Ребекка Куанг
Опиумная война
Глава 4
Текли недели, и уроки все усложнялись. По утрам они занимались Боевыми искусствами, Медициной, Историей и Стратегией. Чаще всего к полудню голова у Рин уже гудела от обилия теорем, о которых она никогда не слышала, или книг, которые следовало прочитать до конца недели.
Занятия по Боевому искусству изнуряли и физически и умственно. Цзюнь заставлял их проделывать мучительные упражнения – бегать вверх и вниз по лестницам академии, часами стоять на руках и кружить перед манекенами с привязанными к ладоням кирпичами. Каждую неделю Цзюнь отводил их на озеро у подножия горы и велел его переплывать.
Рин и еще несколько студентов не умели плавать. Цзюнь только один раз показал, как это делать. После чего они сами должны были постараться не утонуть.
Домашняя работа была тяжелой и явно нацелена на то, чтобы выжать все соки. Когда Соннен, наставник по Оружейному делу, объяснил правильные пропорции селитры, серы и угля в зажигательной смеси для бомб, он также велел сделать собственные импровизированные снаряды. А когда Энро, наставница по Медицине, сказала выучить названия всех костей человеческого тела, она также ожидала, что они выучат признаки переломов и научатся их распознавать.
Но самым сложным предметом оказалась Стратегия с наставником Ирцзахом. В первый же день он выдал толстенный том, «Искусство войны» Сунь-цзы, и объявил, что до конца недели они должны выучить его наизусть.
– Но книга же огромная! – пожаловался Хан. – Когда же мы будем делать другие домашние задания?
– Алтан Тренсин выучил ее за ночь, – сказал Ирцзах.
Студенты обменялись раздраженными взглядами. С самого первого дня наставники без устали хвалили Алтана Тренсина. Рин заключила, что он гений, явно самый блестящий ученик в Синегарде за несколько десятилетий.
Хан, похоже, разозлился не меньше, чем она.
– Да, но мы же не Алтан.
– Так постарайтесь им стать, – ответил Ирцзах. – Свободны.
Рин привыкла к постоянной учебе и недосыпу, расписание занятий не оставляло первокурсникам времени на что-либо еще.
В Синегарде начиналась осень. Во время утренних пробежек вверх по ступеням налетал холодный ветер. Он шуршал в деревьях с нарастающей силой. Студенты до сих пор не получили теплые зимние рубахи и стучали зубами, сгрудившись под большой мимозой в дальнем конце двора второго яруса.
Несмотря на холод, Цзюнь отказывался переместить занятия по боевым искусствам в помещение, пока окончательно не помешает снег. Суровому наставнику явно нравилось доставлять студентам неудобства.
– Боль принесет вам пользу, – сказал он, заставив их согнуться в мучительно низких позах. – Боевые мастера прошлого целый час стояли в такой позе перед тренировкой.
– Наверное, у боевых мастеров прошлого были крепкие ляжки, – выдохнул Катай.
Утренняя гимнастика по-прежнему была ужасна, но теперь они хотя бы перешли от основ к первым занятиям с оружием – палкой.
Цзюнь как раз занял позицию перед классом, и вдруг над его головой раздался шелест. И прямо на то место, где он только что стоял, шлепнулся комок листьев.
Все задрали головы.
Наверху, на толстой ветке мимозы, стоял давно отсутствующий наставник по Наследию.
Он орудовал большими садовыми ножницами, ловко обрезая листья как попало, и напевал себе под нос нестройную мелодию.
Услышав несколько слов песни, Рин опознала ее как «Прикосновения Стража», которую много раз слышала, доставляя опиум в бордели Тикани – это была непристойная эротическая песенка. Наставник по Наследию изуродовал мелодию, но пел громко и самозабвенно.
– Как дотронусь до тебя, растечешься от истомы…
Нян затряслась от сдавленного смеха. Катай с отвисшей челюстью вытаращился на дерево.
– Цзян, у нас вообще-то занятия, – рявкнул Цзюнь.
– Ну так и занимайтесь, – отозвался наставник Цзян. – Оставь меня в покое.
– Нам нужен этот двор.
– Но не весь же. Это дерево вам не нужно, – раздраженно бросил Цзян.
Цзюнь несколько раз взмахнул железной палкой и ударил по основанию дерева. Ствол затрясся. Раздался треск – сквозь крону мимозы падало что-то тяжелое.
Наставник Цзян распластался на каменном полу.
Первым делом Рин отметила, что он без рубахи. Потом она решила, что он, должно быть, мертв.
Но Цзян лишь перекатился и сел, встряхнул левую ногу и откинул седые волосы с плеч.
– Грубо, – задумчиво сказал он. По его левому виску стекала струйка крови.
– А зачем ты шатаешься тут, как полоумный? – огрызнулся Цзюнь.
– А зачем ты прервал мой утренний уход за садом? – отозвался Цзян.
– Ты не ухаживаешь за садом. Ты здесь только для того, чтобы мне досадить.
– Ты себе льстишь.
Цзюнь стукнул палкой о плиты, так что Цзян подпрыгнул от неожиданности.
– Вон!
С преувеличенными страданиями Цзян поднялся на ноги и вышел из сада, виляя бедрами, как танцовщица в борделе.
– Ты не будь такой ледышкой, оближу тебя как пышку…
– Ты права, – прошептал Катай Рин. – Он явно под кайфом.
– Внимание! – гаркнул Цзюнь глазеющим вслед Цзяну студентам.
В его волосах застрял листок мимозы и трепетал на ветру.
Все поспешно выстроились перед наставником в два ряда, с палками наготове.
– Как только я подам сигнал, вы повторите эту последовательность. – И он показал упражнение с палкой. – Вперед. Назад. Отбить слева сверху. Обратно. Отбить справа сверху. Обратно. Отбить слева снизу. Обратно. Отбить справа снизу. Обратно. Закрутить, провести за спиной и обратно. Поняли?
Все молча кивнули. Ни один не осмелился признать, что пропустил почти всю последовательность. Цзюнь всегда показывал очень быстро, но теперь двигался быстрее, чем кто-либо мог отследить.
– Ну и хорошо. – Цзюнь грохнул палкой об пол. – Начали.
Это было фиаско. Они двигались без ритма и цели. Нэчжа махал палкой вдвое быстрее всех остальных, но он оказался единственным, кто был способен повторить последовательность. Остальные либо пропустили половину движений, либо перепутали их порядок.
– Ой!
Катай, выставив палку в защите в то время, когда следовало повернуться, задел Рин по спине. Она дернулась и случайно попала Венке по голове.
– Хватит! – рявкнул Цзюнь.
Палки перестали мелькать в воздухе.
– Я расскажу вам про великого стратега Сунь-цзы. – Цзюнь с пыхтением расхаживал вдоль рядов. – Когда Сунь-цзы закончил писать свой великий трактат «Искусство войны», он отправил книгу Красному императору. Император решил испытать мудрость Сунь-цзы, попросив его натренировать тех, кто не имел никакого боевого опыта – своих наложниц. Сунь-цзы согласился и собрал женщин за дворцовыми воротами. Он сказал им: «Как только я скажу «Смотреть вперед», смотрите прямо перед собой. Когда скажу «Налево», повернитесь влево. Когда скажу «Направо», повернитесь направо. Когда скажу «Разворот», повернитесь на сто восемьдесят градусов. Все ясно?» Женщины кивнули. Сунь-цзы скомандовал: «Направо», но женщины лишь засмеялись.
Цзюнь остановился перед Нян, чье лицо встревоженно напряглось.
– Сунь-цзы сказал императору: «Если слова команды неясны, если приказы непонятны, винить следует только генерала». После чего он повернулся к наложницам и повторил команду: «Направо». И снова женщины засмеялись.
Цзюнь медленно повернул голову, встретившись взглядом с каждым учеником.
– Сунь-цзы снова сказал императору: «Если слова приказа неясны, виноват генерал. Но если слова приказа ясны, а приказ не исполнен, виноваты командующие войсками». После чего он отобрал старших наложниц и велел их обезглавить.
Нян вытаращилась так, словно ее глаза вот-вот вылезут из орбит.
Цзюнь вернулся на позицию перед студентами и поднял палку. Все в ужасе ждали, что будет дальше. Цзюнь повторил последовательность, теперь медленней, по ходу называя движения.
– Теперь понятно?
Они кивнули.
Он стукнул палкой по полу.
– Тогда начали.
И они начали тренировку. И были безупречны.
Боевые искусства выматывали душу и подрывали дух, но в вечерних тренировках было и кое-что занятное. Иногда за тренировками присматривали два кадета Цзюня, Куриль и Цзиха. Они работали с ленцой и настаивали на том, что воображаемому оппоненту нужно причинить как можно больше боли. И тогда тренировки превращались в кошмар, Цзиха и Куриль суетились вокруг, выкрикивая советы дерущимся студентам.
– Если у вас нет оружия, не цельтесь в лицо. – Цзиха опустил руку Венки с занесенным ножом так, чтобы удар пришелся в горло Нэчжи, а не в нос. – За исключением носа, почти все лицо состоит из кости. Вы только пораните собственную руку. Лучше целиться в шею. Если сила будет достаточной, вы перебьете трахею. И как минимум создадите сопернику проблемы с дыханием.
Куриль опустилась на колени рядом с Катаем и Ханом, которые схватились и перекатывались по земле.
– Во время тесного захвата укус – отличная техника.
Через секунду Хан завопил от боли.
Кучка первокурсников столпилась у деревянного манекена, на котором Цзиха демонстрировал удары ножом. Он указал на точку под животом манекена и яростно ткнул в нее ножом.
– Никанские монахи считали это место главным центром ци.
Рин заглотила наживку и поспешила спросить:
– А это так?
– Ха! Никаких центров ци не существует. Но в зоне под грудной клеткой много важных и незащищенных органов. А еще там диафрагма. Ха! – Цзиха впечатал кулак в манекен. – Это на несколько секунд обездвижит соперника. И даст время выцарапать ему глаза.
– Как вульгарно, – заметила Рин.
Цзиха пожал плечами.
– Нам и не нужно быть утонченными. Мы же убиваем.
– Покажу вам последний удар, – объявила Куриль, когда тренировка подошла к концу. – На самом деле только он вам и понадобится. С его помощью вы свалите самых сильных бойцов.
Цзиха смущенно прищурился и повернулся к ней – спросить, о чем она говорит. А Куриль подняла колено и пнула Цзиху в пах.
Обязательная тренировка длилась всего два часа, но первокурсники надолго задерживались в зале для практики. Единственная проблема заключалась в том, что более опытные студенты пользовались возможностью покрасоваться. Нэчжа исполнил в центре зала серию прыжков с вращением, с каждым разом удары в полете получались все более зрелищными. Вокруг собралась группа зрителей.
– Любуешься нашим принцем? – спросил Катай, когда пересек зал и встал рядом с Рин.
– Не вижу, как это может пригодиться в сражении, – ответила она.
Теперь Нэчжа перед ударом разворачивался в воздухе на пятьсот сорок градусов. Выглядело красиво, но совершенно бессмысленно.
– Да никак. Искусство часто бывает таким – приятно смотреть, но на практике бесполезно. Многие кланы больше годились для оперы, чем для сражения, но затем им пришлось снова вспоминать боевое искусство. Именно так получила свое название «Опера красной джонки». Ее основатели владели боевыми искусствами, но изображали из себя уличных артистов, чтобы подобраться поближе к жертвам. Как-нибудь почитай историю древнего искусства, это увлекательно.
– Есть что-нибудь, о чем ты не читал? – спросила Рин.
Катай, похоже, обладал энциклопедическими знаниями почти по каждому предмету. В тот день за обедом он прочитал Рин лекцию о том, как в разных провинциях отличаются методы разделки рыбы.
– Я испытываю слабость к боевым искусствам, – сказал Катай. – Да и вообще, ужасно раздражает, когда люди не знают разницу между самообороной и выступлениями на публику.
Нэчжа приземлился после особенно высокого прыжка и присел. Удивительно, но несколько одноклассников зааплодировали.
Нэчжа выпрямился, не обращая внимания на аплодисменты, и перехватил взгляд Рин.
– Вот что значат семейные традиции, – сказал он, стирая пот со лба.
– Не сомневаюсь, что ты будешь грозой школы, – сказала Рин. – Станешь танцевать за деньги. Я бы бросила тебе монетку.
Нэчжа скривился в ухмылке.
– Ты просто завидуешь, что не унаследовала таких традиций.
– И я этому рада, если все они выглядят так нелепо.
– Род Инь придумал самую мощную технику ударов в империи, – огрызнулся Нэчжа. – Посмотрим, как ты сумеешь на них ответить.
– Думаю, что прекрасно сумею, – ответила Рин. – Хотя это и не будет выглядеть как потрясающее представление.
– По крайней мере, я не какой-нибудь безродный крестьянин, – сплюнул Нэчжа. – Ты никогда в жизни не занималась боевыми искусствами. Знаешь только один удар.
– А ты постоянно твердишь, что я крестьянка. Похоже, ты знаешь только одно оскорбление.
– Так сразись со мной, – предложил Нэчжа. – Драка до первой крови или кто выстоит десять секунд. Здесь и сейчас.
– Давай, – сказала Рин, но Катай закрыл ей рот рукой.
– Нет-нет. – Катай дернул ее назад. – Ты же слышала Цзюня, нельзя…
Но Рин вырвалась.
– Но ведь его здесь нет.
Нэчжа злобно улыбнулся.
– Венка! Иди сюда!
Венка прервала разговор с Нян в другом конце зала и тут же подбежала.
– Будешь судьей, – сказал Нэчжа, не отводя взгляда от Рин.
Венка сложила руки за спиной, прямо как наставник Цзюнь, и вскинула подбородок.
– Начали.
Остальной класс выстроился вокруг Нэчжи и Рин. Рин была слишком сердита, чтобы обращать внимание на их взгляды. Она смотрела только на Нэчжу. Он стал кружить перед ней, то бросаясь вперед, то отскакивая быстрыми, элегантными движениями.
«Катай прав, – думала Рин, – Нэчжа и впрямь выглядит как оперный танцор. Он не кажется смертоносным, только глупым».
Она прищурилась и присела, следя за движениями Нэчжи.
Вот. Он открылся. Рин подняла ногу и ударила со всей силы.
Нога с приятным шлепком врезалась в Нэчжу, когда он подпрыгнул.
Нэчжа неестественно взвизгнул, схватился за пах и заныл.
Весь класс притих и повернул к ним головы.
Нэчжа с багровым лицом поднялся на ноги.
– Ты… да как ты смеешь…
– Как ты и сказал. – Рин опустила голову в шутовском поклоне. – Я знаю лишь один удар.
Приятно было унизить Нэчжу, но политические последствия были серьезными. В классе быстро сложились альянсы. Смертельно оскорбленный Нэчжа ясно дал понять, что все, кто водится с Рин, станут изгоями. Он подчеркнуто отказывался с ней разговаривать или признавать ее существование, разве что отпускал презрительные комментарии по поводу ее акцента. Один за другим однокурсники, испугавшись, что с ними обойдутся так же, последовали его примеру.
Катай остался единственным исключением. Нэчжа и без того его невзлюбил, как объяснил Рин Катай, так что теперь ему было плевать.
– К тому же это выражение его лица… – добавил Катай. – Бесценно.
Рин была благодарна преданности Катая, но ее потрясло, какими жестокими могут быть остальные. Они без устали находили причины потешаться над Рин. Ее темная кожа, отсутствие статуса, сельский акцент. Это раздражало, но Рин не замечала насмешек, пока они не стали появляться в каждом разговоре.
– Неужели мой акцент так выделяется? – спросила она Катая.
– Становится лучше, – ответил он. – Просто постарайся больше подчеркивать окончания слов. Укороти гласные. И добавь «р» туда, где его нет. Это удобное правило.
– Р‐р‐р, – зарычала Рин. – И почему речь синегардцев звучит так, будто они что-то жуют?
– У кого власть, тот и диктует правила, – сказал Катай. – Если бы столицу построили в Тикани, наверняка все сходили бы с ума по темной коже.
В последующие дни Нэчжа не перемолвился с ней ни словом, да у него и не было в этом необходимости. Его обожатели не теряли ни одной возможности, чтобы поиздеваться над Рин. Нэчжа умело ими манипулировал – как только он сделал главной мишенью Рин, ему оставалось лишь спокойно наблюдать.
Маниакально привязанная к Нэчже Венка оскорбляла Рин при каждой возможности. Нян вела себя лучше – на людях она не подходила к Рин, но разговаривала с ней в спальне.
– Попробуй извиниться, – шепнула Нян как-то ночью, когда Венка уже спала.
Извиняться Рин уж точно не собиралась. Она не склонится, чтобы потрафить самолюбию Нэчжи.
– Это он предложил драться, – огрызнулась она. – Не моя вина, если он получил то, на что напрашивался.
– Это неважно, – сказала Нян. – Попроси прощения, и он о тебе забудет. Нэчжа любит, когда его уважают.
– За что? – спросила Рин. – Он не сделал ничего, чтобы заслужить мое уважение. Ведет себя высокомерно, как будто раз он из Синегарда, то какой-то особенный.
– Извинения не помогут, – вмешалась Венка, которая, как оказалось, не спала. – И то, что мы из Синегарда, и правда делает нас особенными. Мы с Нэчжой, – Венка всегда подчеркивала это «мы», – готовились к поступлению в академию с тех пор, как научились ходить. Это наша судьба. А ты кто такая? Никто. Просто бродяжка с юга. Тебе здесь не место.
Рин приподнялась на кровати, вспыхнув от гнева.
– Я сдала тот же экзамен, что и ты, Венка. И имею право здесь находиться.
– Ты просто заполняешь квоту, – отозвалась Венка. – Похоже, кэцзюй не для всех одинаков.
Как бы ни раздражала ее Венка, у Рин просто не было времени обращать на нее внимание. Через несколько дней они прекратили переругиваться, но лишь потому, что были слишком утомлены даже для разговоров. Когда закончилась неделя тренировок, они едва таскали ноги, так болели все мышцы. Без единого слова они стянули одежду и рухнули на койки.
И почти тут же проснулись от стука в дверь.
– Вставайте, – сказал Рабан, когда Рин открыла дверь.
– Что за…
Рабан посмотрел ей через плечо на Венку и Нян, которые что-то невнятно бормотали с кроватей.
– И вы тоже. Шевелитесь.
– В чем дело? – сердито пробормотала Рин, потирая глаза. – Через шесть часов нам уже надо подметать полы.
– Просто идемте.
Не переставая ворчать, девочки натянули рубахи и вышли наружу, где уже собрались мальчики.
– Если это очередное издевательство над первогодками, могу я уже вернуться в постель? – спросил Катай. – Считайте, что меня уже унизили, и дайте поспать.
– Заткнись. Пошли за мной.
Без дальнейших объяснений Рабан направился к лесу.
Чтобы успеть за ним, пришлось бежать вприпрыжку. Поначалу Рин решила, что он ведет их вглубь леса на склоне горы, но он просто срезал дорогу, и через минуту они оказались перед главным тренировочным залом. Внутри горел свет и слышались голоса.
– Еще один урок? – спросил Катай. – Великая черепаха! Объявляю забастовку.
– Это не урок. – Почему-то в голосе Рабана звучало воодушевление. – Входите.
Несмотря на шум голосов, в зале оказалось пусто. Студенты столпились в недоумении, пока Рабан не позвал их за собой по лестнице в подвал. В центре сгрудились кадеты. Их внимание явно привлекло что-то чрезвычайно интересное. Рин вытянула шею, чтобы выглянуть поверх голов кадетов, но не увидела ничего, кроме спин.
– Пропустите первокурсников! – выкрикнул Рабан и повел их сквозь плотную толпу.
Энергично работая локтями, Рабан проторил им путь среди кадетов.
В центре были вырыты две глубокие ямы, каждая три метра диаметром и два глубиной. Ямы находились вплотную друг к другу и были ограждены металлическим забором высотой по пояс, чтобы зрители не свалились. Одна яма была пуста. В центре второй стоял наставник Соннен, сложив руки на широкой груди.
– Судит всегда Соннен, – сказал Рабан. – Он вытаскивает короткую соломинку, потому что самый молодой.
– Что судит? – спросил Катай.
Рабан широко улыбнулся.
Дверь в подвал открылась. Вошли новые кадеты, переполнив и без того забитую комнату до краев. Из-за напирающей толпы первокурсники оказались в опасной близости к краю ям. Рин вцепилась в заборчик, чтобы не упасть.
– Что происходит? – спросил Катай у кадетов, стоящих ближе к рингам.
В комнате было столько людей, что кадеты в задних рядах забрались на стулья.
– Сегодня выходит Алтан, – объяснил Рабан. – Никто не хочет пропустить Алтана.
Рин, наверное, уже в двадцатый раз за неделю услышала это имя. Похоже, вся академия сходила по нему с ума. Студент пятого курса Алтан Тренсин побил все рекорды школы и был любимым учеником каждого наставника, исключением из каждого правила. А у их курса стал темой для расхожих шуток.
Можешь помочиться через стену в город? Алтан может.
Высокий и гибкий человек спрыгнул на ринг наставника Соннена, не потрудившись воспользоваться веревочной лестницей. Пока вниз спускался его оппонент, Алтан вытянул руки за спиной и задрал голову к потолку. В глазах отразился свет ламп.
Глаза были алыми.
– Великая черепаха! – сказал Катай. – Да он же со Спира.
Рин посмотрела пристальнее. Катай был прав, Алтан не был похож на никанца. Его кожа была темнее, чем у остальных, даже чем у Рин. Но если из-за загорелой кожи Рин выглядела грубой и неэлегантной, то Алтану смуглость придавала королевский облик. Его волосы были цвета жидких чернил, скорее фиолетовые, чем черные. Узкое лицо без выражения и потрясающе красивое. И глаза – алые, пылающе красные.
– Я думала, все спирцы погибли, – сказала Рин.
– Большинство, – ответил Рабан. – Алтан – последний.
– Я Бо Кобин, кадет наставника Цзюня Лорана, – объявил оппонент Алтана. – Я вызываю Алтана Тренсина на бой.
Кобин был вдвое тяжелее Алтана и на несколько пальцев выше, но Рин подозревала, что дерется он гораздо хуже.
Алтан передернул плечами.
– Ладно, начали, – сказал Соннен со скучающим видом.
Кадеты встали на позиции.
– А он что, представляться не будет?
Рабана это явно повеселило.
– Алтан не нуждается в представлениях.
Рин поморщилась.
– Он много о себе воображает.
– Алтан Тренсин, – сказал Катай. – Алтан – это название его клана?
– Тренсин. Спирцы ставят фамилию в конец, – поспешно объяснил Рабан и мотнул головой на ринг. – Тсс! А то все пропустите.
Они уже пропустили.
Рин не слышала движений Алтана, даже не видела начала драки. Но когда она снова посмотрела на ринг, Кобин уже лежал на земле, одна рука неестественно загнута за спиной. Алтан стоял на коленях рядом и медленно увеличивал нажим на руку Кобина. Выглядел он бесстрастным и невозмутимым, почти апатичным.
Рин вцепилась в ограду.
– Когда он… когда же он…
– Он Алтан Тренсин, – сказал Рабан, как будто этого достаточно.
– Сдаюсь, – завопил Кобин. – Сдаюсь, чтоб тебя!
– Разойтись, – зевая, сказал Соннен. – Победил Алтан. Следующий.
Алтан выпустил Кобина и протянул ему руку. Тот поднялся с помощью Алтана и пожал ему руку. Поражение Кобин принял достойно. Видимо, нет ничего постыдного в том, что Алтан Тренсин победил тебя меньше чем за три секунды.
– И все? – спросила Рин.
– Еще нет, – ответил Рабан. – Сегодня Алтан получил много вызовов.
Следующим претендентом была Куриль.
Рабан нахмурился и покачал головой.
– Ей не должны были разрешать этот поединок.
Рин сочла это замечание несправедливым. Куриль была одним из лучших кадетов Цзюня и имела грозную репутацию. Куриль и Алтан были одного роста и веса, уж конечно, Куриль сумеет постоять за себя.
– Начали.
Куриль тут же атаковала Алтана.
– Великая черепаха! – пробормотала Рин.
Ей с трудом удавалось следить за ударами в ближнем бою. За секунду Куриль и Алтан обменивались многочисленными ударами и парировали их, уворачивались и скакали друг вокруг друга, как в танце.
Прошла минута. Куриль явно сдавала. Удары стали небрежными, слишком напряженными. При каждом движении с ее лба слетали капельки пота. Но Алтан ничуть не изменился и двигался все с той же кошачьей грацией, как и в начале состязаний.
– Он с ней играет, – сказал Рабан.
Рин не сводила взгляда с Алтана. Его движения напоминали гипнотический танец. Каждое излучало чистую силу – не груда мышц, как у Кобина, а сконцентрированная энергия, словно Алтан – туго натянутая пружина, готовая вот-вот выстрелить.
– Скоро он с этим покончит, – предсказал Рабан.
В конечном счете все свелось к игре кота с мышью. Куриль никогда не стояла на одном уровне с Алтаном. Поначалу он дрался зеркально, чтобы ее подбодрить, а потом – чтобы вымотать. С каждой секундой движения Куриль замедлялись. И Алтан шутливо тоже замедлял темп, чтобы совпасть по ритму с Куриль. Наконец, Куриль отчаянно бросилась вперед в попытке уравнять счет, врезав Алтану по диафрагме. Вместо того чтобы отразить удар, Алтан отпрыгнул в сторону, пробежался по земляной стенке ринга, спрыгнул с другой стороны и перевернулся в воздухе. Его нога попала Куриль в висок. Та рухнула навзничь.
Прежде чем Алтан приземлился рядом и по-кошачьи пригнулся, она потеряла сознание.
– Тигриная хватка, – сказал Катай.
– Точно, – согласилась Рин.
В яму тут же спрыгнули два кадета-медика с оранжевыми повязками и унесли Куриль. У края ринга уже дожидались носилки. Алтан спокойно стоял в центре ямы, скрестив руки на груди. Но как только Куриль унесли из подвала, по веревочной лестнице спустился еще один студент.
– Три вызова за один вечер, – сказал Катай. – Это нормально?
– Алтан много дерется, – объяснил Рабан. – Все хотят его уложить.
– И кому-нибудь удавалось? – спросила Рин.
Рабан лишь рассмеялся.
Когда третий соперник Алтана повернул бритую голову в сторону ламп, Рин с удивлением поняла, что это Тоби – кадет, который устраивал им экскурсию.
Вот и хорошо, решила Рин. Алтан с ним разделается.
Тоби громко представился, и однокурсники по классу Боевых искусств подбодрили его криками. Алтан потеребил рукав и опять промолчал. Может, закатил глаза, но в тусклом освещении Рин не разглядела.
– Начали, – скомандовал Соннен.
Тоби согнул руки и присел. Он не сжал кулаки, а согнул узловатые пальцы, как будто держал невидимый шар.
Алтан наклонил голову, словно говорил: «Ну ладно, давай».
Состязание быстро растеряло элегантность. Это была сшибающая с ног борьба с окровавленными костяшками пальцев и без тесных захватов. Резкая и мощная, полная жестокой звериной силы. Никаких запретов. Тоби яростно вонзил пальцы в глазницы Алтана. Тот наклонил голову и врезал Тоби в грудь локтем.
Тоби отшатнулся, хватая ртом воздух. Алтан дал ему подзатыльник, как будто воспитывал ребенка. Тоби рухнул на землю, но тут же вскочил и бросился вперед. Алтан поднял кулаки, готовясь отразить удар, но Тоби врезался ему в живот, и оба свалились.
Алтан упал навзничь. Тоби занес правую руку и вонзил согнутые пальцы Алтану в живот. Алтан разинул рот в беззвучном крике. Тоби поднажал и провернул кулак. Рин заметила на его предплечье раздувшиеся вены. А лицо превратилось в волчий оскал.
Алтан судорожно дергался и кашлял. Из его рта хлынула кровь.
Рин затаила дыхание.
– Жуть, – сказал Катай. – Ну и жуть.
– Это называется Тигриные когти, – объяснил Рабан. – Фирменная техника Тоби. Получил по наследству. Алтан неделю не сможет просраться.
Соннен наклонился над ними.
– Так, разойтись…
Но тут Алтан обвил Тоби за шею и врезал ему лбом по физиономии. Раз. Второй. Тоби ослабил хватку.
Алтан сбросил Тоби и рванул вперед. Через полсекунды они поменялись местами: обездвиженный Тоби лежал на земле, а Алтан прижимал его коленями, стиснув горло руками. Тоби судорожно дергался.
Алтан с презрением отшвырнул Тоби и взглянул на наставника Соннена, ожидая указаний.
Тот пожал плечами.
– Состязание окончено.
Рин наконец-то выдохнула – она не сразу сообразила, что задерживала дыхание.
На ринг спрыгнули кадеты-медики и вытащили Тоби. Он стонал. Из его носа текла кровь.
Алтан прислонился к земляной стенке. Вид у него был скучающий и безразличный, словно он не чувствовал боли и паники, словно к нему и не притрагивались. По его подбородку струилась кровь. Рин с восхищением и одновременно с ужасом смотрела, как Алтан слизнул кровь с верхней губы.
Алтан закрыл глаза и довольно долго стоял так, а потом вздернул голову и медленно выдохнул ртом.
Увидев их лица, Рабан усмехнулся.
– Ну что, теперь поняли?
– Это было… – всплеснул руками Катай. – Но как? Как?
– Он разве не чувствует боли? – спросила Рин. – Он не человек.
– Точно, – сказал Рабан. – Он спирец.
На следующий день за обедом первокурсники говорили только об Алтане.
В него влюбился весь курс, но Катай был просто одержим.
– Как он двигается, это просто… – Катай помахал руками в воздухе, поскольку не мог подобрать слов.
– Он не особо разговорчив, да? – сказал Хан. – Даже не представился. Каков гусь.
– Он не нуждается в представлениях, – фыркнул Катай. – Все знают, кто он такой.
– Сильный и загадочный, – мечтательно протянула Венка.
Они с Нян хихикнули.
– Может, он просто не умеет разговаривать, – предположил Нэчжа. – Вы же знаете этих спирцев. Дикие и кровожадные. Не знают, чем заняться, пока не получат приказов.
– Спирцы не идиоты, – возразила Нян.
– Они примитивны. Не намного умнее детей, – настаивал Нэчжа. – Говорят, они ближе к обезьянам, чем к людям. Мозг у них меньше нашего. Вы в курсе, что до Красного императора у них даже не было письменности? Они хорошо дерутся, но не более того.
Несколько однокурсников кивнули, словно соглашаясь, но Рин не верилось, что человек, дерущийся с такой элегантной точностью, как Алтан, обладает сообразительностью обезьяны.
В Синегарде она уже поняла, каково это, когда тебя считают дурой из-за цвета кожи. Это ее бесило. Интересно, испытывает ли то же самое Алтан?
– Это все враки. Алтан не идиот, – сказал Рабан. – Лучший студент нашего курса. Может, и всей академии. Ирцзах говорит, что у него никогда еще не было такого блестящего ученика.
– Я слышал, он верный кандидат в будущие наставники, – сказал Хан.
– А я слышал, он принимает наркотики, – сказал Нэчжа, который явно не привык к тому, что не он находится в центре внимания. Похоже, он всячески пытался принизить способности Алтана. – Сидит на опиуме. По глазам же видно – все время красные.
– У него красные глаза, потому что он спирец, кретин, – сказал Катай. – У всех спирцев алые глаза.
– А вот и нет, – заметила Нян. – Только у воинов.
– Ну, Алтан уж точно воин. И у него красная радужка, – сказал Катай. – Не капилляры. Он не наркоман.
Нэчжа скривился.
– Все время заглядывал Алтану в глаза, да?
Катай вспыхнул.
– Ты не слышал разговоры других кадетов, – вкрадчиво продолжил Нэчжа, как будто имеет доступ к информации, которой остальные не владеют. – Алтан – наркоман. Я слышал, Ирцзах дает ему опиум после каждой победы. Потому он так и старается. Опиумный наркоман пойдет на что угодно ради дозы.
– Чушь, – сказала Рин. – Ты и понятия не имеешь, о чем говоришь.
Она знала, как выглядят наркоманы. Курильщики опиума были похожи на пожелтевшие, бесполезные мешки с костями. И не дрались как Алтан. Не двигались как Алтан. Они не были смертоносными хищниками с безупречной грацией.
«Великая черепаха! А я ведь и сама от него без ума», – поняла она.
– Через полгода после подписания пакта о ненападении императрица Су Дацзы запретила в Никане хранение и использование любых психоактивных веществ, для искоренения незаконной торговли наркотиками были введены серьезные наказания. Конечно, во многих провинциях все еще процветает черный рынок, и это вызывает споры об эффективности подобной политики. – Наставник Йим обвел взглядом аудиторию. Все студенты разом дернулись и либо начали что-то царапать в тетрадях, либо уставились в окно. – Я что, читаю лекцию на кладбище?
Катай поднял руку:
