Реми Медьяр
И тропами ушла на север
– Ну… ну я рад, что тебе понравилось – он покачнулся на пятках – могу посоветовать ещё книги.
– Советуй, прочитаю – кивнула Айга и всё тем же холодом веяло от неё.
– Я… да я лучше скину свой шорт-лист тебе, договорились? – он протянул руку, потом понял, что делает и одернул назад. Айга стояла с протянутой рукой планируя пожать, но руки Евтеева уже не было. Она склонила голову на бок, как делают овчарки, когда видят что-то занятное и присмотрелась к его глазам – извини – быстро сказал он протянул сухую ладонь. Маленькая ручка полностью помещалась в его как оказалось большой ладони, и он засмотрелся на это, а Айга ждала, присматривалась к его лицу, искала в нем что-то и находила.
– Сильная рука – сказала она тем же спокойным голосом. Евтеев опомнился и отпустил руку смущаясь.
– Обычная.
– Сильная – сразу вставила Айга и прищурилась – сильные глаза – звонок зазвенел, прервав наверно самый странный разговор Евтеева за всю его пока короткую жизнь. Она ушла, он шел к парте на ватных ногах и уже не было важно, кто он для остальных в классе, было важно кто он теперь для самого себя. Почему эта девчонка видела его сильным и как это можно увидеть в глазах? С рукой он бы ещё согласился, всё-таки девчонка была мелкая и ручки как тростинки, но вот глаза, здесь он терялся в догадках весь день.
– Мы не походные, но возьми теплую куртку – просила мать Евтеева и он, как всегда, согласился. Такие как он прилежные сыновья не спорят, когда мать заставляет надеть шапку в середине апреля, когда просит после девяти вечера быть дома. Они молча соглашаются и учатся делать по-своему, не вызывая скандалов – сапоги короткие, в реку не лезь, а то застудишься.
– Знаю, мам – ласково добавил он и мать потрепала его по щеке. Дома всегда было тихо, ни шума телевизора, ни отца, который опять в ночную смену. Тишину Евтеев любил и ценил, хотя жизнь его ждала в шуме реального мира.
– И не пей там, я знаю, ваш Вовочка точно что-то принесет с собой. Никита, ты же не куришь? – она была ниже него ростом, все в его семье были низкие, но он чуточку смог перерасти мать и радовался даже такой мелочи.
– Мам, ну ты чего? Конечно, нет и пить не буду. Когда там пить? Греби и спи. Потом ещё в какие-то горы полезем – мать кивала и верила. Проще было верить, чем копать. Так было проще всем: сын говорил, что должен, мать принимала всё на веру, а иначе давно бы сошла с ума от тревоги. Единственный сын всё-таки.
– Мама Светочки писала, у вас новенькая в классе? – Евтеев кивнул, продолжая собирать рюкзак – говорят без матери росла. Бедненькая, как она вообще? Так ещё и в конце года пришла – она качает головой, волноваться за других детей было удобнее, чем за своего. Тем более свой по всем предметам успевал, может поэтому матери Евтеева казалась трагедия Айги такой далекой и судачить о ней было удобно. Удобный мир, где можно просто сделать подобающий вид, не трогая свои без того измученные нервы. Удобно.
– Да нормально, учится – односложно ответил Евтеев, потом повернулся к матери и хотел было всё сказать. Сказать, как дикие глаза сверлят в нем дырку каждый день, как холодное молчание длинное в две недели чуть не свело его с ума, а ведь он и не говорил толком с Айгой, чтобы ощутить отсутствие её болтовни. Хотелось сказать, что рядом с ней он сильный и не понимает почему. Как можно быть сильным и при этом побитым Вовчиком? Нет, в его логичном мозгу всё не складывалось и нужно было сказать. Он уперся глазами в уставшее лицо матери, она думала о чем-то своем. Наверно о счетах за квартиру, может о новом пуховике на следующую зиму или о том, что на обед в ночную муж взял не свежие овощи. Она думала о важном, а стенания Евтеева была не важны, детская глупость и он смолчал.
– Я отвезу тебя – сказал отец и Айга замерла в дверях – да-да, на работе подождут. Ты всё взяла? – она кивнула, говорить ей о том, что нужно брать в лес было величайшей глупостью. Она выживала в условиях и куда более тяжелых, чем их детсадовский поход.
– Всё. Не обязательно, я на маршрутке доеду – отпиралась она, но понимала его желание, которое шло, как всегда, в разрез с её чувствами. Она едет в лес, а для отца лес и вообще дикая природа были страхом номер один. Именно природа вырвала из его рук жену, а не красивый оленевод. Он это знал и Айга это знала, но оба молчали. Между ними была пропасть, и никто из них двоих не решался перекинуть мостик через эту пропасть.
Глава 6
– Это отец её? Какой старый – шептала Леночка, ища новые сплетни на месте сбора горе-туристов. За спиной суетились родители Танечки, с ней ехала целая аптечка всего самого необходимо, и Парфёнов старший уже пожалел о том, что связался с ними. Ему вывалили целую инструкцию по эксплуатации их дочери. Ничего нельзя, а что можно, того и не было в помине в буреломах Пермского края.
– А если обыскивать станут? – волновалась Светочка, поправляя свою новую походную курточку. Купили специально к сплаву по реке, яркая, желтая, резала глаза своей чистотой. Вовчик усмехался.
– Меня? Обыскивать? Да меня даже менты обыскивать боятся – шутил он и ещё раз проверил, что в кармане куртки припасена роковая пачка презервативов, это было важнее даже алкоголя, за который отвечал Петросян. Он ехидно подмигнул Светочке, но та пока не могла играть в любовь. В пяти метрах стояли её строгие родители и изучали план путешествия, составленный Парфеновым.
– А почему сразу в горы? А обед? А отдых? – вопрошала мать Светочки.
– Прибудем на место, два часа на отдых и перекус, потом в горы. Готовим мы, старшие, но детки будут помогать – терпеливо рассказывал Парфенов.
– А до ближайшего медпункта далеко? – тревожилась мама Танечки – а вдруг…
– Не далеко, в любом случае у нас всё с собой и я врач – наверно за это утро Парфенов сообщил о том, кто он по специальности раз сто не меньше, но мать Танечки это не убеждало и нужны были повторы одной и той же информации.
Евтеев стоял в стороне, его никто не провожал. Отец ещё не вернулся со смены, а мать утром уехала на работу. Он стоял со своим небольшим рюкзаком соотнося его с рюкзаками остальных.
– А ты что на прогулку собрался? – удивился Парфенов, проходя мимо, но вопрос был риторический и он ушел от греха подальше проверять катамараны в грузовой машине. Его достали родители и он буквально сбежал, оставив им на растерзание Светлану Григорьевну. Евтеев вздохнул понимая, что он и в половину не был готов к походу, но потом увидел Айгу и опешил. Она шла с ещё более мелким рюкзаком, легкая походка, а рядом странный старый мужчина, который шел позади будто соблюдая какую-то никому не видимую дистанцию. Она шла к нему, не к учителям, не девочкам, а к нему.
– Привет.
– Привет – ответил Евтеев и протянул руку отцу Айги – здравствуйте, я Никита.
– Здравствуй, Никита – сухо произнес мужчина и стал осматриваться по сторонам – мало мы взяли, Айга, надо было…
– Достаточно – оборвала она его, и Евтееву показалось, что речь шла не о рюкзаке, а о чем-то другом. Отец стих, но совсем ненадолго.
– С мальчиками не спать – строго произнес он и Айга обернулась на него – я поговорю с учительницей. Всё-таки молодая кровь – он смущался, Евтеев тоже, только Айга удивленно смотрела на отца.
– Говори – равнодушно отвечала она и Евтеев понял, что не с ним одним она так странно разговаривала, она в принципе так говорила и не видела в этом ничего необычного.
– Вот и поговорю – пригрозил насколько мог Константин и покосился на Евтеева. В нем он угрозы не видел, а вот в сыне Парфенова – да, и пошел сразу к его отцу. Айга провожала его взглядом, потом повернулась к Евтееву.
– Я на катамаране с тобой.
– Что? Эм, это наверно Парфенов…
– Нет, себя беречь надо, меня беречь надо – добавила она и отвернулась. Евтеев подумал, что Айга всё-таки чокнулась где-то на своем севере – я не сяду ни с кем, боюсь воды, хотя плавать умею. Но весна, вода холодная. Иди, скажи это ему, как его там.
– Что? Погоди, я тут ничего… – он замолчал, дикие глаза жгли дырку в его переносице.
– Ты решаешь, иди – скомандовала она и Евтеев пошел, скорее просто, чтобы сбежать от дурной девчонки, но почему-то пошел к Парфенову.
– Чтобы с мальчиками её не селили в одну палатку – требовал отец Айги. Парфенов кивал, он устал от родителей этих деток и раз десять пожалел, что взял на себя такую ношу. Нет, дети ему казались бодрыми и живыми, но вот их родители достали до одурения – они дети ещё. Моя девочка…
– Я понял вас, будем бдеть чистоту и невинность вашей дочурки. У меня же помимо неё никого больше нет – бросил Парфенов и отец Айги отошел, он был не борец по природе, не такой чтобы в лоб что-то решать и пошел подзуживать более сговорчивых старших из сопровождения – о, Никита, поможешь мне? Надо покрепче примотать – и Никита помог, пока все вздыхали, спорили, прощались, Никита лазал по крыше грузовика и приматывал катамараны веревками – вот прохвост, нет чтобы отцу помочь – приговаривал Парфенов, поглядывая на сына, Никита отряхнул руки о штаны и встал рядом – всё он трется возле неё. Чего трется? Тьфу, стыдоба, уже бы подошел да позвал на свидание.
– Стесняется – протянул Евтеев, понимая о ком идет речь – а я вот о чем. Айга воды боится, просила, чтобы я с ней на один катамаран сел. У вас же по двое?
– По двое, да пусть садится. Ты вроде не идиот, приглядишь хоть за ней, а то батя её мне уже плешь проел, да все они проели. А твои то где? Опять работают? Я их лет сто не видел – искренне удивлялся Парфенов.
– Работают – кивнул Евтеев и понял, что среди присутствующих только его родители не приехали. Даже старик Вовчика был здесь и курил свои длинные ЛД. При нем Вовчик был как шелковый, но вот уедет отец и всё вернется на круги своя.
– Дикая она, вон че, как смотрит – проговорил Парфенов – аккуратнее с такими надо, утонешь и не выгребешь – Евтеев не понял и пошел к остальным.
– Договорился – сообщил Евтеев, вытянувшись перед Айгой.
– Знаю – спокойно отвечала она, глядя в небо.
– Откуда ты знаешь?
– Просто знаю. Дождя не будет – Евтеев посмотрел в затянутое белыми тучами небо, потом перевел взгляд на Айгу. С отцом она попрощалась кивком головы, он молча ушел, сутулый, хмурый как это небо, так и не добившись уверенности в своей просьбе. Светлана Григорьевна без ума пересчитывала головы детей, проверяла припасы и щебетала с родителями, так что времени давать клятвы очередному обеспокоенному отцу не было. А потом они уехала и только пыль ещё пару секунд клубилась над дорогой.
– И песен то не знают советских. Чему вы их только учите? – возмущался Парфенов, выкладывая вещи на берег тихой реки. Светлана Григорьевна стояла рядом, но была далеко отсюда, в своей затхлой однушке, где сейчас её муж, бывший муж безусловно был с другой. Три дня они не будут видеться, зато она словно коршун видела за десятки километров всё, что там творилось – Никит! – позвал Парфенов, не дождавшись ответа от учительницы – айда, помогай, а то этих не дозовешься. Воды как будто не видели ни разу – Никита покорно пошел, старших уважал и немного не понимал остальных, почему все топчутся у берега и делают фотографии. Он таскал катамараны с отцом Парфенова, когда его сыночек в очередной раз пустился в споры с Танечкой на тему равенства полов.
– Владимир и Светлана на этот, Лена и Олег, следующий, Таня и мой ленивый сын, желтый за вами. Так – он осмотрел стоящих – Гриша и Вера – синий, вот этот, не тот. Светлана Григорьевна вы со мной, семейная пара, эй! Вы берите тот, что замотанный, ага, этот. Так дальше кто у нас? В реку пока не лезьте. Я сказал, не лезьте! Ой, сатанинские дети. Никита, Айга, за вами черный – Евтеев кивнул и пошел к своему катамарану. Айга семенила следом.
– А может нам замыкающими идти? – волновалась Светлана Григорьевна – вдруг потеряются.
– Река одна, где тут потеряться то? А если мы будем в конце, так те, что в начале грести не будут. А мы, итак, уже отстаем от графика. До темна бы на стоянку прибыть. Провозились, блин. Никита, ты замыкающий! – крикнул он и Никита безмолвно кивнул – Парень ответственный, пусть он и гребет в конце. А то ваша химичка с мужем уже в запое. Когда только успели? Их если в конце поставим точно не догребут или догребут, но не туда – Светлана Григорьевна не видела в Евтееве ответственности ни на капельку и заволновалась ещё больше. Хотя не согласиться с тем, что химичка надралась в щи не могла. Теперь детей будто прибавилось, её подружка учительница и её боров-муж стали ничем не лучше, чем остальные подростки.
– Неправильно вы их рассадили, я же их знаю. Давайте переиграем всё – упрашивала она, но Парфенов был в своей стихии и здесь власти учительницы не подчинялся.
– Ваше дело обеды да ужины, а мое безопасный сплав. Я сто раз сплавлялся, так что не гоношите, ладно? А то, итак, уже весь мозг мне выклевали – он махнул рукой и пошел к катамарану. Толпа школьников шумела как река, катамараны были спущены и медленно двинулись по реке вниз. Темная ещё весенняя вода перекатывалась мелкими волнами, неумело хлопали весла, и Парфенов постоянно всех поторапливал.
– Красиво тут – сказала Айга, и Евтеев повернул к ней голову – еловые леса, темные леса.
– Боишься леса? – она резко повернулась к нему.
– Нет.
Они медленно гребли, подтягиваясь за остальными. Из Айги гребец был никакой, она постоянно уставала, руки болели и требовали отдыха, и Евтеев жалел, давал ей этот отдых, а разрыв между ними и остальными увеличивался. Но никого это уже не волновало. Химичка и муж идущие перед ним пили нещадно прямо в процессе. Парфенов, окунувшись в свою стихию и наконец расслабившись пил и спаивал учительницу, которой алкоголь нужен был как воздух, чтобы успокоить нервишки. Дети не отставали и осторожно передавали бутылки с пивом друг другу. Только до Евтеева и Айги ничего не доходило, но было уже не важно. Расстояние увеличивалось, Айга крутила головой восхищаясь лесным массивом, а Евтеев рассказывал про местную флору и фауну, что знал. Знал не много, биология его никогда не интересовала.
– Смотри, олень! – Айга тыкала пальчиком в сторону правого берега, и Евтеев перестал грести. Он всматривался и наконец увидел – олень, настоящий олень! Какой красавец! – приговаривала она, смакуя каждое слово. Наверно первый раз Евтеев видел на её лице настоящие эмоции.
– Ага, я думал их тут давно нет – проговорил он. Олень, огромный олень с раскидистыми как ветки рогами мирно шел по кромке воды изредка замирая и вслушиваясь в шум леса и реки. Потом опускал голову к земле, принюхивался и делал очередной шаг жилистых ног. Завораживающая мощь дикого зверья покоряла. Река без весел почти не толкала катамараны, и Евтеев забылся. Он смотрел уже далеко не на оленя, а на Айгу. Она всем телом подалась в сторону правого берега, ветер трепал её густые волосы и красивее этого Евтеев ничего не видел. Какой там олень, когда сам дикий север сидел с ним на одном катамаране и думал свои загадочные мысли. Солнце клонилось к горизонту и стоило ему скрыться за деревьями, как резко потемнело.
– И куда? – Айга смотрела на разветвление реки. О таком Парфенов не предупреждал, а они отстали значительно, что и не слышно было криков и смеха остальных. Евтеев испугался не на шутку, но заметив спокойное и озадаченное лицо Айги решил, что уж при ней не должен выдавать даже намека на страх.
– Не знаю, но нам бы уже просто к берегу причалить. Стемнеет и мы хрен вылезем – рассуждал он отвердевшим неожиданно даже для него самого голоса.
– Да, наверно, но в какую сторону? – Айга повернулась к нему и ждала решения. Его решения, не истерила как Танечка, что все погибли, не волновалась полушепотом как Светочка, что подвели они всех и вся. Она просто ждала решения Евтеева и всем видом показывала, что чтобы он не решил, согласится.
– Давай вправо и сразу к берегу – они начали грести активнее и ушли в правое ответвление реки. Ночь торопливо накрывала лес, повеяло весенним холодом, а они всё гребли и уже впотьмах.
– А теперь ещё раз! – завопил Парфенов и пальцы ударили по гитарным струнам. Светлана Григорьевна горланила песни, химичка смеялась, утыкаясь в мясистое плечо мужа, а остальные подъедали остатки ужина и разбредались по наспех расставленным палаткам. Одна палатка так и осталась пустой в эту ночь. Никому и дела не было куда подевалось сразу два их одноклассника, все были пьяные, и стар и млад, как говорится – у вас голос певчей птички! – восхищался Парфенов и повалился с бревна, все заржали в голос.
– Аккуратнее, расшибетесь – помогала подняться ему Светлана Григорьевна и свалилась следом. Коньяк, коим спаивала её Парфенов старший действовал безотказно.
– А я его выгоню – заявлял позже Парфенов, ученики сидели по палаткам по плану Вовчики – да-да, делов то. Звоните, я приеду с ружьем, и он мигом съедет.
– Ой, божечки – испугалась химичка, но тут же отпила из бутылки и глупо похихикала. Холод их не страшил, тела грел алкоголь.
– А давайте, да, давайте! – соглашалась Светлана Григорьевна отвердевшим от хмеля голосом – всё по закону, всё по правилам, пусть катится к этой своей шлюхе!
– Ой-ой, Светочка, вам больше ни-ни – упрашивала химичка.
– Чего это ни-ни? Мы только начали, Сергей – Парфенов протянул бутылку мужу химички и тот молча принял её. Он вообще всё делал молча, но всё качественно. Железные кружки застучали, прозвучал очередной пьяный тост и всё продолжилось.
– Я не могу так – бормотала Светочка и вырвалась из сильных рук Вовчика, который битый час уламывал Свету на постель – ты грубый.
– Я грубый? Малыш, знаешь сколько у меня до тебя было? – он сел рядом с ней, она накинула куртку. Ей всё не нравилось, мял он её как тесто, хотя, по её мнению, с тестом и то бережнее обходятся. Молодая грудь болела и дальше, казалось, всё будет только хуже – ты боишься?
– Конечно боюсь.
– Чего тут бояться, надо только начать, а потом как крышу снесет – он снова хватил её как охапку дров и прижал к себе – тебе понравится, я-то знаю, что и куда.
– И зачем ты мне постоянно говоришь про бывших? Я не хочу ничего знать, у меня никогда не было до тебя – она скинула его руки и Вовчик насупился. Пьяный мозг начинал злиться. Он не так себе это представлял, он вообще мало что себе представлял, потому что до этой ночи не было в его постели ни одной девушки. Как бы он не лил в уши остальным про свою опытность в постельных делах, в действительности боялся не меньше Светочки, но животная похоть и градус в крови правили балом, и он рванул Светочку к себе со всей силой.
– Давай уже, быстрее начнем, быстрее закончим – зашептал он – раз и готово. Ну?
– А потому что так и никак иначе. Я мужчина – этим всё сказано – бросил Принц и Таня сложила руки на груди в знак обиды.
– Ты ни черта не понимаешь. Хватит трясти передо мной своей мужикастостью, стань хоть на минуту женщиной.
– Зачем? Я не хочу быть женщиной. Вон глянь на моего отца, он точно знает какое положение, и кто должен занимать в семье. Будь моя мать жива, объяснила бы тебе – он закатил глаза, слабый фонарик, стоящий на полу палатки освещал его лицо – и какого черта мы должны спать в одной палатке? Чтобы всю ночь я слушал твою чушь?
– Так иди спать на улицу – скуксилась Таня. Всё было не так. Они не говорили, а только ругались и конца, и края этому не было. А хотелось любви, как у Светочки, жарких поцелуев, признаний и даже может слез. Но был только не прошибаемый Принц, облаченный в красивую обёртку.
– Вер, Верочка.
– Да тише ты – шикнула на него Верочка и Гриша вздохнул – ругаются чего-то – бормотала она, волнуясь за свою подругу – слышишь?
– Да все ругаются, Принц и Таня ругаются, Вовчик и Светка, ругаются, училка и та чет орет там. Какая разница то? Вер, ну? – он пихнул её в бок, но она даже не обернулась – давай поболтаем, а?
– Ты мешаем мне слушать – она резко на него посмотрела – либо вали отсюда, либо молчи в тряпочку – она снова склонилась на входе в палатку пытаясь разобрать в шуме лагеря слова Светочки, которая была с Вовчиком в соседней палатке.
– Замечательно, лучше бы я с Петросяном остался – Гриша достал бутылку пива, Вовчик основательно запасся и им хватит этого ни на один день. Отпил, успокоился, достал сигареты и закурил, глядя на покатую спину Верочки – бабы.
– Т-ш-ш!
