Роберт Джордан
Колесо Времени. Книга 2. Великая охота
Глава 2
Радушная встреча
Обтесанные каменные стены залов крепости Фал Дара, скудно декорированные простыми, но элегантными гобеленами и разукрашенными драпировками, гудели от известий о скором появлении Престола Амерлин. Туда и сюда чуть ли не бегом носились слуги в черно-золотом, озабоченные тем, чтобы приготовить для гостей покои, или тем, чтобы доставить распоряжения на кухни; то и дело кто-то из них сокрушался и вздыхал, что им не успеть приготовить все для столь значительной особы, раз они не были своевременно предупреждены. Темноглазые воины с обритыми головами, за исключением пучка волос, перевязанного кожаным ремешком, не бежали, но спешка подталкивала их в спину, а лица сияли от возбуждения, обычно приберегаемого для битвы. Кое-кто из солдат заговаривал с торопящимся по коридору Рандом.
– А, вот и ты, Ранд ал’Тор! Да покровительствует мир твоему мечу! Торопишься переодеться? Наверно, тебе захочется выглядеть получше, когда тебя представят Престолу Амерлин. Будь уверен, она захочет увидеть тебя и твоих друзей, да и женщин тоже.
Ранд бегом направился к широкой лестнице, по которой могли свободно пройти в ряд двадцать человек и которая вела наверх, на мужскую половину.
– Сама Амерлин прибыла без всякого предупреждения, почти как торговец-разносчик. Должно быть, из-за Морейн Седай и вас, южан, а? Из-за чего же еще?
У дверей в мужскую половину, широких, окованных железом, теперь распахнутых настежь, толпились мужчины с обритыми головами – лишь на макушке у них были оставлены пучки волос, похожие на хохолки или чубы, – и приглушенно переговаривались о прибытии Амерлин. От множества голосов в коридоре висело монотонное гудение.
– Эй, южанин! Амерлин здесь. Прибыла ради тебя и твоих друзей, наверное. Мир, что за честь для вас! Она редко покидает Тар Валон, а в Пограничные земли ни разу не приезжала на моей памяти…
Ранд отвечал немногословно. Ему нужно умыться. Найти чистую рубашку. На разговоры мало времени. Они понимающе кивали и пропускали юношу. Никто из них не знал сути происходящего, за исключением того, что он со своими друзьями путешествовал вместе с Айз Седай, что двое из его друзей – женщины, собирающиеся отправиться в Тар Валон обучаться на Айз Седай, но слова мужчин ранили, вонзаясь в душу, словно шайнарским солдатам было известно все. «Она прибыла сюда из-за меня».
Ранд вихрем промчался через мужскую половину, ворвался в комнату, в которой жил вместе с Мэтом и Перрином… и застыл как примороженный, с разинутым от изумления ртом. В комнате оказалось полно женщин в черно-золотом, все сосредоточенно занимались своим делом. Помещение было небольшим, а с такими окнами – пара высоких узких бойниц для стрел, – выходившими в один из внутренних двориков, комната ничуть не казалась просторнее. Три кровати на выложенных черно-золотой плиткой возвышениях, в изножье каждой – сундук, еще три простых стула, умывальник у двери, а в углу громоздится высокий широкий гардероб. Восемь женщин в комнате походили на рыб в садке.
Женщины едва взглянули на Ранда и продолжали выгребать из шкафа его одежду – а заодно и Мэтову, и Перринову – и заменяли ее новой. Все обнаруженное в карманах выкладывалось на крышки ларей, а старая одежда была небрежно, будто ненужное тряпье, связана в узлы.
– Что вы делаете? – спросил Ранд, когда вновь обрел дар речи. – Это же моя одежда!
Одна из женщин фыркнула, просунув палец сквозь прореху в рукаве его единственной куртки, потом кинула ее в кучу на полу.
Другая женщина, черноволосая, с большой связкой ключей на поясе, обернулась к Ранду. Это была Элансу – шатайян крепости. Он считал эту узколицую женщину домоправительницей – хотя дом, что она вела, был крепостью и не один десяток слуг исполнял ее приказания.
– Морейн Седай сказала, что вся ваша одежда износилась, и леди Амалиса распорядилась подарить вам взамен новую… Так что чем меньше вы будете путаться под ногами, – твердо добавила она, – тем скорее мы с этим закончим.
Не многие мужчины смогли бы выдержать натиск шатайян, когда та хотела что-то сделать по-своему, – поговаривали, даже лорд Агельмар, бывало, пасовал перед ней, – и она совершенно не ожидала каких-то неприятностей от молодого парня, который по возрасту годился ей в сыновья.
Ранд проглотил слова, которые уже крутились на языке, – на споры не было времени. В любую минуту за ним могла послать Престол Амерлин.
– Низкий поклон леди Амалисе за ее дар, – промолвил он, как сумел, на манер шайнарцев, – и поклон вам, Элансу Шатайян. Пожалуйста, передайте мою благодарность леди Амалисе и скажите ей, что я готов служить ей душой и телом. – Это должно было бы удовлетворить шайнарскую тягу к церемонности как самой леди Амалисы, так и Элансу. – Но сейчас, если вы извините меня, я хотел бы переодеться.
– Вот и хорошо, – спокойно сказала Элансу. – Морейн Седай сказала выкинуть все старое. Вплоть до ниточки. Белье тоже.
Женщины искоса стрельнули глазами на юношу. К дверям никто даже и шага не сделал.
Ранд, чтобы не рассмеяться истерично, прикусил себе щеку. В Шайнаре многие обычаи отличались от того, к чему он привык, и было такое, к чему он никак не сумел бы приспособиться, живи он тут вечно. Купался он теперь в тихие предутренние часы, когда большие, выложенные плиткой бассейны были пусты, после того как обнаружил, что в любой момент рядом с ним в воду могла забраться женщина (это могла оказаться судомойка или сама леди Амалиса, сестра лорда Агельмара, – в Шайнаре купальни были единственным местом, где не существовало ни титулов, ни разницы в положении), надеясь, что он потрет ей спину в обмен на такую же услугу, и спрашивая, отчего у него такое красное лицо, не сгорел ли он, случаем, на солнце. Вскоре они поняли, о чем говорит краска на его лице, и не было в крепости женщины, которую, по-видимому, не очаровало бы смущение этого парня.
«Через час я могу оказаться мертвым или чего похуже, а они стоят тут и ждут, когда я начну краснеть!» Ранд громко откашлялся.
– Если вы обождете в коридоре, я передам вам оставшуюся одежду. Честное слово.
Одна из женщин тихонько хихикнула, даже губы Элансу дрогнули, но шатайян кивнула и жестом указала остальным забрать связанные узлы. Она уходила последней и в дверях, приостановившись, прибавила:
– И сапоги тоже. Морейн Седай сказала – все.
Ранд открыл было рот, но потом захлопнул. Уж сапоги-то еще были точно хорошими – пошитые Олвином ал’Ваном, сапожником в Эмондовом Лугу, разношенные и удобные. Но если для того, чтобы шатайян оставила его одного и дала ему шанс уйти, нужно отдать сапоги, то он готов на такую жертву, он готов отдать ей все, что бы ей еще ни вздумалось попросить. У него и так нет времени.
– Да! Да, конечно. Честное слово.
Ранд закрыл дверь, буквально выталкивая Элансу из комнаты.
Оставшись один, он бухнулся на кровать и принялся стаскивать сапоги – они были вполне хорошими: кожа немного потертая, кое-где потрескалась, но носить их еще можно, крепкие и в самый раз по ноге, – затем торопливо разделся, бросив все в кучу на сапоги, и, так же торопясь, ополоснулся в тазу. Вода обожгла холодом: на мужской половине вода всегда была ледяной.
У гардероба были три широкие дверцы, украшенные по-шайнарски незатейливой резьбой, напоминающей вереницы водопадов и озер между скал. Распахнув центральную створку, Ранд на минуту оторопел при виде того, что заменило ту немногую одежду, которую он принес с собой. Дюжина кафтанов и курток с высоким воротом, из лучшей шерсти, скроенных не хуже, чем те, что Ранду доводилось видеть на плечах купцов или лордов, богато расшитых, как праздничные одежды. Целая дюжина! По три рубашки к каждой куртке – льняные и шелковые, с широкими рукавами и плотными манжетами. Два плаща. Два, когда он всю жизнь обходился всего одним! Один плащ был из обыкновенной толстой шерсти темно-зеленого цвета, другой – густо-голубой, с жестким воротником-стойкой, украшенный вышитыми золотом цаплями… и высоко на левой стороне груди, где лорд мог бы носить свой герб…
Рука медленно ползла по плащу сама собой. Будто неуверенные в том, что чувствуют, пальцы коснулись вышитого змея, свернувшегося чуть ли не кольцом, но змея с четырьмя лапами и золотой львиной гривой, в золотой и темно-красной чешуе; каждая лапа оканчивалась пятью золотыми когтями. Рука Ранда отдернулась, словно обжегшись. «Помоги мне Свет! Сделала ли это Амалиса или Морейн? Многие ли видели это? Многие ли знают, что это такое, что оно значит? Один – уже будет слишком много. Чтоб я сгорел, она вовсю старается, чтобы меня убили. Проклятая Морейн даже разговаривать со мной не желает, а теперь подарила мне проклятую красивую одежду, чтобы я в ней и умер!»
От легкого скрипа двери Ранд чуть из шкуры своей не выскочил.
– Все? – донесся голос Элансу. – Вплоть до последней ниточки. Вероятно, мне было бы лучше…
Раздался скрип – словно бы она пыталась повернуть ручку двери.
Вздрогнув, Ранд понял, что он все еще голый.
– Уже почти все! – крикнул он. – Мир! Не входите! – Поспешно он собрал то, что когда-то носил, сапоги, все. – Я принесу! – Прячась за дверь, Ранд открыл ее лишь настолько, чтобы сунуть узел в руки шатайян. – Это – все.
Элансу постаралась заглянуть в приоткрытую дверь:
– Вы уверены? Морейн Седай сказала – все. Может быть, мне лучше просто заглянуть и удостовериться…
– Это все! – прорычал Ранд. – Честное слово!
Он плечом надавил на дверь, захлопнув ее перед носом Элансу, и услышал с той стороны смех.
Ворча, Ранд торопливо одевался. Он не мог допустить, чтобы у кого-нибудь нашелся предлог войти к нему. Серые штаны оказались более облегающими, чем те, что были ему привычны, но все равно удобными, а рубашка с пышными рукавами сияла белизной, которая вполне удовлетворила бы любую хозяйку в Эмондовом Лугу в день стирки. Высокие, по колено, сапоги пришлись впору, да так, будто он их носил целый год. Ранд надеялся, что причиной тому искусство сапожника, а не Айз Седай.
Вся одежда, если ее сложить, наверняка бы образовала кучу высотой с Ранда. Но юноша уже привык к роскоши чистых рубашек, к тому, что не нужно носить штаны день за днем, пока от пота и грязи они не становились такими же жесткими, как и сапоги, а потом надевать и надевать их опять. Ранд достал из ларя седельные сумки и что смог запихал в них, потом с неохотой расстелил на постели причудливый плащ и набросал на него еще несколько рубашек и штанов. Свернутый опасным знаком внутрь и затянутый веревкой так, чтобы его можно было бы повесить на плечо, плащ немногим отличался от узлов, что несли с собой парни, которых он встречал на дорогах.
Через бойницы в комнату ворвался раскат фанфар – труб, приветствующих из-за городских стен, труб, откликающихся с крепостных башен.
– При первой возможности спорю вышивку, – пробормотал Ранд. Как-то он видел, как женщины, ошибившись или разочаровавшись в узоре, распускали вышитое ими, и со стороны эта процедура непосильной не выглядела.
Оставшуюся одежду – по правде говоря, бо́льшую ее часть – Ранд затолкал обратно в гардероб. Не нужно оставлять доказательства бегства, да к тому же такие, которые обнаружит первый же заглянувший в комнату после его ухода.
По-прежнему хмурясь, Ранд опустился на колени возле своей кровати. Выложенные плиткой помосты, на которые опирались ножки кроватей, представляли собой печи, где притушенный огонь, горя всю ночь, сохранял постель теплой даже в самую холодную ночь шайнарской зимы. В это время года ночи были холоднее, чем Ранд привык, но теперь хватало и одеяла. Открыв заслонку, он вытащил сверток, оставить который не мог. Юноша порадовался про себя, что Элансу не пришло в голову, что там кто-нибудь может хранить одежду.
Водрузив узел на одеяла, он отвязал уголок и отогнул его. Плащ менестреля, вывернутый наизнанку, чтобы скрыть от чужих глаз сотни покрывающих его заплат – заплат всех вообразимых расцветок и размеров. Сам плащ был вполне плотным и целым, а по многоцветью заплат всегда безошибочно узнавался менестрель. Это плащ менестреля. Был когда-то плащом менестреля.
Внутри узла сиротливо жались друг к другу два жестких кожаных футляра. В большом хранилась арфа, к которой Ранд не прикасался. «Арфа – не для неуклюжих фермерских пальцев, парень». В другом, узком и длинном, лежала украшенная золотой и серебряной гравировкой флейта, которой юноша, с тех пор как ушел из дома, не раз зарабатывал себе ужин и ночлег. На флейте его научил играть Том Меррилин – перед тем как погиб. Ранд, касаясь инструмента, всегда вспоминал менестреля, проницательные голубые глаза Тома, его длинные седые усы, то, как Том сует ему в руки свернутый плащ и кричит, чтобы он убегал. А потом Том побежал сам, кинжалы как по волшебству появились у него в руках, совсем как на представлении, и бежал он сразиться с мурддраалом, что шел убивать Ранда и Мэта…
С душевным трепетом Ранд вновь затянул узел.
– С этим покончено. – Раздумывая о ветре, налетевшем на него на верхушке башни, он добавил: – Странные дела случаются так близко от Запустения.
Он не был уверен, что верит в это. Во всяком случае, не так, как полагал, очевидно, Лан. В любом случае, даже не появись тут Престол Амерлин, ему уже давно было пора уходить из Фал Дара.
Натянув на себя отложенную куртку густого темно-зеленого цвета, напоминавшего ему о лесах в родных краях, о Тэмовой ферме в Западном лесу, где он рос, о Мокром лесе, где он учился плавать, Ранд застегнул пояс с мечом, отмеченным знаком цапли, на другой бок повесил ощетинившийся стрелами колчан. Лук со снятой тетивой стоял в углу рядом с луками Мэта и Перрина – длинный, на две ладони выше юноши, посох. Ранд сам вырезал его вскоре после возвращения в Фал Дара, и, кроме него, лишь Лан и Перрин могли натянуть его. Просунув скатку одеял и новый плащ под петли на своих вьюках, он повесил узлы на левое плечо, забросил поверх них седельные сумки и взял лук. «Оставить правую руку свободной, – подумал Ранд. – Заставить их думать, что я опасен. Может быть, кто-то так и решит».
Дверь, скрипнув, отворилась, открыв взору почти опустевший коридор; один слуга в ливрее пронесся мимо, но он ограничился лишь тем, что бросил на Ранда мимолетный взгляд. Едва стремительные шаги стихли, Ранд выскользнул в коридор.
Он пытался идти естественной, небрежной походкой, но с седельными сумками на плече и узлами за спиной выглядел он тем, кем и был на самом деле, – человеком, отправляющимся в дальний путь и не собирающимся возвращаться. Ранд прекрасно понимал, как выглядит со стороны, но поделать ничего не мог. Вновь взревели трубы, теперь, внутри крепости, звуча чуть глуше.
У Ранда была лошадь, высокий гнедой жеребец, в северной конюшне, прозываемой «Конюшня лорда», рядом с воротами для вылазок, через которые лорд Агельмар обычно отправлялся на верховую прогулку. Сегодня навряд ли лорд Агельмар или же кто-то из его семьи решит прокатиться верхом, и в конюшне могут оказаться разве что двое-трое младших конюхов. До «Конюшни лорда» из комнаты Ранда было два пути. Один вел в обход всей крепости, огибая личный сад лорда Агельмара, потом по дальней стороне цитадели и через кузницу, теперь тоже наверняка опустевшую, и на конюшенный двор. Пока доберешься до лошади, уже сто раз успеют отдать распоряжения начать поиски. Другой путь был много короче: сначала через внешний крепостной двор-плац, где как раз сейчас вот-вот должна появиться Престол Амерлин, а в придачу к ней – дюжина или даже больше Айз Седай.
При этой мысли кожу защипало; с него уже довольно Айз Седай на всю жизнь здравомыслящего человека. Одной и так хватило по горло. Все сказания говорят об этом, и он твердо знал это. Но Ранд удивился, когда ноги понесли его к внешнему двору. Скорей всего, увидеть легендарный Тар Валон ему никогда не доведется – такого риска он себе позволить не мог ни теперь, ни когда-нибудь в будущем, – но можно напоследок одним глазком глянуть на Престол Амерлин до своего ухода. Все равно что повидать королеву. «Нет ничего опасного в одном взгляде, да еще и издали. Останавливаться я не буду и уйду раньше, чем она успеет понять, что я был там».
Ранд потянул тяжелую, окованную железными полосами дверь, ведущую во внешний двор цитадели, и шагнул в тишину. Народ густо усеивал дорожки для часовых по верху каждой стены – солдаты с хохолками на макушке, слуги в ливреях, челядинцы, еще не успевшие отмыться от грязи, все плотно прижатые друг к другу; на плечах у многих сидели дети, глядя поверх голов старших, другие ребятишки протискивались вперед, вытягивая шею между коленей и под локтями у взрослых. На галереях для лучников было не протолкнуться, они казались забитыми, будто бочки яблоками, даже в узких бойницах стен виднелись лица. Плотная людская масса окаймляла двор крепости еще одной стеной. Все в молчании смотрели и ждали.
Ранд протолкался вдоль стены, мимо выстроившихся по краям двора кузниц и мастерских оружейников – Фал Дара был крепостью, а не дворцом, несмотря на свои размеры и суровое великолепие, и все тут подчинялось одной цели, – тихо извиняясь перед людьми, которых ненароком задевал. Некоторые оборачивались сердито, кое-кто бросал вслед недоуменный взгляд на седельные сумки и узлы, но никто не нарушил тишины. Большинство же даже не удосужилось полюбопытствовать, кто это там мимоходом толкнул их.
Поверх голов большей части собравшихся Ранд мог без труда наблюдать за происходящим во дворе крепости. Сразу за главными воротами, внутри цитадели, выстроилась шеренга мужчин, стоящих рядом со своими лошадьми. Юноша насчитал их четырнадцать. Ни у одного из них не было похожих доспехов или одинаковых мечей, и ни один не походил на Лана, но Ранд не сомневался, что все они – Стражи. Круглые лица, квадратные лица, узкие лица – у всех четырнадцати был такой облик, будто они видят то, что другим людям недоступно, слышат то, что другие услышать не могут. Стоя в непринужденных позах, они выглядели столь же смертоносно, как и волчья стая. Лишь одно у них было схоже: все как один носили меняющие цвета плащи, который Ранд впервые увидел на Лане, – плащи, которые зачастую словно сливались с тем, что находилось позади. Глядя сразу на стольких воинов в этих плащах, нельзя было сохранить ни легкое сердце, ни безмятежный вид.
Впереди Стражей, в дюжине шагов от них, стояли рядом со своими лошадьми женщины, капюшоны их плащей были отброшены за спину. Теперь Ранд пересчитал их. Четырнадцать. Четырнадцать Айз Седай. Должно быть, они. Высокие и низкие, стройные и полные, смуглые и белокожие, волосы подстрижены коротко или нет, распущенные по плечам, свободно ниспадающие на спину или заплетенные в косы, одежды столь же различны, как и у Стражей, сколько женщин – столько же фасонов и цветов. Однако они тоже обладали сходством в одном – теперь, когда они стояли все вместе, оно стало явственным. Для женщин они выглядели лишенными всякого возраста. Издалека их можно было назвать молодыми, но, если подойти поближе, они, как знал Ранд, напоминали Морейн. Молодо выглядящие и в то же время нет, с гладкой кожей, но с лицами слишком зрелыми для столь юного возраста, глаза – знающие и повидавшие слишком многое.
«Поближе? Дубина! И без того я слишком уже близко! Чтоб мне сгореть, надо было идти длинным путем!» Ранд продолжал протискиваться к своей цели – к другой окованной железными полосами двери в дальнем конце двора, но оторвать взгляд от происходящего ему было не под силу.
Невозмутимые Айз Седай игнорировали любопытствующих, все внимание обратив на паланкин, находящийся теперь в центре крепостного двора. Несущие его лошади вели себя так спокойно, будто их держали под уздцы конюхи, хотя возле паланкина стояла лишь одна женщина; лицо ее было лицом Айз Седай, и она не обращала на лошадей никакого внимания. Перед собой обеими руками она держала вертикально жезл высотой в ее рост, на жезле, выше ее глаз, было насажено позолоченное пламя.
В дальнем конце двора цитадели, обратившись лицом к паланкину, стоял лорд Агельмар, выпрямив спину и развернув плечи, с невозмутимым лицом. На темно-синем кафтане с высоким воротом-стойкой алели три бегущие лисицы Дома Джагад и виднелся устремившийся вниз черный ястреб Шайнара. Рядом с лордом Фал Дара – Ронан, высохший от прожитых лет, но высокий по-прежнему; высокий жезл шамбайяна увенчивали три лисицы, вырезанные из красного аватина. По рангу и полномочиям шамбайян Ронан был ровней шатайян Элансу, но Элансу оставляла ему лишь распоряжаться церемониями и секретарствовать у лорда Агельмара. Пучки волос на макушке обоих мужчин были белыми как снег.
Все они – Стражи, Айз Седай, лорд Фал Дара и его шамбайян – стояли неподвижно, будто скала. Толпа зевак затаила дыхание. Вопреки самому себе Ранд замедлил шаг.
Вдруг Ронан трижды громко стукнул о широкие плиты жезлом, выкрикнув в тишину:
– Кто идет сюда? Кто идет сюда? Кто идет сюда?
Женщина возле паланкина легко ударила своим жезлом в ответ, тоже трижды:
– Блюститель печатей. Пламя Тар Валона. Престол Амерлин.
– Почему мы должны бдить? – вопросил Ронан.
– Ради надежды рода людского, – отозвалась высокая женщина.
– От чего мы охраняем?
– От Тени в полдень.
– Долго ли нам охранять?
– От восхода солнца до восхода солнца, пока вращается Колесо Времени.
Агельмар поклонился, его белый чуб шевелился на слабом ветерке.
– Фал Дара предлагает хлеб-соль и гостеприимство. Рады приветствовать Престол Амерлин, ибо здесь стоят на страже, здесь блюдут Пакт. Добро пожаловать.
Высокая женщина отдернула полог паланкина, и из него ступила на землю Престол Амерлин. Темноволосая, неопределенного возраста, как и все Айз Седай, женщина, выпрямляясь, обежала взглядом собравшихся. Ранд отшатнулся, когда ее взор скользнул по нему; он чуть ли не физически почувствовал его прикосновение. Но ее взгляд прошел дальше и остановился на лорде Агельмаре. Слуга в ливрее опустился подле нее на колено, держа в руках серебряный поднос со сложенными полотенцами, над ними еще поднимался пар. Женщина церемонно промокнула лицо и вытерла руки влажной тканью.
– Я благодарю, сын мой, за ваш радушный прием. Пусть Свет осияет Дом Джагад. Пусть Свет осияет Фал Дара и всех в нем.
Агельмар вновь поклонился:
– Вы оказываете нам честь, мать. – То, что она называла его «сыном», а он обращался к ней «мать», не прозвучало странным, хотя, если сравнить ее гладкие щеки с его резко очерченным лицом, скорее он походил на ее отца, если не на деда. Ее осанка могла поспорить с его манерой держать себя. – Дом Джагад – к вашим услугам. Фал Дара – в вашем распоряжении.
Со всех сторон раздались радостные кличи, набегающими волнами ударяясь о стены.
Затрепетав всей душой, Ранд заспешил к дверям, ведущим прочь от опасности, уже не заботясь о том, что кого-то толкает на ходу. «Это все твое проклятое воображение. Она и не подозревает, кто ты такой, не знает об этом. Пока еще. Кровь и пепел, если б она знала…» Он не хотел даже думать о том, что произошло бы, знай она, кто он такой, что он такое. Что произойдет, когда она в конце концов выяснит это? Он гадал, не имела ли она какого-то отношения к тому ветру на верхней площадке башни; Айз Седай ведь способны на подобные штуки. Протиснувшись в желанную дверь и захлопнув ее за собой, отсекая приветственные крики, что еще сотрясали крепостной двор, Ранд облегченно перевел дух.
Коридоры тут были так же пусты, как и те, по которым он проходил немногим ранее, и поэтому юноша пустился бегом. Через дворик поменьше, где в центре плескался фонтан, еще по одному коридору и на мощенный плитняком конный двор. Сама «Конюшня лорда», высокая и длинная, была выстроена внутри крепостной стены, с большими окнами, выходящими внутрь крепости; лошадиные стойла располагались на двух этажах. Кузница на противоположной стороне двора стояла непривычно тихой, кузнец и его подручные ушли поглазеть на церемонию приветствия.
В широких дверях Ранда глубоким поклоном встретил Тима, старший конюх. Кланяясь, он прикоснулся ладонью к морщинистому, обветренному лбу, потом к сердцу:
– Душой и сердцем готов служить вам, милорд. Чем может услужить Тима, милорд? – На голове конюха не было чуба воина; волосы Тимы напоминали опрокинутый серый горшок, нахлобученный на голову.
Ранд вздохнул:
– В сотый раз, Тима, повторяю: я не лорд.
– Как угодно, милорд.
Поклон конюха на этот раз оказался еще ниже.
Причиной этого недоразумения послужило сходство имен. Ранд ал’Тор. Ал’Лан Мандрагоран. В случае с Ланом, согласно обычаю Малкир, королевское «ал» именовало его королем, но сам он никогда им не пользовался. Для Ранда же «ал» было просто частью его имени, правда он слышал, что когда-то раньше, очень давно, до того еще, как Двуречье стало называться Двуречьем, эта приставка значила «сын такого-то». Кое-кто из слуг в цитадели Фал Дара счел, однако, что поэтому он тоже король, ну или по меньшей мере принц. Все его попытки убедить их в обратном не возымели большого эффекта, разве что его «титул» снизили до лорда. По крайней мере, так Ранд предполагал; он никогда не видел, чтобы так много кланялись и расшаркивались даже перед лордом Агельмаром.
– Мне нужно, чтобы Рыжий был оседлан, Тима. – Ранд знал, что лучше обойтись так, чем пытаться самому заняться этим; Тима не позволил бы ему марать благородные руки. – Я решил провести пару дней за городом.
Дайте только оказаться верхом на большом гнедом жеребце, и через пару дней его увидят у реки Эринин или переходящим границу Арафела. «Тогда они меня ни за что не найдут».
Конюх сложился чуть ли не вдвое и остался в таком положении.
– Простите, милорд, – хрипло прошептал он. – Простите, но Тима не может исполнить приказания.
Вспыхнув от замешательства, Ранд обеспокоенно оглянулся вокруг – на виду не было ни одной живой души, – потом схватил Тиму за плечо и силой заставил того выпрямиться. Запретить Тиме и немногим другим вести себя подобным образом он не мог, но попытаться сделать так, чтобы этого не видел чей-нибудь взор, было в его силах.
– Почему не может, Тима? Тима, посмотри мне в глаза, пожалуйста. Почему?
– Таковы распоряжения, милорд, – произнес Тима по-прежнему шепотом. Он продолжал прятать глаза, не от страха, а от стыда, что не может выполнить того, о чем просит Ранд. Чувствовать стыд – для шайнарцев все равно что для другого человека получить на лоб клеймо вора. – Вплоть до изменения приказа ни одна лошадь не покинет эту конюшню. И никакую другую в крепости, милорд.
Ранд открыл рот, чтобы сказать конюху, что все в порядке и его вины тут нет, но вместо этого облизал губы.
– Ни одна лошадь ни из какой конюшни?
– Да, милорд. Приказ был отдан совсем недавно. Какие-то минуты назад. – Голос Тимы обрел силу. – Также закрыты и все ворота, милорд. Без разрешения никто не выйдет и не войдет. Даже городской караул – так было сказано Тиме.
Ранд тяжело сглотнул, но ощущение сдавливающих горло пальцев не исчезло.
– Тима, что это за приказ? От лорда Агельмара?
– Конечно, милорд. От кого же еще? Конечно, лорд Агельмар лично не отдавал такого распоряжения Тиме и даже тому, кто передал его Тиме, но, милорд, кто еще мог отдать в Фал Дара такой приказ?
«Кто еще?» Ранд чуть не подпрыгнул, когда на крепостной колокольне ударил гулко самый большой колокол. К его звону присоединились другие, потом затрезвонили колокола в городе.
– Если Тиме будет позволено сказать, – обратился к юноше конюх, улучив момент между колокольными ударами, – то милорд, должно быть, очень счастлив.
Ранду пришлось в ответ кричать, чтобы Тима его услышал:
– Счастлив? Почему?
– Приветствие кончилось, милорд. – Тима указал рукой на колокольню. – Теперь Престол Амерлин пошлет за милордом и за друзьями милорда и пригласит их к себе.
Ранд бросился бежать. Он еще успел заметить озадаченное выражение лица Тимы, а потом конюх исчез из виду за углом. Какая разница, что подумает Тима. «Она сейчас пошлет за мной».
