Олег Михайлович Пустовой
Флотские были. Сборник прозы
– Ладно, Борисович, не волнуйся, устрою я тебе свидание, знаем мы твоих сестричек, – ответил я, дружески похлопывая Фридлана по плечу. – Ты же меня знаешь – я слов на ветер не бросаю, раз пообещал, значит, доведу дело до логического конца.
– Спасибо, товарищ мичман, я всегда надеялся на вас, – польстил мне Витёк, вопросительно заострив взгляд. – Вы думаете, мы сможем выбраться в город из этой неизвестной глуши?
– Не волнуйся, старшина, это я возьму на себя, – успокоил я Витька и спросил: – Когда у нас суббота?
– Ну, вроде как завтра, сегодня с утра пятница была, – сострил Витёк, расслабившись.
– Вот и отличненько! Завтра произведёте образцово-показательную «Большую приборку», а дальше будет моя забота. Лады?
– Будет сделано, товарищ мичман! – оптимистически подчеркнул Фридлан. – Вы же знаете, за мной не заржавеет, я же чистоту с детства люблю.
– Ладно, не ерепенься! Отвлеклись от своих прямых обязанностей, товарищ старшина второй статьи! Снова нагрузка вразброс. – Официально пришлось прервать расслабившегося Витька, мысленно витающего по набережной Владивостока.
Фридлан мой намёк сразу принял к сведению и до конца вахты, словно зоркий сокол, следил за показаниями электрических приборов, ни на секунду не
притупляя бдительности.
Спустя некоторое время, корабль вошёл в тихую и спокойную бухту, окружённую с двух сторон плосковерхими, поросшими густой зеленью, сопками. Уткнувшись носом в берег, БДК пришвартовался левым бортом к плав пирсу, с противоположной стороны которого стояли два ракетных катера и, раскрыв носовые створки, опустил на берег, густо усеянный разнокалиберной галькой, тяжёлый рамп носовой аппарели. После остановки главных двигателей, три протяжных звонка колоколов громкого боя известили экипаж об окончании «аврала», и корабль перешёл на стояночный повседневный режим. После команды старпома «От мест отойти!», я передал полномочия дежурному по электромеханической боевой части (кодовое название БЧ-5) и вышел на шкафут осмотреть местность.
Тем временем, на северную часть острова Русского, густо покрытую буйной растительностью, опускались сумерки. На потемневшем небосводе, ярко замерцали мириады серебристых звёзд. Хаотично разбросанные Всевышним Владыкой они чётко отражались на зеркальной поверхности водной глади, тихой и не знакомой бухты. Из-за дальней островерхой сопки, словно из-за пирамиды Хеопса, величаво высунулся серпастый месяц, закончивший вторую декаду своего июльского существования, опрокинув к низу острые рожки.
Рядом на берегу весело горел костёр, вокруг которого пели под гитару солдатские песни, уставшие за трудовой день, воины-строители. «Да, вот – неведомая до сих пор бухта Боярин и безжизненный полуостров Кондратенко с выступающим вглубь залива мысом Васильева», – подумал я про себя, не переставая любоваться прекрасным вечерним пейзажем. Вдоволь насладившись чистотой воздуха и красотами вечернего Приморского лета, я отправился в кают-компанию отведать вечернего чая, где царила обстановка домашнего уюта. За столами, накрытыми ярко-белыми скатерками сидели пару офицеров и несколько мичманов, попивая крепко заваренный флотский чай, вприкуску с печеньем «Шахматное». Я пожелал всем приятного чаепития и присоединился к общей трапезе. В дальнем уголке от входа в кают-компанию, инкрустированного под красное дерево, стоял новый цветной телевизор «Электрон», транслирующий «Информационную программу «Время». Расслабившись у телевизора за кружкой ароматного чая, не заметил, как быстро подкралось время вечерней проверки. По графику офицерских обеспечений, я контролировал вечерний распорядок в боевой части, оказывая помощь дежурному по БЧ-5. После построения мы вместе произвели отбой личного состава боевой части, проверили заправку формы одежды на ночь, и дежурный по БЧ-5 включил ночное освещение по кубрикам. Приятный синеватый цвет ночника сопутствовал спокойному сну моряков и давал возможность проследить, чтобы все находились по своим койкам.
Мой служебный день закончился, и я отправился в свою каюту. Несмотря на мою молодость, ночь вступила в свои права и дала о себе знать приятной усталостью. Ничего больше не оставалось, как совершить процедуры вечернего туалета и отправляться ко сну.
В субботу, по окончании «Большой приборки», когда старпом обошёл, все объекты и отметил в лучшую сторону действия подчинённого мне личного состава, я решил воспользоваться случаем и подошёл к командиру БЧ-5 поговорить о поощрении старшины второй статьи Фридлана. Командир подразделения, строгий и требовательный офицер в звании «капитан-лейтенанта» внимательно меня выслушал и пообещал решить этот вопрос с командиром корабля. После обеда «бычок» (от слов боевая часть) вызвал меня к себе и вручил «Отпускной лист» для старшины второй статьи Фридлана сроком на два дня, но с убытием на берег в среду утром и возвращением на корабль к двадцати двум ноль-ноль в четверг. На такой же срок получил «добро» сойти на берег и я, попутно приняв «Командировочное удостоверение» и кучу всевозможных предписаний для передачи в технический отдел флота. Выслушав все инструкции от своего прямого начальника, отправился в свою каюту. Немного остыв от разговора с начальством, позвонил из каютного телефона дежурному по кораблю и попросил вызвать ко мне, через рассыльного, старшину второй статьи Фридлана. Минут через десять раздался глуховатый стук в каюту.
– Да-да, входите! – Громко отозвался я на этот тихий и неуверенный стук.
– Разрешите! – На одном вздохе выпалил Фридлан, переступая низкий комингс открытой двери и отрапортовал: – Товарищ мичман, старшина второй статьи Фридлан прибыл по-вашему приказанию!
– Присаживайся, Борисович, и слушай, – распорядился я, усаживая старшину на мягкий диван, заправленный красивым коричневым чехлом из несгораемой ткани. Усевшись, Фридлан направил в мою сторону свой усердный пристальный взгляд, ожидая услышать из моих уст новость, так мучающую его непритворное любопытство.
– Значится так, Борисович, – плавно протянул я, с наслаждением выговаривая каждое слово. – «Добро» на поездку во Владик у нас есть, тебе выписан «Отпускной лист», вот он. – Я показал ему бланк и продолжил. – Задача состоит в следующем: в среду после завтрака ты должен быть в готовности номер один, словно штык к бою. Форма одежды номер два первого срока носки. Всё должно быть надраено, начищено и выглажено. Одним словом, должен быть свеженьким, как молодой огурчик, усёк? И запомни: время работает на нас – быстрее сойдём с корабля, больше времени останется на город. Всё ясно, товарищ старшина второй статьи!?
– Так точно, товарищ мичман! Разрешите идти!?
– Ступай и смотри мне, чтобы до среды никаких ЧП не было! – Крикнул я Фридлану вдогонку и занялся неотложными служебными делами.
В среду утром мне не пришлось искать Фридлана. Ровно в восемь часов тридцать минут утра, сразу после церемонии поднятия военно-морского флага он был готов. Пока я получал попутное задание от командира корабля, Фридлан дожидался меня возле рубки дежурного по кораблю, находясь при полном параде, хоть выходи на Красную Площадь. А спустя десять минут, мы с ним уже рысачили по пустынной и пыльной дороге острова в сторону паромной переправы.
Узнав от военных строителей, что до паромной переправы около двух часов спокойной ходьбы, мы неторопливо шли вперёд и точно были уверены, что как раз поспеем к отправке второго парома. Вдруг из-за крутого поворота вырулил новенький попутный КАМАз, привозивший в бухту какие-то стройматериалы. Я остановил машину взмахом руки и попросил шофёра подкинуть нас.
– Садись, братва, чего уж там! – Ответил коротко на мою просьбу пожилой шофёр и открыл Фридлану дверку кабины.
Пропустив Борисовича вперёд себя, я подождал, пока он усядется, после чего, сам влез в кабину и занял место у двери. Плотно закрыв за собой дверцу, я пропел слова всем известной песни: «Он сказал поехали и взмахнул рукой…»
– Братан приехал? – Спросил шофёр Фридлана, не обращая на меня внимания.
Я был одет по гражданке, и он принял меня за брата старшины, хотя мы вовсе не были похожими.
– Нет! Сестра! – Громко ответил Фридлан, внимательно разглядывая узкую просеку дороги.
Шофёр посмотрел на него неординарным взглядом и не поняв юмора, снова обратился к Борисовичу, обнажив в искривлённой иронической улыбке ровный ряд булатных коронок.
– Ты чё, паря, за шизика меня принял? Я, ить, бабу от мужика ещё отличаю, – пробасил шофёр и кивком головы показал в мою сторону.
Фридлан понял намёк шофёра и, оправдываясь, добавил в свою реплику небольшую поправку, чтобы не вводить в заблуждение закипятившегося водилу:
– Нет, это мой старшина команды, а сестра в город приезжает, вот.
– А-а-а! Ну, это другое дело, тады всё ясно, – протянул, словно пропел, шофёр и растянул губы в дружеской улыбке. – А я-то, грешным делом что подумал? Подумал, что ты над стариком поиздеваться решил. Сидишь, мечтаешь о своём и думаешь, что все вокруг в курсах твоих мыслей? Нет, брат, мысли свои надоть на привязи держать и думать, что говоришь, а не ронять слова попусту. Вот, браток, в чём суть дела-то!
В разговоре быстро пролетело время, и уже через двадцать минут мы прибыли к месту паромной переправы в посёлок Подножье. До прибытия парома оставалось ещё целых полтора часа и, чтобы убить время, мы решили посетить местный военторг и побродить по посёлку. Вдруг шофёр громко окликнул нас из открытого окошка своей кабины:
– Эй! Мужики! Слушай сюда! – Обратился он к нам и мановением руки пригласил к себе.
Когда приблизились к нему на несколько шагов, он заговорчески подмигнул нам и предложил:
– Здесь недалече есть пристань, где причаливает рейсовый катер. Он как раз минут через пятнадцать должен подойти. Быстренько садитесь, и я вас мигом подкину, ещё успеем. У вас, ить, каждая минута на счету, а мне ишо долго паром караулить.
Мы сразу согласились на безвозмездную услугу отзывчивого шофёра и ровно через десять минут уже стояли на пирсе, готовые запрыгнуть в приближающийся рейсовый катер. Рассекая острым форштевнем спокойную голубоватую воду бухты Новик, катер сбавил обороты и, подойдя к пирсу, стал отрабатывать задним ходом, резко среверсировав движок. Сила инерции легонько прижала его борт к цилиндрическим резиновым кранцам, и плавсредство остановилось в готовности принять на борт заждавшихся пассажиров. Вахтенный матрос сразу же подал железным крюком короткий дюралевый трап на деревянный настил пирса, и пассажиры: несколько женщин с детьми, мы со старшиной и два морских офицера – смело поднялись на борт катера. Катер тут же взревел своим неугомонным двигателем, выпустив через выхлопной коллектор в патрубок, находящийся чуть выше ватерлинии, густую струю чёрного дыма и стал резко набирать скорость. Курс лежал в канал, разделяющий остров Елены от острова Русского, из которого был прямой выход в центральный морской фарватер залива Петра Великого. По нему заходили во Владивосток все военные корабли, торговые и рыболовные суда.
В половине двенадцатого мы с Фридланом высадились на пассажирском причале в бухте Золотой Рог, поблизости здания штаба КТОФ. Пройдя по нижнему переулку вдоль базы кораблей особого назначения, мы поднялись по крутому деревянному трапу наверх и, выйдя возле памятника морякам-дальневосточникам, погибшим во Второй Мировой войне, оказались в самом центре города. Перед нами расстелила свои объятия центральная улица города, Ленинская. Она была вымощенная крупной брусчаткой, по которой тянулись в обе стороны стальные нити трамвайных рельсов. Здесь наши с Борисовичем пути-дороги расходились, и я обратился к нему с вопросом:
– Ну что, Борисович, куда теперь путь держишь?
– Сестра должна была у тётки двоюродной остановиться, вот адрес. – Он протянул мне сложенный пополам листик из блокнота, где ровным красивым почерком был написан необходимый адрес.
– Всё ясно, – сказал я, пробежав взглядом по написанному. – Значит так, идёшь на остановку Лазо, где сядешь на трамвай номер четыре и едешь до конечной остановки. Там уже будет совсем рядом. Спросишь у любого прохожего, и тебе подскажут. Так, что, Борисович, держи свой отпускной и смотри мне, без шалостей, ясно? А я пройдусь по своим делам.
– Ясно, Олег Михайлович, – подмигнул мне Фридлан и спросил, улыбаясь, словно заподозрил что-то. – Вы завтра, в котором часу обратно?
– Давай так, встречаемся на пирсе в пятнадцать ноль ноль. Паром отправляется в пятнадцать часов пятнадцать минут, – уточнил я.
– Всё понятно: в пятнадцать, пятнадцать.
Я пожал старшине на прощанье руку и, пожелав приятного отдыха, пошёл в сторону технического отдела КТОФ.
Мы встретились на следующий день, как условились. В назначенное время оба прибыли на причал, где полным ходом шла посадка на паром «Амурский залив». Взяв проездные билеты, мы заняли стоячие места вдоль левого борта судна. Хотелось вдоволь полюбоваться на, стоящие в бухте Золотой Рог, большегрузные океанские суда. Летний день подарил пассажирам привычную приморскую погоду. Лёгкий восточный ветерок приятно освежал наши тела, вспотевшие от парящего, сквозь молочную дымку июльского солнца. Издав протяжный глухой гудок, паром медленно отошёл от пирса. Направляясь в сторону пролива Босфор Восточный, он набирал ход, шумно рассекая волны тупым неказистым носом. Расцвечиваясь всеми цветами радуги, волна с шумом разлеталась по бортам парома, обнажая для любопытных взглядов пассажиров жирные пятна от горюче-смазочных материалов. Совсем рядом с бортом парома прошёлся маленький портофлотский буксирчик, быстро теряясь в торговом порту среди могучих сухогрузов. Вот и пролив Босфор Восточный, радостно открывший свои объятия одинокому парому, предоставляя ему возможность обойти с северной части остров Елены, чтобы попасть в глубоководный фарватер бухты Новик. Постепенно рассеялся в летней дымке полуостров Эгершельд, и Владивосток остался далеко за кормой.
На остров Русский паром прибыл строго по расписанию. Под него было рассчитано и расписание рейсового островного автобуса, ходившего от нового УДОСА до посёлка Рында. В сторону посёлка людей было мало, и мы прекрасно доехали до конечной остановки. Дальше пришлось идти пешком. Отбросив всякие сомнения, мы уверенно тронулись по пологой извилистой дороге, ведущей к морскому побережью бухты Воевода. Дорога была совершенно пустой и, кроме нас с Фридланом, на ней не наблюдалось ни единой живой души. Спокойно продвигаясь вперёд, мы шли медленными шагами, любуясь красотами приморской природы. До вечерней проверки оставалось достаточно много времени, поэтому особо торопиться не было смысла. По обе стороны дороги маячили вековые дубы вперемешку с клёнами и маньчжурским орехом. Изредка среди них встречалась ольха и бархатное дерево, а в небольших распадках одиноко маячили берёзки. Часто вдоль дороги встречалась японская софора и царская акация с длинными острыми иглами. Остров звучал различными певучими голосами неуловимых птиц, и эхо перекатами вторило эти певучие голоса далеко среди многочисленных сопок. Изредка промеж деревьев проглядывались приземистые кусты багульника, густые заросли малинника и колючей ежевики. Сквозь устоявшийся хаос многочисленных деревьев и низкорослых кустов, извиваясь в пружину или, вытянувшись прямыми ровными нитями гибких лиан, тянулись к солнечному свету тонкие стебли, ещё не поспевшего лимонника. Среди гущи деревьев и кустов смотрел в небо навстречу солнцу, расправив широкие, вытянутые в ёлочку листья, потомок древней эпохи – папоротник, иногда достигавший в высоту человеческого роста. Вдруг дорога резко свернула влево, и мы вышли на небольшой деревянный мостик, соединяющий два каменистых берега, разделённых узкой лентой шумной речушки. В хрустально чистой воде, пробивающейся среди плоскобрюхих валунов, растеряно метались маленькие шустренькие рыбки. Остановившись на пару минут, понаблюдали за этой, воистину сказочной, картиной и пошли дальше. В пути мы вели непринуждённую житейскую беседу. Фридлан поделился со мной впечатлениями от встречи с сестрой, а я справился у него о домашних делах и перспективах ближайшего гражданского будущего. Заметив в его руке небольшой чемоданчик, я наконец-то решился поинтересоваться и спросил:
– Витёк, а чемоданчик-то, откуда взялся? В город ты вроде бы без него убывал?
– Так это Курков попросил купить, ему ж отпуск скоро светит, – радостно объяснил мне старшина.
– Ясное дело, так сказать: сам отдохнул и для товарища полезное дело сделал. Одним словом, «сочетание приятного с полезным», – пошутил я.
– Получается, что так, – отшутился Фридлан, вытирая платком вспотевший лоб.
Так в дружеском разговоре мы вышли к незнакомой развилке, оказавшейся для нас злополучной. Ведь отправляясь в город, эту часть дороги мы проехали на КАМАЗе, а на развилку никто не обратил особого внимания. Теперь мы остановились на перепутье двух дорог, раздумывая о нашем дальнейшем пути следования. Посреди развилки стоял забитый в землю деревянный колышек с указателями на фанерных прямоугольниках, где размашисто было написано краской два направления: «Васильева» и «Иванцова». Прямо, как в сказке, вот только третьей дороги с указателем не было. По разговорам мы знали, что строительство велось у мыса «Иванцова» и решили следовать по дороге с указателем «Иванцова». Решение было принято без прений, и мы уверенно направились вперёд. Однако за час спокойной ходьбы ничего знакомого вокруг не наблюдалось, а время стремительно приближалось к отметке «восемнадцать часов». По нашим подсчётам, к этому времени мы должны были прибыть на корабль, как раз, попадая на ужин. Все расчёты совпадали с нашими познаниями о местности, и мы были уверены, что корабль находился, где-то поблизости, однако вокруг нас располагался сплошной лесной массив, а запах моря доносился только редкими порывами ветра.
– Как ты думаешь, Борисович, – нарушил я установившееся молчание, – не сбились ли
мы случайно с намеченного курса, а?
– Думаю, что так оно и есть, – коротко
ответил Фридлан, продолжая рассуждать
вслух: – Вот уже битый час идём от развилки, а корабля всё не видно и не видно. Надеялись к ужину попасть, а уже семь часов вечера. Вот и солнышко начало катиться на закат.
– Ничего, Витёк, держи хвост пистолетом и не беспокойся, к вечерней проверке прибудем, кровь из носа, но прибудем, – попытался я подбодрить Фридлана, заметно повесившего нос. – Нам теперь никак нельзя подводить своего командира боевой части, не так ли? Ведь, он нам поверил. Есть тут у меня одна мыслишка. Я вот как думаю: нам, наверное, надо было идти по нижней дороге, а мы пошли по верхней. За один час мы не могли сильно далеко зайти, поэтому обратно возвращаться по этой же дороге будет глупо – напрасная трата времени. Что, если мы пересечём этот путь по методу треугольника? Припустим, что эти две дороги есть два катета, тогда, если провести гипотенузу, нам следует двигаться прямо через лес, резко свернув направо и вниз, логично?
– Теоретически мысль правильная, я тоже думаю, что можно попытаться напрямик, – поддержал меня Витёк, загоревшись новой надеждой. Придя к единой мысли, тут же свернули с дороги направо и по пологому спуску стали следовать вниз. Пройдя несколько шагов, мы услышали тихие звуки морского прибоя, а через несколько минут, перед нами открылась морская ширь, видневшаяся сквозь низкорослое редколесье. Спустившись ещё ниже, мы увидели переливающуюся солнечными зайчиками тихую воду, манившую нас к себе.
– Ну, что, Витёк, вот оно и море! – Радостно воскликнул я. – Думаю, что за часик мы дойдём и к вечернему чаю будем на корабле, – заверил я Фридлана. – Вот и тропинка ведёт к урезу воды. Получается ещё проще: пойдём по твёрдой гальке вдоль побережья и вскоре будем на месте.
Тропинка действительно вывела нас к морю. Идти пришлось вдоль длинного забора из густой колючей проволоки, за которой виднелись несколько вышек для часовых, среди них были заметны какие-то сооружения, накрытые маскировочными сетями. На одном из таких объектов края маскировочной сетки откинуло ветром и, нашему взору открылся ракетный комплекс «Земля-воздух». «Так вот, в чём дело? Оказывается, на острове ещё и ракетчики есть», – быстро промелькнула в моей голове шальная мысль. Однако развивать тему вслух не было желания, и мы продолжали идти молча. Каждый из нас теперь думал о чём-то своём, только часовые постоянно держали нас под прицелом своих настороженных взглядов. Спустившись до уреза воды, мы свернули направо и, шурша обувью по мелкозернистой гальке, заторопились в нужную нам сторону.
Вечерело. Покрасневший солнечный диск постепенно снижался к линии морского горизонта, обдавая всё вокруг багряными лучами оранжевого заката. Впереди, высоким выступом, преграждали нам путь каменистые островерхие скалы, слегка подточенные морским прибоем. Понадеявшись на прибрежную отмель, мы решили пройти вдоль скал по воде. Сняв штаны с туфлями, оставаясь только в рубашке, я бросил своё хозяйство в целлофановый пакет и направился к воде. Воды оказалось ровно до колен.
– Витёк! – Позвал я Фридлана, рассматривающего морскую гальку. – Снимай свои клеша, чемодан за спину и айда за мной! Здесь совсем мелко! Думаю, что мы спокойно обогнём этот мыс по воде, а там и до корабля останется с гулькин нос.
Фридлан принял моё предложение и, следуя моему примеру, пошёл вслед за мной. Упаковавши в чемоданчик свою униформу, и зацепив его форменным ремнём, он закинул его себе за спину, уверенно шагая по мелководью. Когда мы дошли до скалистого мыса, там нам открылась новая картина: скалы так и продолжали возвышаться над водой, которая уже подмывала нам под самое «мужское сердце». Продолжать свой путь по воде, даже и вплавь, было рискованно. Путь мог оказаться длиннее, чем мы предполагали, а берега стояли крутые, и в случае усталости деваться было некуда. Однако назад возвращаться нам тоже не хотелось.
– Ну, что, Витёк, ни шагу назад? – Обратился я к своему попутчику. – Будем брать скалы приступом.
Приблизившись к крутому срезу скалы, я выпрыгнул на высунутый из воды плоский камень и поманил Фридлана к себе.
– Олег Михайлович, – обратился ко мне старшина. – Разрешите, я первым полезу, у меня есть в этом деле кое-какой опыт, а вы подстрахуйте меня внизу.
– Добро! – Быстро согласился я, просматривая выбранный маршрут нашего восхождения.
Фридлан тем временем вылез на плоский уступ рыхлой соседней скалы, оделся, чтобы не поцарапаться о камни и с чемоданом за спиной попытался продемонстрировать свои альпинистские способности. Высота скалы составляла около восемнадцати или двадцати метров. Конечно, этой высоты было вполне достаточно, чтобы расшибиться о выступающие у её подножья валуны. Но мы надеялись на свои силы и на удачу, ведь опаздывать мы просто не имели права. Пока я размышлял на тему, оправдывающую наш риск, новоиспечённый альпинист в лице старшины второй статьи Фридлана начал демонстрировать приобретённые ещё на гражданке способности. Он мастерски поднялся на прибрежный валун и, проделывая лёгкие движения своими крепкими конечностями, стал медленно подниматься по крутому срезу рыхлой скалы. Мне снизу был отчётливо виден маршрут его крупномасштабного подъёма, и я с усердием стал корректировать его движения, подсознательно проклиная себя за такое рискованное решение. Это «восхождение» воистину было рискованным и опасным – это я понял ещё сразу, когда Фридлан преодолел только одну третью часть высоты предстоящего подъёма. За это короткое время он несколько раз срывался: то одной, то другой ногой, пытаясь отыскать надёжный уступ для крепкого упора, и маленькие камешки, раскрошившись от этого прикосновения, летели вниз, виртуозно булькая при падении в морскую воду. Когда до края скалы оставалось, каких-то два или три метра, Фридлан, вдруг, прекратил своё восхождение и с опаской прокричал мне в отчаянии:
– Дальше не могу подняться! Здесь зацепиться не за что! – Тогда спускайся обратно! – обеспокоено крикнул я ему в ответ.
– Вниз тоже не могу, спускаться ещё страшнее, чем подниматься!
– Витёк, братишка! – Взмолился я, почувствовав, как громко застучало моё взволнованное сердце. – Витёк, замри на несколько минут и передохни, а пока будешь отдыхать, присмотрись лучше, может подходящий упор есть где-то рядом, ведь до верха совсем мало осталось.
– Хорошо, я немножко успокоюсь, осмотрюсь ещё раз и попытаюсь выбраться наверх, – убеждённо ответил Фридлан, делая небольшую передышку.
Пока он, отдыхая, думал и присматривался к рельефу скалы, я замер в ожидании его решения. Моё сердечко не унималось и колотилось в груди, словно у загнанного зверя, а кровь бешено стучала у висков, вероломно учащая пульс. Я снова стал мысленно клясть себя за то, что позволил влипнуть в такую нелепую ситуацию. «Лучше бы три раза вернуться к той злополучной развилке и начать всё заново, чем так рисковать. Лишь бы скорее закончилось это восхождение, – думал я, сопереживая своему подчинённому. – Дай Бог тебе, Витёк, силушки для благополучного завершения такого рискованного восхождения».
