – довольно щерится Михаил, подставляя лицо восходящему солнцу.

– И ничего не смущает?

– А мы чё, на острове что ли? – хмычет Поночка, будто не веря своим глазам.

– Бинго!

– Но как?

– А вот так, друзья мои! Ночью нас привозят сюда на машине, которая подкатывается к самым воротам этого замка. Да вон же она стоит! – я тычу пальцем вниз, где из под навеса выглядывает округлый зад лимузина. – А утром оказывается, что мы на острове. Кто-нибудь может мне объяснить, что происходит?

– Ничего не понимаю! – говорит Уксус, русые патлы которого треплет ветер. – Ясно одно: надо завязывать либо с бухлом, либо с травкой.

– А ты что скажешь Михаил? Кто кому снится, бабочка нам, или все мы бабочке? – Я вглядываюсь в невозмутимое лицо с подзолачиваемой солнцем бородой.

– Могу сказать только то, что это не массовое помешательство и не коллективная галлюцинация. Думаю, что ответ на этот вопрос есть у Жанны…

– Ага, если она тоже не является плодом нашего воображения.

Мы ещё долго стоим, обдуваемые всеми ветрами и не можем оторвать глаз от чарующего вида огромного озера, окружённого лесом. В очередной раз, переведя взгляд с водной ряби на выложенную брусчаткой площадку перед домом, я замечаю движущийся объект.

 

Это же…

– Буратина-а-а! – ору я, и мой крик подхватывает свист Уксуса.

Он не сразу понял где мы, но быстро отыскивает нас глазами, задрав вверх квадратное лицо. На лице Буратины нет улыбки, он не орёт задорно нам в ответ, не спрашивает, как мы туда забрались, а просто машет рукой предлагая спуститься вниз. Грохоча китайскими подошвами по дереву, мы слетаем вниз по огромному сверлу. Каждого мучает вопрос, «что происходит?» и каждый хочет получить ответ, как можно быстрее, иначе это грозит взрывом мозга.

Один за другим мы вылетаем на крыльцо, где нас встречает дымящий сигаретой Буратина.

– Дружище, ты можешь объяснить, что происходит? – спрашиваю я сходу.

– Ты знаешь, что мы на острове? – язвительным голосом вопрошает Уксус.

По лицу Буратины видно, что он знает…он знает даже нечто большее.

– Пойдёмте в столовку, надо поговорить, – машет он рукой в сторону банкетного зала.

Пока мы молча топаем вслед за Буратиной, я понимаю, что ничего хорошего этот разговор не сулит. Я смотрю в эту съёжившуюся спину, внизу которой недостаёт поджатого хвоста. Точно так же я шёл за ним в каюту там на яхте, перед тем, как он открыл свой очередной блеф. Что сейчас? Какой будет разговор? Какой квест нам приготовил наш великий затейник? Судя по тому, что вся наша команда снова топает за ним следом, эти квесты всем нравятся.

***

Зайдя в помещение с неубранным, похожим на поле битвы столом, Буратина мыском ноги пинает под зад лежащего на полу Геракла.

– Подъё-ём! Вова просыпайся.

Первое, что видит, Геракл открыв глаза, это ощерившуюся кабанью морду. Он вздрагивает, отстраняется от кабаньего рыла, а затем отшвыривает голову в сторону.

– Бля-я…как башка болит…– стонет он, обхватив голову руками. – Всё из-за этих в̀исок поганых…водку надо пить, а не этот шмурдяк.

– Вставай, Вова! Сейчас ты мигом протрезвеешь! – кричу я, заходя следом за Буратиной.

– Да ну на…! – Геракл хватается за кромку стола, пытаясь подтянуться и встать. С первого раза у него не получается. Рука соскальзывает, и он плюхается задом на дубовый паркет.

– Я вот, например, враз протрезвел, когда узнал, что мы на острове…

– На острове? – Геракл уже не предпринимает попыток подняться, а смотрит на всех нас снизу, как сидящий на горшке ребёнок. – А когда мы успели приплыть на остров?

– В том то всё и дело, что на этот остров мы не приплыли, а приехали на машине. – Говорит Поночка тряся взятую со стола жестяную банку.

– А так можно?

– Ага можно, если машина может ездить по воде.

– Да и по хер…на острове так на острове…сушняк от этого меньше не становится. Дайте пива…– Геракл тянет трясущуюся руку к Поночке, который жадно приканчивает остатки жидкости из банки.

Среди объедков пиццы, бутылок и консервных банок, я нахожу одну нетронутую банку пива и кидаю её Гераклу. Сейчас он нужен живым.

– Садитесь парни…в ногах правды нет…– Буратина отодвигает стул и садится в центр стола.

– Давай рассказывай…не томи, а мы уж посмотрим стоять нам, садиться, или сразу падать…

В отличие от всех остальных, мы со Светкой остаёмся на ногах.

Буратина, долго собирается со словами, крутит головой, отыскивает на столе недопитый стакан с виски и опрокидывает его в себя. Я замечаю, что рука его слегка дрогнула. По его блуждающему взгляду я понимаю, что он если не испуган, то уж точно растерян.

– Ребята, у меня для вас две новости, плохая и хорошая.

На моей памяти, ещё никто не произносил такое вступление, чтобы кого-то обрадовать. Для меня эта фраза всегда означала одно. Есть две новости: одна хреновая, а вторая ужасная.

– Нас сюда позвали…точнее заманили не просто так…

Так значит заманили?!

– Удивил бля! Понятно, что не просто так, а из за кого-то, кто тряс своим членом и кричал на весь город, что он ФСБ-шник… – шиплю я, нависая над Буратиной.

– Это здесь не причём…да она мне и не поверила…Мы здесь с другой миссией.

– Приплыли! Точнее приехали! Оказывается у нас есть миссия! Слушай Серёга, я уже устал от этих шпионских страстей! Говори прямо, в какую жопу ты нас опять втянул!

– Я не хотел, парни! Я правда думал, что она…Жанка, просто хочет развлечься…

– Ага…на тебя повелась, на красавца…

– Да подожди ты, Сява…дай ему рассказать, а то здесь уже никто ничего не понимает. – Раздражённо кричит Поночка. – Рассказывай всё по порядку и с самого начала.

– С самого начала долго, да и времени у нас нет…Я пожалуй с конца начну. Через час мы должны отсюда свалить.

– Каким макаром? Вплавь? – снова встреваю я.

– Через час дорога появится и мы уедем на лимузине.

Все таращат глаза на Буратину, как на человека несущего полный бред. Как может появиться из ниоткуда целая дорога?

– Это озеро – большое водохранилище. Когда идёт сброс воды, плотину в реке открывают, и уровень воды падает на два метра. Как раз на этой глубине и находится дорога.

Поночка длинно свистит, а я тереблю отросшую бороду. Так вот оно что? Вот же учудил этот стоматолог. Непонятно, как он исполнил это технически, но сама задумка гениальная. Во время, когда плотина закрыта, этот клочок земли превращается в остров. Вот почему здесь нет забора. Вода самый большой и надёжный забор.

– Фуф! Одно радует – крыша у меня на месте, – говорю я с облегчением и обнимаю Светку. – И почему же мы должны отсюда, как ты выразился «свалить»?

– Потому, что мы являемся участниками ограбления!

– Че-его?! – я снова нависаю над Буратиной, чувствуя, что могу сорваться, схватить со стола бутылку и околдошить его по башке.

– Подожди, Славка, не бузи! Ограбление постановочное.

– Како-ое?! Ты опять за своё?! Тебе что, спокойно не живётся?! – я продолжаю стоять над Буратиной и давить на него, срывающимся на крик голосом.

– Да я не знал, честное слово! Я правда думал, что она просто так, для движухи нас позвала. Она мне только сейчас обо всём рассказала, когда мы вдвоём остались.

– И ты конечно подписался на очередную авантюру!

– У меня другого выхода не было. У НАС нет выхода!

От этой фразы мне становится не по себе. Она отдаётся во мне на разные лады множеством отголосков : «Мы влипли!», «Мы попали!», «Мы встряли!», «Мы в глубокой жопе!», «Нам пиздец!»

Не сводя глаз с Буратины, я очень медленно сажусь, словно опускаю задницу не на мягкую сидушку стула, а на осиновый кол.

– Как только плотина откроется, мы должны упасть в лимузин и доехать на нём до берега. Там мы бросим машину и будем выбираться лесом. Нам нужно обойти КПП. В лесу смежная с дорогой территория огорожена забором с колючкой. Нужно будет идти вдоль него, пока не обнаружим лаз. Он там должен быть.

– О-очень интересно! Похоже на сценарий захватывающего квеста! – я складываю руки на груди. – Что мы ещё должны будем сделать? Завалить медведя? На ходу запрыгнуть в товарняк? Перегрызть оголённые провода? Перечисли сразу всё, а то скучновато как-то. Да…и не забудь уточнить – с какого перепуга!

Буратина лезет в карман брюк, извлекает оттуда что-то и кладёт на стол. Это небольшая коробочка своей формой походящая на панцирь черепахи. На коричневой крышке коробочки выбита или нарисована буква «Д». Большая, золотая с причудливыми завитушками буква походит на вензель. Одновременно с тем, как Буратина поднимает крышку коробочки, все сидящие отрывают свои задницы от стульев, и наши головы, соприкасаясь друг с другом, нависают над странным предметом.

В пухлой подушечке утопают две золотые серёжки с большими подвесками в форме ромба, в которых искрятся гроздья крохотных камней.

Я беру коробочку в руку и ,не доставая серёжек, кручу её перед глазами. Над моим плечом тяжело дышит Поночка. Светка, придерживая моё запястье, тоже рассматривает серёжки. Я не особо силён в цацках, но сразу понимаю, что вещь это дорогая и уникальная. Но откуда?

– Вот это да! – с придыханием шепчет Светка. – Сразу видно, что ручная работа. Это не завод и сделано не сейчас.

– Не сейчас…эти серёжки изготовлены ещё до революции. Собственность какой то местной княгини…– говорит Буратина.

Рейтинг@Mail.ru