Олег Механик
Мышеловка а-ля 90-е
– Друбецкой!
Я поворачиваюсь на голос, который почему то не узнал. Говорит Михаил, который стоит за моей спиной и вместе со всеми рассматривает серёжки.
– Я очень хорошо помню этот вензель. Его в конце восьмидесятых каждый, кто в этих краях жил помнит. Тогда обокрали дом музей княгини Друбецкой и этот герб показывали во всех следственных хрониках.
– Та-ак! – Я поворачиваюсь к Буратине, поднимая коробочку на уровень глаз. – Значит, вот это мы должны как бы украсть у Стервы?
– Нет, это наш гонорар за работу. – Буратина выхватывает у меня коробочку. – Чтобы было понятно, это музейная реликвия и цена ей не меньше десяти лямов. Если это просто втюхать незнающему лоху, то как минимум лимона три можно взять.
Я в сердцах машу рукой и закуриваю. Меня ни капельки не восторгают, приводимые Буратиной цифры.
– Я даже слушать не хочу того, что ты дальше скажешь. Просто возьми эти цацки, верни их Стерве и скажи ей, что мы в эти игры не играем. Ты слышал что Миша сказал? Эти серёжки с ограбления.
– Нам, хочешь не хочешь, придётся играть в эти игры. Мы уже в игре. Разница лишь в том поимеем мы что-то с этого, или просто сыграем на интерес. – Говорит Буратина, понуро опустив голову. – Последние тридцать лет эти цацки в собственности не у княгини. Они принадлежат Стоматологу.
– Он что, скупщик антиквариата? – спрашиваю я.
– Стоматолог – известный в этих краях и даже за их пределами авторитет. Ограбление дома графини это его рук дело. Тогда он ещё зелёным воришкой был. Потом короной обзавёлся и стал влиятельным. Он уже давно здесь не живёт. Сначала в Москву уехал, что то там мутил, а когда его в розыск объявили, свалил в Испанию.
– А Жанночка что, решила обнести своего верного мужа?
– Бывшего мужа! Они более десяти лет в разводе. Он же всё имущество на неё отписал, чтобы в случае чего конфисковывать нечего было. Эту дачу продавать не стал, оставил ей, на условиях, что она не будет её продавать и делать в доме существенные реконструкции. До некоторых пор Жанна жила припеваючи и не заморачивалась о том, с какого перепуга Стоматолог отвалил такую домину женщине, которой даже не знал.
– Как не знал? – спрашиваю я.
– А вот так. Брак был фиктивным. Стоматолог – вор старой формации, им по закону не положено иметь семьи. Брак с Жанной он оформил скорее всего для того, чтобы отписать на неё часть имущества на случай своего ареста. Так получилось, что отписал он ей только этот замок. На самом деле, она долгое время не знала, какая начинка здесь находится. Он оставил в этом доме то, что ценил больше всего, но что в силу некоторых причин не мог взять с собой в скитания по заграницам. Стоматолог был тайным коллекционером. Часть своей коллекции он купил, а часть добыл собственными руками ещё в лихую пору.
– Поня-ятно! – я тяжело вздыхаю, встаю и начинаю ходить туда-сюда вдоль стола. – Так бы сразу и сказал дружище. Всё же проще пареной репы. Жанна хочет обокрасть своего мужа, воровского авторитета. Сделать это в открытую? Тогда она не проживёт и нескольких дней. Стоматолог дотянется до неё даже из Испании. Лучше всего сделать это руками залётных долбоящеров, которых какого-то хера носит по чужим городам, которые неделями не просыхают, которых никто нигде не ждёт. Я смотрю, нашей Жанночке просто везёт. Она напоролась на золотую жилу и тут же нашла тех, чьими руками можно это золотишко добыть. Все лавры ограбления, конечно, достанутся нам, а Жанна окажется невинной жертвой гастролёров, ограбивших её уютное гнёздышко. Скажи, друг, мой, а почему она рассчиталась с нами именно этими цацками? Мы бы и от денег не отказались, причём, судя по нашему потрёпанному виду, можно было понять, что мы согласимся на гораздо меньшую сумму, чем стоят раритетные цацки. Чё там говорить, мы бы и за ящик пива подписались. Правда пацаны?! – мой голос снова переходит на крик, а скорость с которой я мельтешу вдоль стола достигает запредельной.
Все молчат. Молчит и уставившийся в стол Буратина.
– Она дала тебе эти цацки для того, чтобы, когда мы с ними попадёмся, ни у кого не возникло сомнений, что дачу Стоматолога обнесли именно мы.
– Мы не попадёмся если…
– Мы попадёмся, будь уверен! – перебиваю я бурчание Буратины. – Это тоже в её плане, а и наче на хер бы мы были нужны. И это ещё не факт, что нас оставят живыми, ведь по тревоге нас будут искать не только менты, но и друзья Стоматолога. Где твоя подружка? Почему бы ей самой не появиться здесь и не рассказать про свой умопомрачительный план?
– Она уже в образе…– говорит Буратина, продолжая гипнотизировать стоящий перед ним стакан.
– В каком образе?
– Я её связал и для убедительности пару раз дал по морде…– Сейчас Буратина похож на провинившегося школьника, который оправдывается перед строгим отцом, чтобы не получить ремня.
– Она уже связана? А кто её должен найти, когда мы уйдём? – спрашивает Поночка.
– Через пару часов проснётся Бэрримор. Она ему подсыпала в чай какую то мудянку, говорит очень хорошее снотворное. Он обнаружит её, а потом вызовет ментов, так что у нас ещё будет время.
– Ребята, вы конечно извините, что вмешиваюсь, но я во всём этом участвовать не собираюсь. – Спокойный голос Светки заставляет всех нас вспомнить о её присутствии, о наличии в нашем обществе дамы, которая тоже является невольной участницей этой подставы. – Серёжа, ты мог сначала спросить нас, прежде чем соглашаться на всё это…
– Я сам узнал об этом только утром…
– Не ври! – ору я, в очередной раз перебивая Буратину. С некоторых пор я научился видеть ложь в этих убегающих от прямого взгляда глазах. – Ты всё знал с самого начала, ещё когда тащил нас на этот остров. Вы договорились со Стервой заранее, во время вашей встречи. Думал, я поверю в то, что она повелась на твоё обаяние, или на твои байки о том, что ты агент КГБ? Она сразу поняла, кто перед ней. Знаешь, кого она увидела? Жертву! Удав наткнулся на долгожданного кролика, да не на одного, а на целую свору. Где она?! – я в очередной раз нависаю над Буратиной.
– Зачем тебе…
– Хочу развязать её и дать ещё одного леща! На этот раз будет очень правдоподобно…
– Не надо никуда ходить! – Говорит Буратина каким-то обречённым голосом. – Кто не хочет участвовать, пусть уходит. Когда дорога появится, вы можете уходить, а я останусь, чтобы сделать то, на что подписался. Можете возвращаться в свои серые жизни, я вам даже деньги отдам, все семьдесят штук. Поймите, что дело не в деньгах, не в цацках…просто мне нравится так жить…вместе с вами мне нравилось это ещё больше, но если вы не хотите…
– Не хотим, дружище! И тебе не позволим, мы уйдём отсюда вместе! – говорю я, одновременно хватая Буратину за запястье левой рукой, а правой выуживая у него из кармана коробочку с серёжками. – Уж лучше серая жизнь, чем вообще никакой…– Я кряхчу пытаясь освободиться от ответного захвата. – Ты мне ещё спасибо скажешь. Поверь, что это гиблое дело…
Наконец-то мне удаётся вырваться, я отлетаю к стене и напарываюсь спиной на козлиный рог.
– Бля-я…– ору я от дикой боли и от пробуждающейся злости. – Где она?!
– В доме, по правую сторону от парадного входа, маленькая дверь, обитая железом. Это вход в котельную. Она там внизу…– обречённо бурчит Буратина.
***
Пообещав всем присутствующим, что через пять минут Стерва предстанет перед уважаемым собранием, я вылетаю из банкетного зала и решительным шагом направляюсь к дому.
Взошедшее солнце придаёт утопающему в зелени замку особенную красоту. Я и в самом деле ощущаю себя шагающим по затерянному в океане необитаемому острову. Жаль, что нам очень скоро придётся покинуть этот оазис, а я так и не закрою Гештальт. Главное сейчас объяснить Стерве, что она нарвалась не на лохов. Пусть забирает цацки, отменяет свою операцию и ищет других искателей приключений.
Железная дверь оказывается очень тяжёлой. Она подвешена аж на четыре усиленных петли и создаётся впечатление, будто это дверь сейфа, а не обыкновенной котельной. Ещё одну странность обнаружил я, открывая дверь. Стальной лист, которым обшита дверь снаружи, сильно деформирован в районе замка. Сам накладной замок, болтается на обратной стороне двери. Он определённо свёрнут набок. Здесь кто-то хорошо поорудовал ломиком. Задержав взгляд на покорёженной двери, я начинаю спуск по крутым ступеням, ведущим на цокольный этаж. Зачем нужно было ломать дверь в котельную и вообще, зачем запирать котельную на замок?
Спустившись вниз, я захожу в помещение, находящееся справа от лестницы. Свет от свисающей с потолка лампы бьёт в глаза. По выкрашенным в зелёный цвет стенам небольшого помещения, словно удавы ползут переплетающиеся стальные трубы. В углу стоит большая бочка увешанная манометрами. Это, скорее всего котёл. Здесь никого нет. Справа от котла я замечаю ещё одну дверь и направляюсь к ней. Это помещение ещё меньше и оно не освещено. Я шарю по стене в поисках выключателя, но не нахожу ничего похожего. В принципе, если распахнуть дверь пошире, свет из смежной комнаты позволит разглядеть, что находится в этой. Квадратное два на два метра помещение тоже опутано трубами, и вдоль одной из его стен установлен большой агрегат, напоминающий насос. Возле противоположной стены тоже что-то есть, что мне кажется таким же неодушевлённым, как всё в этой котельной.
Продолжая стоять на пороге, я вглядываюсь в серый полумрак и теперь различаю в нём сидящего на стуле человека. Из-под бесстыдно задранной юбки торчат две оголённые идеальной формы ноги. Ноги босые, одна согнута в колене, другая неестественно и некрасиво вывернута. Создаётся впечатление, что это фотомодель, которая долго корячилась на стуле, чтобы выбрать позу пооригинальнее, но получилось безобразно, как и многое из того, что в последнее время можно наблюдать на глянцевых обложках. Голова незадачливой фотомодели запрокинута назад.
Продолжая стоять на пороге, я три раза громко хлопаю в ладоши.
– Браво! Я смотрю, ты уже полностью вжилась в роль. Молодец, играешь по Станиславскому. Напрасно стараешься… на твой спектакль сегодня никто не придёт. Остальные актёры отказываются участвовать в постановке. Ты меня слышишь?
Стерва никак не реагирует на мои слова и продолжает сидеть неподвижно.
Я делаю два шага, осторожно приближаясь к ней.
– Ты бы хоть прикрылась. А-а не можешь? Ну я тебе помогу.
Кончиками пальцев я беру за подол юбки, пытаясь хоть чуть-чуть подтянуть её пониже, чтобы закрыть кружевные трусики. Оттягиваемый стрейтч пружинит и возвращается на своё место. Всё остаётся на своих местах, как в статичной картинке. Что-то здесь не так. Я поднимаю голову выше юбки и вижу, что…
Разорванная блузка окровавлена, на оголённом животе и под обрезом кружевного лифчика несколько темных пятен, будто древний школяр оставил на белом пергаменте несколько клякс. Голова Стервы неестественно запрокинута назад и мне видна только часть белой, тонкой как у лебедя шеи.
– Жанна…ты меня слышишь? Тебе не кажется, что это через чур? По- моему, ты переигрываешь.
Я чувствую, как мой голос превращается в шёпот. Во мне будто поселилась холодная змея, которая шевелится где-то изнутри, обвивая мой желудок. Моя рука с растопыренными пальцами застыла над неподвижным телом.
– Жанна ты чё…мёртвая что ли? – Этот странный вопрос сам собой срывается с моих губ. Странный, если задавать его живому человеку, ещё более странный, если спрашивать мёртвого, в надежде, что он подтвердит твою страшную догадку.
Жанна не отвечает. Она неподвижна как стальные трубы, переплетающиеся за её спиной.
Я осторожно опускаю руку и прислоняю подушечки пальцев к бумажно-белой шее. Пальцы обжигает холод. Ощущать этот холод намного болезненнее, чем в минус пятьдесят прикоснуться к стальной поверхности. Это очень больно и страшно ощущать холод от того, что должно быть тёплым. Я отдёргиваю руку и неопределённое время стою над телом. Мой взгляд залип на этой белой коже, и я не могу его оторвать. Усилием воли я беру себя в руки и начинаю осторожно отходить назад, шагаю, продолжая таращить глаза на неподвижную большую куклу.
Воткнувшееся в спину ребро открытой двери, выводит меня из комы. Я вздрагиваю, сломя голову пересекаю помещение котельной, через одну прыгаю по лесенкам, распахиваю дверь и оказываюсь на улице. Солнце обливает меня мягким теплом. Оно, улыбаясь, висит в зените безоблачного неба. Ему всегда весело, просто оно не знает, что существуют тёмные углы, в которых находятся остывающие тела.
Перебирая ватными ногами, я шагаю по грунтовой дорожке к банкетному залу. Всё точно так же: светит солнышко, поют птички, я в лоне благоухающего оазиса. Весь этот мир ещё не знает, что он перевернулся и ничего уже не будет таким, как прежде.
***
Я захожу в зал, падаю на стоящий вдоль стены, кожаный диван и закрываю глаза.
– Ну чё…разобрался со Стервой? Где она? – Задорный голос Поночки отделяется от гула других не менее весёлых голосов.
– Нет не разобрался…– говорю я, вяло перебирая онемевшими губами. – Наш друг разобрался с ней до меня.
– Что она тебе сказала? – Это уже голос Светки.
– Она…она ничего не сказала…она в образе.
– В каком образе?
– В том, в котором её оставил наш милый друг. В образе мёртвого человека.
– Слава, ты что…пошутил так? – голос Светки становится ближе.
– Ага…щас самое время шутить…– я ещё крепче зажмуриваю глаза и откидываю голову на спинку. – Серёга, расскажи нам подробнее о вашем плане. Вы что, договорились, что ты должен её убить? Странный у неё план. Или что-то пошло не по плану? А может у тебя был какой-то свой план?!
Раздаётся грохот упавшего стула. Видимо Буратина соизволил встать.
– Сява, ты чё несёшь? Она живее всех живых. Я только слегка ей по лицу съездил, ей даже не больно было…
– Ага…не больно…она просто умерла.
Падает ещё что-то из мебели , я слышу грохот топочущих ног, а потом всё стихает. Мне не хочется открывать глаза. Сейчас как никогда я хочу оказаться в постели своей московской квартиры.
– Слава…– голос Светки звучит еле слышно…она почти шепчет. – Слава, что происходит? – Холодная рука ложится мне на запястье.
– Я не знаю…Светик. Мне очень хочется верить, что это затянувшийся страшный сон. Давай проснёмся а?
– Слава…мне страшно!
Эта фраза заставляет мои глаза открыться. Её по-детски беззащитные глаза всего в нескольких сантиметрах от меня. Я обнимаю её, крепко прижимаю к себе.
– Ничего, Светик, прорвёмся…ещё ничего не ясно…
Действительно, может всё это продукт моей подорванной алкоголем и недосыпом психики. Сейчас парни вернутся и поднимут меня на смех.
«Ну Сява, блин! Перепугал нас всех! С чего ты взял? Да она жива и здорова!».
За дверью слышатся шаги, и мне очень хочется надеяться, что всё будет так, как я только что представил.
Вошедший первым Поночка, убивает во мне последнюю надежду. Держась обеими руками за голову, он направляется прямо к столу, хватает бутылку с вискарём и делает несколько глотков прямо из горлышка.
Следом вваливаются все остальные.
– Как так-то? Как так-то? – стонет Уксус.
– Парни, я вам клянусь, что оставлял её живой! – причитает Буратина, который заходит последним. – Она ещё улыбнулась…– его голос дрожит и обрывается.
Я встаю с дивана и снова начинаю ходить вдоль стола.
– Если не ты это сделал, то кто? Она сама?
– Слава, я тебе клянусь! – навзрыд кричит Буратина и складывает руки в молитвенном жесте.
– Кто тогда?! Кто-то из нас? Больше на этом сраном острове никого нет. Может ты перестарался а? Говори прямо, ты не на допросе…пока что.
– Я же говорю, что оставил её живой и здоровой. У неё только губа разбита была…А там…ты видел? Её как-будто зарезали…
– Застрелили! – произносит появившийся на пороге Михаил. – Смотрите, ребята, что я там нашёл.
Между большим и указательным пальцем он сжимает жёлтый предмет цилиндрической формы.
– Гильза! – Я подхожу к Михаилу, забираю у него гильзу и внимательно рассматриваю её, крутя перед глазами. – Девятимиллиметровая…похожа на гильзу от Стечкина…– Я замираю, поражённый своими же словами.
– Серёга, а где тот ствол?
– У меня был…– Робко лопочет Буратина.
– Был у тебя? А где он сейчас?!
Буратина молчит и медленно крутит головой.
– Вспоминай, где ты его оставил, придурок! – ору я во всю глотку, обрызгивая слюной эту пухлую ненавистную морду.
– В лимузине…я его сразу же выложил. Жанна сказала, чтобы я его в бардачок закинул, что её машину точно никто шмонать не будет.
– В бардачо-ок?!
Я вылетаю из домика, бегу по грунтовой дорожке к за̀мку, туда где Жанна в последний раз припарковала лимузин. За моей спиной слышится дружный топот. Отряд неудачников, спешит за своим командиром, для решения очередного задания квеста.
Слава богу, машина оказалась открытой. Ну да, ведь по плану мы должны покинуть остров именно на ней. Я давлю на защёлку запора бардачка и опускаю вниз массивную крышку. Бардачок достаточно большой, так что я могу засунуть туда руку целиком. Рывком я выгребаю на кожаное сидение всё содержимое бардачка. Презервативы, прокладки, жвачка, косметический набор, духи, кожаная плётка…Среди всего этого разнообразия нет ничего, напоминающего пистолет.
Я поворачиваю голову, отыскивая за спинами Поночки и Уксуса, лицо Буратины.
– Ну и где?
– Я точно помню, что сюда положил…
– Сам? Сам положил?! – ору я, как отец орёт на провинившегося обалдуя сына.
– Сам…– понуро опустив голову, отвечает обалдуй.
– Отлично! – я захлопываю дверцу лимузина, расталкиваю перегородивших дорогу Поночку, Уксуса и Геракла, сплёвываю в сторону и направляюсь назад к банкетному залу.
– Что мы имеем? – рассуждаю я на ходу. – Жанна убита из пушки, на которой есть отпечатки подозреваемого, а буквально перед самой её смертью, подозреваемый лично связал её и двинул по морде, о чём имеются подтверждения.
– Какие подтверждения? – кричит семенящий сзади Буратина.
– Потерпите, подозреваемый…не всё сразу. Будут вам подтверждения, я в этом уверен. И свидетели найдутся…
– Какие свидетели?
Я разворачиваюсь, хватаю Буратину за грудки и тащу его словно шелудивого щенка к входу в банкетный зал.
– Ты мне ещё вопросы будешь задавать, сука! Сейчас ты сам быстро и по порядку расскажешь, что у вас было с этой Жанной. Что она тебе говорила и о чём конкретно вы с ней договаривались.
Подтащив грузное тело к дивану я толкаю его на мягкую сидушку.
– Слава, я же тебе всё…
– Не всё…ты рассказал мне не всё. Как всегда ты упустил что-то важное. А половину соврал. – Я стою в ногах у сидящего Буратины, не давая ему подняться.
– Сейчас некогда Слава! Нужно рвать когти! Ты чё, не понимаешь?
– Понимаю! Я понимаю, что ты опять втянул нас в жопу почище чем с Лениным. И чтобы понять как выбираться из этой жопы, мы должны знать хотя бы её глубину.
***
Она подкатила к Буратине в кабаке. Это был, может быть единственный в этом городишке приличный кабак, так как находился в самом центре , недалеко от администрации и от гостиницы, откуда мы позднее забрали Светку. А до этого Буратина и Жекичан провожали Светку на такси как раз до этой гостиницы. Когда Светка скрылась за обшарпанной дверью, Жекичан сказал, что тоже хочет откланяться. Буратина пытался его уговорить, мол, скоро все домой двинем, но наш китаец был непреклонен. (Какой же он всё таки молодец. Этому человеку, в отличие от нас хватило один раз наступить на грабли, чтобы понять как больно лупит между глаз обух.)
На прощание Буратина и предложил ему зайти в этот кабак. Как же он назывался? Буратина не припомнит, да это и не важно. Он сразу же кинул на стойку стодолларовую купюру и фыркнул, что сдачи не надо, чем сначала удивил, а потом расположил к себе пожилого бармена. Они выпивали и громко прощались, вспоминая приключения на яхте. Буратина размахивал руками и ему в пьяном угаре казалось, что сейчас он самый крутой и не только в этом сраном городишке, но и во всём мире. Крутости ему придавал заткнутый за пояс пистолет, рукоятка которого нещадно давила на копчик, из-за чего рука Буратины постоянно елозила под рубахой.
Откуда она появилась, Буратина не помнит. Он не припоминает, что она сидела в зале, но и с улицы никто не входил, так как стойка находится как раз напротив входных дверей. Блондинистая красотка модельной внешности внезапно материализовалась перед видавшими виды джентльменами, после чего один, (тот, который в красной рубахе), чуть не упал с высокого барного стула.
Дальше была классическая сцена подката. Подкат дамы к подвыпившим кавалерам несколько отличается от стандартного, когда знакомиться лезет как раз подвыпивший кавалер. В таком подкате тоже есть свои стереотипы поведения и это всегда что-то вроде:
«Какие симпатичные мальчики…»
«Угостить даму? Ха-ха-ха…эта дама сама угостит кого хочешь…но если сильно желаете…»
«Не-ет виски жестковато…Пина-коллада с кубинским ромом в самый раз будет…»
«Ну что, за знакомство?! Меня Жанна, а вас…»
«И что такие интересные парни здесь делают? Раньше я вас здесь не наблюдала…»
«Коммерсанты? Крутые коммерсанты? Ого-го! И насколько крутые? Ух ты …вижу вижу…».
И так дальше по плану, или по сценарию. Всё как в шахматах. За ходом идёт ответный ход. Опытный гроссмейстер всегда знает, какой ход сделает следующим его лошок визави. Он всегда знает, чем закончится партия. Странно, что почти никогда захмелевший и расхрабрившийся гусар, ошеломлённый появившейся из ниоткуда красоткой не задаётся вопросом: «А с какого перепуга, она подкатывает именно к нему…». В этот момент он думает совершенно о другом. Он думает, что ещё излучает те флюиды, которые словно магнитом притягивали к нему девчонок в далёкой молодости. Он думает, что после очередного выпитого шота из него высекается именно та искра, которая сразила наповал проходящую мимо красотку.
Но наш герой, скорее всего, ошибается, и в этом нет его вины. Сейчас его решения и поступки обусловлены совокупностью двух железных обстоятельств, которые не дадут шанса действовать по другому сценарию: хорошая доза алкоголя и умопомрачительная девица с губками Анджелины Джоли , причёской Шерон Стоун и фигурой Памеллы Андерсон, заставят его позабыть обо всём на свете. Забыть о том, что он бездомный и уже немолодой искатель приключений;
о том, что в мешках под его глазами можно хранить годовые запасы картошки;
о том, что из-за выпирающего пуза он без зеркала не видит свою нижнюю часть тела и уже забыл, когда носил обувь со шнурками, потому что завязывать их, даже сидя на стуле, смерти подобно.
Только через много часов, очнувшись от глубокого клофелинового сна и обнаружив себя лежащим в подворотне с пустыми карманами, незадачливый джентльмен начнёт сопоставлять факты. Он подумает, «какой же я дурак! Ну как можно было повестись, ведь всё было так очевидно!». Он сделает выводы и больше не будет совершать этой ошибки. Не будет до тех пор, пока в его жизни снова не сойдутся два железных обстоятельства.
Буратина не помнит, когда исчез Жекичан и как они оказались в машине Жанны. Следующим эпизодом, всплывающим в памяти, было то, что в одной его руке пистолет, а в другой пачка долларов, вынутая из рюкзака. Он втирал Жанне про то, что секретный агент и сейчас на правительственном задании, а эти деньги – командировочные, на первоначальные расходы. Жанна понятливо кивала и говорила, что её возбуждают люди в погонах. А кого ещё представлять в военной форме, как не Буратину? Просто картина Репина под названием «Настоящий офицер». Вообще нет лучшего защитника для женщины, чем военный. А женщина, как раз таки нуждается в защите и помощи. Она в большой беде. В какой? Банкротство, нищета и голодная смерть – вот какая беда подстерегает эту молодую цветущую женщину. Её бывший муж свалил за границу оставив её практически без средств к существованию. Из всех активов осталась только дача на водохранилище, да и та без права продажи. Она уже не в силах её содержать, да один только налог это бешенная сумма. Почему она не может её продать? Потому что муж запретил, а его слово имеет очень большой вес, особенно в этих краях. Чем же может помочь хрупкой девушке настоящий офицер? Нет, конечно он не сможет финансовыми вливаниями сделать её баланс положительным, если он даже отдаст все деньги из своего рюкзачка. Но он может помочь ей провернуть кое-какое дело. У её муженька – этого старого крота, заточившего в сырой темнице бедную Дюймовочку, есть одна очень ценная коллекция. Взять её с собой заграницу по известным причинам он не может, но и продавать ни за что не будет и никому не позволит этого сделать. Словом живые деньги лежат под носом и пропадают. Жанна уже нашла потенциальных покупателей на коллекцию, и вырученных денег хватило бы , чтобы восстановить её пошатнувшееся материальное положение. Но как быть, если бывший запрещает, а ослушаться его нет никакой возможности? Есть выход – ограбление. Незнакомцы вламываются в дом и крадут драгоценную коллекцию. Всё просто, только вот все знают, что ни один местный вор и жулик даже на пушечный выстрел не подойдёт к этой даче. Жанна уже распрощалась с этой идеей и с мечтами о лучшей жизни до настоящего момента. Она увидела этого красавчика офицера и подумала вот он. Если не он, то кто, может помочь слабой женщине. Его здесь никто не знает, а весть о том, что в городе появился чужак, разлетается в считанные часы. Он не один, с друзьями? Так это ещё лучше. Всё будет правдоподобно. Они обставят это как нападение банды залётных гастролёров. Как она себе это представляет? Да очень просто. Прямо сейчас они забирают друзей Сергея и все вместе едут на дачу. Всё выглядит так, что загулявшая одинокая девушка была столь непредусмотрительна, что привела в дом кучу незнакомых мужиков. Откуда ей было знать, что эти мужики окажутся грабителями. Под утро они её свяжут и покинут дачу, прихватив с собой маленькую часть коллекции.
Она понимает, что её герой готов совершить этот благородный поступок безвозмездно, но у него есть друзья. Это будет хорошим гонораром за работу. А работа – не бей лежачего. Засветиться перед камерами, создать видимость ограбления и в кратчайшие сроки исчезнуть с дачи, а потом из города. И ищи их свищи. Её бывшему из Испании будет несподручно искать каких-то залётных гастролёров, да и где их найдёшь-то? Россия чай не Испания. Когда же все страсти улягутся, она обязательно разыщет своего спасителя, потому что ей импонирует эта мужественность, статность и острый ум.
Пока же они закрепили договор о сотрудничестве долгим и страстным поцелуем, сопровождающимся переплетением языков, лёгким покусыванием наполненных силиконом губ и проникновением мохнатой руки под блузку. Здесь Жанна остановила поплывшего ухажора, напомнив ему, что сначала нужно забрать его друзей и добраться до дачи, а там…ещё целая ночь впереди.
Всё, что происходило дальше, более-менее понятно. Они сунулись в вокзальное кафе, где нас уже не было. Отирающийся неподалёку забулдыжка, рассказал, что буквально час назад весёлую компанию эвакуировали отсюда на ментовском УАЗике. Буратина хотел было впасть в отчаянье, но его новая подруга сказала : «Ничего страшного». У неё есть знакомый генерал, и пока они добираются до отделения, парней уже выпустят. Так и произошло. Жанне стоило сделать один звонок, чтобы все мы оказались на свободе.
***
– А дальше вы знаете…– заканчивает своё повествование Буратина.
– Значит, нас освободили по приказу какого-то генерала? – спрашиваю я.
– По крайней мере, она его так называла. Да-а кстати…– Буратина выставляет вперёд палец, будто вспомнил что-то важное. – Она и до этого говорила, что у неё есть связи в самых верхах местной ментовки, так что они позволят нам уйти из города.
– Вот это уже теплее! – Я снова начинаю мельтешить вдоль стола. Кроме Буратины не сидит никто. Все стоят в странном оцепенении, пытаясь переварить сложившуюся ситуацию. – Значит у Жанны есть сообщник…ну да его не могло не быть. План, в который она тебя посвятила был неполным. Это была лишь часть, которую она знала сама. Настоящий план был гораздо объёмней и более хитроумным. Ну согласитесь, это же тупо надеяться на то, что прожжённый вор поверит в байку о том, что его супругу вот так легко обокрали и при этом оставили в живых. А вот когда группа залётных отморозков покидает дом, оставив после себя труп, это выглядит куда правдоподобней.
– И чей же это план? – Буратина скрюченными пальцами, словно граблями прочёсывает свою гриву.
– Не знаю, но уж точно не Жанны! Пока будем называть его генералом. А если предположить, что операцией командует целый генерал, то…
Внезапно меня посещает страшная догадка.
– Ребята! – мой голос переходит на шёпот. – Надо сваливать прямо сейчас, не дожидаясь пока появится дорога. Нужно уходить вплавь. Выбираться отсюда на машине, по единственной дороге это путь в западню…
– Вплавь?! Ты видел какое там расстояние? Я вообще плавать не умею! – Поночка хватает трясущейся рукой бутылку, делает глоток, давится и обдаёт весь стол брызгами изо рта.
– Ты бы не накачивался, брат. Это тебе плавучести точно не придаст. – говорю я.
– Я тоже плохо плаваю. Я не доплыву. – Говорит Светка.
– Нужно найти что-то плавучее, то, что держится на воде. В доме наверняка что-нибудь есть, в крайнем случае, разбортуем пару колёс от лимузина и надуем камеры. – Говорю я, пытаясь из последних сил изображать хладнокровие. – Нам нужно срочно отсюда выбираться, если ещё не поздно!
– Ничего не понимаю…– мычит Уксус, растирая лоб, который уже без того свекольного цвета. Что вообще происходит? Это что подстава?
– Ты поразительно догадлив, дружище! – отвечаю я.
– А кто же тогда убил Жанну?
Странно, что этот вопрос прозвучал только сейчас, но я, кажется, знаю на него ответ.
– Убийца дворецкий! Всё как в классических детективах.
– Бэрримор? – произносит хор из вялых обречённых голосов.
– Думаю да! Думаю, что задумка была в следующем: Буратина затаскивает Жанну в котельную, угрожая ей пистолетом. Он избивает и связывает её и всё это снимает камера видеонаблюдения. Потом он выходит из котельной и бросает пистолет в бардачок машины (точно так, как они договаривались). Как только наш друг скрывается из виду, появляется Бэрримор, который по плану Жанны должен был спать крепким сном. Но, как мы уже понимаем, план Жанны был фикцией, о чём она уже так и не узнает. Бэрримор спускается в котельную, убивает Жанну, прячет пистолет с отпечатками пальцев Буратины где то на острове, а сам выбирается с острова вплавь.
– И что дальше? – Зрачки глаз Буратины стремительно расширяются, словно он видит растущие у меня клыки.
– А дальше несколько вариантов. Один вариант: мы уезжаем отсюда на машине и на выезде попадаем в ментовскую засаду. При нас находят серёжки и…
Я снова падаю на диван, хватаясь за голову.
