Немного передохнув, Боцман пришёл в себя и снова решил повторить попытку, несостоявшегося с первого раза прыжка. Однако корабль к тому времени накренился в правую сторону и, Боцман снова стукнулся, но уже в противоположную переборку. И разница была только в том, что удар пришёлся с другой стороны головы. Получилась такая вот печальная несправедливая симметрия. Совсем растерявшись и перестав ориентироваться в происходящей ситуации, Боцман придвинулся к противоположной переборке, куда его понесло силой очередного крена, припал всем туловищем к палубе и жалобно заскулил. Понимая своё безвыходное положение и, не надеясь на постороннюю помощь, он вдруг стал размышлять, словно человек, оценивая сложность настоящего момента. Щенок скулил и думал, пытаясь разобраться в происходящем и – разобрался. Понимая, наконец, что происходит, он каким-то непонятным чутьём вычислил амплитуду монотонных колебаний корабля, выждал подходящий момент, когда корабль встал на ровный киль, и получилась незначительная задержка в очередном резком крене и, сделавши несколько быстрых отчаянных прыжков, оказался возле подмостков трапа, ведущего на вышестоящую палубу. Здесь щенок снова прилёг, переждав, пока корабль достигнет равновесия, чтобы за эти несколько секунд продлить свой стремительный прорыв. Так Боцман наловчился передвигаться во время невыносимой бортовой качки. Никто его не учил таким военно-морским хитростям, он до всего доходил сам, своим необычным собачьим умишком.
Выполняя задачи боевой службы в Красном море, БДК «Ивану Рогову» пришлось пополнять запасы жидких грузов от танкера-снабженца «Ахтуба». Танкер подошёл к левому борту корабля и, пришвартовавшись лагом, стал выполнять поставленную перед ним задачу. Чтобы обезопасить сообщение с танкером в самом подходящем и безопасном месте, пришлось вооружить трап, жёстко закрепив его для большей надёжности и полной безопасности крепкой каболкой. На БДК был хорошо оборудован стоматологический кабинет и военврач стоматолог, пересевший на «Рогов» из штабного корабля управления «Баскунчак», стал регулярно принимать моряков, страдающих зубной болью. Узнав о наличии на корабле стоматолога, несколько, остро нуждающихся, членов экипажа танкера попросили разрешение у командира БДК на получение квалифицированной помощи. Командир, естественно, положительно воспринял просьбу моряков танкера и дал своё командирское «добро». Но всё оказалось не так просто, как казалось на первый взгляд. Получив разрешение, несколько членов экипажа танкера попытались пройти на борт корабля, но на трапе их встретил грозный лай озлобленного Боцмана, который явно был против посещения посторонними лицами военно-морской боевой единицы. Щенок решительно встал посреди узкого трапа, конкретно препятствуя проникновению на корабль гражданских лиц. Картина была ошеломляющей и не требующая комментария. Маленький корабельный пёсик с диким рвением, злобно выставив передние резцы, смело бросался на «чужаков», стараясь всячески препятствовать проникновению танкеристов на борт корабля. Попав в безысходное положение, один из гражданских моряков раздражённо крикнул в сторону проходившего мимо мичмана Воронина:
– Товарищ, мичман, прикажите матросикам убрать псину, не то скоро за щиколотки начнёт цепляться!
– А он у нас так просто не уйдёт, да и вас не пропустит, если, в конечном счёте, не примите его условия, – с иронией в глазах произнёс в ответ весёлый мичман.
– Что же у него за условия такие? – прозвучал неотвратимый вопрос со стороны больных.
– Да условия проще простого, возьмите чего-нибудь вкусненького, конфетку или кусочек рафинада, а подойдя к Боцману, угостите его с добрыми намерениями, – улыбнулся мичман и продолжил. – Он ведь у нас большущий взяточник. Только таким макаром и пропустит, по-другому уж, никак не получится.
Такое обстоятельство заинтриговало танкеристов, и они повелись на шутку сообразительного мичмана. Через пару минут, танкеристы снова встали на пути агрессивного Боцмана. У каждого в руках было соблазнительное откупное, в виде кусочка шоколада или затерявшейся в кармане «ириски». Подойдя к щенку, который до последнего момента продолжал извергать свой злобный лай, они стали подсовывать ему откупное. Боцман же, получив очередную сладость, спокойно пропускал «чужака» на корабль. Проглатывая сладкую приманку, он тут же набрасывался на следующего посетителя, ещё больше входя в раж от предстоящего важного момента. Так просто и впечатляюще он получил пользу от мучившихся зубной болью моряков танкера «Ахтуба».
Более забавное приключение произошло с Боцманом в Индийском океане. Тогда «Иван Рогов» находился на якорной стоянке вблизи затерянного в Аравийском море острова Перим. Выбрав удобную бухточку, опалённую тропическим знойным солнцем и овеянную тёплыми тропическими ветрами, командир корабля решил устроить морякам маленький праздник. Стоял погожий солнечный день, и зеркальный морской штиль манил на свои просторы глянцевой бирюзой чистой поверхности. На корабле праздновали Международный день солидарности трудящихся – Первое Мая. Под торжественные звуки государственного гимна на праздничном утреннем построении были подняты Государственный и Военно-Морской флаги СССР, а также стеньговые флаги и флаги расцвечивания. На праздничное построение вышли: флагманский офицер, капитан первого ранга Двуреченский, и командир «Ивана Рогова», капитан второго ранга Борисов. Они поздравили личный состав корабля, морского десанта и палубной авиации с праздником всего прогрессивного человечества. В честь большого праздника командование получило разрешение от руководителей дружественного Йеменского демократического государства для увольнения моряков на необитаемое побережье острова Перим. Командир корабля согласовал это мероприятие с командирами подразделений и боевых частей, после чего, дал «добро» одной третьей части экипажа и десанта убыть на берег. Естественно на берег были отпущены все, кто не был задействован на вахтах и дежурствах, чтобы не наносить ущерб боевой готовности корабля. Решено было отправить на берег и Боцмана, дав ему возможность насладиться свободой на чистом песчаном берегу небольшого острова. Под вопросом оставался способ транспортировки Боцмана с корабля на плашкоут, маленький десантный катер, вмещавший на своей трюмной площадке всего одну единицу боевой техники морского десанта. По штормтрапу Боцману ещё не приходилось спускаться, и никто не мог знать, как он поведёт себя в предстоящей ситуации? Однако, как говорится, «голь на выдумки хитра», посему матросы стали быстро соображать. Они поместили своего любимца в большой мешок и с помощью капронового фалиня легко опустили на палубу плашкоута. Уже через несколько минут десантный катер причалил к пологому песчаному побережью, и развесёлая толпа военморов вместе со своим четвероногим воспитанником резво сошла по спущенной аппарели на безлюдный, до определённого времени, берег. На берегу Боцмана пришлось привязать к небольшой финиковой пальмочке, чтобы он не опьянел от ощущения под собой земной тверди и не умчался, на поиски новых приключений. Надо было видеть, сколько в нём было неподдельной собачьей радости! Возбуждённо бегая вокруг одинокой пальмочки, щенок разгребал в разные стороны тёплый сухой песок и, находя там маленьких крабов-песчаников, пытался к ним дотронуться своей любопытной мордашкой. Потревоженные Боцманом крабики были похожие на длиннолапых паучков. Они разбегались в разные стороны, увидев перед собой страшно рычащее четвероногое явление. Заметив песчаника, Боцман пытался схватить его прыткой собачьей хваткой, но наткнувшись на острые шипы поднятых к верху клешней, резко отпрыгивал в сторону и начинал повизгивать от непонятных неприятных болевых ощущений. Конечно же, любопытство брало верх, и он продолжал преследовать свою жертву, пока крабик не отползал на более безопасное расстояние. Взволновано гоняясь за этой мелкой живностью, он вертелся вокруг песчаников юлой, то и дело, пытаясь ухватить, хоть одного из них, за неказистые клешни, агрессивно поднятые вверх. Вдруг один крабик осмелился крепко уцепиться своей острой клешнёй за мордашку щенка, и над побережьем тревожно прозвучал протяжный жалобный визг обиженного Боцмана. Быстро образумившись, он стал тереться мордашкой о сухой рассыпчатый песок, пока совсем не освободился от наглого песчаника. Полностью освободившись от неказистого хитреца, Боцман немного поругал его протяжным свирепым рыком и снова стал радоваться, гоняясь за песчаниками, словно совсем ничего не произошло, только изредка напоминая о себе задорным собачьим лаем. Тем временем, первая партия моряков готовилась к посадке на плашкоут для убытия на корабль. Пришло время и матросу Заболотному покидать этот удивительный райский уголок. Являясь ответственным за Боцмана, он отвязал его от пальмочки и, посвистывая, приглашал следовать за собой. Но не тут-то было! Только теперь Заболотный понял, что допустил непоправимую ошибку. Освободившись от привязи, Боцман задал такой «кардибалет», что растерявшемуся матросу пришлось прибегнуть к помощи сослуживцев, дабы поймать беспокойного щенка и доставить на корабль в целости и сохранности. Теперь воистину стало понятным мудрое народное изречение: «Как с цепи сорвался». Конечно, щенку на берегу было вольготней и здорово понравилось играть с крабиками, поэтому возвращаться на корабль у него, явно, не было особого энтузиазма. Вяло перебирая лапками по влажному песку, плотно утрамбованному морским прибоем, Боцман покорно следовал за ответственным матросом, крепко держащим его за натянутый поводок. Плашкоут уже рычал запущенным движком, нервно дожидаясь его величества корабельного дворняжку.
На следующий день, по команде «Лицам, сходящим на берег, построиться на шкафуте правого борта!», Боцман первым стал в строй, радостно помахивая из стороны в сторону согнутым в дугу хвостом. Теперь не было необходимости запихивать его в холщовый мешок. Он сам, увидев подготовленный матросами мешок, ловко запрыгнул в него, словно натренированный в долгих науках цирковой пёс. Вот что значит размах широкой флотской души! Боцман, как и каждый моряк, после долгого пребывания на корабле, считал за счастье хоть немножко побродить по песчаному бережку. Ощущая под лапками стабильную твердь земли, порадоваться всему земному. Порадоваться той ярко цветущей жизни, что бьёт ключом или отчаянно пробуждается в каждой земной расщелине, на каждом зелёном листике, в каждом стебельке одинокой травинки или цветочка, в каждой букашке и в каждом жучке, проживающих на планете Земля, в таком прекрасном мире, под чистыми лучами вездесущего Солнца.
Быстро пролетали календарные дни, унося пройденные этапы дальнего похода в былое. На глазах моряков происходили значительные перемены и в жизни Боцмана. Щенок, за это незначительное время вытянулся до размеров среднего дворняги. Теперь ему всё меньше хотелось бесцельно бегать по кораблю и причинять морякам мелкие пакости лихими собачьими проделками. Его чаще приходилось видеть спящим возле входа в вертолётный ангар, рядом с местом приёма пищи, чем бегающим по палубам и боевым постам. Как-то само собой случилось, что постепенно интерес к Боцману уменьшился, и он спокойно зажил своей собачьей жизнью, лишь изредка напоминая о себе очередным интересным эпизодом.
Однажды, получая запасы продовольствия от большого морозильного траулера «Изумруд», «роговцы» совсем усыпили бдительность и чуть не потеряли из виду своего четвероногого друга. Пользуясь полной свободой, Боцман максимально приблизился к вооруженному между бортов трапу и, унюхав подозрительно волнующий запах, незаметно переметнулся на борт траулера. Оказалось, на траулере жила потешная рыжая собачонка противоположного пола, дожившая до такого момента, когда одной ей совсем стало не под силу бороться с проявившейся физиологической необходимостью. Можно сказать, что Боцман объявился в нужный момент и в необходимом месте. Вычислив «Рыжую», он у всех на виду стал рьяно заигрывать с ней, показывая полную свою несдержанность. Но «Рыжая» не поддавалась на компромисс и показала свою неподдельную строптивость, агрессивно отреагировав на неумелое ухаживание Боцмана. Она гордо отворачивалась от настойчивого кобелька, описывая вокруг него ознакомительные круги, никак не поддаваясь уговорам весёлых рыбаков. Одержав оскорбительное фиаско, Боцман обозлился на «Рыжую» всей своей кобелиной натурой и «ни с чем» вернулся на борт корабля. Озлобленно бегая вдоль лееров правого борта, он не переставал смотреть в сторону своей обидчицы, которая улеглась под трапом, ведущим на вторую палубу надстройки, и стала заискивающе облизываться, продолжая раздражать своим поведением и без того неспокойного кобелька. Рыбаки, обратившие внимание на потерпевшего фиаско Боцмана, решили пожалеть его и прежде чем отдать швартовы, засватали свою собачонку, передав её матросам, в надежде, что «роговцы» доставят «Рыжую» на остров Дахлак, где она попала на борт «Изумруда», снабжавшего мороженым мясом береговые части, обслуживавшие корабли десятой оперативной эскадры. Военморы приняли «Рыжую» в добрые руки и пообещали выполнить просьбу рыбаков в самое ближайшее время, зная о намерении командования направить «Иван Рогов» на архипелаг Дахлак для проведения совместных учений: морской пехоты и эфиопских сухопутных формирований, базирующихся на архипелаге. Матросы быстро окрестили рыжую собачонку на свой лад, дав ей бестолковую кличку – Чучундра.
Как только Чучундра попала на палубу военного корабля, Боцман снова стал приставать к ней со своим настырным ухаживанием. Заострив на гостье свой любвеобильный взгляд, пёсик по-разному пытался обратить на себя внимание Чучундры, которая по-прежнему продолжала его игнорировать, оставаясь «непокобелимой» ещё некоторое время. Она по-своему кокетничала с Боцманом, продолжая интриговать его, но на сближение идти отказывалась. Боцману такая игра стала надоедать, и он попытался игнорировать Чучундру. Однако, продолжал держать её в поле своего зрения, нехотя прожигая её насквозь своим кобелиным взглядом. Конечно же, Чучундра не смогла устоять под таким напористым умоляющим взглядом и, позабыв о былой гордости, решила вступить с Боцманом в забавную плотскую игру. Они стали весело гоняться друг за дружкой, кувыркаясь кубарем по раскалённой на солнцепёке палубе, прыгали от собачьей радости, всецело погрузившись в собачьи утехи. Боцман настолько увлёкся Чучундрой, что забыл о построениях личного состава, о своей сладкой косточке и всевозможных «взятках» моряков. Он полностью отдался во власть Чучундры, пока не насытился её обществом вдоволь. Это стало заметно по его поведению. Когда разохотившаяся Чучундра в очередной раз попыталась завести игру с Боцманом, тот лениво стал отстранять её от себя левой передней лапкой или лёгким толчком головы. Обиженная собачонка отпрыгнула в сторонку, легла на спинку, выставляя напоказ розовый голенький животик, на котором не было ни клочка шерсти, подняла кверху лапки, склонила на бок головку и начала жалобно повизгивать. Это повизгивание резко проняло бессердечного Боцмана, который, перебарывая своё упрямство, снова вступал в игру с хитрой Чучундрой. Однако, как бы он не вёл себя по отношению к Чучундре, в обиду её никому не давал. Если кто из матросов проявлял агрессию в отношении Чучундры или просто бранил её по какой-либо причине, Боцман сразу вступал на её защиту, ревностно бросаясь на обидчика с неподдельным злобным рычанием. И как бы он не защищал её, а уберечь моряки Чучундру не смогли, как и не смогли выполнить данное обещание команде «Изумруда». Находясь на рейде архипелага Дахлак, БДК дожидался назначенного часа для вступления в очередную фазу развернувшихся на архипелаге учений. Командир корабля, располагая точными сведениями о прибрежных рыбных местах, отправил к берегу катер под командованием командира артиллерийской боевой части, старшего лейтенанта Воскресенского, разрешив ему взять с собой взвод добровольцев для участия в рыбной ловле. Капитан второго ранга Борисов решил одним махом выполнить две задачи, одной из которых было учебное метание гранат, а второй – свежие морепродукты, богатые белком и фосфором, на стол военморам.
Воспользовавшись потерей бдительности спавшего Боцмана, моряки решили взять с собой Чучундру, что непременно было выполнено. Справившись с метанием гранат, они подобрали всплывшую рыбу и попросили старшего лейтенанта подойти к острову, чтобы немного там понырять, пытаясь найти красивые кораллы, всевозможные каурии и рапаны, что было хорошим и нужным трофеем из дальнего похода. Островок был маленьким, одни камни и скалы. Словом, Чучундре там негде было затеряться, и её решили отпустить бегать по земной тверди, дав возможность нагуляться вволю. Пока моряки ныряли, увлечённые своими диковинными находками, любопытная Чучундра стала бегать по островку, с интересом всматриваясь в каждую расщелину каменистого острова. Шурша лапками под нагретыми камушками, она выгоняла из-под них всякую живность, спрятавшуюся там, от дневного солнцепёка, пока не повстречала на своём пути спящую в тенёчке ядовитую эфу. Увидев её сжатой волнообразным комком, ничего не подозревающая Чучундра решила поиграть со змеёй. Звонко залаяв на весь островок, она попыталась дотронуться к опасной рептилии левой передней лапкой. Однако эфа не располагала взаимностью к любопытной собачонке и ответила враждебностью за нарушение своего покоя. Она резким рывком, словно вылетевшая из арбалета стрела, воинственно метнулась в сторону растерявшейся Чучундры. Ужалив её в протянутую лапку, эфа впрыснула туда смертельный яд и, словно ничего не случилось, стала медленно уползать с места былой спячки. Над островком вмиг раздался жалобный собачий визг, резко настороживший моряков, увлечённых азартным промыслом. Когда несколько матросов прибежало на зов Чучундры, её короткая жизнь уже заканчивалась. Сжавшись в предсмертных судорогах, она отрешённо смотрела в небо, а изо рта, вдоль прикушенного, посиневшего языка, незначительно стекала белая пена. Быстро осмотрев местность, матросы сразу обнаружили воинственную грозно шипящую эфу, уползающую в противоположную сторону островка. Рептилия медленно проскользила по круглому булыжнику и быстро скрылась в глубокой узкой расщелине, а несмышленая Чучундра, крепко закусивши язык, прекратила своё существование.
Грустными вернулись моряки на корабль, виновато держа на руках навеки усопшую Чучундру. Только Боцман, радостно бегавший по палубе и ещё ничего не понявший, продолжал прыгать от восторга, ожидая встречи с внезапно покинувшей его подругой. Когда её, совсем ещё тёплую, положили на палубу корабля, он быстро подбежал к ней и потрогал её за мордашку своей аккуратной лапкой, всё ещё не понимая, куда же пропала та игривая прыть, которую проявляла к нему Чучундра. Не понимая случившегося, он обнюхал её, обойдя вокруг бездыханного тела несколько раз, но разобравшись, что перед ним лежит уже не живое существо, сел возле мёртвой Чучундры на задние лапки и жалобно заскулил.
Схоронили Чучундру по флотским традициям. Её тело завернули в списанную простыню, к которой привязали увесистую металлическую болванку, и на построении экипажа по «Малому сбору» предали её тленный прах в безграничное чрево морской пучины.
Оставшись без Чучундры, Боцман ещё долго оставался в заторможенном состоянии, продолжая тосковать по своей незабываемой подружке, пока время, наш лучший лекарь, не заживило его душевную рану, и он снова, как и прежде, вернулся к своей полноценной собачьей жизни.
Учения прошли успешно и по окончанию выполнения всех боевых и учебных задач корабль направили в эфиопский порт Массауа с дружеским визитом. Когда моряки ошвартовали «Иван Рогов» к длинному бетонному причалу, Боцман незаметно пробрался на последнюю балясину, подготовленного к спуску на причал длинного парадного трапа, изготовленного из облегчённого дюралевого сплава, и при первом же касании трапа об причал молнией рванул на берег. Проглядевшая его швартовная команда ещё долго звала отчаянного беглеца, продолжая свистеть ему вдогонку и пытаясь вернуть кобелька на свой корабль, но всё было напрасно.
Таким образом, Боцман первым ступил на африканский материк, а матрос Заболотный получил очередную взбучку от старшего помощника командира корабля.
Вволю нагулявшись по грязным припортовым улочкам, утомлённый самовольной отлучкой, Боцман вернулся на корабль, словно ничего и не было. Приняв свою флотскую пайку да вдоволь насладившись долгим и беспробудным сном, наутро он, как штык, стоял рядом с вахтенным у трапа, пытаясь ловко ускользнуть от его зоркого глаза. Конечно, вся вахта была предупреждена относительно Боцмана ещё на вечернем разводе, поэтому он находился под постоянным наблюдением. Понимая, что так просто мимо вахты у трапа не проскользнуть, он решил взять неприступных матросов на измор и улёгся калачиком рядом с плетеным матом, находящемся на главной палубе перед переходом на спущенный парадный трап. Притворившись спящим, Боцман дожидался момента, подходящего для схода на берег. Когда командир вахтенного поста отлучился на вызов дежурного по кораблю, а вахтенный у трапа потерял бдительность, поправляя отвязавшуюся от гуляющей волны сетку безопасности, Боцман кубарем прошмыгнул у него между ног. Быстрее поросячьего визга он спустился на пирс, осторожно поглядывая в сторону растерявшегося вахтенного, которому ничего больше не оставалось, как дожидаться очередной взбучки от командиров всех рангов. Только Боцмана отношения между начальством и подчинёнными совсем не волновали, он снова наслаждался ощущением под своими лапами настоящей земной тверди. Как и в прошлый раз, на корабль он явился только после захода солнца. Разгуливая по носовой взлётно-посадочной палубе, он делал вид, что ничего не произошло, а всё именно так и должно быть по ещё не написанным собачьим законам. На третий день картина повторилась. Как только не пытались удержать Боцмана на корабле, он однозначно умудрился пробраться мимо вахты у трапа и сойти на берег. Однако это была его последняя «самовольная отлучка». Когда он снова появился у своей флотской чашки, его там сразу встретил проинструктированный корабельным боцманом матрос Заболотный. Не став мириться с борзостью корабельного пса, его решили посадить на привязь, чтобы уберечь от всевозможных несанкционированных неприятностей, которые могли приключиться с Боцманом на берегу. Остальные три дня он так и просидел на привязи, досадливо визжа, поглядывая в сторону городских кварталов, где, возможно, прогуливалась местная собачья свора, с которой у него могли сложиться приятельские отношения. А через три дня корабль снова вышел в море, и Боцман снова вернулся к привычному для него ритму налаженной корабельной жизни.
Время на месте не стояло, и боевое дежурство БДК «Иван Рогов» подошло к своей завершающей фазе. Успешно выполнив учебные и боевые задачи, поставленные перед экипажем корабля и находящимся на его борту десантом, корабль взял курс к месту своего постоянного базирования. Предстояло много дней океанского перехода. Впереди находились Малаккский и Корейский проливы, где навигационная обстановка усложнялась узкостями и наличием интенсивного движения плавсредств, курсирующих в разные стороны и направления. Предстояли свирепые штормовые будни с рокочущими волнами Южно-Китайского, Жёлтого и Японского морей. Но предстоящие шторма не сломили волю корабельного дворняги. Боцман продолжал уверенно чувствовать себя в шкуре бывалого «морского волка», заметно окрепнув и полностью пройдя настоящую морскую школу, находясь в достаточно длительном дальнем походе, богатом романтизмом и различными приключениями.
В Малаккском проливе, в кильватер к «Ивану Рогову» пристроился американский ракетный крейсер «Оклахома Сити», сопровождая БДК до захода во вьетнамскую бухту Камрань, где ему предстояло задержаться несколько дней на «перевалочной» советской военно-морской базе, чтобы пополнить продовольственные и горюче-смазочные запасы да подкрасить борта, перед возвращением к родным берегам. Во время следования беспокойным Южно-Китайским морем, с крейсера неоднократно поднимался небольшой палубный вертолёт. Облетая советский корабль со всех бортов, пилот вертолёта постоянно вёл наблюдение за жизнью на корабле через глазок кинокамеры или мощный «дальнобойный» объектив фотокамеры. Как-то вертолёт снизился до предельно малой высоты и завис у корабля слева по борту. Американцы пытались отыскать для себя прорехи вероятного противника. Заметив вертолёт враждебного блока рядом с палубой родного корабля, Боцман резко метнулся в его сторону и, облокотившись на леера своими беленькими «носочками», принялся с остервенением облаивать грохочущую железную стрекозу. Из открытой дверцы кабины высунулся здоровенный негр в белом, ярко сверкающем на солнце, шлеме в светлой, молочно-кофейной, робе. Он направил на Боцмана объектив фотокамеры и стал рьяно снимать «защитника собачьих прав». Отсняв несколько интересных кадров, он показал в сторону ГКП (главного командного пункта) жест «о`кей», привычно согнув в кольцо указательный и большой пальцы, затем лихо развернул свою боевую стрекозу и быстро стал удаляться в сторону крейсера. А через некоторое время вахтенный офицер пригласил капитана второго ранга Борисова к УКВ станции «Рейд» для разговора с американцами на дежурном «шестнадцатом» канале. Прибыв на ГКП, командир корабля взял в руки микрофон радиостанции и, нажимая пальцем на тангенту, стал отвечать на запрос из крейсера «Оклахома Сити». В ответ послышалось добродушное приветствие американцев: