Ольга Вечная
F20. Балансировать на грани
Поворачивать обратно слишком поздно – до оживлённой улицы расстояние такое же, как и до машины, столкнуться лицом к лицу с незнакомцем не хочется, доставать телефон страшно, так как этот жест может спровоцировать предполагаемого преступника на более решительные действия. Совсем рядом шуршат спортивные штаны, брякают застёжки на куртке, доносится кашель. Незнакомец равняется со мной, и в тот момент, когда он должен меня обогнать (а ведь в глубине души я не сомневаюсь, что опасность, исходящая от идущего позади мужчины, не более чем плод моего больного воображения), он спрашивает насмешливо и низко:
– Почему такая красивая девушка гуляет ночью в одиночестве?
Вздрогнув от неожиданности, я позволяю себе рассмотреть возвышающегося надо мной на полголовы незнакомца, по-прежнему прячущего под тёмным капюшоном взгляд или намерения по отношению ко мне. Его чёрная неухоженная щетина, мятая одежда и душок перегара завершают образ маньяка-психопата. Шаг я не замедляю.
– Меня встречает муж, давайте разойдёмся по-хорошему.
Я крепче прижимаю к себе сумку, вспоминая, что ценного в ней лежит и насколько проблемным будет сейчас с ней расстаться. Права, паспорт, кошелёк, несколько кредиток, телефон.
– Да никто тебя не встречает, мэм. А вот я провожу. К себе домой. Пошли, тут недалеко. Заварю чаёк, то да сё.
– Идите куда шли, – грубо отвечаю, припоминая, что на лавочках во дворе дома, как раз недалеко от того места, где я бросила машину, частенько собирается молодёжь, распивая пиво, ругаясь с бабушками, живущими на нижних этажах. Подбодрившись идеей, что при свидетелях идущий рядом пьяница не посмеет распускать руки, я добавляю: – Отойдите немедленно, а то я вызову полицию. – Голос звучит уверенно.
На пару секунд незнакомец действительно отстаёт, но потом снова возникает рядом, уже с другой стороны, а я вижу в пятидесяти метрах от себя машину, освещённую скудным светом единственного в запущенном дворе фонаря. Днём этот двор казался милым, хоть и неухоженным. Летом он утопает в зелени. Он был старым, неубранным, но никогда не виделся опасным.
– Ну и где твой муж? Заканчивай ломаться, мэм, видно, что ты тут не просто так гуляешь. – Он открывает лицо и подмигивает подбитым глазом, дотрагивается до плеча, после чего я дёргаюсь и срываюсь вперёд.
– Куда?! Стой, дура! – Он настигает меня у машины, тянет за руку, поворачивая к себе. – Врунья. Меня бесят вруньи. Деньги и цацки гони, – выдыхает мне в лицо смесь перегара, лука и жареного мяса.
Запаниковав, я прижимаю к груди сумку, планируя в следующую секунду вручить её ублюдку, а самой, достав из кармана ключи, прошмыгнуть в машину. Судя по затуманенному взгляду мужчины, ему нужны деньги на выпивку или наркотики. У меня практически нет наличных, но часы и серьги можно продать неплохо. Лишь бы не трогал.
– Пожалуйста, я заплачу, только…
– Заплатишь, но сначала поработаешь ртом, мэм.
Увы, моя сумка и украшения его не интересуют, по крайней мере, пока. Он наваливается всем телом, прижимая меня к машине. Я пытаюсь драться, на что слышу:
– Заткнись, сука, у меня нож, – гаркает он и скалится.
Сердце проваливается куда-то вниз, паника парализует, лишая возможности сопротивляться. Этого не может быть, только не со мной. Снова пытаюсь его отпихнуть и вырваться, но он ошарашивает новой угрозой – разукрасить мою физиономию, если не успокоюсь. В матерной форме.
– Расстёгивай куртку, дура, если не хочешь, чтобы я тебе её порвал, – шарит он по верхней одежде.
В этот момент, когда мои одеревеневшие от ужаса пальцы касаются пуговиц, а мозг хаотично ищет выход, по стеклу машины стучат. Что самое удивительное – с внутренней стороны. И я, и насильник замираем, переводим взгляды на окно пассажирского сиденья, за которым чётко просматривается лицо Олега. В следующую секунду он выходит из машины, а незнакомец, извиняясь, пятится назад, причём так быстро и умело, что в момент, когда Олег подходит, тот уже скрывается в тени дома.
– Боже, как хорошо, что ты здесь!
Облегчение кружит голову, кажется, ещё немного, и я грохнусь в обморок. Мутит. Я бросаюсь к Олегу, не веря в удачу и благополучное стечение обстоятельств, которые привели его в мою машину. Судя по заспанному лицу, он задремал, пока дожидался.
– Ты не представляешь, как я испугалась! – Дрожа всем телом, я вцепляюсь в его куртку, мечтая разделить свой ужас и наслаждаясь облегчением и ощущением безопасности.
С тех пор как мы познакомились, Олег стал мне поддержкой, главной опорой в жизни. Учил быть счастливой, не обращать внимания на мнения других людей, получать удовольствие от секса, еды, простых объятий. А теперь он спас меня от ограбления и, возможно, насилия.
Воспользовавшись его расстёгнутой курткой, я протискиваю руки под одежду и прижимаюсь так сильно, что, если бы он вздумал застегнуть молнию, мы бы оба поместились под его одеждой. От моего напора Олег охает, но в ответ не обнимает.
– Это кто? – спрашивает довольно грубо.
Недовольство в его голосе режет по ушам, в этот момент я мечтаю услышать или что-нибудь ласковое, или его крик на тему, какого чёрта я шляюсь по ночам в одиночестве. Я заслуживаю и первое, и второе в равной степени.
– Понятия не имею. Прицепился на улице Стасова и шёл следом. Я себе и представить не могла, что он начнёт приставать. Вокруг, как назло, ни души. А ты как здесь оказался? Любимый, ты будто почувствовал, что нужен мне, – говорю я и снова цепляюсь за его плечи, но Олег отстраняется на расстояние вытянутых рук.
– Я спрашиваю, кто это, Аля? – ледяным тоном произносит он. – Это не Дмитрий и не Сергей, я бы узнал.
– Я клянусь, что не зна…
– Не лги мне!
– Олег, ты не видишь, что ли? Меня до сих пор трясёт, я не имею ни малейшего понятия, кто этот алкоголик, который приглашал к себе в гости. Ты же не думаешь, что я с ним… – Я брезгливо кривлю лицо, всё ещё ощущая тошнотворный запах.
– Не знаю, что думать. Я приходил к тебе в офис сегодня днём – тебя не было в кабинете.
– Мне не передавали.
– Я прождал тебя на улице, у входа в бизнес-центр, до девяти, потом решил прогуляться и нашёл машину, спрятанную в этом дворе. Ты, видимо, забыла, что я знаю об этом месте.
– Олег, днём у меня были дела, но на работе я появилась в четыре. Понятия не имею, почему ты не видел, как я захожу в здание. Да спроси хоть у Нины или охранника.
– Вы все в сговоре! – злится он, ударяет ладонями по машине.
– Да нет же! Днём я была у твоей матери, спроси у неё. Или ты считаешь, что она тоже хочет скрыть мою измену тебе?
На его лице впервые отражаются сомнения в собственных убеждениях.
– Зачем ты ездила к маме?
– Чтобы поговорить о тебе. Олег, может, поедем домой? Мне не по себе здесь. – Я опасливо оглядываюсь.
Из окна третьего этажа на нас в упор смотрит полный лысый мужчина, голый по пояс. Надеюсь, что по пояс. Олег тоже замечает свидетеля нашей семейной разборки и кивает, открывая мне дверь, затем усаживается рядом, и я выруливаю, наконец, из ужасного двора, в котором едва не случились страшные вещи. Утром позвоню в полицию. В голове не укладывается, что недалеко от оживлённого проспекта можно встретить подобных людей. Возможность в любой момент дотронуться до Олега невероятно успокаивает. Я начинаю храбриться, убеждая себя, что инцидент исчерпан, говорить о нём не стоит. Будет мне уроком на будущее.
– Так зачем ты ездила к маме? – в его голосе звучит недоверие.
Дорога практически пустая, поэтому я могу позволить себе отвлекаться на серьёзный разговор.
– Хотела поговорить о тебе. Милый, я вижу, что тебе становится хуже, и очень хочу помочь. Пожалуйста, не обижайся на меня за эту поездку. И перестань думать, что у меня есть отношения на стороне.
Он молчит некоторое время.
– И что она тебе сказала?
– Да ничего особенного. Показала твои детские и юношеские фотографии.
– Говорили об аварии?
– Немного.
Следующие пятнадцать минут в машине звучат лишь голоса полуночного диджея и нескольких исполнительниц нашей и американской эстрад.
Остановив машину, я смотрю на Олега.
– Ну что, идём…
Его прищуренные словно в попытке прожечь душу серые глаза заставляют осечься и замолчать, а в тот момент, когда они встречаются с моими испуганными, я чувствую болезненный укол в сердце. Столько энергии, психологического давления в этом взгляде, что на мгновение я захлёбываюсь воздухом, запаниковав. Вероятно, ещё не отошла от нападения.
– Зачем ты копаешься в этой истории? – ровным голосом спрашивает он, едва шевеля губами.
– Ты пытаешься меня загипнотизировать? – пытаюсь пошутить я, с горечью отмечая, что успокаивать и жалеть меня никто не собирается. Ему вообще нет дела, что меня менее получаса назад едва не изнасиловали. – Применяешь на мне свои психиатрические штучки? – Улыбка получается ненатуральной.
Ладно, с последствиями нападения справлюсь сама, обсужу на работе подробности с Ниной. Она неплохой психолог – профессия обязывает. Сейчас нужно разрядить отношения со спасителем. Я снова пытаюсь улыбаться, а он продолжает строго смотреть, словно прорываясь в мой разум, освобождая мои мысли от защитной шелухи, сдирает её слой за слоем, стремясь к сердцевине, к самому сокровенному. Это взгляд профессионала, общающегося с тяжелобольным пациентом. Взгляд человека, пытающегося отделить фантазии ото лжи, в моём случае – правдивые мотивы действий от тех, которыми можно прикрыться. Чтобы скрыть истину. Записка жжёт карман.
– Почему ты не спросишь у меня напрямую? Зачем эти обходные манёвры?
– Я подумала, что тебе неприятно говорить об этом.
– О чём? О том, что на моих глазах, в нескольких метрах от меня машина сбила мою бывшую жену? Или о том, что родители в этот момент порадовались, отказываясь помогать нам? А может, ты хотела узнать детали дня, когда я совершил убийство? Аля, ты боишься меня? Ты считаешь, что меня напрасно не посадили?
– Нет, Олег, что ты. Я уверена, что это был несчастный случай. Милый, ты говоришь жестокие вещи, твой отец бы обязательно помог, но он был занят на операции.
– Дай угадаю, спасал детей, да? Ха-ха-ха, Аля! Я тебя умоляю, – Он трясёт ладонями перед лицом, закатывая глаза. – Аля, – говорит, вдруг становясь серьёзным, – жалось к детям и котятам – запрещённый приём. От душещипательной истории с их участием любого на слезу пробивает. Не зря же ты всем и каждому до сих пор рассказываешь, как я откачал девочку у бассейна. Спас невинного ребенка! Герой! Тебе, моей матери, Кате, да всем вам до безумия нравятся подобные байки. Именно из-за того случая ты взяла меня на работу, а потом и пустила в свою кровать, признай.
Я молчу.
– Аля, мой отец не спасал детей. То есть в том автобусе действительно были дети, но они отделались лёгкими переломами. Мой папа делал операцию водителю и одному из пассажиров. А детские слёзы были добавлены, чтобы придать трагичности случившемуся и отвлечь народ от очередного кризиса.
– Но твоя мама сказала…
– Она верит тому, чему хочет верить. А именно, что Николай Николаевич – божество, спустившееся с небес и одарившее её своим светом.
– Так нельзя говорить про родителей.
– Ты права, я забылся. Аля, – сжимает он мой подбородок двумя пальцами и тянет к себе, – перестань собирать информацию. Мне это неприятно. Если тебе нужно что-то узнать – спроси напрямую, обещаю, что отвечу честно. Но я не смогу верить тебе, если ты будешь проводить личное расследование. Хорошо?
Я киваю.
Глава 22. Олег
Разумеется, я не поверил ни единому её слову. Она непременно продолжит выяснять подробности трагедии, повлёкшей за собой смерть Алины, но страшит меня другое. Никаких сомнений: в ту ночь Алю кто-то провожал до машины. Мужчина, который, заметив меня, быстро ретировался с места «преступления». У неё роман на стороне? Интрижка? Или просто ни к чему не обязывающий секс?
Бесы, режущие мои мысли подобно шредеру, уничтожающему бумагу, я не могу заниматься с ней сексом, да что там, даже прикасаться к ней не могу, подозревая, что она мне изменяет. Трясёт от одной мысли, что Аля может принадлежать кому-то, помимо меня. Я умудряюсь одновременно любить её и ненавидеть за всё хорошее, что она делает для меня, за всю боль, которую причиняет.
Застукать её не удалось ни разу. А мне не хватает самой малости – её признания или хотя бы одного, крошечного доказательства, чтобы оставить её. Но отсутствие уверенности в Алиной неверности не позволяет расстаться с ней. Я чувствую себя выпрыгнувшим из самолёта горе-экстремалом, хватающимся за предложенный судьбой парашют. А шансы, что он раскроется, – один к ста. И стоило бы уже давно бросить ненужный балласт и готовиться к столкновению с землёй, со смертью, так нет же, я изо всех сил, руками, ногами и зубами хватаюсь за надежду, что Аля действительно принадлежит только мне. Больно отпускать её каждый день на работу, что стало равным объятиям другого мужчины, но я терплю, продлевая агонию, греясь в её тепле, хотя считаю его фальшивым.
Мы как две ищейки. Она роет под меня, докапываясь до информации о прошлом, я слежу за ней, одновременно ожидая и больше всего на свете боясь увидеть её с другим. А бесы шепчут, что дурак, что олень и неудачник. Перекрикивают громкую музыку, которую я начал часто слушать, затмевают вой пилы или рёв перфоратора, когда я приделываю плинтуса или вешаю гардины в нашей новой квартире на окраине.
* * *
Аренда приносит неплохие доходы. Опасения, что мы глупо выкинули деньги на ремонт, который никогда не окупится, не оправдались. Кроме того, подобный труд не требует ответственности и нервов. Снимающие жильё люди не подозревают, что я шизик. Кажется, я нашёл своё призвание. Кто бы мог подумать, что оно окажется именно таким. Но любой бизнес намного лучше, чем оригами, по крайней мере, теперь я могу купить в дом продукты, не прося денег у Али, что однозначно придаёт уверенности в себе, которую я совсем растерял в ходе последних событий.
Сдав в очередной раз квартиру в аренду и получив кое-какие деньги, я направляюсь к Flower, в окрестностях которого отныне обитаю ежедневно. Сижу либо в кафе, либо на лавочке, контролирую Алины передвижения. О нет, в большинстве случаев своё местонахождение я не скрываю. Частенько Аля берёт меня с собой, практически каждый день мы вместе обедаем, она позволяет мне оплачивать счёт, якобы из моих денег, а вечером едем домой. Но иногда я преследую её тайно. Осознаю, что перекрыл Але кислород, контролирую каждый её шаг, сопровождаю на встречи, ожидаю в машине у ресторанов, где они вместе с Сергеем или Дмитрием налаживают новые деловые связи. Иногда я заглядываю в окна или сажусь за соседний столик, ну так, чтобы меня никто не заметил. Мне жизненно необходимо выяснить, спит она с кем-то на стороне или нет. Выяснить, чтобы с чистой совестью оставить её и в одиночку, не торопясь, сойти с ума. Бесы хихикают при этой мысли. Выжидают.
– Олег, что ты там делаешь? – Аля ложится мне на спину и забирает книгу.
– Эй, отдай, там момент интересный, – пытаюсь выхватить из её ловких рук шедевр мировой классики.
Я переворачиваюсь, и Аля оказывается у меня на груди, быстро садится верхом и поднимает руки, не давая мне дотянуться до книги. Смеётся. Её халатик распахивается, демонстрируя белый лифчик, украшающий грудь. Он новый, однозначно, я такой ещё не видел. Узор очень мелкий, а если приглядеться, можно рассмотреть крошечные цветочки и… Воспользовавшись моей заминкой, Аля кидает книгу на стул, находящийся в другом конце комнаты, да простит её бессмертный автор сего творения. Кокетливо дёргает плечиками, полностью скидывая халат и открывая вид на её грудь, едва спрятанную под кружевом белья, и мизерные трусики. Против воли моя улыбка расширяется, а член твердеет. И конечно же, она это чувствует, ёрзает на нем, что совершенно не помогает моему самоконтролю.
– Я соскучилась, – шепчет. – Хочу, чтобы ты любил меня.
Приподнимаю её, позволяя себе сесть, чтобы потом встать и уйти, но понимаю, что не способен оторвать руки от её бёдер, а пальцы уже лезут под трусики, проверяя, так ли нежна её кожа, как обычно.
Аля осторожно гладит меня по плечам, словно опасаясь спугнуть, призывая к более решительным действиям. Её прикосновения оставляют на коже разводы тепла и ласки, разжигая во мне страсть, затыкают моих демонов.
– Аля, я сейчас не в лучшей форме, давай позже.
Но мои руки уже прячут под собой её груди, массируют, заставляя её трепетать. А мысль «застёжка находится спереди» выталкивает из головы все прочие.
– Аля, я не хочу, – говорю ей, а она лишь стонет в ответ, упиваясь скудными ласками, которые я так редко теперь дарю ей. А мне так больно, нестерпимо тоскливо от понимания того, что она больше не принадлежит мне, что у меня остались лишь воспоминания. Для кого она купила это бельё?
– Олег, о Боже, пожалуйста, продолжай, – выдыхает мне в ухо и освобождает свою грудь, отправляя мои пальцы ниже, туда, где должны быть трусики, которые я уже, оказывается, успел с неё стянуть, и они болтаются на её левой лодыжке. Минимальные, крохотные, созданные, чтобы в порыве страсти не составило проблемы их порвать, открывая доступ к… Мне хочется их пожевать, и в следующую секунду я зажимаю тонкую ткань между зубами, а она смеётся, стягивая с меня штаны. Её вкус, запах дурманят мой истерзанный подмешиваемыми в еду лекарствами мозг. Понимаю, что не любил её уже более двух месяцев, изводя подозрениями, слежкой.
– Алечка.
Мы смотрим друг на друга, тяжело дыша, а перед глазами искрящиеся огоньки, превращающие серую реальность в сказку, в которой действительно хочется жить. Я вижу её блестящие от удовольствия глаза, приоткрытые в стоне губы. Возбуждённая, желающая меня Аля – вот что является вратами в мою личную сказку, где нет места желанию спрыгнуть с крыши.
Я не успеваю понять, как оказываюсь внутри неё, но выйти нет никакой возможности – её мягкость и жар лишают права выбора. Мы разве предохраняемся?
– Просто проконтролируй, хорошо? – подмигивает она мне и начинает двигаться, слишком быстро для первого за столько времени воздержания секса.
Частота фрикций в первую минуту практически перебрасывает через край наслаждения, но ощущая её голод, жажду моего тела, у меня получается сдержаться.
Лифчик расстёгивается одним движением моих пальцев. Понимая, что у неё уже несколько минут не получается улететь, я переворачиваю её на спину и беру инициативу в свои руки. Ведь только я могу сделать так, чтобы она летала. Чувствую, что от нежности, любви и сомнений моё колотящееся сердце сейчас разорвётся.
– Ты только моя, – не контролируя себя, рычу ей в ухо, вбивая своим телом в матрас. А она отдаётся мне, стонет, что-то шепчет невнятное. Невероятно податливая, послушная, получающая кайф от моей грубости.
– Моя! – Кусаю её, заставляя ответить. – Я тебя убью, если узнаю, что изменяешь мне, слышишь? – Я задыхаюсь от удовольствия, звуков, запахов, ощущений. – Убью, – говорю ей на ухо.
А она не боится, несмотря на то, как страшно звучат угрозы из уст шизофреника, на счету которого уже имеется жизнь одной женщины. Она не отвечает, только стонет. Я приподнимаюсь на руках, ускоряясь, позволяю ей наконец кончить. Наблюдаю за её лицом, ожидая возвращение из её сказки, намереваясь получить ответ на свой вопрос.
Какая она прекрасная, родная и моя собственная. Точно ли моя?
– Обожаю, когда ты такой. – Аля приподнимается и целует меня в губы. – Ударь меня.
– Что, прости?
– Несильно. Спроси ещё раз, тем же тоном.
Твою мать.
Я накручиваю её волосы на руку и довольно резко дёргаю.
– Ответь мне честно, ты трахаешься ещё с кем-то? – Меня трясёт.
– Никогда, – качает головой. – Принадлежу только тебе. – Она крепко обхватывает меня коленями, выгибается и, пользуясь моими движениями, улетает во второй раз. А я догоняю, едва успевая выйти из неё.
– Ты у меня, оказывается, ревнивый собственник, – говорит Аля через минуту. – Будь таким почаще, хорошо? – Поднимается, целует меня в бедро и уходит в ванную.
Похоже, она думает, что моё поведение – это часть ролевой игры. А бесы снова начинают кричать, что болван. «Наизнанку вывернусь, но узнаю правду», – обещаю им. О Боже. Очередной спазм наслаждения возвращает к более приятным мыслям, я утыкаюсь носом в подушку и расслабляюсь, а через минуту крепко сплю.
Глава 23. Аля
План «новое бельё – новая информация» сработал как нельзя лучше. Соблазнить Олега проблемы не составило, значит, холодность с его стороны в течение последних недель – не результат приёма лекарств. Мой мужчина настолько мужественный, что ни одни таблетки не могут помешать его эрекции. Хм, а может, дело во мне? Я улыбаюсь, но быстро возвращаюсь к тяжёлым мыслям. Если дело не в таблетках, тогда в чём причина его частых отказов от близости?
Паркую машину у психиатрической больницы, в которой лечится Олег.
Признаюсь, я долго откладывала разговор, на котором настаивала Инна Викторовна, но сегодня настроение настолько хорошее, что его не испортить ни одному доктору, даже тому, кто считает болезнь Олега безнадёжной. Вчерашняя близость наших с Олегом тел расставила на свои места чувства и сомнения, определила приоритеты, границы которых за последнее время слегка стёрлись. Я его люблю бесконечно и честно, принимая целиком и полностью, без оглядки на прошлое, полное трагических событий и ошибок, туманное настоящее и то мрачное, то проясняющееся будущее. Внутри меня родились силы, благодаря которым я выдержу всё что угодно и помогу Олегу дотянуть до следующей ремиссии, которая уже не за горами. А как иначе можно назвать вчерашнюю страсть? Только началом светлого периода.
Игорь Иванович ждёт в своём кабинете. Прежде чем решиться прийти сюда без Олега, я перечитала кучу отзывов об этом докторе. Обзвонила нескольких знакомых, которые имели независимое мнение о светилах нашей медицины. Очень удивили практически безупречные рекомендации врачу, умственные способности которого так часто ставит под сомнения Олег. Игорь Иванович закончил медвуз в числе хорошистов, по окончании его пригласили работать в эту самую больницу, где он уже несколько лет успешно строит карьеру. Пациенты его не ненавидят (судя по форумам, на которых я зарегистрировалась специально, чтобы провести разведывательную операцию или, проще говоря, пробить почву), коллеги уважают, начальство пророчит хорошее будущее. Сам Игорь женат, имеет двух дочерей. Слишком всё идеально, на мой взгляд.
В кабинет я захожу, чётко понимая, что докажу этому негодяю: случай Олега вовсе не безнадёжный и не стоит моему мужу каждые полгода лежать в больнице, дабы купировать вероятные приступы. Как Игорь мне советовал не так давно.
Присаживаюсь за стол, окинув беглым взглядом обычный кабинет нашей среднестатистической больницы, ничем не примечательный, помимо репродукции одной из многих импровизаций Кандинского, походящей на особый психиатрический тест. После вежливого приветствия и отказа от кофе или чая, мы переходим к делу.
– В последнее время Олегу стало лучше, – с ходу заявляю я. – Он снова работает, общается с людьми, в том числе легко находит контакт с незнакомыми. Помогает по дому, – добавляю, припомнив, что пару дней назад он развесил выстиранное бельё на сушилке, хотя несколько месяцев не занимался стиркой, несмотря на все мои просьбы. – Я чувствую, что опять не безразлична ему. В общем, лечение в домашних условиях идёт Олегу на пользу.
– Очень хорошо, – кивает врач.
Будучи ровесником Олега, сидящий напротив мужчина кажется старше меня на пару лет. Слегка располневший, круглолицый, он производит впечатление врача из юмористического сериала, с утрированными особенностями внешности, часто высмеиваемыми в анекдотах. Болтающиеся на носу очки уменьшают размер и без того крохотных бледно-голубых глаз, а волосы и кожа лоснятся. Пуговицы на халате он застегнул невпопад, видимо, пропустил парочку и поленился переделывать.
Игорь машинально покусывает нижнюю полную губу, но смотрит очень внимательно. Словно, прокручивая в голове сотни вариантов развития дальнейших событий. Неуклюже чешет затылок, что не может не вызвать у меня снисходительной улыбки. Нет, определённо, этот врач не может производить впечатление профессионала, ясно, почему Олег над ним потешается.
– Алла Константиновна, я же не просто так уделяю столько внимания случаю Олега. Я хорошо отношусь к его родителям. Инна Викторовна, кстати, дважды принимала роды у моей жены. С Алинкой в своё время мы дружили. Вот вы мне тоже нравитесь. Поэтому я задам вопрос напрямую. От меня вы что хотите?
– В смысле? – удивляюсь я.
– Пришли ко мне в кабинет и рассказываете, насколько успешно у вас получается лечить Олега. Ждёте от меня одобрения? Не получите. Моего мнения насчёт того, куда вас обоих заведут «дедушкины» методы лечения шизофрении, вы слушать не станете. Так зачем пришли-то?
Доктор, оказывается, не так глуп, как выглядит со стороны. Я теряюсь и на мгновение мешкаю, но быстро беру себя в руки. Цель моего визита – иметь возможность при следующем телефонном разговоре со свекровью сообщить ей, что я была у врача и ничего нового он мне не сказал.
– Мы не занимаемся «дедовскими» методами лечения. Олег принимает лекарства, которые вы ему прописываете. Я говорю о том, что ему не обязательно ложиться в больницу.
– Если вы хотите, чтобы я ответил на вопрос, считаю ли Олега опасным для общества, я отвечу: нет, не считаю. – Не может не удивить странная манера собеседника разговаривать. Игорь рассуждает вслух, задаёт вопросы и тут же сам отвечает на них. – Именно по этой причине я позволяю Олегу самому решать, как ему лечиться. Не использую принудительные меры. Вы считаете, что он меня слушает? Пьёт то, что я ему выписываю?
– Конечно.
– Конечно нет, – говорит доктор, опираясь локтями о стол. – Он презирает меня, впрочем, я не обижаюсь, потому что Олег ничуть не лучше относится к большинству врачей в нашем городе. Хотите, мы поговорим с вами как друзья? Не как врач с родственницей пациента?
Поразмыслив несколько секунд, я прихожу к выводу, что это как раз то, что мне нужно.
– Да, хочу. Я слушаю.
Игорь кивает, закрывает лежащий перед ним журнал и снимает очки, которые тщательно протирает салфеткой, прежде чем убрать в чехол. Смотрит на меня.
– Олег – самодур, – спокойно сообщает. – Он слушает только себя, игнорируя мнения других, как надоедливое жужжание насекомых. Понятия не имею, что он там принимает. И принимает ли. Иногда, должен признать, он выглядит довольно нормально. Но в большинстве случаев… Я же вижу, что он не в себе.
– Я знаю Олега очень хорошо, живу с ним, поэтому могу утверждать, что за редким исключением он ведёт себя как обычный человек.
– Вы знали Олега до болезни? Вот. А я знал. Поверьте, теперешний Олег отличается от того парня, которым был раньше.
– Вы дружили?
На этот простой вопрос ответом становится совершенно непрофессиональный взрыв хохота.
– Дружить с Балем? Алечка, – вдруг называет он меня по имени, – ты сейчас шутишь? У Баля никогда не было друзей. У него же, говоря простым языком, «синдром Бога», мания величия. Я сейчас толкую тебе не о шизофрении, а о манере поведения. С такими, как я Баль в жизни за руку не здоровался. Он же был самым умным студентом на факультете. От учебников не отрывался и знал, как мне тогда казалось, больше читающих нам лекции профессоров. Профессия врача была его манией, он не ставил себе иной цели, помимо карьеры.
– Он хотел помогать людям.
– Не спорю. Он и помогал, пока мог. Но дружить – никогда. Если оставить деловой тон и говорить дружески, ещё раз повторяю, что все Бали мне нечужие, то могу сказать следующее: с Алинкой он начал встречаться только потому, что она его полюбила с первого взгляда. И таскалась хвостиком. Нашему гению было удобно иметь при себе девицу, готовую ради него на всё что угодно. Ну вы понимаете. Возраст, гормоны.
– Что за бред вы несёте?
– Всего лишь пытаюсь снять розовые очки, чтобы лет через десять не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы. Если не хочешь, я больше не скажу ни слова. Просто я же вижу, что ты пришла ко мне не как к врачу, за помощью, а как к человеку, хорошо знающему Олега.
– Ладно. Продолжайте.
– Ему просто было удобно с ней спать. В плане, что не нужно тратить время на ухаживания за другими девицами. То самое драгоценное время, которое можно посвятить книгам и семинарам.
– Олег говорил, что любил её.
– Не знаю, может, он кого-то когда-то и любил. Тебя, возможно. Но Алину – никогда. С ней было удобно. А когда он узнал, что её родители могут организовать перевод в Киев с последующим трудоустройством – быстро потащил девку в ЗАГС и тем самым сбежал от отца.
– Зачем ему сбегать от Николая Николаевича?
– Для Олега было готово место на кафедре хирургии в тот момент, когда он в первый класс пошёл. Ему бы не дали здесь спокойно учиться на психиатра.
– Получается, – обдумываю я услышанное, – вы считаете, что Олег был болен ещё до аварии? Разве у него мог случиться психологический срыв, породивший шизофрению, если он не любил Алину?
– На этот вопрос я не смогу дать ответ. До того, как он стал моим пациентом, я его видел в последний раз на сессии, закрыв которую они с женой перевелись в Киев. Нам тогда было лет по двадцать.
– Понятно.
– Не расстраивайся. – Игорь снимает халат, берёт ручку и принимается ловко вертеть её между пальцами. – Вижу, что ты ради него на многое готова. Поверь, я тоже хочу помочь. Если ты не доверяешь мне, то найди другого врача, хотя уверен, он пропишет те же лекарства. Только не бросай лечение на самотёк.
– Но как?
– Следи, чтобы он принимал нейролептики. Сама выдавай ему таблетки, клади их ему в рот, а потом проверяй, чтобы под языком ничего не оставалось.
– О нет.
– А как ты хотела? В больницу определять ты его не хочешь. Следи сама.
И снова поток новой информации, которая не укладывается в голове, в которой можно затеряться, пытаясь отыскать истину. Я веду с собой мысленный диалог, пока еду домой. Врач мне понравился. Возможно, он не очень приятен внешне, но создаёт впечатление умного и знающего человека, которому хочешь не хочешь, а начинаешь доверять. Натасканная комментариями Олега, я ожидала совсем иного поведения. Думала, Игорь начнёт дёргаться, нервничать после намёков на его некомпетентность. Допускала, что он выставит меня за дверь, в этом случае я бы гордая направилась домой, с чётким ощущением, что защитила своего мужчину.
А что вышло на самом деле? Я чувствовала себя маленькой девочкой, которой взрослый дядя вынужден объяснять элементарные вещи.
Какой же Олег Баль на самом деле? С каждым днём я узнаю его с новой стороны, иногда радуюсь, иногда пугаюсь. Никогда не замечала в нём высокомерия, о котором упоминал Игорь, но в памяти всплыли фотографии из альбома Инны Викторовны, где Олегу двадцать лет. Да, определённо, мой Олег очень отличается от того, которого знал Игорь, будучи студентом.
