Геннадий Прашкевич
Костры миров
4
Он долго не мог уснуть.
Туп, как протозид. Темен, как протозид. Жесток, как протозид.
Он вспомнил брезгливую гримасу жилистого бармена Люке и холод, проглянувший во взгляде звездного перегонщика Ханса. Туп… Темен… Жесток… Арианцы, цветочники, океан Бюрге – все они, наверное, имели право так говорить, но почему это повторяют земляне?
Хенк улыбнулся.
Он разрушит стереотипы.
Протянув руку (в комнате было темно), он нашел на столе коробку с кристаллами памяти. Крошечный голопроектор тут же заработал – от тепла ладони.
Маршрут… Маяки… Физика Нетипичной зоны… Хенк удивился. Разве он не взял с собой кристалл «Протозиды»? Не вставая с постели, дотянулся до инфора:
– Как у тебя?
– У меня хорошо, – ответила Шу.
– Чем занята?
– Рассчитываю маршрут.
– Но этим занят Расчетчик Преобразователя.
– Ну да, я, конечно, ничего об этом не знала…
Хенк понял, что Шу обиделась, и быстро сказал:
– Я сам хотел попросить тебя продублировать работу Расчетчика.
Шу все сразу поняла.
И наконец спросила:
– Как у тебя?
Хенк вздохнул.
Он все еще помнил лица Люке и Ханса.
– Шу, – спросил он, – почему земляне не любят протозид?
– Их никто не любит. Они вне сообщества, Хенк.
– Ну да, – протянул он. – Истребители звезд.
– Не только. Они древние, Хенк. Они очень древние. – Голос Шу стал ровным. – Вспомни, как человек относится к тем, кто намного старше его по происхождению, – к мокрицам, к змеям, к членистоногим. А протозиды еще древнее, Хенк. Они очень древние.
Он кивнул.
– Хочешь спросить еще что-нибудь?
– Да. Кажется, я забыл на борту кристалл «Протозиды».
– Ты его не забыл, Хенк.
– Но его нет в коробке.
– Его действительно там нет.
– Почему?
Шу промолчала.
– Почему, Шу?
– Кристалл «Протозиды» подлежит просмотру лишь на Земле.
– С чего ты это взяла?
Шу не ответила. Но Хенк знал, что Шу ничего не делает просто так.
Он уважал мнение Шу. И еще он знал, что, сколько бы он сейчас ни спрашивал, она ничего ему не скажет. Еще какое-то время он молча смотрел на потемневший, вдруг отключившийся экран. Он был сбит с толку. Но все равно радость его не оставила: он на Симме!
5
А разбудил его стук.
Он не сразу сообразил, кто может стучать в его дверь на борту «Лайман альфы».
Ах да! Он на Симме!
Инфор наконец сообщил:
«К вам гости».
– Кто они? – Хенк не хотел вставать.
«Хотят объяснить сами».
– В любом случае им придется подождать.
– Прости, Хенк, у нас мало времени. – На вспыхнувшем экране появилось чье-то смуглое лицо, несомненно удрученное.
– Вы слышали мои слова? – удивился Хенк.
– Ты забыл отключить внешний инфор.
Хенк поднялся. Принимая душ, внимательно присматривался к гостям – он видел их на экране инфора. Два человека (или оберона), они вошли в комнату и остановились у окна, будто их интересовал вовсе не Хенк, а ржавый железный пейзаж дикой утренней Симмы.
– Садитесь.
Он вышел из душевой, затягивая пояс халата.
– Извини, Хенк, – сказал смуглолицый, видимо старший в группе.
У него были пронзительные, широко поставленные голубые глаза, и они действительно смотрели холодно и пронзительно. Все равно Хенку он понравился больше, чем его спутник – печальный красавчик, как бы равнодушный к происходящему. Этот печальный красавчик так и не отошел от окна, внимательно рассматривая поле. Голубые куртки обоих украшал отчетливый белый круг с молнией и звездой в центре – официальный знак звездного Патруля.
– Итак? – Хенк опустился в кресло.
– Хенк, – сухо сказал голубоглазый, – нам нужна твоя помощь.
– Инспектор звездного Патруля Петр Челышев. – Второй протянул Хенку жетон.
Хенк не потянулся за жетоном. Он знал, что его пальцы встретят пустоту, его пальцы пройдут сквозь плотный листок фольги, не ощутив никакого сопротивления. Каждый такой жетон является сугубо индивидуальным, он материален только в руке хозяина. Хенк отчетливо видел круг, звезду, молнию.
– База Водолея? – спросил он.
Челышев кивнул.
– Хархад, – представился печальный красавчик, не отходя от окна. Ударение в имени он сделал на первом слоге.
– А я Хенк. Я давно не общался с землянами.
– Сколько лет ты отсутствовал?
– По среднекосмическому – около четырехсот. Триста семьдесят пять, так точнее.
Отрешенность Хархада, не отходящего от окна, его удивила.
– Что вы там видите?
– Почтовая ракета…
Хархад обернулся к Челышеву:
– Это ничего не меняет, Петр?
– Как? – удивился тот. – Ракета пришла вовремя?
Теперь они смотрели в окно все трое. Там, на фоне суетящихся роботов, медленно, бесшумно, как изображение на фотопластинке, проявился сперва туманный, затем плотный, как будто все более уплотняющийся темный корпус пузатой тахионной ракеты. Она напоминала корабль Хенка, но была короче и не несла над собой броневого рога, в котором размещались мозг Шу и связанный с нею Преобразователь.
– Что делают роботы на поле?
– Готовятся выгружать почту.
– Зачем у них эти трубы?
– Духовой оркестр, – презрительно фыркнул Челышев. – На Симме строго блюдут традиции. Да и то… Почтовые ракеты, как правило, запаздывают, но эта, кажется, пришла вовремя…
– Она с Земли?
– О нет, Хенк. Она с базы цветочников. Почтовую связь мы держим через цветочников. Так выходит дешевле. К сожалению, у цветочников, как и у арианцев, – Челышев незаметно покосился на Хархада, – свое чувство времени. Сутки-двое, для них нет никакой разницы.
Челышев наклонился к экрану инфора:
– Это сегодняшняя?
Ему ответил диспетчер:
– Жаль разочаровывать тебя, Петр.
– Но сейчас семь ноль-ноль.
– Это вчерашняя ракета, Петр.
Отключив инфор, Челышев обернулся к Хенку, и они рассмеялись.
– Чем я могу вам помочь? Я землянин. Я знаю, что обязан помогать землянам.
Челышев кивнул. Да, он тоже не сомневается. Он знает, что Хенк – землянин, и он знает, что Хенк поможет землянам.
– Выведешь «Лайман альфу» на рассчитанную нами орбиту. Расстояние не более сорока световых лет, для твоего корабля это минутное дело.
Челышев остро глянул на Хенка:
– Сможешь?
– Я не планировал загружать Шу, но если это необходимо…
– Необходимо, – подтвердил Челышев.
И спросил как бы между прочим:
– Шу? Кто это?
– Бортовой компьютер.
– Это женское имя…
– Ну и что?
Челышев усмехнулся:
– Действительно.
– А цель прогулки? – спросил Хенк.
– Обязательно хочешь знать?
– Разумеется.
Челышев и Хархад переглянулись.
– Боюсь, Хенк, цель тебе не понравится, – медленно произнес Петр Челышев, сотрудник звездного Патруля. – Ты долго отсутствовал и не знаешь того, что происходит в Крайнем секторе. – И повторил: – Боюсь, Хенк, наша просьба тебе не понравится. Но если быть совсем точными, это не просьба…
– Что же это?
– Приказ.
Приказы звездного Патруля не обсуждаются, это Хенк знал.
За спиной любого звездного Патруля стоит, как правило, целая цивилизация, если не две и не три. Но Хенк не любил неясных приказов.
Он переспросил:
– Цель?
– Одиночный протозид, Хенк, – медленно пояснил Челышев. – Всего лишь одиночный протозид.
– Надеетесь на контакт?
– Нет, Хенк. Мы знаем, что протозиды неконтактны.
– Тогда что же?
– Мы не надеемся на контакт, Хенк.
Челышев выдержал еще одну паузу:
– Мы надеемся уничтожить этого протозида.
И добавил негромко:
– Мы – Охотники.
6
Хенк немало слышал об Охотниках.
Весьма квалифицированные профессионалы.
Готовили их на одной из баз Водолея: специальная закрытая школа для специалистов, работающих в ситуациях, последствия которых непредсказуемы. Он, Хенк, никогда прежде не встречался с Охотниками, но много слышал о них. В системе Гинапс Охотники в свое время потеряли почти треть сотрудников, но сумели предотвратить столкновение двух воинственных подрас Гинапса. Еще Хенк слышал об Охотнике по имени Шарп. Хенрик Шарп почти девять лет провел в зловонных подземных городах планеты Бессель, чуть было не угнанной представителями миров нКва. Планета Бессель никогда не принадлежала мирам нКва, так же как последние никогда не входили в Межзвездное сообщество. Заслугой Охотника по имени Шарп, особо отмеченной океаном Бюрге, явилось его достаточно ровное отношение ко всем задействованным в этом происшествии расам и подрасам, в том числе и к представителям крайне несимпатичных существ миров нКва.
Но – протозид!
Арианцы – да. Цветочники – да.
И те и другие не раз организовывали вылазки против протозид.
Однако чем мог помешать людям одиночный гравитационный гигант, равнодушно дрейфующий в сорока световых годах в стороне от Конечной станции? Но Хенк, конечно, не мог не верить Петру Челышеву и его коллеге. Они являлись сотрудниками звездного Патруля, они, конечно, получили приказ с Земли. Такой приказ, как правило, весьма строго обоснован, и, если дело доходит до его исполнения, возражений попросту не может быть.
Истребители звезд? Конечно.
Но в районе квазара Шансон дрейфовал сейчас одиночный протозид; организм, конечно, странный, но ни для кого не представляющий опасности. Ситуация усугублялась еще и тем, что любая акция, проведенная против такого вот одиночного протозида, мгновенно становится известной всей этой необычной и древней расе. Ведь одиночный протозид – всего лишь часть единого колоссального, рассеянного в пространстве организма.
Хенк механически следовал за Охотниками.
Он не видел смысла в готовящейся акции, но приказ оставался приказом.
Корпус «Лайман альфы» отбрасывал тень чуть ли не на половину поля. Щелкнули замки; шипя, опустился на бетон язык дежурного пандуса.
– Как у тебя? – спросил Хенк, проверяя шлюзы.
Шу ответила:
– Разрабатываю маршрут.
Охотники невольно задрали голову: голос Шу звучал где-то под сводами.
– Переключись на бортовую аппаратуру, – хмуро приказал Хенк. – Через двадцать минут стартуем.
– Земля? Ты получил разрешение?
– Нет, – ответил Хенк. – Пока не Земля.
И прежде чем бросить карту курса в щель Расчетчика, взглянул на Челышева.
– Ничего не могу сделать, Хенк, – показал головой Охотник. – Мы прибыли на Симму незадолго до тебя. Приказ есть приказ, нас не всегда знакомят с подробностями. Мы постоянно ожидаем новостей и поправок, но ты же сам видишь – связь тут не является уверенной. Не могу утверждать определенно, но, похоже, в нашем секторе что-то случилось. Что-то такое, от чего даже этот одиночный протозид вдруг стал опасен. Надеюсь, к нашему возвращению мы получим разъяснение. Мы всего лишь исполнители, Хенк.
Хенк усмехнулся.
«Лайман альфа» стартовала.
Вспышка, казалось, ослепила всю Симму.
Теперь они шли в открытом пространстве. На правом экране, едва-едва укрощаемый мощными фильтрами, пылал квазар Шансон. Прошло каких-то семь минут, и радары засекли протозида. А еще через две минуты Хенк и его увидел на экране – крошечную запятую, действительно крошечную, чуть побольше его корабля, но с массой, превышающей десяток солнечных. Всего лишь крошечная запятая, такая невинная на фоне звезд. При этом Хенк знал, что протозид их видит. Он знал, что протозид их чувствует. А это означало, что корабль Хенка сейчас одновременно видят и чувствуют все протозиды, на каком бы расстоянии они ни находились. Разве руки Хенка не чувствовали бы опасности, защеми он ногу капканом?
– Одиночный протозид никому не опасен, – хмуро заметил Хенк.
И уточнил:
– Никому и никогда.
И опять спросил:
– Кто может отдать приказ об уничтожении пусть неродственного нам, но разумного существа?
– Межзвездное сообщество, – сухо, но твердо ответил Петр Челышев. – Межзвездное сообщество существует давно, и я никогда не слышал о его ошибках.
– Это одиночный протозид, – подчеркнул Хенк. – Охота на него лишь оттолкнет от нас всех других протозидов. Да, конечно, я знаю, они не ищут дружбы с нами, но они ведь другие, Петр.
– Сочувствую, Хенк.
Тяжелое молчание залило штурманскую обсерваторию «Лайман альфы».
Случайные звезды, входя в поле обзора, слепили глаза, Хенк тут же стирал их изображение разрядчиком. Теперь уже на всех экранах отчетливо определилась массивная запятая протозида. Протозид плыл в пространстве, одинокий, как космос. С невольной завистью Хенк ощутил, как жгут сейчас эту темную запятую бешеные лучи квазара, как мощно всасывает он в себя каждую случайную пылинку, этот разумный, но замкнутый на себя организм. Кто они – протозиды? Почему он, Хенк, землянин, не может думать о протозидах как о врагах?
У Хенка закружилась голова, колющая боль ударила под лопатку.
Он почти вспомнил!.. Но что, что?.. Он тут же пришел в себя. «Ладно… Я к этому еще вернусь». Сейчас он хотел одного – не нанести вреда протозиду. Он искал выход. Он верил, что протозид тоже никому не хочет беды. Медлительный путь протозида к квазару Шансон никому не грозил опасностью. Хенк не хотел, чтобы протозид был уничтожен. Уткнувшись в экран, он просчитывал самые невероятные варианты.
– Пристегнитесь, – приказал он Охотникам, пересаживаясь в кресло дистанционного Преобразователя.
И постучал пальцем по панели.
– Я готова, – не сразу, но откликнулась Шу.
Казалось, она чувствовала состояние Хенка.
Впрочем, так это и было. А может, ее смущали гости.
Хенк тронул ногой педаль дальномера, и протозид сразу приблизился, заняв собой весь экран. «Три градуса… Четыре… Пять…» – размеренно считывала Шу. Тогда Хенк развел сферу охвата, и силуэт протозида сразу полностью вошел в круг, вычерченный локаторами. Координатная сеть Преобразователя туго оплела массивную запятую, осталось лишь нажать на рычаг разрядника, но Хенк медлил. Была крошечная надежда на то, что протозид поймет, почувствует смертельную опасность и мгновенно сместит себя в совершенно иное пространство. Он это мог. Но молчаливая запятая ко всему и ко всем оставалась равнодушной. Она видела «Лайман альфу», но не испытывала к ней никакого интереса.
– Чего ты тянешь? – не выдержал Челышев. – Переключай генераторы на гравитационную пушку.
– На борту «Лайман альфы» нет пушек, – произнес Хенк не без тайного удовлетворения.
– Как нет? – удивился Челышев.
Хенк усмехнулся. Он вовремя вспомнил древнее, как протозид, слово:
– Я не пират.
– Как же ты собираешься… воздействовать?
– Для хода на досветовых скоростях «Лайман альфа» оборудована противометеорной защитой.
– Ты говоришь об этом не очень уверенно.
– Это потому, что мне не по душе ваш приказ.
– Это приказ Земли, Хенк!
– Пусть так. Мне он все равно не по душе.
Хенк солгал Челышеву и Хархаду. На борту «Лайман альфы» действительно не было гравитационных пушек, но на ее борту не было и никакой противометеоритной защиты. На «Лайман альфе» стоял самый настоящий Преобразователь. Не стандартная машина Конечных станций, умеющая арианца или неуклюжего обитателя системы Гинапс одеть в квазичеловеческую плоть, а мощный прибор, рассчитанный вообще на любую форму. Хенк радовался, что не успел зарегистрировать Преобразователь на Симме. Теперь, благодаря этому, он нашел выход.
– Пора! – потребовал Челышев.
Хенк, содрогнувшись, нажал на рычаг разрядника.
Они не отрывали глаз от экранов. Протозид, темный и равнодушный, все так же висел в тугой координатной сети. Казалось, он ничего не почувствовал. Но конечно, так лишь казалось. Он, Хенк, знал, что пусть на долю секунды, на ничтожную, почти неощутимую долю, но этот темный, ни на что не реагирующий организм все равно должен был содрогнуться от ужаса разрушения. И тот же ужас разрушения («Преобразования», – поправил себя Хенк) в ту же долю секунды испытал каждый другой протозид (все протозиды), как бы далеко он ни находился.
«Все протозиды знают, что это сделал я», – ужаснулся Хенк.
И в этот момент протозид исчез. На том месте, где он только что находился, разматываясь, как смерч, вверх и вниз от «Лайман альфы» расплывалась чудовищная пылевая туча, чудовищный черный шлейф, перекрывший мерцание редких звезд, чудовищный траурный свиток, развернутый его, Хенка, руками.
– Дельная работа, – одобрил Челышев.
– Что дальше? – сухо поинтересовался Хенк.
– Дальше – Симма, – с облегчением кивнул Челышев. – У тебя в запасе двое суток, Хенк. Отдохни, посети Аквариум, посмотри на этого оффиухца. Ты ведь знаешь о его выступлении. Захочешь, заглядывай к нам. В наших комнатах все как на Земле. Вне работы мы просто земляне.
Хенк промолчал.
– Мы делаем общее дело.
Хенк не ответил. Он отключил экраны и передал управление Шу. Уже полчаса он не слышал от нее ни слова. Она, конечно, сердилась, но при этом только она понимала, что он провел Охотников. Они ничего не знали о Преобразователе «Лайман альфы», они считали, что Хенк разнес протозида на атомы. В принципе, так оно и было, только каждый атом пылевой тучи, в которую превратился протозид, и сейчас был строго определен в пространстве. Это со стороны протозид выглядел нейтральной тучей, бессмысленным темным облаком, застлавшим полнеба, – на самом деле это облако оставалось живым. Медлительное, бесформенное, оно продолжало осознавать себя протозидом, и он, Хенк, верил, что рано или поздно вернет ему первозданный вид.
Настроение Хенка медленно улучшалось.
Он выполнил приказ Земли, ведь он оставался землянином.
Но он не уничтожил протозида, ибо, как всякий землянин, чтил Свод, созданный для всего разумного в космосе.
7
«Все! – сказал себе Хенк, подставляя голые плечи под тугие струи воды. – Больше я не выполню никаких приказов. Протозид распылен, это ошибка. Я обязан сообщить об этом на Землю».
Он вспомнил брата.
Роули обожал безумные проекты.
Мечтой Роули была мгновенная всекосмическая связь.
Как на возможное будущее такой связи он указывал на протозид.
Когда-нибудь по собственной воле протозиды расселятся по всем Крайним секторам. Все известное протозиду, находящемуся на одном краю Вселенной, мгновенно становится известно другому протозиду, находящемуся совсем на другом краю. Если протозиды войдут в Межзвездное сообщество, незачем станет гонять из конца в конец дорогостоящие тахионные ракеты, забрасывать пространство радиобуями, платить цветочникам только за то, скажем, что однажды ему, разведчику Роули, захочется поговорить с братом.
– Шу, – потребовал Хенк по внешнему инфору, – мне необходим кристалл «Протозиды».
– Запись «Протозиды» подлежит просмотру лишь на Земле.
Ответ Шу прозвучал в высшей степени категорично, и Хенк не стал спорить.
Пусть так. Не отключая связи, Хенк мерял шагами свою комнату на Симме. Экран инфора светился, по нему пробегали мутные светлые и темные полосы, они бесконечно таяли и бесконечно возникали, оставаясь все теми же полосами. Собственно, подумал Хенк, это и есть портрет Шу.
– Сегодня в Аквариуме оберон с Оффиуха.
– Советуешь посмотреть?
– Конечно.
Хенк вздохнул.
Он отчетливо ощущал свою зависимость от некоторых тайных решений Шу.
Иногда это его раздражало. И все же он никогда не противился этой зависимости.
8
Аквариум оказался не так велик, как представлялось Хенку.
Овальный зал, поверху – галерея, внизу три стрельчатых узких входа.
В соседней с Хенком ложе располагалась целая семья: две женщины, пятеро мужчин и семь или восемь мелких отпрысков с желтоватыми, как тыквы, лысыми головами. По вялым их движениям Хенк сразу признал арианцев, естественно прошедших через Преобразователь. Потомки одной из некогда самых агрессивных рас, арианцы никогда не питали особых симпатий к Преобразователю. Собственные тела, как бы странно они ни выглядели, устраивали их больше всего, и необходимость рядиться в чужое тело их угнетала. Вот они бы ни на секунду не пожалели протозида, подумал Хенк. Но это ладно. Время терпит. Скоро он будет на Земле. Скоро он скажет все, что думает о протозидах и об Охотниках.
Он откинулся на спинку кресла.
Было приятно думать о возвращении.
До объекта 5С 16 он дойдет на тахионной тяге. А там…
Хенк мысленно представил длинную цепочку звезд, свернувшуюся на карте, как змей из древних легенд, – созвездие Гидры. Это уже Внутренняя зона. Там, на одной из планет звезды Альфард, он проторчит месяца три. Но это тоже не страшно. В сущности, звезда Альфард – преддверие Земли.
В центре Аквариума вспыхнул свет.
Свет становился все ярче. Он ширился, он медленно, но сильно заполнял Аквариум, как гигантский лучащийся пузырь. Впрочем, это и был пузырь – мощного силового поля. Очень скоро он занял весь центр зала, и алые, без перепадов тона, медленно перешли в более спокойные оранжевые.
Белый…
Желтый…
Ослепительно-голубой…
Исполнялся цветовой звездный гимн Рессела-Кнута, давно вошедший в опознавательную окраску всех кораблей Межзвездного сообщества.
И этот свет становился все нежней и нежней… он расслаивался… он медленно плыл в своей замкнутой сфере… и в нем, ни на секунду не смешиваясь, вспыхивали яркие фиолетовые искры и точки, разворачивались голубоватые сполохи – бесконечный рассвет над безмерными океанами Оффиуха…
Хенк невольно привстал.
Его переполнил настоящий восторг.
Ему самому захотелось всплыть, зависнуть над силовым шаром невидимого, воплотившегося в свет оффиухца. Его останавливали лишь редкие зрители на галереях и в ложах. К тому же парение могло не понравиться арианцам.
А в силовом пузыре, заполненном нежным сиянием, уже металась странная смутная тень, которая не могла быть даже тенью, такой легкой она была, и, оглянувшись, Хенк увидел, как просветлели даже лица арианцев.
На мгновение Хенка захватила острая, пронзительная тоска.
Он опять был грандиозным облаком. Звездный ветер гнал его бесформенное тело в сторону от квазара Шансон, прямо к Стене, в мрак, в бездонную тьму, в ничто. Звездный ветер вырывал из него мириады атомов, но он, счастливое пылевое облако Хенк, тут же восполнял потери за счет рассеянной межзвездной пыли. Он был туманностью, небулой, рассасывающейся в кромешном пространстве; и такой же туманностью, такой же нежной небулой казалась ему тень оффиухца – бесконечно длящийся взрыв непостижимо добрых лучей, заставляющий его вновь и вновь переживать счастливую уверенность в вечности звезд, в вечности всего разумного.
Потом оффиухец развернулся в широкий линейный спектр.
Но это был не просто спектр. Нет, конечно нет. Хенк не один час провел над камерой спектрографа, он видел тысячи самых разнообразных световых линий в тысячах самых разнообразных сочетаний, но сейчас перед ним разворачивался и сиял некий символ живого.
Хенк застыл в восхищении.
Он никогда не бывал на планете оффиухца.
Но теперь он знал, что планета оффиухца – не худшее место в космосе.
И вдруг услышал испуганное восклицание. Ах да, арианцы! Хенк незамедлительно упал в кресло. Он и завис-то над ним на какую-то секунду, но арианцы успели это заметить. Его странный поступок испугал и возмутил их. Им нравился оффиухец, но они не хотели больше оставаться в зале.
Хенк молча проводил арианцев взглядом.
Они испугались! Они испугались его! Почему?
Ну да, он забылся. Его нелепые звездные привычки многим могли показаться дикими. Но в них не было ничего намеренного. Он тоже встал. Кажется, на Симме ему не везет. Что ж, тем с большим удовлетворением он скоро стартует к Земле.
