Рита Мурз
Попутчик
– Лучшей жизни не бывает, есть только твоя и чужая.
– Так зачем же вы хотите выйти в Ленинграде? – усмехнулся Лука.
– Чтобы прожить свою жизнь, от которой я когда-то отказался.
– Забавно, – сказал Лука и снова лег, отвернувшись к стене.
Лучи яркого солнца били в стекло, заливая светом вагон.
– Владимир Игоревич, просыпайтесь, – Лука легонько тряс старика за плечо. – Ваша станция.
Владимир Игоревич встал, оделся и вышел в тамбур.
– Прощайте, – сказал он Луке.
– До встречи, – ответил тот.
– Приехал, – сообщил старик проводнице.
– Да, в Ленинград приехали, – Лида сочувственно на него посмотрела, и в глазах её читалась мольба. Она будто просила: «Не выходите на перрон. Не делайте ошибку".
Владимир Игоревич выглянул из вагона. На дворе стоял тот самый тысяча девятьсот шестьдесят пятый год, а с перрона молодому Володе махал его лучший друг, и рядом стояла девушка, она так долго его ждала, чтобы сказать самые важные на свете слова.
И Владимир Игоревич вышел из вагона уже не стариком, а молодым парнем, у которого ещё вся жизнь была впереди. Но не успел он подойти к своему другу, как услышал голос Лиды:
– Стой! Не твоя станция!! – кричала проводница.
Но мужчина в клетчатой рубашке её не слушал, он бежал по перрону подальше от тринадцатого вагона и попутчика. И он почти уже добежал до дверей вокзала, но они захлопнулись перед самым носом мужчины. Он рухнул на землю, обхватил голову руками и закричал. То был вопль страшной предсмертной боли.
– Это не твоё время, – сквозь слезы сказала Лида.
А мужчина извивался и кричал, а беспощадное время уничтожало его, убирало ненужное. Сначала исчезли ноги, они рассыпались, будто сделаны были из песка, потом туловище, руки и, наконец, голова. Ветер всё разносил по вокзалу крик обезумевшего человека. А люди проходили мимо, не замечая, как погибает человек.
Лука смотрел на это из окна вагона, и когда человек в клетчатой рубашке исчез и крики затихли, он просто хмыкнул и ушёл к себе. Он ничего другого и не ожидал. Лука не удивился и не расстроился, он разочаровался в предсказуемости человеческого поведения.
– Володя, ты в порядке? – девушка погладила побледневшее лицо своего жениха.
– Да, – ответил он и поцеловал её руку.
Десять лет спустя Владимир Игоревич в кожаной промокшей куртке, оставляя грязные следы, прошёл по мраморному полу вокзала.
– Билет в тринадцатый вагон, с попутчиком, – потребовал он.
Миловидная девушка за маленьким кассовым окном просмотрела свои журналы и ответила:
– Нет его.
– Когда будет?
– Он на Сахалине, может недели через две здесь будет, а может и позже, – она потянулась, её смена уже заканчивалась, и добавила беспощадным звенящим голоском:
– Впрочем, я точно не скажу, он в наших краях уже года три не бывал.
Владимир Игоревич стукнул кулаком по столешнице и отошёл. Сейчас ему чуть больше тридцати лет, волосы чёрные, как уголь, глаза зоркие, руки сильные, а жизнь уже закончилась.
– Семь лет, – возле Владимира Игоревича остановился мужчина, не очень старый, но дряхлый и грязный. – Я его уже сем лет жду.
Владимир Игоревич закрыл руками лицо и простонал. Хотелось кричать, грудь горела, и ненависть закипала. Сейчас он ненавидел весь мир, себя и попутчика. Не надо было выходить в Ленинграде.
– Иногда нам кажется, что исправить ничего нельзя, что вот он конец, – произнёс мужчина и положил руку на плечо Владимиру Игоревичу. – А на самом деле и исправлять ничего не надо, ведь новая жизнь начинается тяжело. Мне без попутчика не обойтись, а ты, может, ещё выберешься.
– Три года уже выбираюсь, только всё глубже закапываюсь.
Долгие двенадцать лет Владимир Игоревич ждал, он каждую неделю по два раза, а иногда и по три приходил на вокзал. И волосы его начали седеть, и глаза слепли, и руки тряслись. Жизнь стала для него непосильной ношей, и только попутчик мог всё исправить. Каждое утро Владимир Игоревич просыпался с мыслью о попутчике, временами сны о тринадцатом вагоне доводили его до безумия. Он вскакивал среди ночи и мчался на вокзал. Он останавливался, когда по переезду шёл поезд, и высматривал свой вагон. Если бы однажды Владимир Игоревич увидел тринадцатый вагон, он бы не раздумывая помчался за ним. Но вагона всё не было.
