Роберт Джордан
Колесо Времени. Книга 2. Великая охота
А потом он очутился в сумрачном, освещенном факелами коридоре, по которому крадучись шла Эгвейн, то и дело останавливаясь и заглядывая в кладовые, мимо которых проходила. Темные, свисающие до талии волосы были стянуты сзади алой лентой, на девушке было серое, цвета гусиного пуха, платье шайнарского покроя, отделанное красным. Когда Ранд увидел ее, то печаль и горечь утраты охватили его сильнее, чем тогда, когда он прогнал от себя Мэта с Перрином и Лойала. Он рос с мыслью, что однажды, может, и женится на Эгвейн; они оба так думали. Но теперь…
Девушка вздрогнула, когда прямо перед ней вдруг возник Ранд, ойкнула и сказала:
– Вот ты где! Мэт с Перрином мне рассказали, что ты выкинул. И Лойал. Я знаю, что ты замыслил, Ранд, и это попросту дурость. – Она скрестила руки на груди, большие темные глаза сурово впились в него. Ранда всегда поражало, как ей удавалось смотреть на него сверху вниз – когда ей того хотелось, – хотя ростом Эгвейн была ему лишь по грудь и вдобавок на два года моложе.
– Ладно, пусть дурость, – сказал Ранд. Вдруг ее волосы привели его в гнев. До того как оставить Двуречье, Ранд никогда не встречал взрослую женщину с не заплетенными в косу волосами. Там каждая девушка ждет не дождется дня, когда Круг женщин деревни решит, что она вполне выросла, чтобы заплетать косу. Эгвейн этого разрешения точно ждала с нетерпением. И вот теперь ее волосы распущены, если не считать ленточки. «Я хочу уйти домой и не могу, а она ждет не дождется, чтобы забыть Эмондов Луг». – Ты тоже уходи и оставь меня в покое. Больше тебе не стоит водить дружбу с пастухом. Тут теперь предостаточно Айз Седай, можешь увиваться вокруг них, сколько твоей душе угодно. И не говори никому из них, что видела меня. Они явились за мной, и я не хочу, чтоб ты им помогала.
Ярко-алые пятна расцвели на щеках Эгвейн.
– По-твоему, я бы могла…
Ранд повернулся, собираясь уйти, и она с криком кинулась на него, обхватив его ноги руками. Они оба упали на каменный пол, седельные сумки и узлы разлетелись по сторонам. От удара Ранд крякнул, рукоять меча воткнулась в бок, и он опять охнул, когда девушка взгромоздилась ему на спину, будто на стул.
– Моя матушка, – твердо заявила Эгвейн, – всегда говаривала мне, что лучший способ обращаться с мужчиной – это научиться ездить верхом на муле. Она говорила, что по уму они большей частью почти равны. Иногда мул даже посообразительнее.
Ранд приподнял голову и оглянулся через плечо.
– Слезь с меня, Эгвейн. Слезь, я сказал! Эгвейн, если ты не слезешь, – он угрожающе понизил голос, – я тебе задам. Ты же знаешь меня.
Для большего веса к своим словам он прибавил еще и свирепый взгляд на девушку.
Эгвейн фыркнула:
– Ты не стал бы, даже если б и мог. Ты бы не стал никому ничего делать. Но ты все равно не можешь. Я знаю, ты не способен направлять Силу по своему хотению; это бывает случайно, и ты не можешь ею управлять. Так что ничего ты не сделаешь ни мне, ни кому другому. С другой стороны, я брала уроки у Морейн, поэтому, если ты останешься глух к голосу разума, Ранд ал’Тор, я могу чуточку подпалить тебе штаны. Уж с этим-то я справлюсь. Продолжай в том же духе – и увидишь, под силу это мне или нет.
Вдруг на миг ближайший к ним факел на стене с ревом ярко вспыхнул. Эгвейн пискнула и, напуганная, уставилась на пламя.
Извернувшись, Ранд схватил ее за руку и стащил с себя, толкнув к стене. Когда он уселся, девушка сидела напротив него, взбешенно потирая руку.
– Ты и впрямь могла бы, да? – гневно сказал Ранд. – Ты балуешься с тем, чего не понимаешь. Ты бы нас обоих в головешки превратила!
– Ох уж эти мужчины! Когда не можете победить в споре, то либо убегаете, либо руки распускаете.
– Погоди-ка, погоди! Кто кого с ног сбил? Кто на ком сидел? И ты угрожала – пыталась! – что… – Он поднял руку. – Нет, не пыталась. Все время ты со мной это делала. Всякий раз, как ты понимала, что спор идет не так, как хочется тебе, мы вдруг начинали спорить совсем о другом. Но сейчас это не пройдет.
– Я не спорю, – спокойно сказала Эгвейн, – и от разговора не ухожу. Зачем прятаться, если не задумал убежать? А после того как спрячешься, ты наверняка убежишь. И кто обидел Мэта, Перрина и Лойала? И меня? Я знаю почему. Ты боишься, что если позволишь кому-то оставаться рядом с собой, то принесешь этим больше горя. Если ты не поступаешь так, как не надо, тогда почему тебе нужно беспокоиться, что ты кого-то обидишь? Все эти шараханья из стороны в сторону и размахивания кулаками, и даже неизвестно, есть ли на то причина. С какой стати Амерлин или кто-то из Айз Седай, кроме Морейн, будет знать о том, что ты существуешь на свете?
Ранд посмотрел на нее. Чем больше времени девушка проводила с Морейн и Найнив, тем больше она перенимала у них, по крайней мере когда ей того хотелось. Временами Айз Седай и Мудрая очень походили друг на друга, сдержанно-холодные и знающие. Обнаружив подобное качество у Эгвейн, он пришел в полное замешательство. В конце концов Ранд выложил ей, что рассказывал ему Лан.
– Что еще он имел бы в виду?
Ладонь девушки застыла у него на руке, и она сосредоточенно нахмурилась:
– Морейн о тебе известно, и она ничего не сделала раньше, почему же должна сделать что-то теперь? Но раз Лан… – По-прежнему хмурясь, она встретила взгляд Ранда. – Первым делом они станут искать в кладовых. Если станут искать. Пока мы не выясним, начали ли поиски, тебе нужно спрятаться куда-то, где им в голову не придет искать. Знаю! Тюрьма.
Ранд с трудом встал на ноги.
– Тюрьма?!
– Ну не в камеру же, глупышка. Иногда по вечерам я хожу туда навещать Падана Фейна. И Найнив тоже заходит. Никому не покажется странным, если сегодня я зайду туда пораньше. По правде сказать, пока все глазеют на Амерлин, нас даже и не заметит никто.
– Но Морейн…
– Расспрашивать мастера Фейна она в подземелье не спускается. Его к ней приводят. И за последние недели это бывало не очень часто. Поверь мне, там ты будешь в безопасности.
Ранд все еще колебался. Падан Фейн.
– Зачем ты вообще навещаешь торговца? Он – приспешник Тьмы, сам признался, он нехороший человек. Чтоб я сгорел, Эгвейн, он же привел троллоков в Эмондов Луг! Гончая Темного, как он назвал себя, он же с Ночи зимы вынюхивал мой след!
– Ну, теперь, за решеткой, он никому не страшен, Ранд. – Теперь девушка смотрела на него умоляюще. – Ранд, он приезжал со своим фургоном в Двуречье каждую весну еще до моего рождения. Он знает всех знакомых мне людей, все известные мне места. Странно, но чем дольше он в тюрьме, тем спокойнее становится. Он вроде как освобождается от влияния Темного. Он опять смеется, рассказывает забавные истории, говорит о людях из Эмондова Луга, а иногда о местах, о которых я раньше и не слышала. Порой его почти не отличить от прежнего Фейна. Просто мне нравится разговаривать с кем-то о родных краях.
«С тех самых пор, как я стал чураться тебя, – подумал Ранд, – и с тех самых пор, как Перрин стал всех сторониться, а Мэт проводит все свое время за игрой и в пирушках».
– Не нужно было держать все в себе так долго, – пробормотал он, потом вздохнул. – Ну, раз Морейн Седай считает, что тебе это ничем не грозит, наверное, для меня это тоже безопасно. Но лучше, чтобы ты не была замешана в это дело.
Эгвейн поднялась на ноги и принялась тщательно отряхивать платье, избегая встречаться глазами с Рандом.
– Морейн говорила, что эти посещения безопасны, Эгвейн?
– Морейн Седай никогда не говорила, что мне нельзя навещать мастера Фейна, – осторожно подбирая слова, ответила девушка.
Ранд, пораженный, уставился на нее, потом его прорвало:
– Ты у нее никогда и не спрашивала. Она и ведать не ведает. Эгвейн, это глупо! Падан Фейн – друг Темного, и он ничем не лучше любого другого друга Темного.
– Он в тюрьме, под замком, – твердо заявила Эгвейн, – и мне незачем спрашивать позволения Морейн на все, что я делаю. Тебе не поздновато ли беспокоиться о том, что думает Айз Седай? Ну, идешь?
– Тюрьму отыскать я и без тебя смогу. Они ищут меня или скоро начнут, и если тебя найдут вместе со мной, хорошего для тебя в этом будет мало.
– Без меня, – сухо сказала Эгвейн, – ты, скорей всего, запнешься о собственные ноги и грохнешься прямиком под ноги Престолу Амерлин, а потом, пытаясь выпутаться из этого положения, сознаешься во всем.
– Кровь и пепел, останься ты дома, наверняка бы оказалась в Круге женщин. Если б мужчины все были такими неуклюжими и беспомощными, как ты, похоже, о них думаешь, то мы никогда бы…
– Ты собрался стоять тут и трепать языком, пока тебя не найдут? Собирай-ка свои вещички, Ранд, и пойдем со мной.
Не ожидая ответа, Эгвейн повернулась и двинулась по коридору. Ранд, что-то бормоча себе под нос, неохотно подчинился.
В дальних переходах, по которым они пробирались, им встретилось не много людей – в основном слуги, – но у Ранда появилось такое чувство, будто все они особо к нему приглядываются. Не как к человеку с вещами, готовому к дальнему путешествию, а именно к нему, к Ранду ал’Тору. Он понимал, что это игра его воображения, – надеялся, что только это, – но все равно у него с плеч будто гора свалилась, когда они с Эгвейн остановились в коридоре, глубоко в подземелье крепости, перед высокой дверью, обитой железными полосами так, словно она располагалась во внешней стене. В двери имелось маленькое зарешеченное окошко, под которым висела колотушка.
Сквозь решетку Ранд разглядел голые стены и двух солдат с кисточками на макушке. Стражники сидели с непокрытой головой за столом. Один из них длинными плавными движениями точила правил кинжал. Его рука не дрогнула от резкого звона железа о железо, когда Эгвейн постучала колотушкой в дверь. Второй солдат повернул к двери вялое, угрюмое лицо и какое-то время смотрел на нее, будто раздумывая, и лишь потом наконец поднялся и подошел. Приземистому и коренастому, ему едва хватало роста заглянуть сквозь густые прутья решетки.
– Чего надо? А, это опять ты, девочка. Пришла проведать этого приятеля Темного? А это кто?
Он даже пальцем не пошевелил, чтобы открыть дверь.
– Он мой друг, Чангу. Он тоже хотел бы повидать мастера Фейна.
Солдат принялся разглядывать Ранда, оттопырив верхнюю губу и обнажив передние зубы. Ранд сомневался, что эта гримаса сошла бы за улыбку.
– Что ж… – заключил наконец Чангу. – Ладно. Высок, да? Высок. И занятно одет для вашего брата. Кто-то заловил тебя молодым на Восточном пограничье и приручил? – Он с лязгом отодвинул засовы и дернул дверь. – Ладно, заходите, коли пришли. – В голосе скользнула насмешка. – Осторожнее, милорд, не ударьтесь головой.
Подобная опасность Ранду не грозила; в дверь свободно, не пригибаясь, мог зайти и Лойал. Ранд последовал за Эгвейн, хмурясь и гадая, не будет ли от Чангу каких-то бед. Он оказался первым встреченным Рандом грубым шайнарцем; даже Масима был не по-настоящему груб, а всего лишь холоден. Но Чангу просто захлопнул дверь, вбил тяжелые засовы на место, потом прошел к полкам у стола и снял оттуда один из фонарей. Второй стражник все острил свой кинжал, он даже глаз не оторвал от своего занятия. В помещении было пусто, не считая стола, скамеек да полок, пол устлан соломой, а в глубине виднелась еще одна окованная железом дверь, ведущая внутрь.
– Немного света вам не помешает, – сказал Чангу, – во тьме, в которой сидит ваш приятель. – Он хрипло и сухо рассмеялся и зажег фонарь. – Он вас ждет. – Чангу протянул фонарь Эгвейн и чуть ли не с готовностью отпер внутреннюю дверь. – Ждет вас. Там, в темноте.
Ранд замешкался, смущенный мраком за порогом, и за его спиной хихикнул Чангу, но Эгвейн схватила юношу за рукав и потянула внутрь. Дверь захлопнулась, чуть не ударив Ранда по пяткам; лязгнули задвинутые запоры. Остался лишь свет фонаря, маленькое пятно вокруг них с Эгвейн в обступившем со всех сторон мраке.
– Ты уверена, он нас выпустит обратно? – спросил Ранд. Стражник даже не взглянул на его меч и лук, не поинтересовался, что у него в узлах. – Они не очень-то хорошие сторожа. А вдруг мы здесь, чтобы вызволить Фейна?
– Они слишком хорошо меня знают, – ответила Эгвейн, правда голос ее звучал встревоженно, и она добавила: – Каждый раз, как я прихожу, они выглядят хуже. Все сторожа. Все мрачнее и все неприветливее. Впервые, когда я пришла сюда, Чангу шутил, а Нидао совсем теперь замкнулся, слова не проронит. Наверное, такая работа не прибавляет человеку радости на сердце. А может, дело только во мне. От этого места у меня на душе тоже невесело.
Но с этими словами она уверенно потянула Ранда во мрак. Он же положил ладонь другой руки на эфес меча.
Тусклый свет фонаря выхватывал из темноты вытянувшиеся по обе стороны широкого коридора решетки из полосового железа, разделенные каменными стенами на камеры. Лишь две камеры из всех, мимо которых прошли Эгвейн с Рандом, были заняты. Заключенные, сидевшие на узких койках, прикрыли глаза от света, глядя между пальцами. Даже не видя лиц узников, Ранд был уверен в том, что они внимательно смотрят на него. Их глаза сверкали в свете фонаря.
– Этот вот любит напиться и подраться, – тихо произнесла Эгвейн, указывая на дюжего мужчину со сбитыми костяшками пальцев. – На этот раз он разнес в щепки общий зал в городской гостинице, причем в одиночку, да еще кое-кому от него крепко досталось.
На втором арестанте были вышитый золотом кафтан с широкими рукавами и короткие лакированные сапоги.
– Он пытался улизнуть из города, не уплатив за гостиницу, – громко фыркнула девушка: отец ее владел гостиницей в Эмондовом Луге и был мэром деревни, – и задолжав полудюжине лавочников и купцов.
Арестанты огрызнулись бранью, сыпля грязными ругательствами, которые Ранду доводилось изредка слышать от купеческих охранников.
– С каждым днем они тоже становятся хуже, – напряженным голосом заметила девушка, ускорив шаг.
Эгвейн опередила Ранда, первой дойдя до камеры Падана Фейна в самом конце коридора, так что Ранд очутился за световым кругом. Он остановился, держась в тени, позади фонаря в руке девушки.
Фейн сидел на топчане, подавшись всем телом вперед, словно бы чего-то ожидал, – в точности как описал Чангу. Костлявый мужчина, с длинными руками, длинным носом и пронзительными глазами казался теперь даже более исхудалым, чем помнил Ранд. Исхудалым не из-за заключения в подземной темнице – арестантов кормили так же, как и слуг, и ни в чем он не был обделен, – но из-за того, что он делал прежде, до своего появления в Фал Дара.
Вид Фейна всколыхнул воспоминания, которые Ранд с охотой и радостью позабыл бы. Фейн, сидящий на козлах своего большого фургона, громыхающего колесами по Фургонному мосту, – Фейн приехал в Эмондов Луг в канун Ночи зимы. И в Ночь зимы появились троллоки, они жгли, убивали, искали. Искали, как сказала Морейн, троих молодых ребят. «Искали меня, если только они знали это, и использовали Фейна, чтобы охотничьим псом идти по моему следу».
При приближении Эгвейн Фейн встал, не прикрывая глаз, даже не мигая от света. Он улыбнулся девушке – улыбка коснулась только его губ, – затем взглянул поверх ее головы. Устремив взор прямо на прячущегося в темноте Ранда, Фейн воздел руку, указывая на юношу длинным пальцем.
– Я чувствую, что ты там прячешься, Ранд ал’Тор, – произнес он чуть ли не напевно. – Тебе не спрятаться ни от меня, ни от них. Ты думал, все кончено? Но битве не будет конца никогда, ал’Тор. Они идут за мной, и они идут за тобой, и война продолжается. Не важно, жив ты или умер, для тебя она никогда не кончится. Никогда!
Вдруг Фейн принялся декламировать:
Скоро день придет – свободны будут все,
Даже ты и даже я.
Скоро день придет – тогда погибнут все,
Точно – ты, никак не я.
Рука его упала, взгляд поднялся кверху, уставившись во тьму. Кривая ухмылка исказила его губы, он хохотнул, словно бы увидел нечто забавное.
– Мордет знает больше всех вас. Мордет знает.
Эгвейн попятилась от камеры, встала рядом с Рандом, и лишь кромка света лизала решетку камеры Фейна. Даже не видя его, Ранд был уверен, что Фейн по-прежнему всматривается в ничто. Тьма окутала торговца, но они слышали его смешки.
Вздрогнув, Ранд отлепил пальцы от рукояти меча.
– Свет! – хрипло вымолвил он. – Так ты говоришь, он такой же, каким обычно был прежде?
– Иногда он лучше, а иногда – хуже. – Голос Эгвейн дрожал. – Сейчас – хуже, чем обычно, – хуже некуда.
– Интересно, на что он уставился? Он сумасшедший, таращится во мраке на каменный потолок. – «Не будь камня, он бы смотрел точнехонько на женскую половину. Где находятся Морейн и Престол Амерлин». Юноша опять вздрогнул. – Он сумасшедший.
– Этот план оказался не очень хорош, Ранд. – Поглядывая через плечо на камеру, девушка потащила его прочь от нее. Она понизила голос, словно боясь, что Фейн ее услышит. Смешки Фейна катились следом за ними. – Даже если они и не станут тут искать, я не могу оставаться здесь рядом с ним таким, да и тебе нельзя. Что-то с ним сегодня такое… – Она прерывисто вдохнула. – Есть одно место, даже более укромное, чем это. Я не упоминала о нем раньше, потому что сюда тебя провести было легче, но они никогда не будут искать тебя на женской половине. Никогда.
– Женской?! Эгвейн, Фейн-то, может, и полоумный, но ты совсем ума лишилась. Нельзя спрятаться от ос в осином гнезде!
– Можешь предложить место получше? Куда еще в крепости ни один мужчина не войдет без приглашения женщины, даже лорд Агельмар? В каком еще месте никто и не подумает искать мужчину?
– Где еще в крепости место, в котором наверняка будет полным-полно Айз Седай? Это безумие, Эгвейн.
Тыча в узлы, она заговорила так, будто уже все решено:
– Тебе нужно завернуть меч и лук в плащ, и тогда все будет выглядеть, как будто ты несешь мои вещи. Не так сложно отыскать для тебя кожаную куртку и рубашку поплоше, не такие яркие и заметные. Хотя сутулиться тебе все равно придется.
– Сказал же – не стану я этого делать.
– Раз уж ты ведешь себя упрямо, как мул, тебе в самый раз придется роль вьючного животного, если только ты не решишь, что лучше остаться здесь, внизу, вместе с ним.
По черным теням долетел смеющийся шепот Фейна:
– Битве никогда не будет конца, ал’Тор. Мордет знает.
– Лучше я попробую спрыгнуть со стены, – пробормотал Ранд. Но, скинув узлы, он принялся, как и предложила Эгвейн, заворачивать в плащ меч и лук с колчаном.
Во тьме рассмеялся Фейн:
– Она не кончится никогда, ал’Тор. Никогда!
Глава 4
Призванная
Морейн, одна в отведенных ей апартаментах на женской половине, поправляла на плечах шаль, украшенную вышитыми листьями плюща и виноградными лозами, разглядывая результат в высоком, стоящем в углу зеркале с простой рамой. Когда ее охватывал гнев, темные большие глаза вспыхивали ястребиной зоркостью. Теперь они почти буравили посеребренное стекло. Лишь по случайности шаль, когда Морейн приехала в Фал Дара, оказалась в седельной сумке. Шали – с сияющим Белым Пламенем Тар Валона в центре, на спине носительницы, и с длинной цветной бахромой; у Морейн бахрома была лазурно-голубой, как утреннее небо, – шали редко носили вне Тар Валона, да и там обычно только в Белой Башне. Не многое в Тар Валоне, за исключением собраний Совета Башни, предусматривало соблюдение формальностей ношения шалей, и за пределами Сияющих Стен эмблема Пламени распугала бы слишком многих, обратив их в бегство или, что вероятней, отправив их за Детьми Света. Для Айз Седай стрелы белоплащников столь же смертоносны, как и для любого другого, а Чада слишком хитры и коварны, чтобы позволить Айз Седай увидеть лучника раньше, чем стрела ударит в цель, чтобы позволить той как-нибудь избежать гибельного выстрела. И в Фал Дара Морейн не собиралась никогда носить шаль. Но аудиенция у Амерлин требовала соблюдения церемониала.
Морейн, стройная и вовсе не высокая, из-за присущей всем Айз Седай неопределенности возраста, из-за гладких щек, не тронутых старостью, часто казалась моложе своего возраста, но она обладала повелительной грацией и уверенной осанкой, подчинявшими себе любое собрание. Умение держать себя, привитое в юные годы в королевском дворце Кайриэна, за время пребывания среди Айз Седай не размылось – наоборот, обрело новые грани и силу. Она знала, что сегодня ей это качество крайне понадобится – вся ее воля и выдержка, до последней капли. Но внешняя бесстрастность скрывала бурю в ее душе. «Должно быть, что-то стряслось, иначе она не явилась бы сюда сама», – подумала Морейн – наверное, уже в десятый раз. Но, кроме этого вопроса, возникали еще тысячи. «Что же стряслось и кого она выбрала себе в сопровождающие? Почему сюда? Почему сейчас? Нельзя, чтобы теперь все пошло наперекосяк».
Кольцо с Великим Змеем на правой руке тускло блеснуло, когда Морейн коснулась тонкой золотой цепочки, обегающей ее волосы, что волнами падали на плечи. Маленький, чистой воды голубой камень свисал с цепочки в середине ее лба. Многим в Белой Башне было известно о тех уловках, на которые она была способна с помощью этого камня. Это был всего-навсего полированный голубой кристалл, нечто такое, что использует юная девушка при начальном обучении, когда рядом нет того, кто мог бы руководить ею. Та девушка вспоминала предания об ангриалах и о еще более могущественных са’ангриалах – этих легендарных предметах, оставшихся от Эпохи легенд, позволявших Айз Седай направлять больше Единой Силы, с которой можно было бы совладать без риска для себя без посторонней помощи, – вспоминала и думала: «Чтобы вообще уметь направлять, нужен объект сосредоточения». Ее сестры по Белой Башне знали о нескольких ее трюках, о других – подозревали, в том числе и о тех, которых и не было вовсе, о тех, которые потрясли ее саму, когда она научилась им. То, что Морейн проделывала с помощью камня, было простым и незначительным, хотя порой и весьма полезным, – такое мог бы вообразить себе ребенок. Но если Амерлин сопровождают не те женщины, кристалл мог бы разбить их спокойствие – из-за слухов и толков.
Раздался отрывистый настойчивый стук в дверь комнаты. Ни один шайнарец не стал бы стучать так ни в чью дверь, тем более – в дверь к ней. Морейн продолжала смотреть в зеркало, пока ее взгляд не обрел вновь прежнего спокойствия, все мысли спрятав в темных глубинах глаз. Она провела рукой по кошелю из мягкой кожи, висящему у нее на поясе. «Какие бы тревоги ни привели ее сюда из Тар Валона, она позабудет о них, едва я положу перед нею этот предмет тревог». Вторичный стук в дверь, еще более энергичный, раздался еще до того, как Морейн успела пересечь комнату и с безмятежной улыбкой открыть дверь перед двумя женщинами, что явились за нею.
Морейн узнала обеих. Темноволосая Анайя, в шали с голубой бахромой, и белокурая Лиандрин – с красной. Лиандрин, не просто молодо выглядящая, а молодая и привлекательная, с кукольным личиком и маленьким капризным ротиком, подняла уже руку, собираясь стучать вновь. Ее темные брови и еще более темные глаза резко контрастировали со множеством медового цвета кос до плеч, но такое сочетание не редкость в Тарабоне. Обе женщины были выше Морейн, хотя Лиандрин – не больше чем на ладонь.
Когда Морейн открыла дверь, грубоватое лицо Анайи расплылось в улыбке. Эта улыбка придала ей ту единственную красоту, которой она обладала, но этого было достаточно; почти каждый, когда ему улыбалась Анайя, чувствовал себя умиротворенным, утешенным, избранным из многих, чувствовал себя в безопасности.
– Да осияет тебя Свет, Морейн! Рада вновь видеть тебя. Здорова ли ты? Так давно мы не виделись.
– Ты рядом, и мне светлее на душе, Анайя. – Это была чистая правда; хорошо знать, что среди Айз Седай, прибывших в Фал Дара, есть по крайней мере один друг. – Озари тебя Свет.
Губы Лиандрин сжались, и она резко одернула свою шаль.
– Престол Амерлин требует тебя к себе, сестра. – Голос ее был столь же капризен, как и рот, и холодно-колок. Не из-за Морейн, или не только из-за нее одной. Лиандрин всегда говорила недовольным тоном. Хмурясь, она попыталась заглянуть вглубь комнаты поверх плеча Морейн. – Эта опочивальня, она под стражей. Мы не можем войти. Почему ты поставила стражей против своих сестер?
– Против всех, – ровным голосом отметила Морейн. – Многие из женской прислуги проявляют любопытство к Айз Седай, и мне не хочется, чтобы они шарили в моих комнатах, когда меня нет. До сего дня нужды различать одну женщину от другой не было. – Она шагнула в коридор и потянула дверь, закрывая за собой. – Мы идем? Нельзя заставлять ждать Амерлин.
Морейн двинулась по коридору, рядом с ней – непринужденно болтающая Анайя. Мгновение Лиандрин стояла, уставившись пронзительным взглядом в закрытую дверь, будто гадая, что же там прячет Морейн, потом быстрым шагом догнала двух других женщин. Она пошла по другую руку Морейн, вышагивая рядом с суровым и решительным видом, словно стражник, охраняющий преступника. Анайя просто шла рядом со своей спутницей. На толстых тканых коврах с незамысловатыми узорами приглушенно звучали шаги обутых в мягкие туфли ног.
Женщины в ливреях приседали в глубоком реверансе перед проходящими Айз Седай, причем многие – гораздо ниже, чем перед самим лордом Фал Дара. Айз Седай, сразу три вместе, и Престол Амерлин в цитадели – это казалось большей честью, чем любая женщина в крепости могла бы ожидать за всю свою жизнь. В коридорах встретились и несколько женщин благородных Домов, и они тоже склонились в реверансах, чего, несомненно, не стали бы делать перед лордом Агельмаром. Морейн и Анайя улыбками и кивками вознаграждали выказываемые знаки почтения, равным образом от служанки и до благородной дамы. Лиандрин игнорировала всех.
Здесь, разумеется, были только женщины, ни одного мужчины. Ни один шайнарец старше десяти лет без разрешения или приглашения не посмел бы ступить в женские покои, хотя по коридорам и бегали, играя, несколько маленьких мальчиков. Они, когда их сестры низко опускались в реверансах, неловко преклоняли колено. Анайя, проходя мимо, улыбалась им и ласково трепала малышей по голове.
– В этот раз, Морейн, – сказала Анайя, – из Тар Валона ты ушла надолго. Очень надолго. Тебя не хватало в Тар Валоне. Твоим сестрам не хватало тебя. И ты нужна в Белой Башне.
– Нужно же кому-то из нас работать в мире, – мягко сказала Морейн. – Совет Башни я оставлю на тебя, Анайя. Однако в Тар Валоне ты больше моего слышишь, что происходит в мире. Слишком часто что-то происходит там, где я была только вчера. Какие у вас новости?
– Еще три Лжедракона. – Лиандрин будто выплевывала резкие слова. – В Салдэйе, Муранди и Тире Лжедраконы опустошали страны. В то время как вы, Голубые, улыбаетесь, и болтаете ни о чем, и цепляетесь за прошлое.
Анайя приподняла бровь, и Лиандрин с резким звуком захлопнула рот, раздраженно фыркнув.
– Три, – задумчиво произнесла Морейн. На миг глаза ее блеснули, но она быстро опустила взгляд, пряча блеск глаз под ресницами. – Три за прошлые два года, и теперь сразу трое.
– Как и с другими, с этими также разделаются. С этими мужчинами-паразитами и всяким разношерстным сбродом, что следует за их знаменами.
Морейн почти забавляла уверенность в голосе Лиандрин. Почти. Она слишком хорошо знала о реальностях, слишком хорошо осознавала возможности.
– Неужели хватило нескольких месяцев, чтобы ты забыла, сестра? Последний Лжедракон едва не разодрал Гэалдан на части, прежде чем его армия – разношерстный сброд или нет – была разбита. Да, Логайн сейчас в Тар Валоне, укрощенный и не представляющий опасности, я полагаю, но некоторые из наших сестер, чтобы одолеть его, погибли. Даже одна умершая сестра – бо́льшая утрата, чем мы можем перенести, но потери в Гэалдане оказались много тяжелее. Те двое, до Логайна, не были способны направлять, и все равно народы Кандора и Арад Домана хорошо помнят их. Спаленные деревни и люди, погибшие в битве. Так ли легко мир справится с тремя в одно и то же время? Как много стечется под их знамена? Никогда не бывало недостатка в сторонниках у любого мужчины, объявлявшего себя Возрожденным Драконом. Насколько мощно заполыхают войны на этот раз?
– Все не так зловеще, – сказала Анайя. – Насколько нам известно, способен направлять лишь один, в Салдэйе. У него нет времени, чтобы привлечь многих последователей, и сестры, должно быть, уже там и занимаются им. Тайренцы, не давая передышки, гонят своего Лжедракона и его сторонников через Хаддонское Сумрачье, а парень в Муранди уже в цепях. – Она коротко удивленно усмехнулась. – Подумать только, чтобы мурандийцы из всех народов мира так скоро управились со своим. Спроси – и они даже назовут себя не мурандийцами, а лугардцами, или инишлинни, или подданными того или этого лорда или леди. Но из страха, что один из соседей воспользуется предлогом и вторгнется в пределы их страны, мурандийцы набросились на своего Лжедракона чуть ли не в тот же миг, едва тот рот раскрыл, заявив о себе.
– И все же, – сказала Морейн, – нельзя никак игнорировать появление сразу троих одновременно. Кто-нибудь из сестер в состоянии сделать Предсказание?
Шансы на это были слабые: считаные Айз Седай проявляли за века хоть какую-то, даже крохотную искру этого дара, поэтому Морейн не удивилась, когда Анайя покачала головой. Не удивилась, но почувствовала себя чуточку легче.
У пересечения коридоров три Айз Седай оказались одновременно с леди Амалисой. Та тут же присела в полном реверансе, низко склонив голову и широко отведя в стороны бледно-зеленые юбки.
– Почтение Тар Валону, – тихо произнесла она. – Почтение Айз Седай.
На приветствие сестры лорда Фал Дара просто невежливо отвечать лишь кивком – она заслуживала большего. Морейн взяла Амалису за руки:
– Вы оказываете нам честь, Амалиса. Встаньте, сестра.
Амалиса, с внезапным румянцем на щеках, грациозно выпрямилась. Она ничего не желала так сильно, как побывать в Тар Валоне, а от того, что Айз Седай назвала ее сестрой, кружило голову, как от крепкого вина, даже при ее высоком положении. Невысокую средних лет женщину отмечала смуглая красота зрелости, а румянец еще больше подчеркивал это.
– Вы удостаиваете меня слишком высокой чести, Морейн Седай.
Морейн улыбнулась:
– Сколько мы знакомы, Амалиса? Должна ли я называть вас «миледи Амалиса», словно бы мы никогда не засиживались вместе за чаем?
– Конечно нет, – улыбнулась в ответ Амалиса. Сила, очевидная в чертах ее брата, читалась и на ее лице, хотя линии скул и подбородка были мягче. Находились те, кто утверждал, что, каким бы сильным и прославленным бойцом ни был Агельмар, сестра ничем ему не уступает. – Но здесь Престол Амерлин… Когда в Фал Дара приезжает король Изар, в беседе наедине я зову его «магами», то есть дядюшка, как звала его, будучи ребенком, а он носил меня на плечах, но на людях все должно быть совсем иначе.
