Олег Михайлович Пустовой
Флотские были. Сборник прозы
– Хелоу, мистер Борисоф! Я ест командор «Оклахома Сити» кептайн первий ранга Райан! Как ви пошивайт?
– Сенькью, мистер Райан, ай эм вери вел! Хау ар ю?
– О`кей! Мои парни сньяли на фото ваш интересний дог. Заметчу, что он у вас отшень не плохой есть. Что скажьете, командор?
– Скажу, что он мне нравится не меньше, чем понравился вашим парням.
– Претлагаю вам дружеский опмен, командор. О`кей?!
– Коллега, вы забыли, что русские друзей не продают, – ловко поставил на место сэра Райана находчивый командир «Ивана Рогова».
– О`кей! А скажите, какой кличка ест у этот дог?
– Имя, что надо – Боцман!
– Оу! Но боцман, то ест профешн?
– Наш Боцман настоящий моряк и кличка у него самая морская и подходящая!
– Корошо, командор! Олрайт! Гуд бай! Вил кам ту йоур кантри!
– Бай, бай! – ответил на прощание командир «Рогова» и, заканчивая эти ничего не значащие переговоры, кинул реплику присутствующим на ГКП офицерам: – Ишь, чего вздумали янки!? Боцман наш, видите ли, понравился им! Шутники, однако, ещё те, я вам доложу.
– Стоило из-за пустяков тревожить командира, – послышался из-за тубуса радара тихий голос недовольного вахтенного офицера, явно пытавшегося угодить своему командиру.
– Мучаются от безделья буржуи, вот и горазды на всякие выдумки, – громко возмутился замполит корабля, поправляя съехавшую на глаза пилотку.
Командир проигнорировал услышанные реплики, и понятливые офицеры быстро сообразили, что тему раздувать не стоит, они молча переглянулись и исправно занялись текущими делами.
Когда БДК «Иван Рогов» сделал рондо для захода в военно-морскую базу Камрань, шедший за ним крейсер «Оклахома Сити» дал сигнал подходящему японскому сторожевику и передал ему слежение за советским кораблём, а сам взял курс на японский остров Хонсю. Проходя по корме «Ивана Рогова», из крейсера передали семафор проблесковым сигнальным прожектором: «Счастливого возвращения базу. Желаю удачи. Привет четвероногому Боцману. Райан».
В Камране с Боцманом особых приключений не могло произойти. Зная его крутую натуру, плюс ко всему умение местного населения готовить из, Боцману подобных, всевозможные деликатесы, его сразу посадили на привязь, на что он отреагировал спокойно и с пониманием, словно чувствовал недобрые намерения местных любителей собачатины. Находясь в Камране всего несколько дней, моряки сумели нанести на корпус корабля слой шаровой краски, подчернили кнехты и клюзы, набили новый снежно-белый трафарет с названием корабля, произвели мелкие ремонты и профилактические осмотры силовых агрегатов и прочих вспомогательных механизмов, одним словом подготовились к показательному возвращению в родную базу.
Переход к родным берегам занял меньше десяти дней. Морская стихия сопутствовала морякам спокойным морем и попутным лёгким ветерком. Проходя через Корейский пролив, на траверзе Фузана, военморы почтили память российских моряков, павших в Цусимском морском сражении, где японская эскадра под командованием адмирала Камимуры пустила на дно крейсер «Рюрик». Под торжественные звуки Государственного гимна СССР на воду были спущены несколько огромных венков, припасённых предусмотрительным замполитом во Вьетнаме и хорошо сохранившихся в провизионной овощной камере. Этот эпизод успел зафиксировать японский вертолёт телекомпании «РМ-11», и уже в вечерних новостях сюжет был показан по всей Японии. Боцман на этот раз вёл себя с пониманием происходящего и спокойно сидел в конце строя. Именно с такой понимающей мордашкой его и зафиксировали японские телевизионщики. Буквально через пару дней долгожданных «Роговцев» встречал в родном пункте базирования пёстрый строй офицерских жён и детей. Подготовились к встрече своего корабля и офицеры соединения десантных кораблей Краснознамённого Тихоокеанского флота, и длинные шеренги экипажей всех десантных кораблей, находящихся в данный момент на постоянном месте базирования, а также подразделения береговых служб соединения. По старой флотской традиции, экипажу, вернувшемуся из боевого дежурства корабля, вручили, на двух больших дощатых щитах две огромные свиньи, гладко выбритые и ошмаленные до золотистого блеска. Толстомордые свиные туши тяжело возлежали на дощатом настиле книзу брюхом. Их вид настраивал моряков на скорое освеживание ценной продукции и предстоящую дегустацию настоящего жаркого по-домашнему, чтобы возвращение в родную базу стало для них настоящим праздником.
После торжественной церемонии долгожданной встречи, временно исполняющий обязанности начальника штаба соединения, капитан второго ранга Иванов, прозванный моряками «Железным Феликсом» за его нетрадиционные методы, проявляемые в воспитании моряков, лихо сдвинул набекрень мицу, пошитую на заказ, и приступил к вручению морякам экипажа БДК «Иван Рогов» памятных значков «За дальний поход». Проходя мимо строя, Железный Феликс сразу заметил корабельного пса, сидящего в конце левого фланга. Боцман гордо и молча сидел на задних лапах, поджав под себя свой интересный хвост, вытянув вперёд шею. Подойдя к нему, всегда любивший пошутить, капитан второго ранга Иванов, улыбнулся и сказал, прикрепляя к кожаному ошейнику любимца «Роговцев» значок:
– Раз этот отважный «волкодав» смог совершить такой необычный для него «круиз» из далёкого Запада на Дальний Восток, я думаю, он тоже достоин носить этот славный знак. Надеюсь, что не обидел его, ишь как шею-то вытянул, – он погладил Боцмана по голове, на что тот гордо приподнимал голову на каждое поглаживание врионачштаба. Когда Железный Феликс приподнялся от Боцмана с чувством полностью выполненного долга, Боцман возьми и гавкни несколько раз, и получилось это у него, словно он подражал морякам, отвечающим на вручение значка однозначно: «Служу Советскому Союзу!» Весь строй разразился задорным смехом. Засмеялся и капитан второго ранга Иванов, возвращаясь в строй офицеров штаба. Все дружно захлопали в ладоши, искренне одобряя благородный поступок ВРИО начальника штаба. Так корабельный пёс Боцман стал обладателем и носителем флотского значка «За дальний поход», перевернув этим событием ещё одну историческую страницу в своей собачьей военно-морской биографии.
Прошла неделя. Стихла торжественность встречи с родными берегами, и наступили у «Роговцев» повседневные флотские заботы, сопряжённые с обычными трудовыми и служебными буднями. Ритм службы шёл чётко по распорядку, утверждённому Командующим Краснознамённым Тихоокеанским флотом. Боцман по-прежнему оставался горячим любимцем всего экипажа. Он целыми днями слонялся по кораблю и, заигрывая с моряками, продолжал скрашивать своим присутствием их скованную корабельную жизнь. Иногда случалось так, что по вечерам он куда-то исчезал. Оказалось, он просто незаметно проходил мимо вахтенного у трапа и отправлялся на ночную прогулку по окраинам Владивостока. Вдоволь нагулявшись за ночь и, очень проголодавшись, он снова возвращался на корабль к своей заветной флотской чашке и находящейся там «сладкой» косточке. А утром, на подъёме Военно-Морского Флага СССР, он был вместе со всей командой, находясь в конце безмолвного двух шеренгового строя на краю левого фланга.
Беда свалилась на Боцмана, как говорится, «нежданно и нагадано», или «как снег на голову». Вернулся он однажды после своих очередных похождений не такой, как обычно. Пропала его весёлая игривость и взбалмошная подвижность. Он стал совсем замкнутым и непривычно скованным. Перестал заигрывать с матросами и вовсе потерял аппетит. Покрылись мутной пеленой его радостные глаза. Стало очевидным – Боцман подхватил какую-то собачью болезнь. Вскоре матрос Заболотный обнаружил, что из пасти кобелька выделяется неопределённая зеленоватая на цвет жидкость, а мочки его лапок, оказались заметно припухшими. О послабленном здоровье всеобщего любимца было доложено командиру корабля. На что капитан второго ранга Борисов немедленно отреагировал. Он вызвал к себе корабельного врача и приказал ему разобраться со здоровьем приунывшего кобелька. Доктор не стал откладывать исполнение приказания в долгий ящик, а сразу взялся за его выполнение. Он взял санитарную справку на Боцмана, подготовил большую хозяйственную сумку и, уложив его туда так, чтобы оставалось небольшое отверстие для доступа воздуха, затянул молнию. С целью экономии драгоценного времени в городскую ветлечебницу старший лейтенант добирался на такси. Диагноз поставили сразу. Это была собачья чумка, болезнь не из приятных и довольно опасная, если не оказывать своевременную профессиональную помощь. Ветврач уколол Боцману какой-то укольчик и предложил длинный курс лечения, выписав при этом целый список необходимых лекарств. Вручив корабельному доку рецепт, он попутно объяснил ему все подробности, необходимые для прохождения плодотворного лечения.
Вечером, при проведении вечерней проверки, дежурный по кораблю проинформировал команду корабля о болезни Боцмана и изложил всю сущность в небольшой речи:
– Товарищи офицеры, мичмана, старшины и матросы! Друзья мои! Нашего общего любимца, корабельного пёсика Боцмана, сломила серьёзная собачья болезнь. Эта болезнь – собачья чумка. Она излечима, и сегодня наш доктор получил в ветлечебнице все необходимые для лечения предписания и рецепт на лекарство. Необходимо, товарищи, собрать нужную сумму денег для приобретения нужных на лечение препаратов. Надеюсь, что равнодушных не будет. Это просьба командира корабля. Он, к сожалению, сам не смог присутствовать сегодня. У него уважительная причина: наш капитан второго ранга получил повышение в звании и завтра на подъёме флага мы его поздравим с присвоением звания капитана первого ранга. – Дежурный по кораблю, командир артиллерийской боевой части старший лейтенант Воскресенский, сделал небольшую паузу и внимательно прошёлся взглядом вдоль всего строя, после чего продолжил: – Прошу завтра на утреннее построение взять с собой деньги, кто, сколько может, нас много и как говорится: «С миру по нитке – голому рубашка».
Утром, после подъёма флага, капитан первого ранга Борисов, вызвал из строя матроса Заболотного и приказал ему пройтись вдоль строя для сбора денег на лечение всеми любимого Боцмана. Он первым выложил в матросскую бескозырку пять новеньких рублей. Мероприятие было организовано чисто символически, в основном, для ещё большего сплочения экипажа корабля. На самом деле корабельный док уже купил необходимые для лечения Боцмана лекарства за свои личные деньги. Однако этим мероприятием командир хотел убить двух зайцев: проверить экипаж на прочность и добропорядочность, а так же возместить доктору нанесённый частичный урон его семейному бюджету.
Тем временем матрос Заболотный прошёлся с командирским почином на дне бескозырки вдоль строя, и все моряки бросили туда, кто, сколько смог выделить из своих незначительных карманных денег. В бескозырку то и дело сыпались монеты различного достоинства, а офицеры с мичманами раскошеливались и на бумажные ассигнации, бросая в общую кучу по три, а то и по пять рублей, продолжая тенденцию своего уважаемого командира. В тот день никто не остался безучастным к судьбе корабельного питомца. Каждый моряк хотел внести свой маленький вклад в дело выздоровления всеми любимого четвероногого друга. Боцмана пришлось на время лечения изолировать, и для этого послужил находящийся без дела корабельный карцер, который и стал ветеринарным лазаретом. Лечение проводилось самим доктором и под личным контролем старшего помощника командира корабля. В карцере удобнее было найти Боцмана для приведения в действие очередной процедуры. Уж очень невзлюбил всеобщий любимец принимать неприятные уколы, и при одном появлении дока в поле его зрения шарахался из угла в угол, стараясь улизнуть от очередной лечебной процедуры. Долго приходилось доктору приспосабливаться и уговаривать Боцмана, пока тот не успокаивался и, в конце концов, давал возможность сделать ему инъекцию.
После интенсивной двухнедельной терапии Боцман постепенно, стал возвращаться к привычной своей жизни, а ещё через неделю и вовсе поправился. Вернулась к нему былая резвость, и он снова, как и прежде, стал заигрывать с моряками, бегая по всему кораблю с привычными собачьими затеями. Однажды кораблю предстоял выход в море для выполнения задач по боевой подготовке. Время выхода было назначено на девять часов утра. Обычно Боцман всегда возвращался на корабль в семь или к половине восьмого утра, вдоволь набегавшись по злачным собачьим местам. Но на этот раз в обычное время он не вернулся. Не вернулся он и к девяти часам утра, и корабль вышел в море без Боцмана. После выполнения учебной задачи, БДК прибыл в пункт базирования и занял своё прежнее место. Все члены команды надеялись, что Боцман ждёт корабль с нетерпением и не понимает своим собачьим умишком, как могли без него выйти в море? Все с надеждой ожидали возвращения Боцмана, но ожидания оказались напрасными. Боцмана нигде не было. Не пришёл он на корабль ни через день, ни через два и даже через неделю. Прошёл месяц, а о Боцмане никакой весточки. Так никто и не узнал: куда он пропал, и какова была его дальнейшая судьба?
Шли годы. Менялись на корабле моряки срочной службы, уходили на повышение офицеры, а в отставку мичмана, не пожелавшие продлевать очередной контракт. Побывали на корабле и другие четвероногие друзья, но такого, «флотского в доску» собачонки, каким был Боцман, больше не попадалось. И до настоящего времени, когда писался этот рассказ, старые члены экипажа из оставшегося офицерского и мичманского состава, вспоминая о былой службе в праздничном застолье или просто в кругу друзей и сослуживцев, заводят разговор о корабельном любимце, рассказывая о приключениях Боцмана новому поколению моряков.
Давно канул в историю 1980-й год, но рассказывающий о вышеизложенных приключениях корабельного щенка Боцмана, главный боцман БДК «Иван Рогов» старший мичман Майоров, снова щепетильно пережил время семилетней давности вместе со своими терпеливыми слушателями. Когда он закончил свой интересный рассказ, мы, молодые мичмана, внимательно его выслушавшие, погрузились на время в личные раздумья. Каждый думал о чём-то своём. У каждого из нас были в жизни моменты, связанные с «братьями нашими меньшими», и каждому мичману захотелось поделиться примерами из личных отношений с природой и животными, каждому хотелось что-то добавить и быть выслушанным.
Закончить этот рассказ хочется следующими словами: « Люди, опомнитесь! Не обижайте, пожалуйста, бродячих животных! Не бросайте в них камни, не бейте палками и не гоните прочь! Их тоже создал Великий Творец, как и нас с вами. У каждого из них было своё прошлое и должно быть, какое-то своё, будущее. Сделайте для них что-то приятное. Покормите их, чем сможете, и пусть они живут себе своей жизнью, ведь жизнь – есть самая большая ценность для всех существ
живущих на нашей зелёной планете, имя которой – Земля».
Злополучная развилка
Рассказ
Покрасневшее солнце, утомлённое долгим летним днём, исправно продолжало прятаться за скалистыми выступами плосковерхой вековой сопки. Густо укутанная тёмно-зелёной порослью древнего приморского леса, она гордо возвышалась над пёстрым ландшафтом залива Петра Великого. Спокойная вода залива блестела глянцевой поверхностью морской глади, отражая в разные стороны неописуемый багрянец солнечного заката. Сквозь устоявшийся штиль моря, врезаясь на полном ходу тупым форштевнем в лоск сказочного багрянца, шёл большой десантный корабль, нарушая созданную природой девственную тишину монотонным стуком массивных поршней главной силовой установки. Возмущённые движимой силой винты, вращаясь с бешеной скоростью, мощным напором выбрасывали из-под себя длинную кильватерную струю, которая тихим шипением образовавшихся водоворотов, злорадно пенилась за крутым урезом транцевой кормы ровной бурлящей полосой. Корабль следовал вдоль скалистых берегов острова Русского, выполняя очередное задание командования Краснознамённого Тихоокеанского флота. Задача была сугубо мирной. Кораблю предписывалось обеспечить военных строителей, начавших в нетронутом уголке заповедного острова глобальное строительство важного стратегического объекта, всеми необходимыми для нормальной жизнедеятельности условиями. А именно: жильём в кубриках десанта, электроэнергией собственного производства, пресной питьевой и мытьевой водой из корабельных танков, а так же сносной солдатской пищей, вкусно приготовленной флотским коком.
Находясь на юте в ожидании вахты, я любовался великолепием ландшафта этого заповедного края. Слева по борту сопровождали корабль несколько взбалмошных дельфинов. Они погружались на глубину и снова выныривали, словно быстроходные торпеды. Животные охотно стремились продемонстрировать морякам свои необыкновенные возможности, давая понять, что эта скорость для них не предел. Над кормой своеобразно кружилась стая взволнованных чаек, преследуя корабль на всём пути следования от самого пункта базирования. Украдкой поглядывая на “Командирские” часы, я дожидался развода на вахту, так как пришлось подменять находящегося в отпуске старшину трюмно-котельных машинистов.
– Третьей боевой смене, приготовиться на вахту! – Предупредительно разделил мою мысль голос вахтенного офицера в несколько раз усиленный корабельной трансляцией. До вахты оставалось всего пятнадцать минут. Не теряя времени, я поднялся по крутому кормовому трапу на спардек и проследовал в свою каюту. Приведя в порядок внешний вид, я застегнул китель на все пуговицы и направился в центральный коридор личного состава, где проводилось построение вахты, третьей боевой смены. После официальной процедуры развода, заступающая смена разбежалась по своим боевым постам. Моим боевым постом был отсек ЦПУ
(центральный пульт управления). Он находился в этом же коридоре по правому борту. Войдя в ЦПУ, я первым делом окинул взглядом само помещение, бегло оценивая наличие порядка на боевых постах. Приняв доклады от заступившей вахты, доложил на ГКП (главный командный пункт) скрепив свой доклад росписью в вахтенном механическом журнале. Получив с ГКП “добро” на смену вахты, мы обменялись со старшиной команды мотористов крепким рукопожатием, и я занял освободившееся кресло у рычагов управления главными двигателями.
– Товарищ, мичман, – услышал я обращение вахтенного трюмного машиниста, неожиданно появившегося за моею спиной, – разрешите произвести фактический замер топлива в расходных танках? Дистанционные приборы показывают по семь тонн в каждом танке, но у меня свой принцип, товарищ мичман, приборам доверяй, но и сам не плошай.
– Верю, Пятаков, можете идти, – разрешил я, зная старшего матроса Пятакова и его философские методы не понаслышке, но строго потребовал: – Предупреждаю, Пятаков, на всё вам выделяю двадцать минут, о результатах доложите сразу же. Уяснили?
– Так точно, товарищ мичман! – По-уставному ответил вахтенный трюмный машинист и быстро растворился в проёме металлической двери.
Вдруг сработал зуммер машинного телеграфа, и стрелка сельсина заданного хода установилась на отметке «Полный вперёд». Я принял сигнал и перевёл рукоятку заданного хода в нужное положение, предупреждая ГКП о принятии нового ходового режима. Увеличив обороты главных двигателей до полных, сделал запись в машинном журнале. За это время старший матрос Пятаков успел завершить промеры и прибыл ко мне на доклад. Из доклада было ясно, что отклонений от прибора дистанционных замеров жидких грузов «Медиум» не наблюдалось.
– Добро, Пятаков, с замерами мы разобрались, – утвердительно кивнув головой, я продолжил. – Теперь спускайтесь в машинное отделение и продолжайте заниматься сепарированием дизельного топлива.
Исполнительный трюмный машинист тут же убежал к месту работы, а я принялся проверять рабочие параметры главных двигателей. Оставив кресло за пультом управления старшине вахты в ЦПУ, командира отделения мотористов главного двигателя номер один, старшину второй статьи Попова, я подошёл к панели с приборами дистанционных замеров температур выхлопных газов и стал снимать показания по каждому цилиндру, не забывая делать записи в машинном журнале. Приятно было осознавать, что все замеры были в пределах установленных норм. Пользуясь временем вахты, понаблюдал за прибором размагничивающего устройства корабля, работающего в автоматическом режиме. Убедившись, что размагничивающие токи выставлены правильно и соответствуют данному району плавания, ласково погладил прибор правой рукой и мысленно пожелал ему корректной работы, как ни как, это было моё хозяйство. Сосредоточив внимание на служебных обязанностях, я потерял из виду вахтенного электрика и обнаружил его за столиком у стенда балластных операций. Он тихонько сидел там и ремонтировал каютный телефон с круглым номерным диском. Увлёкшись работой, вахтенный электрик меня не замечал. Чтобы как-то о себе заявить, я взглянул на показания киловаттметров двух генераторов, подключенных в параллельную работу. Нагрузка была распределена с ощутимым разбросом. Это меня зацепило, как прямого начальника – старшину команды электриков, и я не смог не отреагировать на такую халатность.
– Вахтенный электрик! – Раздражённо изрёк я и добавил приказным тоном: – Займитесь своими прямыми обязанностями! Первым делом равномерно распределите нагрузку на оба генератора, а телефоном будете заниматься в свободное от вахты время, ясно!
– Есть, товарищ мичман! – мгновенно отреагировал вахтенный электрик и, оставив на столе телефон, принялся исполнять свои служебные обязанности.
Вахтенным электриком был мой непосредственный подчинённый, командир отделения телемехаников-автоматчиков, старшина второй статьи Фридлан Виктор Борисович. Вообще-то, Витёк, как я его любезно называл, был принципиальным и исполнительным подчинённым, авторитетным старшиной и высококлассным специалистом. Можно сказать, что он любил свою специальность и всегда самостоятельно справлялся с текущими неисправностями своего заведования. Однако, невзирая на все его положительные качества, была в его характере и неприемлемо отрицательная черта, несоизмеримая с его заслугами, а именно, какая-то непредсказуемая рассеянность. Но как бы там ни было, Витёк уже больше получаса был на боевом посту и терпеливо нёс ношу вахтенного электрика. Находясь на своём месте, Фридлан, помимо приборов, как-то искоса поглядывал в мою сторону, определённо намереваясь о чём-то спросить, но пока не решался. От своих сослуживцев Витёк выделялся щеголеватой внешностью. Он был выше среднего роста и имел атлетическую мужскую фигуру, абсолютно не склонную к полноте. На его голове красовался густой смолянисто-чёрный чуб, модно расчёсанный розочкой впереди. Под ровным, слегка задранным кверху, носом вырисовывалась ровная полоска, законно положенных по флотским традициям, «годковских» усиков. Его карие глаза струились избытком энергии и любознательности. Несомненно, старшина второй статьи Фридлан пользовался успехом и среди девушек, которые посещали базовый матросский клуб. Витёк мог без устали философствовать в отношении «слабого пола». Он всегда был предельно вежлив со старшим начальством, своими сверстниками и даже с «духами» (молодыми необученными матросами). За такие свои качества Фридлан заслуженно пользовался авторитетом среди сослуживцев, и многие называли его по отчеству – Борисович, особо же приближённые – ласково и просто: Витёк.
– Товарищ мичман, разрешите обратиться, вахтенный электрик, старшина второй статьи Фридлан, – наконец-то услышал я из уст Витька долгожданное обращение, и замечу, не просто обращение, а обращение по уставу, значит, дело предстоит серьёзное.
– Обращайтесь, товарищ старшина второй статьи, – разрешил я, еле сдерживая улыбку, и спросил Витька с иронией в глазах: – Что же там стряслось серьёзного?
– Товарищ мичман, я письмо получил от сестры из Совгавани, она пишет, что в среду прилетит во Владик, хочет в какой-то институт документы подавать. – Начал объяснять ситуацию Фридлан, постепенно подводя меня к основному вопросу предстоящего дела. – Я думаю, что в ДВИСТ или Дальрыбвтуз, пока точно не знаю. Хочется увидеться с ней, ведь до Владика рукой подать, а мы уже два года, как не виделись. – Фридлан посмотрел на меня жалобным взглядом, словно ребёнок, выпрашивающий сладости, и продолжил в том же духе. – Что вы скажете на это, товарищ мичман, вы же обещали мне помочь, помните?
– Обещал и хорошо помню, но ведь и ты, Борисович, обещал примерно нести службу. Не так ли? Или я ошибаюсь? – я специально перешёл на дружеский тон, чтобы благосклонно вести беседу.
– А разве у меня есть какие-то замечания по службе? – Быстро нашёл Фридлан встречный вопрос.
