Роберт Джордан
Колесо Времени. Книга 2. Великая охота
Глава 5
Тень в Шайнаре
Усмирят. Слово, будто став видимым, осязаемо дрожало в воздухе. Когда подобное делали с мужчиной, способным направлять Силу и которого нужно остановить, прежде чем безумие приведет к уничтожению всего вокруг него, тогда это называли укрощением, но для Айз Седай это было усмирением. Усмирят. Утратить возможность направлять поток Единой Силы. Ощущать саидар, женскую половину Истинного Источника, но более не иметь возможности коснуться ее. Помнить о том, что исчезло навсегда. Это проделывали столь редко, что всех послушниц заставляли наизусть заучивать имена каждой усмиренной Айз Седай со времен Разлома Мира и ее вину, но никто не мог помыслить об этом без душевного содрогания. Женщины переносили процедуру усмирения не лучше, чем мужчины – укрощение.
Морейн с самого начала представляла себе весь риск и знала, что он неизбежен. Это отнюдь не означало, что подобные рассуждения доставляли удовольствие. Ее глаза сузились, и лишь огонек в них выдавал ее гнев и тревогу.
– Лиане пойдет за тобой на склоны Шайол Гул, Суан, и в Бездну Рока. Она не предаст тебя, и думать об этом не стоит.
– Нет, не предаст. Но… сочтет ли она это предательством? Предательство ли – выдать отступника? О таком ты никогда не задумывалась?
– Никогда. То, что мы делаем, Суан, должно быть сделано. Это известно нам обеим уже почти двадцать лет. Колесо плетет, как того желает Колесо, а ты и я избраны для этого Узором. Мы – часть пророчеств, а пророчества должны свершиться. Должны!
– Пророчества должны быть исполнены. Нас учили, что они исполнятся и должны будут исполниться, однако осуществление их – предательство всего, чему нас учили. Кое-кто сказал бы – всего, во что мы верим, всех наших принципов. – Престол Амерлин, потирая руки, подошла к узкой амбразуре и посмотрела на сад внизу. Коснулась занавесей. – Здесь, на женской половине, они повесили портьеры, чтобы смягчить облик комнат, разбили прекрасные сады, но здесь нет уголка, не предназначенного для битвы, смерти, убийства. – Она продолжила тем же задумчиво-печальным тоном: – Лишь дважды с Разлома Мира у Престола Амерлин отбирали палантин и жезл.
– Тетсуан, которая предала Манетерен из ревности к силам Эллисанде, и Бонвин, которая пыталась использовать Артура Ястребиное Крыло как марионетку, чтобы господствовать над миром, и тем самым едва не уничтожила Тар Валон.
Амерлин продолжала разглядывать сад.
– Обе – из Красных, и обеих сменили Амерлин из Голубых. В этом и причина того, что после Бонвин ни одна Амерлин не избиралась из Красных, и в этом же причина того, что Красные Айя готовы ухватиться за любую зацепку, чтобы сместить Амерлин из Голубых, – все слишком очевидно связано. Морейн, у меня нет никакого желания стать третьей, кто потеряет палантин и жезл. Для тебя, разумеется, это означало бы усмирение и выдворение за Сияющие Стены.
– Что касается этого, то Элайда меня так просто не отпустит. – Морейн смотрела в спину подруги. «Свет, что на нее нашло? Она прежде никогда не была такой. Где ее сила, ее огонь?» – Но до этого не дойдет, Суан.
Та продолжала, словно бы не слышала слов Морейн:
– А для меня все будет иначе. Даже усмиренную, низложенную, Амерлин нельзя отпускать бродить по миру свободно; на нее будут смотреть как на мученицу, она превратится в объединяющее начало для оппозиции. Тетсуан и Бонвин стали в Белой Башне служанками, посудомойками, превратившись в живое предостережение, в знак того, что может случиться с самыми могущественными. Никто не сплотится вокруг женщины, которая весь день должна мести пол и скрести котлы. Жалеть ее – да, но никак не объединяться вокруг нее.
С горящими глазами Морейн оперлась кулаками о стол:
– Взгляни на меня, Суан. Взгляни на меня! Неужели ты говоришь, что хочешь сдаться после всех этих лет, после всего того, что мы сделали? Сдаться и махнуть на мир рукой? И все это – из страха перед розгами из-за плохо вычищенной кастрюли! – Она вложила в эти слова все свое презрение и облегченно вздохнула про себя, когда подруга резко повернулась к ней. Да, сила еще есть, звенящая, как натянутая струна, но еще есть сила. Эти чистые голубые глаза пылали гневом, как и ее собственные.
– Я помню, кто из нас двоих, будучи послушницами, визжал громче, когда нас стегали розгами. В Кайриэне, Морейн, у тебя была сладкая жизнь. Вовсе не работа на рыбачьей лодке. – Вдруг Суан громко хлопнула ладонью по столу. – Нет, я не предлагаю от всего отказаться, но я и не собираюсь смотреть, как все выскальзывает у меня из рук, а я ничего не могу поделать! Подоплека большей части моих неприятностей с Советом – это ты, все упирается в тебя. Даже Зеленые поражаются, почему я не вызываю тебя в Башню, чтобы поучить немного дисциплине. Половина сестер заявляют при мне, что тебя нужно передать Красным, и случись такое, тебе останется лишь мечтать, чтобы ты опять стала послушницей, для которой самое страшное – порка розгами. Свет! Если бы кто-то из них припомнил, что мы с тобой послушницами были подругами, то я оказалась бы с тобой вместе.
У нас был план! План, Морейн! Отыскать мальчика и привести его в Тар Валон, где бы мы могли спрятать его, обезопасить его, руководить им. С тех пор как ты покинула Башню, я получила от тебя всего два сообщения. Два! У меня такое чувство, будто я пытаюсь плыть в Пальцах Дракона в темноте. В одном послании говорилось, что ты в Двуречье, направляешься к той деревне, Эмондову Лугу. Скоро уже, подумала я. Он найден и скоро будет у нее в руках. Потом сообщение из Кэймлина, оно гласило, что вы отправились в Шайнар, в Фал Дара, а не в Тар Валон. Фал Дара, а Запустение от него – в двух шагах. Фал Дара, где чуть ли не каждый день набеги троллоков и мурддраалов. Почти двадцать лет планов и поисков, а ты швыряешь все наши замыслы практически в лицо Темному. Ты сошла с ума?
Теперь, пробудив жизнь в собеседнице, сама Морейн вновь стала внешне спокойной. Спокойной, но и настойчиво твердой.
– Узору нет дела до людских планов, Суан. Со всеми нашими замыслами и расчетами мы забыли, с чем связались. Та’верен… Элайда не права. Артур Пейндраг Танриал никогда не был столь сильным та’верен. Колесо плетет вокруг этого юноши Узор так, как оно того желает, невзирая на все наши планы.
Гнев пропал с лица Амерлин, сменившись бледностью потрясения.
– Твои слова звучат так, будто ты говоришь, что мы можем сдаться. Теперь ты предлагаешь стоять в стороне и наблюдать, как полыхает мир?
– Нет, Суан. Стоять в стороне? Никогда. – «Однако мир заполыхает, Суан, так или иначе, что бы мы ни делали. Ты никогда этого не понимала». – Но теперь мы должны осознать, что наши планы – вещь ненадежная. Мы контролируем гораздо меньше, чем думаем. Возможно, лишь удерживаем ноготком. Веют ветры судьбы, Суан, и мы должны оседлать их, куда бы они ни влекли нас.
Амерлин поежилась, словно почувствовав затылком ледяное дыхание этих ветров. Ее руки коснулись сглаженного золотого куба, грубоватые ловкие пальцы отыскали нужные завитки в сложных узорах. Крышка, изобретательно сбалансированная, откинулась, выставив на обозрение лежащий в предназначенном ему гнезде золотой Рог. Амерлин подняла золотую спираль инструмента и провела по серебряной текучей надписи на древнем наречии, выложенной вокруг конусообразного раструба.
– «Могила не преграда для зова моего», – перевела она, произнеся эти слова так тихо, словно говоря самой себе. – Рог Валир, созданный для того, чтобы призвать мертвых героев прошлого из могил. И пророчество утверждает, что найден он будет лишь перед Последней битвой. – Вдруг Амерлин чуть ли не швырнула Рог обратно на место и захлопнула крышку, словно больше не в силах видеть его. – А Агельмар сунул мне это в руки, едва только кончилась церемония приветствия. Заявив при этом, что боится заходить в сокровищницу, пока ларец находится там. Искушение слишком велико, сказал он. Самому протрубить в Рог и повести отозвавшееся на этот зов войско на север, через Запустение, чтобы сровнять с землей Шайол Гул и покончить с Темным. Агельмар просто-таки был охвачен огнем, порывом славы, и именно это, заявил он, сказало ему, что такое бремя – не для него, во всяком случае должно было быть не для него. Он едва дождался, когда смог избавиться от него, и в то же время он все равно желает его.
Морейн кивнула. Агельмару было известно пророчество о Роге, как и большинству сражающихся с Темным.
– «Пусть тот, кто вострубил в меня, не о славе помышляет, но только о спасении».
– Спасении! – горько рассмеялась Амерлин. – По глазам Агельмара нельзя было понять, то ли он отказывается от спасения, то ли обрекает на вечные муки собственную душу. Он знал лишь одно – он должен избавиться от этого, прежде чем оно сожжет его. Агельмар старался хранить все в тайне, но он сказал, что по цитадели уже ходят слухи. Я не чувствую его искушения, но от Рога у меня по-прежнему по спине мурашки бегают. Нужно будет вернуть Рог в сокровищницу и хранить там до моего отъезда. Я не усну, пока Рог находится рядом, пусть даже в соседней комнате. – Она потерла нахмуренный лоб и вздохнула. – И он не должен был быть найден, пока не подошло время Последней битвы. Неужели она настолько близка? Я предполагала, я надеялась, что у нас в запасе больше времени.
– Кариатонский цикл.
– Да, Морейн. Незачем мне напоминать. Я знаю пророчества о Драконе не хуже твоего. – Амерлин покачала головой. – Никогда за время жизни одного поколения со времен Разлома не бывало больше одного Лжедракона, а теперь одновременно в мир вырвалось сразу трое, и было еще трое за минувшие два года. Узор требует Дракона, потому что Узор плетется к Тармон Гай’дон. Меня порой одолевают сомнения, Морейн. – Она произнесла это задумчиво, словно удивляясь такому, и продолжила тем же тоном: – А что, если им был Логайн? Он был способен направлять, прежде чем Красные привели его в Белую Башню и мы не укротили его. Как и Мазрим Таим из Салдэйи. Что, если это он? В Салдэйе уже есть сестры; может, он уже захвачен. Что, если мы ошибаемся с самого начала? Что произойдет, если еще до начала Последней битвы Дракон Возрожденный окажется укрощен? Даже пророчество не сбудется, если тот, кто предсказан, убит или укрощен. И тогда мы предстанем перед Темным, будто нагие перед бурей.
– Ни один из них не тот, Суан. Узор требует не просто Дракона, а единственного, подлинного Дракона. До тех пор пока он не провозгласит себя сам, Узор будет продолжать подбрасывать Лжедраконов, но после не будет ни одного. Если Логайн или кто другой был бы им, других бы не было.
– «Ибо явится он как прорвавшаяся заря и своим приходом вновь разобьет мир и создаст его заново». Или мы идем нагими перед бурей, или цепляемся за защиту, которая сметет нас. Да поможет нам всем Свет. – Амерлин повела плечом, словно бы сбросив с себя собственные слова. Лицо ее стало решительным, будто она собралась с духом для удара. – Тебе никогда не удавалось скрыть от меня то, что думаешь, как это тебе удается с другими, Морейн. У тебя есть что рассказать, больше, чем ты уже сказала, и хороших новостей ты не принесла.
Вместо ответа Морейн сняла с пояса кожаную сумку и высыпала содержимое на стол. С виду это казалось всего лишь грудой битых черепков, глянцевито блестящих, черных и белых.
Престол Амерлин с интересом коснулась одного осколка, и у нее перехватило дыхание.
– Квейндияр.
– Камень мужества, – согласилась Морейн. Способ создания квейндияра был утрачен при Разломе Мира, но изготовленное из квейндияра до него пережило катаклизм. Даже те предметы, что поглотила земля, или те, что утонули в море, уцелели; должны были уцелеть. Раз созданный, квейндияр не могла разбить ни одна известная сила; даже направленная против камня мужества Единая Сила лишь укрепляла его. Если не считать того, что какая-то мощь разбила этот.
Амерлин быстрыми движениями сложила осколки вместе. Они образовали диск с ладонь человека в поперечнике, половина – черна как деготь, половина – белее снега; черный и белый цвета, не поблекшие от времени, соединялись вдоль волнистой линии. Древний символ Айз Седай, еще до разбитого мира, когда мужчины и женщины вместе владели Силой. Половина этого символа ныне носила название Пламя Тар Валона; другая называлась клык Дракона и, наспех намалеванная на дверях, обвиняла обитателей дома, отмеченного этим знаком, в приверженности ко злу. Таких дисков было создано всего семь; обо всем изготовленном из камня мужества хранились записи в Белой Башне, а об этих семи дисках помнили едва ли не все. Суан Санчей глядела на него так, будто увидела у себя на подушке гадюку.
– Одна из печатей на узилище Темного, – наконец вымолвила она через силу. Одна из тех семи печатей, блюстителем которых, как предполагалось, является Престол Амерлин. Тайна, сокрытая от мира, если в мире вообще задумывались об этом, заключалась в том, что со времен Троллоковых войн ни одна Амерлин не знала, где находятся печати.
– Нам известно, Суан, что Темный шевелится. Мы знаем, что его узилище не останется вечно запечатанным. Работа человека никогда не сравнится с трудами Создателя. Нам было известно, что Темный вновь воздействует на мир, пусть даже – благодарение Свету! – и не впрямую. Друзья Темного множатся, и то, что мы называли злом всего десять лет назад, выглядит чуть ли не шалостью по сравнению с творящимся сейчас едва не каждый день.
– Если печати уже поддаются… Времени у нас нет совсем.
– Совсем мало. Но этой малости может хватить. Ее должно хватить.
Амерлин коснулась разломанной печати, и голос стал таким, словно она заставляла себя говорить:
– Знаешь, во дворе, во время церемонии приветствия, я видела парнишку. Это один из моих талантов – видеть та’верен. Редкий талант в эти дни, еще более редко встречающийся, чем та’верен, и, несомненно, от него не так много толку. Высокий юноша, весьма привлекательный молодой мужчина. Мало чем отличающийся от любого молодого парня, которого встретишь в любом городе. – Она перевела дыхание. – Морейн, он сиял будто солнце. В жизни меня редко что пугало, но при виде его у меня сердце в пятки ушло – так мне стало страшно. Мне захотелось спрятаться, сжаться, завыть. Я едва могла говорить. Агельмар решил, что я сердита на него, раз сказала я столь мало. Этот молодой парень… он тот, кого мы искали эти двадцать лет?
В голосе Амерлин прозвучала вопросительная нотка. Морейн ответила на ее вопрос:
– Да, это он.
– Ты уверена? Может ли он… Может ли он… направлять Единую Силу?
При этих словах губы Амерлин напряглись, и Морейн тоже ощутила натянутость, какой-то тугой клубок внутри, сжавший сердце холод. Но лицо ее осталось спокойным.
– Он – может. – Мужчина, владеющий Единой Силой. О таком размышлять без страха не могла ни одна Айз Седай. Именно этого боялся целый мир. «И я выпущу это в мир». – Ранд ал’Тор встанет перед миром как Дракон Возрожденный.
Амерлин вздрогнула:
– Ранд ал’Тор. Это не то имя, которое внушает страх и воспламеняет мир. – Она опять вздрогнула и энергично потерла руки, но ее глаза вдруг засверкали решительным огнем. – Если он – тот, тогда у нас и вправду хватит времени. Но безопасно ли ему находиться здесь? Со мной две Красные сестры, и я больше не могу ручаться ни за Зеленых, ни за Желтых. Поглоти меня Свет, я не поручусь ни за одну из них в этом деле. Даже Верин и Серафелле, скорей всего, набросятся на него так, будто он гадюка-багрянка, вползшая в детскую.
– На какое-то время он в безопасности.
Амерлин подождала, но Морейн ничего больше не добавила. Тишина стала звеняще-напряженной, но было ясно, что она ничего не скажет. В конце концов Амерлин сказала:
– Ты утверждаешь, что наш прежний план бесполезен. Что же ты предлагаешь теперь?
– Я нарочно позволила ему думать, что больше не интересуюсь им, чтобы он, без оглядки на меня, мог идти куда пожелает. – Она подняла руки, когда Амерлин попыталась возразить. – Это необходимо, Суан. Ранд ал’Тор вырос в Двуречье, где в жилах каждого течет упрямая кровь Манетерен, а его кровь подобна камню рядом с глиной по сравнению с кровью Манетерен. С ним нужно обходиться мягко, иначе он сбежит куда угодно, но не в ту сторону, куда нам надо.
– Тогда мы будем обращаться с ним как с новорожденным. Мы завернем его в пеленки и станем щекотать ему пятки, если это, по-твоему, от нас требуется. Но с какой целью, что нужно для начала?
– Два его друга, Мэтрим Коутон и Перрин Айбара, вполне созрели для того, чтобы посмотреть на мир, прежде чем опять уйти в бесцветность Двуречья. Если им это удастся – они тоже та’верен, пусть и в меньшей степени, чем он. Я сделаю так, чтобы они несли Рог Валир в Иллиан… – Она помешкала, хмурясь. – Только… с Мэтом не все просто. У него с собой кинжал из Шадар Логота.
– Из Шадар Логота! О Свет, почему ты вообще разрешила им оказаться рядом с этим местом?! Каждый камень его зачумлен. Там любой голыш опасен, если его взять в руки и унести оттуда. Помоги нам Свет, если мальчика коснулся Мордет… – Голос у Амерлин был такой, точно ее душили. – Если это случилось, то мир обречен.
– Но этого не случилось, Суан. Мы делаем лишь то, что велит нам необходимость, а это было необходимо. Я сумела сделать так, чтобы Мэт не заразил остальных, но кинжал был при нем слишком долго, прежде чем я узнала о случившемся. Эта связь по-прежнему существует. Я решила, что нужно доставить его для исцеления в Тар Валон, но, раз тут так много сестер, все проделать возможно и здесь. Если только есть немногие, которым можно доверять, кто не видит друзей Темного там, где их в помине нет. Хватит тебя и меня и еще двоих, если воспользоваться моим ангриалом.
– Одной будет Лиане, а другую я сумею найти. – Амерлин вдруг криво усмехнулась. – Совет Башни хочет получить этот ангриал обратно, Морейн. Их осталось не так много, а тебя теперь считают… не заслуживающей доверия.
Морейн улыбнулась, но улыбка тронула лишь ее губы.
– Прежде чем я закончу, они станут думать обо мне еще хуже. Мэт тут же ухватится за возможность стать частью легенды о Роге, а убедить Перрина большого труда не составит. Ему нужно что-то – отвлечь мысли от собственных тревог. Ранду известно, кто он такой, – по крайней мере, кое-что об этом, немногое, – и, вполне понятно, он боится. Он хочет уйти куда-нибудь один, туда, где не сможет никому причинить вреда. Он говорит, что никогда больше не станет пользоваться Силой, но боится, что не сможет покончить с этим.
– Еще бы он смог! Легче отказаться пить воду.
– Верно. И он хочет избавиться от опеки Айз Седай. – Морейн слегка улыбнулась невесело. – Воспользоваться случаем отвязаться от Айз Седай и подольше побыть со своими друзьями – в этом его желание ничуть не уступает Мэтову.
– Но как он отделается от Айз Седай? Ты обязательно должна отправиться с ним. Морейн, мы не можем теперь потерять его.
– Я не могу отправиться с ним. – «От Фал Дара до Иллиана долгий путь, но он уже проделал путь неменьший». – Его нужно на время отпустить с привязи. Ничего не поделаешь. Я распорядилась сжечь всю их старую одежду. Чересчур велика возможность, что какой-то лоскут их одежды попал не в те руки. Перед тем как они выступят в дорогу, я очищу их. С этой стороны их никак не смогут выследить, и единственная иная угроза подобного рода заперта здесь в подземелье. – Амерлин, одобрительно кивнув, после вопросительно взглянула на Морейн, но та продолжила: – В их путешествии – насколько я сумею, Суан, – опасностей не будет. А когда Ранду в Иллиане буду нужна я, я там буду и прослежу, чтобы именно он передал Рог Совету девяти и Ассамблее. В Иллиане я прослежу за всем. Суан, иллианцы пойдут за Драконом или за самим Ба’алзамоном, если он принесет им Рог Валир, и за ним же последует бо́льшая часть собравшихся на Охоту. Истинному Возрожденному Дракону незачем собирать вокруг себя последователей, пока государства не двинулись на него. Он начнет с государством вкруг себя и с армией за спиной.
Амерлин почти упала в кресло, но сразу же подалась вперед. Она словно разрывалась между усталостью и надеждой.
– Но он провозгласит себя? Если он напуган… Свет знает, он должен бояться, Морейн, но мужчины, именовавшие себя Драконом, желают власти и могущества. Если он не…
– У меня есть средства проследить за тем, чтобы его назвали Драконом, – хочет он того или нет. И если это мне как-то не удастся, сам Узор проследит за тем, чтобы его назвали Драконом, – хочет он того или нет. Пойми, Суан, он – та’верен. Он властен над своей судьбой не больше, чем фитиль свечи властен над пламенем.
Амерлин вздохнула:
– Это рискованно, Морейн. Рискованно. Но мой отец говаривал: «Девочка, не ухватишь случай за хвост, никогда и медяка не выиграешь». Нам нужно выработать план. Садись, с этим быстро не управишься. Я пошлю за вином и сыром.
Морейн покачала головой:
– Мы и без того просидели, запершись, слишком долго. Если кто-то пытался подслушать и обнаружил выставленное тобой охранение, то он уже теряется в догадках. Это не стоит риска. Мы можем устроить еще одну встречу, завтра. – «Кроме того, моя самая дорогая подруга, я не могу сказать тебе всего, и я не могу рисковать, позволив тебе узнать, что я утаиваю что-то».
– Наверное, ты права. Но с утра – за дело. Мне многое нужно узнать.
– Утром, – согласилась Морейн; Амерлин встала, и женщины вновь крепко обнялись. – Утром я расскажу все, что тебе нужно знать.
Лиане окинула вышедшую в переднюю Морейн острым взглядом, затем рванулась в покои Амерлин. Морейн постаралась напустить на себя вид, будто ее наказали, будто только что ее настигла одна из выволочек Амерлин, – большинство женщин, какой бы сильной волей ни обладали, возвращались от Амерлин со слабостью в коленях и с большими глазами, – но подобная маска была чужда Морейн. Она скорей выглядела разгневанной, что куда лучше послужило для создания нужного эффекта. Она едва различала в передней комнате других женщин; ей показалось, что, с тех пор как она переступила порог Амерлин, одни ушли, а другие появились, но Морейн и не взглянула на них. Час был поздний, а до утра предстояло многое сделать. Многое – до того, как вновь нужно будет беседовать с Амерлин.
Ускорив шаг, Морейн двинулась по коридору вглубь крепости.
Колонна, под звон сбруи вытянувшаяся в тарабонской ночи под серпом прибывающей луны, произвела бы неизгладимое впечатление, если бы кто-то увидел ее. Полные две тысячи Детей Света, все верхом, в белых табарах и плащах, доспехи блестят, обоз – фургоны, походные кухни, конюхи с вереницами сменных лошадей. В этой бедной лесами местности были деревни, но отряд держался в стороне от дорог и избегал даже фермерских хозяйств. Они должны встретиться – с кем-то – у крохотной деревушки на северной границе Тарабона, на краю равнины Алмот.
Джефрам Борнхальд, скачущий во главе своих людей, гадал о том, в чем же тут дело. Он слишком хорошо помнил разговор в Амадоре с Пейдроном Найолом, лордом капитан-командором Детей Света, но понял из него чрезвычайно мало.
– Мы одни, Джефрам, – сказал беловолосый человек. Голос его от возраста был тонким и пронзительным. – Я помню, как ты принимал присягу… да, теперь, наверное, тридцать шесть лет назад.
Борнхальд выпрямился:
– Милорд капитан-командор, могу ли я спросить, почему меня отозвали из Кэймлина, причем с такой поспешностью? Еще один удар – и Моргейз бы пала. В Андоре есть Дома, которые относятся к Тар Валону так же, как мы, и они готовы заявить права на трон. Я оставил Эамона Валду за старшего, но он, по-видимому, счел за лучшее сопровождать дочь-наследницу до Тар Валона. Я не удивлюсь, если узнаю, что он похитил девушку или же атаковал Тар Валон.
И Дэйн, сын Борнхальда, прибыл как раз перед вызовом. Дэйн преисполнен усердия. Иногда даже чересчур много рвения. Настолько, чтобы слепо соглашаться со всем, что предлагает Валда.
– Валда идет в Свете, Джефрам. Но ты – лучший боевой командир среди Детей. Ты соберешь полный легион – лучших, кого сможешь найти, и поведешь их в Тарабон, избегая любых глаз, имеющих язык, чтобы после говорить. Если такой язык и найдется, он должен будет замолчать навеки о том, что увидели глаза.
Борнхальд замялся. Пятьдесят Чад Света, пускай даже сотня, могли без всяких вопросов вступить в любую страну, – по крайней мере, впрямую о причинах никто расспрашивать не стал бы, но целый легион…
– Это война, милорд капитан-командор? На улицах о всяком толкуют. Дикие слухи, главным образом о вернувшихся войсках Артура Ястребиное Крыло. – (Старик ничего не сказал.) – Король…
– Король не командует Чадами Света, лорд-капитан Борнхальд. – Впервые в голосе лорда капитан-командора повеяло на краткий миг холодной резкостью. – Ими командую я. Пусть король сидит в своем дворце и делает то, что он делает лучше всего. То есть ничего не делает. Тебя встретят у деревни под названием Алкруна, и там вы получите окончательный приказ. Я рассчитываю, что ваш легион будет на месте через три дня. Теперь ступайте, Джефрам. У вас есть чем заняться.
Борнхальд нахмурился:
– Прошу прощения, милорд капитан-командор, но кто меня встретит? Почему я рискую вызвать войну с Тарабоном?
– Когда будете у Алкруны, вам сообщат все, о чем вам нужно знать.
Лорд капитан-командор вдруг показался старше своих лет. Рассеянно он теребил ткань белой туники с золотой эмблемой Детей Света на груди – солнечной вспышкой почти во всю грудь.
– Тут действуют силы, которых вам, Джефрам, не понять. Которых вам даже не суметь понять. Быстро отберите себе людей. Теперь – ступайте. Больше никаких вопросов. И да сопутствует вам Свет.
Теперь Борнхальд выпрямился в седле, разминая затекшую спину. «Старею», – подумал он. День и ночь в седле, с двумя остановками, чтобы напоить лошадей, – и он почувствовал каждый свой седой волос. Всего несколько лет назад он не обратил бы внимания на такую недолгую скачку. «По крайней мере, я не убил никого невиновного». К приспешникам Тьмы он относился с той же суровостью, как и любой присягнувший Свету, – друзья Темного должны быть уничтожены до того, как успеют затянуть весь мир покровом Тени, – но вначале он должен убедиться, что они и в самом деле друзья Темного. Такому многочисленному отряду тяжело избежать глаз тарабонцев, даже в такой глухомани, но он сумел провести своих людей незамеченными. Не проболтался никто, ни один язык.
Возвращались высланные разведчики, а позади них скакали еще люди в белых плащах, у некоторых в руках пылали факелы, испортившие ночное зрение всех в голове колонны. Пробурчав проклятие, Борнхальд приказал остановиться, одновременно рассматривая тех, кто ехал ему навстречу.
На груди их белых плащей были вышиты такие же, как у Борнхальда, знаки солнечной вспышки – как у любого из Детей Света, а у старшего из них даже поблескивали под золотой эмблемой золотые банты – ранг предводителя не уступал рангу Борнхальда. Но солнечные эмблемы были нашиты поверх красных пастырских посохов-ерлыг. Вопрошающие. Раскаленным железом, и щипцами, и капающей водой Вопрошающие вытягивали признание и раскаяние из приспешников Темного, но находились такие, кто утверждал, будто они заранее, еще не начав допроса, решают вопрос о виновности. Борнхальд не раз говорил об этом сам.
«Меня послали сюда для встречи с Вопрошающими?»
– Мы ожидали вас, лорд-капитан Борнхальд, – неприятным голосом сказал предводитель Вопрошающих – высокий мужчина с крючковатым носом и горящей в глазах уверенностью, которая отличала каждого из них. – Вы могли бы проделать путь и побыстрее. Я – Эйнор Сарен, заместитель Джайхима Карридина, который командует Дланью Света в Тарабоне. – Длань Света – Рука, которая докапывается до правды, – так они говорили. Им не нравилось, когда их называли Вопрошающими, тем более допросниками. – У деревни есть мост. Переведите своих людей через него. Мы поговорим в гостинице. Как ни удивительно, она вполне сносна и удобна.
– Сам лорд капитан-командор приказал мне избегать чужих глаз.
– Деревня уже… умиротворена. А сейчас – переправляйте ваших людей. Теперь приказы отдаю я. Если сомневаетесь, у меня есть приказ с печатью лорда капитан-командора.
Борнхальд с трудом удержался, чтобы не рявкнуть на Вопрошающего. Умиротворена. Он гадал, свалены ли тела грудой за деревней или же сброшены в реку. Как это похоже на допросников, равнодушных настолько, чтобы перебить всю деревню ради скрытности, и глупых настолько, чтобы бросить тела в реку и таким образом возвестить о своем «подвиге» по всей реке вниз по течению, от Алкруны до Танчико.
– В чем я сомневаюсь, допросник, так это в том, с какой стати я с двухтысячным отрядом оказался в Тарабоне.
Лицо Сарена вытянулось, но голос остался жестким и требовательным:
– Все просто, лорд-капитан. По всей равнине Алмот разбросано много городков и деревень, где высшая власть – мэр или городской совет. Прошло много времени с тех пор, как их привели к Свету. В таких краях наверняка развелось много друзей Темного.
Лошадь Борнхальда переступила с ноги на ногу.
– Если полагаться на ваши слова, Сарен, я скрытно провел целый легион почти через весь Тарабон лишь затем, чтобы искоренить пару-тройку друзей Темного в каких-то грязных деревушках?
– Вы, Борнхальд, здесь затем, чтобы исполнять то, что прикажут. Исполнять работу Света! Или вы ускользаете от Света? – Гримаса улыбки скривила лицо Сарена. – Если вы ищете битву, то случай вам еще представится. У чужаков огромные силы на мысе Томан, больше, чем могли бы сдержать вместе Тарабон и Арад Доман, даже если они и умудрятся прекратить на время свару между собой и станут действовать сообща. Если чужаки прорвутся, то вам потребуются все силы, которые у вас есть. Тарабонцы заявляют, что чужестранцы – чудовища, исчадия Темного. Некоторые утверждают, будто за них сражаются Айз Седай. Если они, эти чужестранцы, и в самом деле приспешники Тьмы, то с ними тем более необходимо разделаться. В свой черед.
На минуту дыхание Борнхальда оборвалось.
– Тогда слухи верны. Вернулись армии Артура Ястребиное Крыло.
– Чужаки, – ровным голосом произнес Сарен. – Чужаки и, вероятно, приспешники Тьмы – откуда бы они ни явились. Это все, что мы знаем, все, что вам нужно знать, и сейчас вам до них не должно быть дела. Мы лишь напрасно теряем время. Переправляйте своих людей через реку, Борнхальд. В деревне я передам для вас приказы.
Он развернул лошадь и галопом ускакал туда, откуда появился; факельщики скакали следом за ним.
Борнхальд прикрыл глаза, стараясь поскорее восстановить ночное зрение. «Нас используют, будто камни на игровой доске».
– Байяр! – Он открыл глаза, когда его помощник возник сбоку, замерев в седле подле лорда-капитана. Глаза на худом лице горели совсем как у Вопрошающих, несмотря на это, он был хорошим солдатом. – Там впереди – мост. Переправьте легион через реку и разбейте лагерь. Я присоединюсь к вам, как только смогу.
