Пётр Петрович Африкантов
Малокрюковские бастионы
– Ну, Жучка сдохла, а дальше. Василий Петрович! Возьмите себя в руки… Не из-за Жучки же вы так волнуетесь…
А дальше продолжалось тоже самое. Наконец председатель изменил тон и строго спросил:
– Жучка сдохла – раз. Дальше?..
– Вот я и говорю…,– оживился Василий Петрович,– сдохла она, а воры трёх поросят унесли.
– Ничего не понимаю, – пожал плечами председатель,– год назад пятерых недосчитались, однако, ты так не волновался.
– Так трёх украли, а двадцать пять замёрзли, потому как воры в отделении с молодняком дверь не закрыли.
– Вот тебе на!.. – и председатель откинулся на стуле. – Действительно «ЧП». Надо звонить в милицию, пусть разбираются… А ты что думаешь по этому делу? Причина какая? Сторож, где был? Или не было сторожа?
– Да был сторож, был, Пётр Фомич. У него Жучка сдохла, расстроился, вот и не углядел.
– Ладно, я понял. Иди к зоотехнику, врачу, составьте акт. Я со своей стороны сделаю всё возможное, – и открыл какую-то папку с документами, этим показывая, что разговор закончен. Однако, животновод переминался с ноги на ногу и не уходил. Председатель поднял на него глаза и почувствовав недоговорённость, спросил: «Или чего ещё стряслось? Чего не договариваешь…».
Только договорить он не успел. Дверь в кабинет председателя широко распахнулась, и в него ввалился, припорошенный снегом, завгар.
– Пётр Фомич! – начал он схода, – в свинарнике какой-то идиот дверь не закрыл, так трубу прихватило, что из болерной идёт, а за стенкой, сами знаете, трактор К-700 стоит и грузовик. Мы их всегда там ставим, чтоб тёплые были, чтоб в любой момент…
– Что, в любой момент?.. – зарычал председатель, дико вращая глазами.
– Раморозились они…– понизив голос проговорил завгар. После сказанного было видно как
багровеет лицо Петра Фомича, а на его лбу выступает испарина.
Председатель рухнул в кресло, отёр лоб и шею платочком, махнул ладонью, чтоб все вышли, после чего долго сидел, обхватив голову руками. Но вот, он как бы очнулся. С посеревшим лицом и дёргающимся правым веком он нажал на кнопку. Вошла секретарша. Пётр Фомич велел соеденить его с районом. Взял трубку. В трубке раздался голос: «Слушаю вас, Пётр Фомич. Здравствуйте. Почему так рано звоните, мы же с вами условились связаться в час дня.
Председатель молчал
– Алло! Алло! Пётр Фомич! Почему вы молчите? Что-нибудь случилось? Говорите же, алло.
– Жучка сдохла, – выдавил каким-то чужим голосом председатель.
–Алло! Пётр Фомич! Алло! Какая Жучка? Это, кто – корова-рекордсменка?
– Да… нет… Жучка. Просто Жучка. Аф-аф!.. сдохла, – и положил трубку на стол. Затем поднялся из-за стола, и, не обращая внимания на голос в трубке, оделся и покинул кабинет, бросив на стол секретарши ключи и вышел из правления, не закрыв за собой дверь. Клубы морозного воздуха ворвались в холл.
В этот день старик Ярцев хоронил Жучку. Он безмолвно стоял около мелко вырытой и уже закопанной могилки и не уходил. Блики то отчаяния, то скорби, то смятения, то непонятной радости и воодушевления поочерёдно возникали у него на лице.
1978 год
Винокуры (эссе)
Что не говори, а наша Малая Крюковка в нашей Саратовской области, была деревней уникальной. И не только потому, что в ней когда-то делали глиняную игрушку, а ещё и потому, что в ней в самый разгар борьбы советской власти с самогоноварением – варили обыкновенный самогон. «Эк! – скажет дотошный читатель.– Удивил! Так его, почитай, в каждом доме делали. Чего тут особенного?..» И он прав. Действительно гнали в России самогон и до войны и после войны, и сейчас гонят, только способы разнообразятся: тут на чайник гонят, там на чугунок, а кто, так и подойник приспособил и всё гонят и гонят. В известные девяностые годы, народ особенно на самогон налёг, палёнка испугала. Ну и что, что собственная выгонка сивухой попахивает, зато живой проснёшся, а с палёнки, сколько под крестами нашего брата мужичка лежит!? То-то.
Только я не гимн самогоноварению на этих страницах собрался петь, а рассказать, как и что было в нашей деревне. Кстати, сказать, сейчас самогонные аппараты промышленного изготовления в магазинах продаются, а тогда этого не было. Самогоноварение в СССР было запрещено, существовала на водку государственная монополия. Продажа её большую прибыль государству приносила и оно, государство, конкуренцию не терпело и за самогоноварение своих граждан карало. Агитпром тоже не стоял в стороне:в газетах печатались разоблачительные статьи о самогонщиках, читались на эту тему лекции, радиоприёмники то и дело трещали о вреде сивушных масел, а в кинотеатрах крутили советскую короткометражную комедию «Пёс Барбос и необычный кросс». Всё это было. Малокрюковцы всё это знали, но стояли на своём. Они как гнали сивуху, так и продолжали гнать не взирая на увещевания, угрозы и гонения. Надо добавить, что в Малой Крюковке производили самогон исключительно для собственных нужд, а не на продажу. О продаже малокрюковцы даже и не мыслили.
У нас в деревне, в отличие от других сёл и посёлков, самогоноварение было делом коллективным. Объясняю: самогон варили не каждый в своём доме, на своём личном аппарате, а был построен один большой самогонный аппарат на всю деревню и установлен в овраге, подальше от вездесущих глаз блюстителей закона. Брагу делал каждый житель деревни у себя дома, а отбирали из этой браги спирт в овраге при помощи нехитрого устройства.
Гнали, ведь, самогон не каждый день, а к праздникам. Вот тогда и устанавливалась очередь, и работал микрозаводик круглосуточно, не взирая на то, зима это или лето. Ладно летом, тепло и аппарат тёплый. А вот зимой. Сколько времени и дров уйдёт, чтоб его раскочегарить. В общем, прославилась деревня на всю округу своим общественным самогонным аппаратом и то, только тогда, когда правда о малокрюковских винокурах вылезла наружу. Она б и не вылезла. Тайну о коллективном самогоноварении малокрюковцы хранили свято. Потом, деревня маленькая, не больше тридцати дворов, многие семьи друг с другом в родственных отношениях: кто сват, кто кум, кто брат. Тут даже в сильном подпитии чужаку никто ни о чём не расскажет. Ведь на гулянки в деревню приезжали и из других деревень свояки там, сваты, то есть люди не малокрюковские, а вот чтоб прознать о том, как мутноватая жидкость в стаканах на столе появилась – никто ни слухом, ни духом. И продержалось это коллективное самогоноделие ни много ни мало 20 лет, вплодь до исчезновения самой деревни. Здесь надо учесть, аппарат соорудили демобелизованные солдаты, примерно в 1948 году. Моя мать выходила в том году замуж, а самогон к столу поставлялся с общественного самогонного аппарата. Устроен этот аппарат был просто: столитровая толстостенная бочка (кипятильник), с крепкими обручами стоит на камнях. В ней нагревается вода от, горящих под кипятильником полешков. Из этой бочки пар по духдюймовой трубе идёт в установленную рядом, деревянную десятиведёрную дубовую кадку. Эта кадка – бардовик. В бардовик наливается спиртосодержащаяся барда, которая разогревается паром, идущим из кипятильника. Разогретая барда выделяет пары, которые по трубке из бардовика идут в охладитель. Охладитель – это небольшая кадушонка, установленная рядом с бардовиком. В ней находится, скрученная кольцами трубка (змеевик), выходящая в нижней части стенки охладителя наружу. В охладитель наливается холодная вода из ручья, которая и охлаждает идущий по змеевику пар, превращая его в жидкость. Эта жидкость и есть самый настоящий самогон.
Устройство самогонного аппарата ни для кого не секрет и я его описал только для того, чтобы показать его размеры. Столитровая бочка кипятильника и десятиведёрная кадка бардовика были призваны обеспечить самогоном всю деревню. Кадка бардовика заполнялась бардой более чем наполовину. Это, примерно, семь вёдер. Отсюда и производительность. Помню, у нас в подвале стояла тридцативедёрная бочка, в которой настаивалась барда. Как её делали? Просто. Брали ржаную муку килограмм пятьдесят, заливали горячей водой (но не кипятком), размешивали деревянной лопатой, чтоб жидко было, и затем добавляли дрожжей и укутывали одеялами. Воду заливали в муку кипячёную. Кипяток перед заливкой держали летом полчаса на улице, чтоб немного остыл. Муку смешивали с водой не в тридцативедёрной кадушке, в ней хорошо не промешаешь, а смешивали ввёдрах и тазиках. Затем содержимое всех ёмкостей сливали в кадку и там ещё раз перемешивали деревянной лопаткой или палкой. После небольшой выдержки замес становился сладким.
В кадку добавляли килограмм дрожжей. Количество дрожжей зависило от объёма замеса. Когда не было дрожжей, использовали хмель. Он рос в этом же овраге. За процессом брожения внимательно следили. Сахар в раствор не добавляли. С тридцативедёрной бочки выходило примерно двадцать вёдер спиртосодержащей барды. Это три закладки барды в бардовик. На выгонку трёх закладок уходило времени побольше суток. Но не все в деревне имели двадцать вёдер барды. У кого было семь вёдер – на одну закладку, у кого на две.
Чтоб не ошибиться в описании самогонного производства, детали уточняю у своей матери Африкантовой Пелагеи Ивановны. Она сегодня именинница, ей исполнилось 89 лет. Нарядная и улыбающаяся она гордо сидит за столом и осматривает родственников. На сегодня она в роду самая пожилая. За столом зашёл разговор о коллективном самогоноварении в нашей деревне. Тут-то и предложил мне зять Николай написать об особенностях самогоноделия в Малой Крюковке.
Итак. Самогонный аппарат был установлен на дне глубокого оврага под названием Вершинный. Это недалеко от впадения в него оврага с названием Ущельный, которые и образуют речку Крюковку. По обоим оврагам течёт не быстро вода, так перебегает с камушков на камушки. Вода эта течёт из жилок. Водяные жилки бегут из овражьих склонов и обрывов, потому и вода в оврагах холодная и вкусная. Эту воду и использовали при самогоноварении.
Дрова брали только сухие, колотые, чаще дубовые или берёзовые. Они тепла дают много, а дыма от них совсем ничего. Пока дым из глубокого оврага выйдет , так уж и растает и невидно ничего. Аппарат был установлен на небольшом каменистом плато три сажени в ширину и пять саженей в длину и с метр над уровнем ручья. Место удивительной красоты и таинственности. Высокие деревья растут по берегам оврага. Здесь и дубы, и берёзы, много вишовника и некольника. Буйству трав нет предела. И среди этого растительного мира вьётся, край водотёчного обрыва, узкая тропинка. Её почти невидно. Идёшь и ногами раздвигаешь обступивший её бобовник. Так что не знающий человек ни за что её не заметит, дикость и первозданность местности полностью поглощают внимание.
Нельзя сказать, что за двадцать лет использования коллективного самогонного аппарата прошли без сучка и задоринки. Неприятности начались с появилением у нас в деревне учительницы Клавдии Родионовны. Она не местная, из приезжих; весьма вздорная женщина, вышедшая замуж за нашего деревенского – Егорова Ивана. Клавдия Родионовна меня тоже учила в начальных классах. Толи муж по пьянке её поколотил, или из дома выгнал, и она ушла ночевать к родственникам, сейчас за давностью лет этого и не вспомнить. Только пожаловалась учительница в сельский совет на мужа и за одно, рассказала о коллективном самогонном аппарате в овраге. Поясняю: в нашей деревне сельского совета не было, он был в соседнем селе. В Большой Фёдоровке было и правление колхоза и сельский совет, а всего в колхоз и в сельский совет входило четыре деревни.
Меры были приняты тотчас. В деревню приехал участковый. Зашёл участковый в один дом в другой, в третий, узнавая о самогонном аппарате. Понятно, что в домах его угощали и наливали. В третьем доме в это время была свадьба. Из него участковый двое суток не выходил. Там он, когда достаточно набрался, вытащил пистолет и стал грозить подгулявшему народу не желавшему выдать деревенскую тайну о самогонном аппарате. Пистолет у него бабы благополучно отобрали, спрятали в сундук, а самого участкового так накачали, что через двое суток, придя в себя, он никак не мог найти своего оружия. Затем, взмолившись, милиционер просил о пощаде, говорил, что вы как гнали, так и гоните, чёрт с вами, только пистолет отдайте.
Уговорил. Отдали ему бабы пистолет, взяв с него слово, что донимать он их с самогоноварением не будет. На том конфликт был исчерпан. И потекла в дереване Малая Крюковка размеренная жизнь дальше. Только недолго она так текла. Как говориться, всё до разу. Опять глотнул лишнего дядя Ваня и опять побежала Клавдия Родионовна жаловаться, только уже не в сельсовет, а в район.
Меры были приняты тотчас. В Малую Крюковку приехали три человека. Один из них одет в штатское, а двое других были милиционеры. Мы, дети, пристально следили за всеми событиями. Приезжие пытались у нас, ребятишек, узнать, где стоит самогонный аппарат, но мы отнекивались. Самой Клавдии Родионовны дома не было, и она не могла помочь следствию. Приехавшие лазить по оврагам явно не хотели. Они бы и не нашли этот заводик да подвела неосмотрительность. В это время гнал самогон Ефремов Владимир. По-уличному – Вовка Степанкин. Он и подбросил в это время сырья в костёр. Пошёл из оврага дым, его и заметила приехавшая комиссия, да так без тропок и попёрла на него.
Винокур был взят с поличным. Рядом с ним стояло ведро с самогоном. Милиционеры позвали понятых. В понятые пошли смекалистые мужики: Ивлиев Василий (Васяня) и Иван Зиновьевич (Зиновеич). Как полагается, составили акт и приступили к уничтожению аппарата. Сами милиционеры ни топора, ни лома, ни кувалды в руки не взяли, а заставили всё сломать и исковеркать понятых.
Сами подумайте, какой же мужик будет такое добро уничтожать. Не сговариваяь, они яко бы ненароком уронили наземь бардовик и тот покатился, да и бухнулся в запрудок. «Изрубить надо! Изрубить! – выкрикнул раздасадованный уполномоченный. – Достаньте и изрубите! – приказал он. Только понятые его не стали слушать, лезть в холодную воду, в тину и заросли никто и из милиционеров не решился. С досады, тот, что был в гражданском, стал бить ломом по кипятильнику, но толстое железо никак не дырявилось. Да разве его ломом пробьёшь! Удары ломом принесли свои результаты. Тяжёлая бочка сдвинулась на держащих её камнях, накренилась и покатилась вслед за бардовиком в бучило. Пока происходила эта комедия, Васяня, тем временем, раскачивал в охладителе змеевик. Наконец ему удалось его вывернуть из латаного, перелатаного бочонка и откинуть в крапиву, что росла поодаль и была выше человеческого роста. Дело было сделано. Мужики переглянулись и облегчённо вздохнули – главные агрегаты были спасены, зато бочонку-охладителю досталось. С ним милиционеры разобрались по-настоящему – разбили в щепки. Затем, составив акт и, прихватив с собой ведро самогона, поехали в деревню Большая Фёдоровка и представили его в сельском совете на всеощее обозрение, как вещественное доказательство. Поехали в Большую Фёдоровку и свидетели.
Весть о ведре самогона, быстро распространилась по улице Серафимовке и к сельскому совету потянулись фёдоровские мужички. Секретарь сельского совета и милиционеры предложили самогон вылить на землю и составить акт об уничтожении. Председатель сельсовета склонялся к тому, чтобы конфискованное отвезти в райцентр, в Татищево. Однако ни того, ни другого сделать не удалось, потому как к ведру подошёл малорослый мужичишка по прозвищу Жучок и, макнув в самогон палец и положив его в рот, вдруг объявил, что в ведре самая настоящая вода и что ведро с самогоном малокрюковские подменили. В помещении сельского совета, состоящего из одной большой комнаты, повисла тишина. Комиссия растерялась. Это было так неожиданно. Мужики тут-же стали пробовать содержимое ведра двумя алюминиевыми кружками. Эти кружки находились около бачка с питьевой водой. Каждый из мужиков хлебнув из ведра, вытирал рукавом губы, произносил «Точно, вода» и становился снова в очередь. Когда председатель хватился, то алюминивые кружки уже стучали о дно ведра. В акте написали, что изтый самогон утилизировали. Подписантов было достаточно.
Вы подумали, что после этого случая, овражное производство самогона прекратило своё существование? Это совершенно неверно. Просто если раньше самогонный аппарат стоял и не убирался, то теперь после каждой выгонки, аппарат разбирался и тщательно прятался. Вскоре уехала из деревни и учительница. Деревня облегчённо вздохнула и зажила прежней жизнью, а аппарат просуществовал до самой её кончины. Правда, последнее время на нём никто самогонку не гнал. В Малой Крюковке остались одни старики и барду носить в овраг с дровами стало некому. В это время старички приловчились гнать самогон на чугунок, а чугунок ставили на керосинку, но это уже совсем ни то. Потом, свадеб в деревне уже никто не играл, оскудело место. Самогонный аппарат,думается, в овраге разбило полой водой. Просто никто его к весеннему половодью не убрал. Думаю, что деревянные кадушки смыло, а железную бочку кипятильника, я её нашёл, всосало в ил так, только остался чуть виден краешек стального обруча.
У меня с места производства самогона хранится фотография. Мой отец со свояком стоят около самогонного аппарата и улыбаются. Только это было так давно.
2018 год
