Олег Механик
Творец
– Ты не передумал? – её шёпот обдаёт теплом ушную воронку, – хочешь уйти?
– Да! – шепчу я, на секунду отлепляя губы от ароматной кожи.
– Что «Да»? Передумал, или нет? – Этот нежный шелест губ, вот-вот заставит меня взорваться.
– Нет, не передумал! – я улыбаюсь, блаженно закатив глаза.
– Ну тогда, держи!
Что-то обжигает мой живот. Это похоже на укус пчелы, который начинается с лёгкого покалывания, а потом перерастает в невыносимое жжение. Боль, будто прерывающий божественную симфонию звук скребущего по бетону гвоздя, заставляет слышать только её.
Я опускаю глаза вниз и вижу торчащую из моего живота ажурную рукоятку.
– З-зачем? – пропитанный нарастающей болью стон вырывается из моей глотки.
– Это прощальный подарок! – нежный шёпот превращается в ядовитое шипение.
– С-спасибо за п-помощь! – я пытаюсь улыбнуться, но губы сводит судорога.
– Не благодари! – Диана делает шаг назад и моё ослабленное тело, потеряв точку опоры, стекает на пол.
Боль давит, сбивает дыхание, заставляет корчиться на полу, заставляет хватать воздух захлёбывающимся кровью ртом.
– Вытащи нож! – хриплю я.
– Это будет очень быстро и ты не почувствуешь всю ценность подарка. Наслаждайся, Малыш!
– Тва-арь! – я бьюсь головой об пол. – Как же бо-ольно-о!
– Наслаждайся, Малыш!
– Ничего, скоро всё закончится – хриплю я, выплёвывая сгустки крови.
– Ты о чём Малыш?
– Я проснусь и больше никогда…никогда тебя не увижу.
– А здесь ты ошибаешься! Запомни, Малыш, сколько бы раз ты не просыпался, где бы ни оказывался после пробуждения, знай, что в этом месте тебя уже жду я.
– Ну уж не-ет…в этот раз я проснусь по-настоящему. – хриплю я, извиваясь от боли.
– Что значит «по-настоящему»? Разве это не «по-настоящему»?. – Она склоняется надо мной, хватает рукоятку, рывком проворачивает её в ране.
– А-а-а-ай бля-я-а!
– Как ощущения, Малыш? Настоящие? Реальнее не бывает. Здесь всё реально, Малыш и до этого тоже всё было по-настоящему. А то, что было у тебя там. Разве можно назвать это реальностью? Это и был самый настоящий затянувшийся сон.
– Тогда я хочу уснуть! Пожа-алуйста-а!
– Малыш, ты меня совсем запутал. Ты хочешь заснуть, или проснуться? Ты запутался, Малыш!
ТЫ ЗАСТРЯЛ!
Последнюю фразу произносит не она. Проваливаясь в темноту, я слышу тёплый баритон.
14
– Когда я открыл глаза в очередной раз, эта фраза звенела в моих ушах. Меня уже не радовали лианы на стенах и набирающие накал светильники. Я знал, что это начало. Начало очередного витка концентрического лабиринта, из которого нет выхода.
С этого момента всё: кабинет, пижама, доктор, Диана, всё воспринималось мной как часть очередного кошмара. Начинался он одинаково, но вот заканчивался каждый раз по- новому. Исход был один, и этот исход с каждым разом давался мне всё большим страхом и болью.
Он снова закуривает, хотя дым от предыдущей сигареты ещё нависает над столом. Мы оба вязнем в этом дыму и в этой бесконечной жуткой истории.
– Походит на день сурка! – я беру со стола салфетку и тщательно протираю линзы очков. Значит, случилось то, чего опасался доктор, и вы по какой-то причине застряли в осознанном сновидении?
– Точно, док! Только я бы назвал это не днём сурка, а ночью сурка. То, что со мной происходило, было ужасней самого жуткого кошмара. Самое страшное в этом каскаде сновидений то, что они были осознанными. Ты знаешь, что спишь, но ничего не можешь сделать. Ты не можешь проснуться, не можешь создать сценарий, не можешь воспользоваться преимуществом иллюзии над реальностью. Если и существует самая высшая степень несвободы, то она была там. Здесь, в этой реальности у тебя случаются проблески надежды. Иногда тебе кажется, что ты что-то можешь изменить, на что-то повлиять. В самые лучшие моменты, ты ощущаешь себя всемогущим. Там – сплошные решётки и колючая проволока. Ты не выбираешь место, события, круг общения. За тебя это кто-то делает. И тот, кто создаёт этот сценарий – самый бездарный творец. У него нет ни капли фантазии, зато он питает большую страсть к сценам садизма и любит умерщвлять своих героев самыми изысканными способами.
– Насколько я понимаю, с каждым пробуждением, вы оказывались в том же кабинете, в окружении Дианы и доктора?
– Да, с этого начиналась моя очередная короткая жизнь. Дальше было по-разному. Обычно я убегал, слонялся по тёмным, сырым трущобам, питался помоями, грелся у разведённых бродягами костров. Я был готов находиться в любых условиях, лишь бы не рядом с ними.
– А более приличных условий там не было? Вы не пытались смириться и попытаться наладить жизнь хотя бы в этой затянувшейся иллюзии?
– Всё, что там было – это серость, мерзость, грязь и смрадная вонь. Причём с каждым очередным пробуждением грязи становилось больше, а серость темнела, превращаясь в черноту. Я был готов терпеть любые неудобства, лишь бы не встречать доктора и Диану. Но в этом маленьком мирке, невозможно было прожить и дня, чтобы не столкнуться с ними. Каждый такой сон был похож на петлю…петлю, которая постепенно затягивается вокруг твоей шеи. Когда-то это происходило быстро, когда-то я надолго задерживался в сновидении. Но рано или поздно, исход наступал. Иногда, чтобы не попасть им в лапы, я выходил сам. Можно было броситься под летящую фуру, или прыгнуть с моста. Это самые быстрые и безболезненные выходы. Но эти двое очень редко давали мне уйти самому. Они любили присутствовать, любили участвовать и смаковать мои мучения.
Все эти короткие жизни, спрессовывались, образовывая одну серую массу, которая по своим объёмам могла соперничать с океаном. Я умирал каждый день, при этом оставаясь бессмертным. Нет ничего страшнее, чем понимание того, что ты навечно застрял в серой бесконечности. Обречённый болтаться в неумолимо крутящемся колесе сансары, я со временем стал привыкать к этому тошнотворному кружению. Да-да…ко всему можно привыкнуть и даже к смерти. На этой чёрной изнанке бытия, я провёл гораздо больше времени, чем в реальности и даже стал сомневаться, была ли она. Может это был всего лишь сон, который постепенно испаряется из памяти?
Лишь иногда, глядя на свисающее серым прокуренным потолком, небо, я видел, как плотную броню туч пробивают редкие солнечные лучи. Я знал, что где-то, за этими облаками, находится тот, кто когда-то управлял всем, но по какой-то причине потерял управление. Что-то произошло. Либо он случайно выпустил из руки нить, которая нас связывала, либо эту связь оборвал я сам. Как бы то ни было, он находится в недосягаемости. Возможно, он просто спит и в его измерении прошло всего несколько часов, когда здесь минула не одна вечность. Только это понимание помогало мне не сдаваться и продолжать искать.
– И что же вы искали?
– Кончик нити, док. Я искал то, что связывает меня с тем миром.
– Нашли?
– Как видите, да! Я перебрал в голове сотни тысяч причин и вариантов, передумал миллион способов как выбраться, но ни на шаг не приблизился к разгадке. И вот, однажды…– он замирает с открытым ртом и поднимает вверх раскрытые ладони . – Однажды меня постигло озарение. Казалось, будто в тёмном сарае моей черепной коробки, кто-то зажёг свет. Мне вдруг стали очевидны некоторые закономерности. Я обнаружил то, что, находясь здесь, делал всегда. Но это не главное. Я обнаружил то, чего не делал здесь ни разу, потому что мне это попросту не удавалось.
Что я здесь делал? Чем занимался всё это время, что составляло большую часть моего тошнотворного досуга? Я сопротивлялся. Внешне и внутренне. Я всей душой ненавидел место, в котором нахожусь и пытался оттуда выбраться. Я не чурался никаких способов, пусть они даже приносили страх, боль и смерть. Но беда в том, что это не помогало, а делало каждое последующее пробуждение черней предыдущего.
Чего я не делал? Господи! Я рвал на себе волосы, ведь это же было так очевидно. Я не делал одной простой и обыденной в нормальном мире вещи. Я не спал! Я ни разу не засыпал, при этом пробуждаясь тысячи раз. Я не спал, потому что не мог и помыслить о сне. Чтобы заснуть, нужно полностью успокоиться и прогнать мрачные мысли, иначе твой сон, в лучшем случае будет кошмарной дрёмой. Чтобы уснуть, нужно убрать сопротивление. Чтобы уснуть, нужно отказаться от борьбы. И это было самым сложным в тех обстоятельствах, в которых я перманентно находился. Но главное, это понимание цели. Теперь у меня появилась чёткая цель, и этой целью было – заснуть.
Мне понадобилось много жизней, чтобы достигнуть задуманного. Но с каждой прожитой жизнью, я становился на шаг ближе к цели. Мне нужно было успокоить бдительность доктора и Дианы, ради того, чтобы всего один раз погрузиться в сон без их помощи. Мне было необходимо не столько обмануть их, сколько себя. Все мои последние жизни были посвящены созданию иллюзии того, что мне всё это начинает нравиться. Это-то и было самым сложным. Чувствуя малейшую фальшь и неприятие, они мгновенно нападали. Они питались моей злобой и ненавистью, и моей задачей было, хотя бы на короткое время лишить их пищи.
Я уже имел план побега. Это должно было произойти в промежутке между нашими любовными игрищами с Дианой. Именно в промежутке, а не после. После всего, она любила убивать меня, подобно самке богомола, которая после спаривания откусывает голову своему несчастному партнёру.
Была только одна щель в этом увитом колючей проволокой тюремном заборе. Это было время, которое она мне давала, чтобы выкурить сигарету. За эти несколько минут, я должен был успокоиться и заснуть. Задача на первый взгляд невыполнима, но у меня было сколько угодно жизней на её решение. С каждым разом я был всё ближе к тому, чтобы провалиться в сон, но она всё же ловила и вытаскивала меня, бросая что-то вроде:
«Хватит отдыхать, Малыш, пора приниматься за работу!».
Проблеск в моих закрытых глазах, с каждым разом становился всё ярче и больше. И в один прекрасный момент, я увидел свет.
***
Открыв глаза, я сразу понял, что вырвался. Мне было не нужно доказательств в виде изучения правой ладони, или слов доктора, чтобы быть уверенным, что я освободился. Всё было тем же самым: увитые лианами стены кабинки, набирающие накал светильники, пижама с корабликами. Всё было тем же, но теперь я знал, что нахожусь там, куда стремился попасть целую вечность.
Накатившая волна счастья заставила меня потянуться всем телом и заорать. От моего крика завибрировали стенки кабины и задрожали шторы. В дверях тут же нарисовался доктор. Он был всё тем же тщедушным очкариком, в белом халате. Передо мной стоял человек, явившийся причиной моих вековых страданий, человек, воплощавший для меня всё зло мира. Но теперь он был мне не страшен.
– Фуф! А я думал, что мы вас потеряли! – он вытирал ладонью пот со своего мизерного лба. – Застрять на тридцать восемь часов и выбраться самому. Знаете! Вы феномен!
Тридцать восемь часов?!
Тридцать восемь часов!!!
Я находился там каких-то тридцать восемь часов!
– Не вставайте так резко! Вам надо подкрепиться, прийти в себя. Подозреваю, что это сновидение явилось для вас сильным потрясением.
«Сновидение?!».
Приобретённый в течении многих жизней инстинкт, толкал меня на то, чтобы схватить доктора и свернуть его куриную шею. Усилие воли и переполнявшая меня радость позволили мне усидеть на месте, лишь стиснув зубы.
– А потом, когда вы полностью адаптируетесь, вы расскажете мне содержание этого сна. – Он потёр в предвкушении ручонки.
Моё горло перехватил спазм. Кадык задёргался, и я затрясся от немого хохота. Моё трясущееся тело завалилось на кровать и стало изгибаться, будто в предсмертной судороге. Я бился, задыхаясь от беззвучного смеха, который со временем вырвался наружу, переходя в истерику. Я хохотал во всю глотку и мой безумный смех вихрем носился по помещению этой проклятой лаборатории.
15
Он переворачивает пачку в попытке достать очередную сигарету, но она оказывается пустой и выдаёт только несколько рыжих крупиц, которые сиротливо падают на полированную поверхность стола. Он обращает ко мне преисполненный просьбой взгляд, но я могу только виновато покачать головой. Я не курю, и сейчас даже рад, что эта дымная экзекуция закончилась.
– Ну ладно, нет, так нет! – он звонко хлопает ладонями по ляжкам. – Мы уже на финишной прямой, так что немного потерплю.
Сделав секундную паузу, он продолжает.
– Я не знаю, сколько длилась эта истерика: час, два, сутки. Это продолжалось очень долго, пока я не выбился из сил и не ответил согласием на робкое предложение Дока всё это прекратить. Он что-то мне вколол, поставил капельницу и только тогда спазмы, вызываемые хохотом, прекратились.
Доктор подумал было, что я сбрендил, что отчасти, было правдой. Тогда мне пришлось объяснить ему причину моей затянувшейся истерики.
Я сказал ему: « Чтобы выслушать содержание этого сновидения, тебе не хватит всей оставшейся жизни».
Хватило одной этой фразы, чтобы он всё понял. Он ломал руки, тряс своей головкой, нервно тёр полой халата свои запотевшие очки и умолял, чтобы я его простил.
Меня снова обуяло желание размозжить эту головку о белоснежную стену, но я поймал себя на том, что если поддамся этому инстинкту, может статься, что я снова окажусь в сновидении. Не знаю, на чём основывалось это убеждение, но оно было именно таким.
Я вымученно улыбнулся и сказал доктору, что ни в чём его не виню и вообще это отчасти моя вина. А потом…потом я покинул клинику.
– Вы ушли? Просто ушли? – я сверлю глазами его бледное лицо.
– Ну да…
– А как же Диана! Вы не захотели её увидеть?
– Ах Диана! – улыбка собирает в гармошку впалые щёки. – Не скажу, что после всего пережитого я мечтал её увидеть, но мы всё же встретились. Вы знаете, она покинула клинику одновременно со мной. Когда я вышел из кабинки, где переодевался из злосчастной пижамы в свою позабытую повседневную одежду, она как раз прощалась с доктором. Я замер на пороге кабинки, не в силах оторвать от неё зачарованного взгляда. После всего, что со мной сделала эта женщина, я всё равно тянулся к ней, так же как кролик тянется к удаву, так же, как мотылёк летит на огонь. Мо ноги непроизвольно несли меня в направлении зеленоглазой западни. Я подошёл к столу и слово «здравствуй» уже висело на кончике моего языка, когда она, попрощавшись с доктором и даже не удостоив меня мимолётным взглядом направилась к выходу. Я провожал взглядом её идеальные бёдра, покачивающиеся в прощальном танце и меня тянуло побежать вслед.
– И всё же вы удержались?
– Знаете Док…люди раз за разом наступают на одни и те же грабли не потому, что они дураки. Им просто нравится, когда их бьёт по лбу обухом. Я удержался только для того, чтобы найти её потом. Я всё равно её найду, док.
Он делает очередную паузу, направляя мечтательный взгляд поверх моей головы, а потом продолжает.
– При расставании (я пожелал покинуть клинику в этот же день), он посоветовал мне на досуге записывать всё, что произошло со мной в этом сне. Ха-ха-ха-ха-ха…он снова меня поймал. Этот проклятый доктор будто знал, что этим досугом и будет всё моё время…всё без остатка!
– Вы стали писателем? – Я прищуриваюсь, отвечая улыбкой на его весёлый оскал.
– О да-а! Первое, что я сделал вернувшись домой, это купил две сотни ежедневников, коробку сигарет и принялся писать.
– Вот так вот сразу взяли и стали писать? А как же наслаждение свободой, встреча со своей старой жизнью, с женой наконец…
– Жена?! – он презрительно кривит губы. – Чужая стареющая женщина. Всё что у меня было к ней, это знание, что она моя жена. Разумеется, она ничего не понимала. Для неё я ещё был мужем. Пусть уже не любимым, но родным мужичком, который где-то шлялся аж двое суток к ряду, а вернувшись домой, тут же взялся за писанину.
Я строчил, исписывая один блокнот за другим. Всё что мне было нужно – это блокнот, ручка и пачка сигарет. Я курил и писал, писал и курил. Трудоёмкость моей работы стала исчисляться пачками сигарет. Восемь пачек равнялись исписанному блокноту, четыре пачки – закончившемуся стержню в ручке. Стопка блокнотов росла, возвышаясь над столом кривым небоскрёбом. Мои смазоленные пальцы, были перемотаны пластырем, плечо и запястье пронзал болью начавшийся артрит, занавески, стены и потолки стали бурыми от повисшего на них никотина. Через пять блокнотов, или сорок пачек, исчезла жена. Ещё блокнотов через десять, в дом стали ломиться какие-то люди. Подозреваю, что это была нанятая ей бригада из психиатрии. Но я ни кому не открывал, продолжая свой труд.
– Почему именно писательство? Откуда взялась такая страсть?
– Это не страсть, док – это лекарство!
– Лекарство? От чего?
– От сна! Когда ты описываешь сон, смотришь на него как бы со стороны, глазами наблюдателя. Только в этот момент ты можешь быть уверен, что уж точно не спишь.
– Вы боялись уснуть?
– А вы бы не боялись, док? Представьте, что вы только что выбрались из глубокой волчьей ямы, где пребывали много лет. Стали бы вы вставать на её край снова?
– Но как же без сна? Всё равно вы должны были когда-то спать…– недоумеваю я.
– Нет, Док…– он улыбается и медленно крутит головой. – Я не сплю с момента своего пробуждения. Надеюсь, что не сплю.
– Это невозможно!
– Возможно, Док. У меня было время выспаться вдоволь.
– И однако же, вы здесь! Первое на что вы пожаловались, была бессонница.
– Я не жаловался на бессонницу. Я констатировал факт. Проблема не в том, что я не сплю, не в том, что постоянно пишу. Проблема даже не в том, что я стал нищим, что семья уже давно похоронила меня заживо.
– А в чём же проблема? – я складываю ладони в лодочку и подпираю ими отяжелевший подбородок.
– Док, вы знаете сколько в этом городе практикующих психиатров? Их больше тысячи. Есть светила, есть известные врачи, есть менее известные. Из всех неизвестных, вы, пожалуй, самый неизвестный. Вы принимаете только узкий круг людей. Очень узкий круг. Так почему же именно вы? Как я вас нашёл? И вообще, не слишком ли много докторов в этой истории?
Я улыбаюсь, глядя на его исхудавшую фигуру, впалые щёки, торчащие в разные стороны нестриженые патлы. Сколько их, измученных, потерявших всякую надежду, прошло через мои руки.
– В этой истории есть только один доктор!
Я ЗДЕСЬ!
16
– Я знаю! Я всё понял! – Он поднимает вверх ладонь правой руки, крутит её перед глазами, будто рассматривая диковинный предмет. – Вроде бы никаких отличий, и всё же она не моя…
– Почему?
– Потому, что теперь я это знаю. Вы даже не спросили меня, о чём я писал всё это время.
– Я знаю о чём. Это единственный способ, с помощью которого, можно меня найти.
– Сначала я думал, что действительно записываю свои сны, но потом обнаружил, что эти записи нечто другое, чем документальная констатация пережитых фактов. Моей рукой будто кто-то водил заставляя писать не останавливаясь. Я писал и сам удивлялся, перечитывая написанное. Особенно меня поразил финал. Да-да, я дописал книгу и поэтому нахожусь здесь. Это она привела меня сюда. Только прочитав финал, я понял, что ничего не закончено.
– И вы здесь для того, чтобы всё закончить? Значит причина вашего визита, не в том, что вы боитесь уснуть? Вы хотите проснуться?
– Ну конечно, док! И эта книга – это инструкция. Благодаря ей я нашёл вас. Я знаю, что только вы помогли выбраться многим. Благодаря этой книге я понял, что невозможно выкарабкаться из этого самому. Если там есть тот, кто тебя сюда погрузил, значит, здесь должен быть другой. Тот, кто тебя достанет. Словом, я решил поменять доктора.
– Хе-хе-хе! – я откидываюсь на спинку кресла, закидываю ногу на ногу и скрещиваю пальцы. – Чёрный доктор – белый доктор. Значит, вы полагаете, что находитесь на приёме у белого?
Он вытягивает шею, таращит на меня испуганный взгляд.
– Но я же сказал, что во всей этой истории есть только один доктор. Неужели ты так и не понял этого, Малыш?
***
Его стул откатывается назад. Он пытается встать, но непослушные ватные ноги подгибаются, роняя тело на сидение.
– Что, не узнал меня? – я превращаю голос в тёплый баритон. – Да, я немного изменился, чтобы подержать интригу. Да ладно я. Ты наверное хочешь увидеть Диану? Диана хватит прятаться, иди к нам.
Из-за зелёной портьеры выходит крупная, абсолютно чёрная кошка. Плавной бесшумной поступью, она направляется к моему креслу, грациозным прыжком взлетает на кресло и ложится мне на колени.
– Узнаёшь своего друга? Вот он тебя точно не узнал! – я глажу короткую шёрстку , а кошка, довольно мурлыча, сверлит его огромными зелёными глазами. – Мы можем быть другими, но главное не во внешности, а в сути…
Он стонет, свернувшись на кресле калачиком и закрывая лицо руками.
– Опя-ять начинается! До-ок, я больше не могу-у-у!
– Если захочешь, всё закончится здесь и сейчас. Твой кошмар прекратится.
Он отлепляет руки от лица и затравленно озирается по сторонам, оценивая возможности очередного побега.
– Не-ет я не это имею в виду. Это ты уже проходил и в достаточных количествах. Как видишь, ничего не вышло. Я хочу тебя утешить, Малыш. Всё это было не зря. Все твои мучения и скитания не проходили даром. Каждый круг этой спирали, хоть и убивал тебя, но всё же делал в чём-то сильнее. Знаешь, тебе повезло! Да-да, повезло. У тебя есть одно хорошее качество. Несмотря на твой плачевный вид, ты не сломался и продолжал искать. Те, кто сдался (поверь их много), будут вечность кружить по одному и тому же витку и ни на миллиметр не поднимутся вверх. Ты – другое дело. Сам того не замечая, ты всё же поднимался вверх. Через ошибки, через злость, через смерти и мучения, ты всё же двигался к поверхности. Эта книга, и наша финальная беседа, являются доказательством того, что ты что-то понял. Понял, но не всё. До тебя так и не дошло самое главное. Ну так и быть. У меня сегодня отличное настроение и я тебе расскажу. Поверь, что после того, что я тебе скажу, всё сразу закончится. Только прежде я задам тебе один вопрос.
Я плавно вращаю указательным пальцем, будто наматываю невидимую нить, и его стул подкатывается в плотную к столу. Я вытягиваю шею, так, чтобы наши лица оказались максимально близко друг к другу. Я в упор смотрю в его глаза, пытаясь пробить остатки мыльной плёнки.
– Ещё в начале нашей беседы, ты сказал, что не ты выбираешь сценарии. Я спросил тебя «а кто?», на что ты ответил, что расскажешь об этом в конце. Так кто? Кто выбирает сценарии?
Он криво улыбается. Кончик губы нервно подрагивает в уголке рта.
– Этот человек передо мной! Это вы, док!
– Ты в этом уверен?
– На все сто!
– А если ты ошибаешься? Что, если утверждение, в котором ты уверен на все сто, ошибочно? Что если эта ошибка и есть источник всех твоих злоключений? Это не я выбираю сценарии. ЭТО ДЕЛАЕШЬ ТЫ!
Он крутит головой и глупо улыбается. Он не может поверить.
– Стоило тебе один раз усомниться, и ты провалился. Теперь я даю тебе канат, по которому ты можешь забраться назад. Держи!
Плёнка на его глазах рассеивается, они загораются, становятся как голубая вода в подсвечиваемом изнутри бассейне.
– Значит я могу вернуться? Хоть сейчас? – бледное лицо наливается краской. Улыбка перестаёт быть кривой, а симметрично расползается по лицу.
– Зачем ты спрашиваешь? Теперь ты знаешь, что всё в твоих руках. – Я улыбаюсь ему в ответ, продолжая щекотать за ушком у Дианы. – Позволь только ещё один вопрос. А куда ты хочешь вернуться?
– В самое начало, в точку сборки! – Теперь его голос звучит в десять раз уверенней.
– И где же эта точка?
– Как где? Там где всё началось. На практике осознанных сновидений.
– Там всё началось только в твоём рассказе. Но это всего лишь рассказ, и он охватил только часть истории. В нём не было начала этой истории.
– С чего я должен был начать? С самого моего рождения?
– Нет! С рождения не получилось бы. Человек не помнит первые три года своей жизни. Они больше похожи на послевкусие от предыдущего сновидения. И уж тем более, он не сможет вспомнить то, что снилось ему раньше. Точка сборки это то место, откуда всё началось. То место, где ты в первый раз усомнился, где провалился в бесконечное сновидение. Прямо сейчас ты можешь оказаться там. Ты готов?
Он робко кивает. В его распахнутых глазах большие знаки вопросов.
Я выставляю вперёд правую руку с сомкнутыми в колечко большим и средним пальцем.
– По щелчку ты откроешь глаза и проснёшься!
ЩЁЛК!
***
Я ЗДЕСЬ!
Веки медленно ползут вверх, будто бордовый занавес, обнажающий предстающую перед взглядом зрителя мизансцену.
Передо мной огромным прозрачным озером раскинулась полированная поверхность стола. Я медленно вожу глазами по расположенным на столешнице предметам. Стопки бумаг, лотки, дорогой исполненный из красного дерева письменный прибор. Мне нужны доли секунды, чтобы всё вспомнить и вернуться. Отражающееся в глянцевой столешнице лицо, секунду щурится, разглядывая первоисточник, но тут же узнав его довольно улыбается. Рука продолжает сжимать нависающую над открытым блокнотом ручку. Не смотря на глубокий сон, пальцы не разжались. Не успели, потому что прошла лишь пара минут. За короткое время я могу погрузиться на неведомые глубины, равные ста Марианским впадинам. Кому же, как не лучшему специалисту по осознанным сновидениям делать это лучше всех. Сейчас я превзошёл сам себя. Редко бывает так, что после погружения ты долго не можешь прийти в себя и вспомнить, кто ты есть на самом деле. Не мудрено, ведь я провел там целую вечность. Кстати, это был не самый лучший из снов, хотя, я могу себе позволить любой. Я могу вознести себя в райские кущи, но иногда приходится спускаться вниз. Я всё делаю сознательно, не зря сновидения называют осознанными. Такие сны иногда нужны. Они нужны для контраста. Никогда не будешь наслаждаться теплом, если не познаешь, что такое настоящий холод.
За спиной раздаётся тихий скрип открывающейся двери. Мне не нужно оборачиваться, чтобы почувствовать, как она подходит ко мне своей мягкой кошачьей поступью. Её ладони ложатся на плечи и даже сквозь ткань халата, я чувствую исходящий от них жар. Острый коготок щекочет за ухом, запуская волну мурашек.
– Малыш, он пришёл! – горячий шёпот ласкает ушную воронку.
– Пусть заходит, Киска. Надеюсь, он тебя не видел?
– Конечно, нет. Я не буду показываться ему на глаза. Пожалуйста, не задерживайся! Я так по тебе соскучилась. – Лепестки её ароматных губ, оставляют влажный след на моей щеке.
Она исчезает так же бесшумно, как и появилась. Дверь отворяется, проливая в полумрак кабинета струи жёлтого света из приёмной. Появившийся в проёме чёрный силуэт замирает на месте, не решаясь зайти. Его глаза должны привыкнуть к темноте. Только тогда он сможет разглядеть того, кто ему нужен.
– Проходите!
Его тяжёлые шаги, будто ходики останавливающихся часов гулко стучат о глянец пола. Сейчас он подойдёт к стулу, и снова будет ждать моего приглашения.
– Садитесь!
Ещё через пару секунд он наконец-то усядется, и стул под ним жутко заскрипит. Потом он положит ногу на ногу, но уже через секунду он снимет ногу, почувствовав острую боль в сломанной голени. Он скрестит пальцы и вытянет шею, не зная с чего начать.
Тогда я сделаю одну небольшую манипуляцию, так для завязки разговора.
Щёлк!
Свет вспыхнувшей лампы заставит зажмуриться его едва привыкшие к темноте глаза.
«А можно без…» – жалобно простонет он, тыча сухим пальцем в светильник.
«Да без проблем!».
Раздастся ещё один щелчок, и всё вокруг снова погрузится во мрак.
12.03.2023 Олег Механик
