Рита Мурз
Попутчик
Зашла проводница, с постельным бельём в руках и двумя стаканами чая. Она помогла Владимиру Игоревичу устроиться.
– Если что нужно – зовите, – сказала она, выходя из купе.
– А тебе, Лидочка?
– Нет, милый, – губы Лиды искривились, она пыталась улыбнуться, но страх, вспыхнувший в её глазах, на несколько секунд сковал тело. Она опомнилась, тряхнула головой.
– Поехали, – выдохнула Лида, но Владимиру Игоревичу показалось, что в этом простом «поехали» куда больше смысла, чем он может себе представить.
Поезд тронулся, колёса мерно стучали, мимо проносились поля, дома, столбы и небо с бесконечной вереницей облаков.
– А вы в Санкт-Петербург едете? – спросил Лука.
– Да, – кивнул старичок. – Хотелось бы в Ленинград, да туда уж поезд не идёт.
– А что в Ленинграде?
– Жизнь моя, – Владимир Игоревич вздохнул и задумался.
Ненадолго в воздухе зависло молчание, старик вспоминал события давно минувших дней, Лука тихо ждал. Владимир Игоревич снова тяжело вздохнул, вытер платком глаз, то ли попало что, то ли прослезился, а потом сказал:
– Было время, я так же ехал на поезде, а в Ленинграде ждали меня. Друг ждал и любимая девушка.
– Что же случилось?
– Приглашение мне пришло из Риги, на работу позвали, перспективы обещали. А в Ленинграде что? Место в университете да комнатка в общежитии. А тут Рига.
– И вы поехали?
– Да, не вышел я в Ленинграде, дальше поехал. И с тех пор жалею.
– Не сложилось? – спросил Лука.
Владимир Игоревич горько усмехнулся.
– Наоборот, как нельзя лучше всё произошло. Дослужился я до доктора наук, преподавал, за границу в экспедиции ездил, женился… – старик опустил голову, нахмурился. – Потом развёлся, с дочкой уже пять лет не виделся, да и до этого мало с ней времени проводил. В девяностые трудно пришлось, я домой, на юг вернулся. Устроился в университет. И вроде всё хорошо, и жизнь красивая и местами счастливая была, но такое чувство, что не моя. Как бы мне хотелось вернуться в тот шестьдесят пятый, в тот поезд, чтобы выйти в Ленинграде, на перрон, где ждали меня.
– Ну а если бы не удалась эта жизнь?
– Да и чёрт с ней, – махнул рукой Владимир Игоревич. – Главное знаешь что? С другом бы не разругался, и девушка со мной бы была. Я ведь кроме неё никого в жизни так не любил.
Поезд въехал в ночь, в окнах мигали ровные ряды фонарей на фоне тёмного залитого туманом неба. Лука спал, а к Владимиру Игоревичу сон никак не шёл. Старик долго вертелся, не мог найти удобного положения, потом сел. В стакане звенела ложка, так же как и много лет назад. Кое-что в этой жизни не меняется. Владимира Игоревича накрыла волна воспоминаний и сожалений, он смахнул слезу, выкатившуюся на щёку, и вышел из купе.
Здесь было так же тихо, только потрескивали лампочки на потолке, да стучали колёса. Пассажиры спали, в тамбуре курил мужчина в клетчатой рубашке. Дым клубился под потолком и таял, сигарета всё уменьшалась и, наконец, прогорела до самого фильтра. Мужчина выкинул окурок в пепельницу и подошёл к старику, который стоял и смотрел в темноту за окном.
– Не выходите, – произнёс мужчина низким хриплым голосом.
– Что? – не понял Владимир Игоревич и посмотрел на собеседника.
Измученный человек с застывшим отчаянием на лице, смотрел на старика холодными мутными глазами. Худые руки мужчины безвольно болтались, не было сил ими двигать. Жить уже не было сил. Он просто ехал в тринадцатом вагоне с попутчиком и иногда курил, чтобы не забыть, как дышать.
– Я говорю, не выходите, – повторил мужчина и тяжело сглотнул. – Лучше не будет. В конце концов, вы опять окажетесь в этом вагоне.
Мужчина качнул головой и ушёл к себе, щелкнул замок в двери, оставив Владимира Игоревича в полной растерянности.
