Роберт Джордан
Колесо Времени. Книга 2. Великая охота
Перрин наконец-то натянул чистую рубашку и искоса глянул на Ранда. Дюжие плечи и густые курчавые волосы навели Ранда на мысль о раненом медведе. Медведе, который никак не может понять, почему он ранен.
– Перрин, я…
– Если вам угодно шуточки шутить с Айз Седай, – оборвал Перрин, – то это ваше дело, милорд. – Он принялся заправлять рубашку в штаны. – Я как-то не проводил много времени, чтобы… острить – то слово, да? – острить с Айз Седай. Тогда я, значит, всего лишь грубый кузнец, и я могу кому-то мешать, милорд.
Подхватив с пола свою куртку, он двинулся к двери.
– Чтоб мне сгореть, Перрин, прости. Мне было страшно, я думал, что я в беде, – может, был, может, она меня еще не миновала, не знаю, – и я не хотел, чтобы ты и Мэт угодили в кипящий котел вместе со мной. Свет, прошлой ночью все женщины искали меня. Наверное, это часть всех бед, которые на меня обрушились. Я так думаю. И Лиандрин… Она… – Он вскинул руки. – Перрин, поверь мне, тебе ничего из этого совсем не надо.
Перрин остановился, но стоял он лицом к двери, лишь немного повернув голову, – Ранд видел золотистый глаз.
– Искала тебя? Может, они искали всех нас.
– Нет, они искали меня. Хотелось бы мне, чтоб было не так, но я знаю лучше.
Перрин покачал головой:
– Все равно Лиандрин был нужен я. Сам это слышал.
Ранд нахмурился:
– Почему же ей?.. А-а, все равно это ничего не меняет. Слушай, я ляпнул, чего вовсе не надо было. Я не хотел, Перрин. А теперь, пожалуйста, расскажи, что с Мэтом?
– Он спит. Лиане – это та Айз Седай – сказала, что через несколько часов он встанет на ноги. – Перрин недовольно пожал плечами. – По-моему, она врет. Я знаю, Айз Седай никогда не лгут – так, чтобы ты поймал их на вранье, – но она лгала или же что-то скрывала. – Он помедлил, искоса глядя на Ранда. – Ты не хотел всего этого? Мы уйдем отсюда вместе? Ты, я и Мэт?
– Я не могу, Перрин. Не могу сказать почему, но я на самом деле должен уйти оди… Перрин, постой!
Дверь громко захлопнулась за Перрином.
Ранд рухнул на кровать.
– Я не могу сказать тебе, – прошептал он, ударив кулаком по кровати. – Не могу.
«Но теперь можешь уходить, – заметил внутренний голос. – С Эгвейн все будет хорошо, и Мэт оправится через час-другой. Ты можешь сейчас идти. Пока Морейн не передумала».
Ранд уже сел, когда стук в дверь заставил его вскочить на ноги. Если бы вернулся Перрин, то он бы стучать не стал. Стук раздался опять.
– Кто там?
Вошел Лан, захлопнув за собой дверь пяткой. Как обычно, поверх простой куртки из зеленой ткани, почти невидимой в лесу, он носил меч. Но на этот раз высоко на левой руке был повязан широкий золотой шнур, бахрома на его кончиках болталась почти у самого локтя. На банте сверкал приколотый к нему золотой журавль в полете – эмблема Малкир.
– Престол Амерлин желает видеть тебя, пастух. В таком виде тебе идти нельзя. Снимай эту рубашку и расчеши волосы. Ты выглядишь будто стог сена.
Лан рывком распахнул дверцы шкафа и стал перебирать одежду, которую Ранд предполагал здесь оставить.
Ранд как встал, так и стоял столбом; у него было такое ощущение, будто его молотом по голове ударили. В какой-то степени такого оборота событий он ожидал, но был уверен, что успеет уйти раньше, чем последует подобное приглашение. «Она знает! Свет, я уверен в этом».
– Она желает меня видеть? Что ты хочешь сказать? Я же ухожу, Лан. Ты был прав. Вот сейчас я пойду в конюшню, заберу свою лошадь и уйду.
– Ты должен был поступить так минувшей ночью. – Страж кинул на кровать шелковую белую рубашку. – Никто не отказывается от аудиенции у Престола Амерлин, пастух. Даже сам лорд капитан-командор белоплащников. Пейдрон Найол всю дорогу бы планировал, как бы убить ее, если можно это провернуть и убраться живым, но он бы явился к ней. – Он повернулся, приподняв одну из курток со стоячим воротником, которую держал в руках. – Вот эта подойдет. – Широкой полосой золотого шитья взбирались по красным рукавам и вились по обшлагам переплетенные побеги шиповника с длинными колючками. На окаймленном золотой тесьмой воротнике стояли в углах золотые цапли. – Цвет тоже подходящий. – Казалось, он чему-то приятно удивлен или чем-то доволен. – Давай, пастух. Переодевайся. И поживей.
С явной неохотой Ранд потянул через голову простую шерстяную рубаху.
– Я буду чувствовать себя круглым дураком, – проворчал он. – Шелковая рубашка! Я в жизни не носил шелковых рубашек. И я никогда не носил такую нарядную куртку, даже по праздникам. – «Свет, если меня увидит в ней Перрин… Чтоб мне сгореть, после того дурацкого разговора, будто я – лорд; если он увидит меня в этом, то моих объяснений и слушать не станет».
– Пастух, ты не можешь предстать перед Престолом Амерлин одетый будто какой-то конюх только-только из конюшни. Дай-ка взглянуть на твои сапоги. Ладно, сойдет. Ну, давай одевайся, одевайся. Нельзя заставлять Амерлин ждать. Меч не забудь.
– Меч! – Шелковая рубашка на голове заглушила вскрик-взвизг Ранда. Он рывком натянул на себя рубашку. – На женскую половину? Лан, если я пойду на аудиенцию к Престолу Амерлин – к Престолу Амерлин! – с мечом, она…
– Ничего не поделаешь, – сухо оборвал излияния Ранда Лан. – Если Амерлин опасается тебя – а для тебя будет умнее думать, что она не опасается, поскольку мне не известно ничего, что способно испугать эту женщину, – то не из-за меча. Теперь запоминай: когда окажешься перед нею, преклони колено. Только помни – встань на одно колено! – резко прибавил он. – Ты не какой-нибудь купчишка, пойманный на обвесе. Может, тебе лучше попрактиковаться?
– Думаю, я знаю, как это делается. Я видел, как гвардейцы вставали на колено перед королевой Моргейз.
Призрак улыбки коснулся губ Стража.
– Да, делай точно так же, как они. Это даст им пищу для размышлений.
Ранд нахмурился:
– Почему ты говоришь мне об этом, Лан? Ты ведь Страж, а ведешь себя так, словно ты на моей стороне.
– Я на твоей стороне, пастух. Чуть-чуть. Ровно настолько, чтобы немного помочь. – Лицо Стража оставалось каменным, и сочувственные слова, произнесенные этим суровым голосом, звучали странно. – С той подготовкой, что я тебе преподал, вряд ли я увижу тебя хныкающим или пресмыкающимся. Колесо всех нас вплетает в Узор так, как оно того желает. В этом отношении у тебя свободы гораздо меньше, чем у большинства прочих, но с помощью Света ты сумеешь встретить будущее, стоя прямо. Помни, кто такая Престол Амерлин, пастух, и выкажи ей надлежащее почтение, но сделай то, что я тебе сказал, и ты без стыда и страха посмотришь ей в глаза. Ладно, не стой разинув рот. Лучше рубашку заправь.
Ранд захлопнул рот и заправил рубашку. «Помнить, кто она такая? Чтоб я сгорел, чего бы я ни отдал, лишь бы забыть, кто она такая!»
Пока Ранд натягивал красную куртку и застегивал пояс с мечом, Лан продолжал без перерыва инструктировать его. Что сказать и кому и чего не говорить. Что делать и чего не делать. Даже как двигаться. Ранд не был уверен, что сумеет все запомнить, – бо́льшая часть наставлений звучала странно, и их легко было забыть, – а юноша почему-то уверен был: что бы он ни забыл, именно из-за этого-то Айз Седай на него рассердятся. «Если они еще не рассердились. Если Морейн рассказала Престолу Амерлин, то кому еще рассказала?»
– Лан, почему я не могу уйти прямо сейчас, как планировал? Пока она узнает, что я не пришел, я уже галопом буду скакать в лиге от городских стен.
– И не успеешь отъехать на две, как за тобой вдогонку она вышлет следопытов. Если Амерлин чего-то хочет, пастух, то она это получает. – Он поправил пояс на талии у Ранда, чтобы тяжелая пряжка оказалась по центру. – То, что я делаю, – это самое лучшее, что я могу сделать для тебя. Ты уж поверь.
– Но зачем все это? Что это все означает? Почему я должен прикладывать руку к сердцу, когда встает Престол Амерлин? Почему нужно отказываться от всего, кроме воды, – нельзя сказать, что я горю желанием с ней пообедать, – а потом тонкой струйкой пролить на пол и сказать: «Земля истомилась от жажды»? А если она спросит, сколько мне лет, почему я должен говорить, что столько, сколько прошло с тех пор, как я получил меч? Из того, что ты мне говоришь, я и половины не понимаю.
– Три капли, овечий пастух, не вздумай лить воду. Ты капнешь только три капли. Позже ты поймешь, а сейчас – просто запоминай. Отнесись к этому как к принятому обычаю. Амерлин поступит с тобой так, как должна. Если считаешь, что можешь обойтись без всего этого, тогда ты, наверное, можешь, как Ленн, улететь на луну. Убежать тебе не удастся, но, может, не потеряешь духа на время, а то и сумеешь сохранить хотя бы свою гордость. Испепели меня Свет, я, скорей всего, напрасно время теряю, но ничего лучшего мне не сделать. Стой спокойно.
Из кармана Страж достал длинный отрезок широкого, с бахромой золотого шнура и обвязал его вокруг левого предплечья Ранда, скрепив замысловатым узлом. На узел он приколол значок – красный эмалевый орел, расправивший крылья.
– Я собирался его тебе подарить, а сейчас или потом – какая разница. Это заставит их задуматься.
Теперь уже не оставалось никаких сомнений. Страж улыбался.
Ранд с тревогой опустил взор на значок. Калдазар. Красный орел Манетерен.
– Заноза в ноге Темного, – прошептал он, – и куманика в руке его. – Ранд перевел взгляд на Стража. – Лан, Манетерен давно погибла и позабыта. Теперь это всего лишь название в книге. Есть просто Двуречье. Чем бы иным я ни был, я – пастух и фермер. Вот и все.
– Что ж, пастух, меч, который нельзя сломать, в конце концов разлетелся вдребезги, но бился он с Тенью до последнего часа. Есть один закон, превыше прочих, – быть мужчиной. Что бы ни случилось, стой твердо на ногах и встречай все смело. Ну, готов? Престол Амерлин ждет.
Ощущая холодный комок под ложечкой, Ранд шагнул вслед за Стражем в коридор.
Глава 8
Дракон Возрожденный
Ранд шагал рядом со Стражем и чувствовал, что его ноги деревенеют. Он был взволнован до крайности. «Стой твердо на ногах и встречай все смело». Легко Лану говорить. Его-то не призвала к себе Престол Амерлин. Он-то не гадает сейчас, не укротят ли его еще до исхода дня, а то и чего похуже. Ранд чувствовал себя так, будто что-то застряло в горле – и не проглотить, как ни хотелось.
В коридорах было полно народа, слуги торопились по обычным утренним делам, у воинов поверх повседневной одежды висели мечи. Рядом со взрослыми держались несколько мальчиков с небольшими учебными мечами, копируя походку и манеры старших. Никаких следов схваток не осталось, но даже вокруг детей в воздухе чувствовались напряжение и настороженность. Взрослые мужчины выглядели будто коты, ожидающие стаю крыс.
Ингтар окинул Ранда и Лана, проходивших мимо него, странным, почти встревоженным взглядом, открыл было рот, но так ничего и не сказал. Каджин, высокий, худой, с землистого цвета лицом, потряс кулаками над головой и воскликнул: «Тай’шар Малкир! Тай’шар Манетерен!» «Истинная кровь Малкир. Истинная кровь Манетерен».
Ранд вздрогнул. «Свет, почему он так сказал? Не будь дураком. Они здесь все знают про Манетерен. Им известна каждая старая история, если в ней упоминается сражение. Чтоб мне сгореть, нужно взять себя в руки!»
Лан поднял в ответ свои кулаки:
– Тай’шар Шайнар!
Если броситься бежать, сумеет ли он затеряться в толпе и потом добраться до лошади? «Если она отправит за мной следопытов…» С каждым шагом напряжение в душе Ранда становилось все сильнее.
Когда они подходили к женской половине, Лан вдруг отрывисто скомандовал:
– «Кот пересекает двор замка»!
Вздрогнув, Ранд инстинктивно начал идти так, как его учили: спина прямая, но каждый мускул расслаблен, словно бы тело свисает на веревке, закрепленной на макушке головы. Это была расслабляющая, снимающая напряжение, почти надменная походка. Расслабленная наружно; внутри Ранд ничего похожего, конечно, не чувствовал. Времени удивляться своему поведению не оставалось. Они с Ланом свернули в последний коридор и зашагали нога в ногу.
Когда Ранд и Лан подошли ближе, женщины у входа на женскую половину спокойно подняли на них глаза. Некоторые сидели за столами-пюпитрами, проверяя гроссбухи и иногда внося записи. Другие вязали или работали с иглой и пяльцами. За работой присматривали дамы в шелках и женщины в ливреях. Арочные двери были открыты, их никто не охранял, не считая самих женщин. Большего и не требовалось. Ни один шайнарец-мужчина не вошел бы сюда без приглашения, но любой шайнарец-мужчина при необходимости грудью встал бы на защиту этой двери и был бы до глубины души потрясен, возникни необходимость ее защищать.
В животе у Ранда что-то сжалось, перевернулось, во рту появился резкий кислый привкус. «Они лишь разок взглянут на наши мечи и дадут от ворот поворот. Ладно, этого-то ведь я и хочу? Если они нас развернут, может, я и сумею улизнуть. Если они не позовут стражу из-за нас». Словно утопающий за соломинку, Ранд держался за стойку, лишь она не давала ему тут же развернуться и броситься наутек.
Одна из дам леди Амалисы, круглолицая женщина по имени Нисура, отложила свою вышивку и, когда Ранд с Ланом подошли ближе и остановились, встала. Ее взгляд пробежался по их мечам, она поджала губы, но не обмолвилась об оружии ни словом. Все женщины оставили свои дела и стали смотреть за происходящим молча и напряженно.
– Почтение вам обоим, – произнесла Нисура, слегка наклонив голову. Она бросила взгляд на Ранда столь мимолетный, что он не был уверен, заметил он его на самом деле или взгляд ему почудился; этот взгляд напомнил Ранду рассказ Перрина. – Престол Амерлин ждет вас.
Она сделала знак рукой, и две другие дамы – не слуги, им оказали честь – шагнули вперед в качестве эскорта. Женщины поклонились на волосок ниже, чем Нисура, и жестом пригласили мужчин проходить под арку. Обе искоса глянули на Ранда и больше на него не смотрели.
«Искали ли они всех нас или только меня? Почему всех?»
Внутри они сразу привлекли взгляды, которые Ранд и ожидал, – двое мужчин на женской половине, где мужчины редкие гости, – а при виде их мечей приподнялась не одна бровь, но никто из женщин ничего не сказал. За спиной у себя двое мужчин оставляли шушукающиеся группки, тихие разговоры были едва слышны Ранду, и ему ничего не удавалось разобрать. Лан шагал так, словно ничего и не замечал. Ранд шел рядом, на шаг позади эскорта, жалея, что не слышит ни слова.
А вскоре они достигли покоев Престола Амерлин, у двери в коридоре стояли три Айз Седай. Высокая Айз Седай, Лиане, держала увенчанный золотым пламенем жезл. Двух других – судя по бахроме, одна из Белой, вторая из Желтой Айя – Ранд не знал. Правда, лица их он помнил – обращенные к нему, когда он бежал по этим самым коридорам. Гладкие лица Айз Седай со все понимающими глазами. Они разглядывали его, дугой выгнув брови и поджав губы. Сопровождавшие Лана и Ранда женщины, присев в реверансе, препоручили их вниманию Айз Седай.
С легкой улыбкой Лиане оглядела Ранда. Несмотря на улыбку, голос прозвучал резко и энергично:
– Что ты принес к Престолу Амерлин сегодня, Лан Гайдин? Юного льва? Лучше не позволить никому из Зеленых увидеть его, а то не успеет он и глазом моргнуть, как одна из них свяжет его с собой узами. Зеленые любят делать это, когда они молоды.
Ранд задумался, возможно ли, чтобы холодный пот прошиб человека под кожей, – именно такое у него сейчас было ощущение. Ему хотелось посмотреть на Лана, но эту часть наставлений Стража он помнил.
– Я – Ранд ал’Тор, сын Тэма ал’Тора, из Двуречья, которое некогда называлось Манетерен. Меня призвала к себе Престол Амерлин, Лиане Седай, и вот я пришел. Я готов.
Ранд удивился, что голос его ни разу не дрогнул.
Лиане моргнула, и ее улыбка сменилась задумчивым выражением.
– Считалось, что он – пастух, Лан Гайдин? Этим утром он не был так в себе уверен.
– Он – мужчина, Лиане Седай, – твердо заявил Лан, – не больше и не меньше. Мы те, кто мы есть.
Айз Седай покачала головой:
– С каждым днем мир становится все страннее. Того и гляди кузнец наденет корону и заговорит высоким слогом. Ждите здесь.
Она исчезла за дверями, чтобы известить о пришедших.
Лиане отсутствовала всего пару минут, но Ранд чувствовал себя не очень уютно, ловя на себе взгляды оставшихся Айз Седай. Он старался смотреть в ответ спокойно и бесстрастно, как говорил ему Лан, и те, перешептываясь, склонили друг к дружке головы. «О чем они говорят? Что знают? Свет, они что, собираются укротить меня? Про это Лан говорил: встречать смело, твердо стоя на ногах, что бы ни случилось?»
Вернулась Лиане, жестом пригласив Ранда войти. Когда Лан двинулся следом за ним, она преградила Стражу дорогу, наклонив свой жезл:
– Не ты, Лан Гайдин. У Морейн Седай есть для тебя задание. Твой львенок сам себя защитить сумеет.
Дверь за Рандом захлопнулась, но до этого он еще услышал голос Лана, энергичный и твердый, но тихий – только для него одного: «Тай’шар Манетерен!»
В комнате по левую руку сидела Морейн, по правую – одна из Коричневых Айз Седай, которую Ранд видел в подземелье, но взгляд его приковала к себе женщина, расположившаяся в высоком кресле за широким столом. Занавеси над бойницами были наполовину опущены, но в эти «окна» позади нее прорывалось недостаточно света, ее лицо стало трудноразличимо. Но он все же узнал ее. Престол Амерлин.
Ранд быстро преклонил колено, левая рука – на эфесе меча, правый кулак уперт в узорный ковер, голова – склонена.
– Вы призвали меня к себе, мать, и вот я пришел. Я готов.
Он поднял голову, успев заметить, как приподнялись ее брови.
– Так уж и готов, юноша? – Ее, казалось, забавляло происходящее – если судить по голосу. Но было в голосе еще что-то, чего он не сумел определить. И забавляющейся она никак не выглядела. – Встань, юноша, и позволь мне взглянуть на тебя.
Ранд выпрямился и постарался, чтобы лицо оставалось спокойным. Не сжать кулаки потребовало усилий. «Три Айз Седай. Сколько нужно для укрощения мужчины? За Логайном они послали дюжину или больше. Может Морейн сделать такое со мной?» Он встретился с Престолом Амерлин взглядами. Она смотрела на него не мигая.
– Сядь, юноша, – наконец сказала она, указывая на стул со спинкой из перекладин, который был поставлен прямо перед столом. – Боюсь, разговор будет долгим.
– Благодарю, мать. – Он наклонил голову, потом, как ему говорил Лан, взглянул на стул и коснулся меча. – С вашего позволения, я останусь стоять. Стража еще не завершена.
Престол Амерлин раздраженно хмыкнула и повернулась к Морейн:
– Ты оставила его на Лана, дочь моя? Будет и так трудно – и без того, чего он нахватался от Стража.
– Лан обучал всех мальчиков, мать, – спокойно отвечала Морейн. – Немного больше времени он уделил ему потому, что у него был меч.
Коричневая Айз Седай шевельнулась на стуле:
– Гайдины горды и упрямы, мать, но полезны. Я не смогла бы без Томаса, и вы не хотели бы потерять Алрика. От нескольких Красных я даже слышала, как они говорили: мол, иногда им жаль, что у них нет Стража. И Зеленые, конечно же…
Сейчас три Айз Седай совершенно не замечали Ранда.
– Этот меч… – произнесла Амерлин. – Если не ошибаюсь, клинок со знаком цапли. Как он попал к нему?
– Тэм ал’Тор еще юношей оставил Двуречье. Он вступил в армию Иллиана и провоевал в Белоплащниковой войне и в двух последних войнах с Тиром. Со временем он дорос до мастера клинка и стал вторым капитаном Спутников. После Айильской войны Тэм ал’Тор вернулся в Двуречье с женой из Кэймлина и с мальчиком-младенцем. Эти сведения могли многое спасти, узнай я об этом раньше, но узнала я лишь сейчас.
Ранд вытаращился на Морейн. Он знал, что Тэм уходил из Двуречья и вернулся с женой-чужестранкой и с мечом, но остальное… «Откуда она все это узнала? Не в Эмондовом Лугу. Если только Найнив не рассказала ей больше того, что когда-то рассказывала мне. Мальчик-младенец. Она не говорит – его сын. Но ведь так оно и есть».
– Против Тира. – Престол Амерлин слегка нахмурилась. – Что ж, в тех войнах хватало вины с обеих сторон. Глупцы-мужчины, которые предпочтут драться, а не договариваться. Можешь сказать, Верин, подлинный ли клинок?
– Есть способы проверить, мать.
– Тогда возьми его и проверь, дочь моя.
Три женщины даже не смотрели на Ранда. Он отступил на шаг, крепко сжимая рукоять.
– Мне этот меч дал мой отец! – гневно сказал он. – Никто не отберет его у меня.
Только потом он сообразил, что Верин даже не подумала сдвинуться с места. Ранд посмотрел на женщин смущенно, стараясь восстановить самообладание.
– Итак, – заключила Престол Амерлин, – в тебе есть кое-какой огонь, не считая того, что вложил Лан. Тебе он понадобится.
– Я тот, кто я есть, мать, – сумел вымолвить он достаточно спокойно. – Я готов к тому, что грядет.
Престол Амерлин поморщилась:
– Лан крепко вбил это в тебя. Послушай меня, юноша. Через несколько часов на розыски похищенного Рога отправится Ингтар. Твой друг Мэт поедет с ним. Полагаю, твой другой друг – Перрин, да? – тоже. Не хочешь составить им компанию?
– Мэт и Перрин уезжают? Почему? – Запоздало он вспомнил о почтительности и добавил: – Мать.
– Тебе известно о кинжале, который нес с собой твой друг? – По изгибу ее губ было ясно, что́ она думает о кинжале. – Он тоже похищен. Пока кинжал не найден, связь между клинком и Мэтом нельзя оборвать окончательно, и твой друг погибнет. Если хочешь, можешь отправиться с ним. Или остаться здесь. Нет никаких сомнений, что лорд Агельмар разрешит тебе оставаться гостем сколько пожелаешь. Я сегодня тоже уезжаю. Морейн Седай будет сопровождать меня, как и Эгвейн и Найнив, так что ты, если останешься, останешься один. Выбор – за тобой.
Ранд уставился на Амерлин. «Она говорит, что я могу идти куда хочу. Ради этого она меня сюда вызвала? Мэт умирает!» Он глянул на Морейн, невозмутимо сидящую со сложенными на коленях руками. Вид у нее был такой, словно менее всего ее интересовало, куда он уйдет. «На какой путь вы, Айз Седай, меня толкаете? Чтоб я сгорел, но я пойду другим. Но раз Мэт умирает… Я не могу его бросить. Свет, но как же нам найти этот кинжал?»
– Тебе не обязательно говорить сейчас о своем выборе, – сказала Амерлин. Ее, казалось, это тоже не интересовало. – Но ты должен решить до отъезда Ингтара.
– Я поеду с Ингтаром, мать.
Престол Амерлин рассеянно кивнула:
– Теперь, когда мы разобрались с этим, можно перейти к делам поважнее. Мне известно, юноша, что ты способен направлять Силу. Что ты скажешь?
У Ранда отвалилась челюсть. Произнесенные небрежным тоном, слова Амерлин врезали по нему, охваченному тревогой за Мэта, не слабее, чем захлопывающаяся амбарная дверь. Ответы и указания Лана волчком закружились в голове. Ранд, облизывая губы, хлопал глазами и смотрел на Амерлин. Одно дело – предполагать, что она знает, и совершенно другое – вдруг выяснить, что ей и в самом деле об этом известно. На лбу выступил пот.
Ожидая ответа, Амерлин подалась вперед в своем кресле, но у Ранда было чувство, что ей хотелось отодвинуться подальше. Он помнил, что сказал Лан. «Если она опасается тебя…» Ему захотелось рассмеяться. Если она опасалась его.
– Нет, не могу. То есть… Нарочно я этого не делаю. Это просто случается. Я не хочу на… направлять Силу. Больше я не стану никогда этого делать. Клянусь.
– Не хочешь, – произнесла Престол Амерлин. – Что ж, очень мудро с твоей стороны. И к тому же глупо. Кое-кого возможно обучить направлять, большинство – нельзя. Правда, от рождения не многие обладают задатками для этого. Рано или поздно они обретают способность владеть Единой Силой – хотят они того или нет, это столь же несомненно, как то, что из икринок рождается рыба. Ты будешь продолжать направлять ее, юноша. Тут ты бессилен, ничего не поделаешь. И лучше бы тебе научиться направлять, научиться контролировать ее, иначе тебе не прожить достаточно долго, ты просто сойдешь с ума. Единая Сила убивает тех, кто не в состоянии справиться с ее потоком.
– А как же мне научиться? – спросил он. Морейн и Верин просто сидели, невозмутимо наблюдая за ним. «Будто паучихи». – Как? Морейн говорит, что она ничему меня научить не может, а я сам понятия не имею, как или чему учиться. Да и не хочу я. Я хочу покончить с этим. Как вы не поймете? Покончить!
– Я сказала тебе правду, Ранд, – заметила Морейн. Она говорила таким тоном, будто они вели приятную беседу. – Те, кто мог обучить тебя, мужчины Айз Седай, три тысячи лет мертвы. Ни одна из живущих ныне Айз Седай не может обучить тебя прикосновению к саидин – не в большей степени, чем ты сумеешь научить прикасаться к саидар. Птице не научить рыбу летать, а рыба не научит птицу плавать.
– Всегда считала эту поговорку неверной, – вдруг вмешалась Верин. – Есть птицы, которые ныряют и плавают. И в Море штормов есть рыбы, которые летают, – с длинными плавниками, которые раскидывают в стороны, будто распростертые руки, и с клювами будто мечи, которые могут вонзиться… – Она смешалась, слова словно застряли в горле, смутилась. На нее без всякого выражения на лице взирали Морейн и Амерлин.
Возникшей паузой Ранд воспользовался для того, чтобы постараться хоть как-то взять себя в руки. Как давным-давно учил его Тэм, он представил себе в мыслях язык пламени и скормил ему все свои страхи, стремясь добиться пустоты, ее неподвижности и спокойствия, уйти в ничто. Пламя росло, пока не объяло все, пока не стало слишком большим, – его уже было не сдержать в воображении. После чего оно исчезло, оставив после себя чувство покоя. На границах пустоты все еще подрагивали, трепетали чувства – черные кляксы страха и гнева, но пустота держалась. Словно голыши по льду, скользнули по ее поверхности мысли. Айз Седай оставили Ранда без внимания на считаные секунды, но, когда они повернулись к нему опять, лицо его было совершенно бестрепетным.
– Почему вы так разговариваете со мной, мать? – спросил Ранд. – Вы бы должны укрощать меня.
Престол Амерлин нахмурилась и повернулась к Морейн:
– Этому его Лан научил?
– Нет, мать. Это – от Тэма ал’Тора.
– Почему? – повторил вопрос Ранд.
Престол Амерлин посмотрела ему прямо в глаза и сказала:
– Потому что ты – Дракон Возрожденный.
Ничто подернулось рябью. Мир зашатался. Все вокруг словно завертелось. Ранд сосредоточился на ничто, и пустота вернулась, мир выровнялся.
– Нет, мать. Я могу направлять, да поможет мне Свет, но я – не Раолин Проклятие Тьмы, не Гвайр Амаласан, не Юриэн Каменный Лук. Вы можете укротить меня, или убить, или отпустить, но я не стану прирученным Лжедраконом на поводу у Тар Валона.
Он услышал, как ахнула Верин, увидел расширенные глаза Амерлин – взгляд твердостью не уступал голубому камню. Этот взгляд нисколько не взволновал Ранда; он лишь скользнул по внутренней пустоте.
– Где ты услышал эти имена? – требовательно спросила Амерлин. – Кто сказал тебе, будто Тар Валон дергает за нити каждого Лжедракона?
– Один друг, мать, – ответил Ранд. – Менестрель. Его звали Том Меррилин. Теперь он мертв.
Морейн что-то произнесла, и он поглядел на нее. Она заявляла, что Том не погиб, но ничем не могла доказать свои слова, а он не понимал, как человек может выйти живым из рукопашной схватки с Исчезающим. Мысль была чуждой и ненужной, и она исчезла. Существовали теперь лишь ничто и единство.
– Ты – не Лжедракон, – твердо сказала Амерлин. – Ты – настоящий Возрожденный Дракон.
– Я – пастух из Двуречья, мать.
– Дочь моя, расскажи ему. Юноша, узнай подлинную историю. Слушай внимательно.
Морейн начала рассказ. Ранд не отрывал взгляда от лица Амерлин, но слушал.
– Почти двадцать лет назад Айил перевалили через Хребет Мира, Драконову Стену, – так они сделали всего лишь однажды, и именно в тот раз. Они опустошили Кайриэн, разбили все высланные против них армии, сожгли сам город Кайриэн и с боем прошли весь путь до Тар Валона. Стояла зима, шел снег, но холод или жара мало значат для Айил. Решающая битва, последняя по счету, кипела подле Сияющих Стен, в тени Драконовой горы. Три дня и три ночи сражения – и Айил заставили отступить. Или, вернее, они отступили, так как свершили то, ради чего пришли, – убили короля Ламана Кайриэнского за его прегрешение против Древа. Тогда-то и началась моя история. И твоя.
«Они хлынули через Драконову Стену, будто поток. До самых Сияющих Стен». Ранд обождал, пока воспоминания затушевались, но он слышал голос Тэма – Тэма, больного, в бреду, приподнимающего завесу тайны над своим прошлым. Голос цепко держался по ту сторону ничто, настойчиво пробиваясь внутрь.
– Тогда я была одной из принятых, – продолжала Морейн, – как и мать наша, Престол Амерлин. Вскоре нас должны были возвести в ранг сестер, и тем вечером мы состояли при тогдашней Амерлин. С ней была и ее хранительница летописей Гайтара Моросо. Все остальные полноправные сестры, даже Красные, были заняты Исцелением – так много оказалось раненых. Наступил рассвет. Огонь в камине не мог отогнать холод. Снегопад в конце концов прекратился, но в покоях Амерлин, в Белой Башне, мы чувствовали дым от пепелищ деревень, сгоревших во время сражения.
«В битве всегда жарко, даже в снегу. Нужно уйти от запаха смерти». Голос бредящего Тэма царапался в лишенную содержания тишину внутри Ранда. Пустота затрепетала, сжалась, сделалась устойчивей, вновь заволновалась. Взгляд Амерлин буравил Ранда. Он опять ощутил на лице пот.
– Это все было горячечным бредом, – сказал он. – Он был болен. – Он повысил голос. – Меня зовут Ранд ал’Тор. Я – пастух. Мой отец – Тэм ал’Тор, а моей матерью была…
Морейн остановилась, дав юноше сказать, но теперь ее тот же, ни в чем не изменившийся голос, тихий и неумолимый, оборвал его слова:
– «Кариатонский цикл» – Пророчества о Драконе – утверждает, что Дракон возродится на склонах Драконовой горы, там, где погиб во время Разлома Мира. У Гайтары Седай иногда бывали Предсказания. Она была стара, с волосами белыми, как снег за окном, но Предсказания ее были твердыми и имеющими силу. Я подавала ей чашку с чаем, утренний свет пробивался в окна все сильнее. Престол Амерлин спросила меня о вестях с поля битвы. А Гайтара Седай встала со стула, негнущиеся руки и ноги дрожали, а лицо такое, будто она заглянула в Бездну Рока у Шайол Гул, и она выкрикнула: «Он вновь рожден! Я чувствую его! Дракон сделал свой первый вдох на склоне Драконовой горы! Он идет! Он идет! Да поможет нам Свет! Да поможет Свет миру! Он лежит на снегу и орет, будто гром! Он пылает, будто солнце!» И мертвая рухнула мне на руки.
«Склон горы. Слышу плач ребенка. Родила здесь одна, перед смертью. Ребенок весь посинел от холода». Ранд попытался отогнать прочь голос Тэма. Пустота сжалась.
– Горячечный бред, – выдохнул он. «Я не мог бросить ребенка». – Я родился в Двуречье. – «Всегда знал, что ты хочешь детей, Кари». Ранд отвел глаза от Амерлин, испытующе глядевшей на него. Попытался изо всех сил удержать пустоту. Он понимал, что это не тот способ, но она все сжималась и сжималась. «Да, любимая. Ранд – хорошее имя». – Я… Ранд… ал’Тор! – Ноги у него дрожали.
