Сергей Аб
Кусь во мраке
В одном из ящиков комода я обнаружил толстую тетрадь, которая была заполнена практически полностью причудливо-неряшливым почерком.
Больше ничего ценного обнаружить не удалось, и в силу растущего чувства беспокойства, сопутствующему пребыванию в этом доме, я поспешил удалиться.
И только уходя за порог, мой взгляд зацепился за вполне обыденную и присущую этому дому картину. Однако что-то во мне как будто оборвалось, когда я разглядел в свете электрической лампы пушистый силуэт великолепной персидской породы. Не знаю почему, но это животное породило внутри меня смутное беспокойство.
Мне известно, что любопытство, которое присуще этим животным, может достигать небывалых высот. Я так же принимаю во внимание тот факт, что наличие целой вереницы кошачьих туалетов в одном доме мистера и миссис Реббитсонов допускает изрядное количество этих всеми любимых существ. Но лишь одно из них в тот день сидело на деревянном подоконнике, выпучив на меня немигающие жёлтые глаза. Ничего не обычного в этом взгляде можно было бы и не заметить. И даже малейшими отклонениями от нормы можно было бы пренебречь. Но тот момент, когда мой взор упал на взгляд этого существа, мне открылась часть правды.
Я не могу сказать, что именно я узнал в тот миг. Так же я не уверен, что на меня не подействовала атмосфера дома, которая, к слову сказать, была вполне располагающей и уютной, если бы можно было исключить мою тревогу.
Мне показалось, что во взгляде этой роскошной морды читалась вполне человеческая усмешка. Я ощутил это довольно явственно: как будто весь её вид бросал мне вызов. Мне, и, вероятно, этому несчастному из палаты 312б.
Глава 3
Когда я, наконец, покинул ферму в Аутстоке, мне стало значительно легче. Обратная дорога сквозь сильный ветер с дождём не так удручала меня, как осадок пережитых минут в этом странном месте. И хотя моя безрадостная и скучная поездка казалась мне невыносимо долгой, я решил отложить прочтение записей душевнобольного на потом, что бы изучить всё более обстоятельно.
Дома меня ожидала очередная загадка, ответ на которую я так и не нашёл. Разумеется, я предполагал, что подобное может произойти со всяким любителем кошек, однако, не являясь в их числе, я всё же получил это странное послание.
Насколько я могу помнить, проходная комната Реббитсонов, которая была изолирована от уличных кошек и тех, что прятались внутри дома, выглядела неприступно. Именно там под дулом ружья я в спешке снимал свою обувь, что бы иметь возможность зайти внутрь. Конечно, моё внимание было притуплено, когда я покидал ферму, в спешке я сделал неверный вывод, что попросту мои ботинки прохудились от такой малоприятной дождливой погоды, и быстро смирился с этим фактом.
Когда же я прибыл домой, то оказалось, что вовсе не вода поспособствовала моим следующим нескольким дням насморка и обострившейся простуды. Скверный запах, который доносился из моих ботинок я не смог отмыть никакими средствами и химическими составами, бывшими в моём распоряжении. Мне пришлось принять поражение после многих попыток истребить мерзкий запах, моя обувь больше не могла мне служить, и ничего другого не оставалось, как попросту выбросить её.
Однако моё разочарование вскоре сменила настоящая паника: после избавления от удобной и мягкой обуви злополучный смрад всё ещё витал по моему дому. Я с ужасом пытался определить месторасположение источника, но даже избавление от всего того, что так или иначе соприкасалось с моей обувью, не дало никаких результатов. В конечном итоге мне пришлось смириться с тем, что на какое-то время этот скверный дух будет жить в моём доме.
Теперь я без особого труда мог определить характер того самого взгляда, бросающий мне вызов и с дерзкой усмешкой вопрошающий: “Да, и что?”. Этот взгляд теперь заиграл новыми красками. Весьма не приятными красками, на мой непритязательный вкус.
Как бы это странно не звучало, но на некоторое время я совершенно забыл о рукописи, которая так и лежала в моём шкафу с того самого дня, когда я вернулся и обнаружил неприятный сюрприз в своих ботинках. На следующий день мне пришлось отправиться на дежурство, где меня ожидало много работы. В нашей лечебнице с самого утра воцарилась суматоха в связи с внезапным обострением ментального состояния многих наших пациентов. В нашей практике такие дни предусматривались, однако этот период времени совершенно не соответствовал нынешнему. Странным было то, что наш недавно поступивший пациент из камеры 312б вёл себя тихо, судя по словам старших коллег. Остальным же пришлось медикаментозно снижать уровень возбуждения, отчего весь день прошёл в суете.
В последующие дни в лечебнице отмечалось, что уровень возбуждения пациентов стал постепенно снижаться, что, впрочем, никак не упростило работу. Домой я приходил измотанный, и совершенно не в состоянии чем-либо заниматься.
Тем не менее, в один из таких дней я отметил некоторые странные изменения, отчёт которым я не отдавал раньше. Эти изменения случились раньше, возможно даже тогда, когда наша лечебница обзавелась таким уникальным случаем в лице бледного худощавого молодого человека.
В лечебнице имени святого Ривса есть специальное место, отведённое для курения всего лечащего персонала. Не имеющий этой пагубной привычки, я, тем не менее, стараюсь каждый раз выходить подышать на свежий воздух, чтобы набраться сил и очистить свои мысли от всего постороннего.
В тот день погода была облачной, вот-вот собирался зарядить дождь, от чего в душе было так же пасмурно и тоскливо.
На курительной станции кроме меня было ещё два человека. Они как-то странно смотрели друг на друга и молчали. Молчал и я.
И тут в мою голову пришла странная мысль, которая заставила меня очнуться от оцепенения. Я огляделся, и стал прислушиваться. Из нашей лечебницы доносились крики и странные звуки, однако я не услышал того, что обычно было естественным сопровождением в этом месте, что и послужило поводом для смутного беспокойства.
Лес, который обступал нашу лечебницу со всех сторон, был безмолвен. Этот факт, который я осознал только теперь, но чувствовал все эти дни, пробил оборону моей логики и фактов, оставляя место недоумению и новым вопросам.
Моё открытие, которым я сразу поделился с молодыми врачами, сотворило с их лицами нечто такое, что бывает с особо буйными пациентами, которым вкололи лошадиную дозу транквилизатора.
Однако они признались мне, что давно замечали эту некую, почти физическую пустоту, в которой теперь проходили все их перерывы на курение.
Так или иначе, но то, что обозначили эти не слишком красноречивые молодые люди, словесные обороты которых уж слишком походили на типичный говор хирургов, или гомеопатов, я с горечью принял и согласился с ними.
Вдруг откуда ни возьми взявшиеся слухи о том, что зверь, напавший на пациента из палаты 312б, последовал за ним и прячется где-то неподалёку, стали активно распространяться. Я был в недоумении, почему и зачем кому-то вздумалось придумать всё это, но я никак не мог отделаться от глупой мысли, что эти слухи могли быть отчасти правдой, в свете последних событий. Передающие эти сомнительные сведения утверждали, что слыхали нечто странное, какие-то неестественные звуки, которые доносились из подвала. Объяснить их никто не мог, но так же не нашлось и смельчаков, отважившихся пролить свет на это явление с практической стороны вопроса.
По всему выходило, что уж если где и могло обосноваться то самое существо, так только в подвале. Впрочем, так или иначе, а не слишком крепкая психика пациента могла надломиться от чего угодно, так что стоило ли сильно беспокоиться ещё и насчёт неподтверждённым сведениям?
Лечебница, в которой я проходил практику, хоть и имела известность во многих городах, не была обустроена должным образом. И хотя большинство современных диагностических и лечебных машин в ней хватало, капитальный ремонт, по словам одного из старожилов, откладывался всякий раз, когда о нём назревали мысли у персонала.
Однако этот прискорбный факт в тот день скорее послужил мне на руку, дав возможность проверить свои опасения.
В сырых подвальных помещениях, где хранились различные бумаги и архивы, вперемешку с нагромождением мебели и мусора, была вполне подходящая атмосфера для пристанища различного рода непрошеных гостей. Если бы это не была лечебница, я бы непременно подал жалобу на антисанитарию в соответствующие органы. Однако с крысами тут боролись радикально и своевременно, применяя все возможные методы и уловки для сокращения их численности. По словам одного из проходившего тут практику рыжему и довольно пухлому мужчины средних лет, а после оставшемуся тут на весьма приличное жалование, основной бедой лечебницы были тараканы и пауки. Впрочем, последние были безобидны и обитали исключительно в сыром подвальном помещении, тогда когда первых можно было обнаружить где и когда угодно. Среди врачей даже ходили анекдоты, в которых дневной рацион душевнобольных пациентов дополнялся независимо от их желания некоторым корректировочным процентом животного белка, преимущественно в ночное время.
Чувство тревоги, которое нарастало во мне, очень мешало работе. Как человек не робкого десятка, я решил разделаться со своими опасениями раз и навсегда, чтобы иметь возможность в числе первых опровергнуть всяческие поползновения в сторону подвала и его не слишком экзотических обитателей.
Я не стал ждать случая, а спустился в подвальное помещение, где намеревался сразу же получить ответ на свой вопрос. При мне это место никогда не закрывали на замок, так как охотников посидеть практически в полной темноте с большим количеством ползучих тварей было не много.
Керосиновая лампа горела слабо. Моя оплошность была обнаружена лишь тогда, когда я уже открыл двери подвала. В лампе не было горючего, и я имел все шансы на то, что бы остаться без света в любой момент. Не могу себе представить, что пугало меня больше: остаться наедине с полчищами тараканов и пауков, или же обнаружить, что их там больше нет.
Осторожно ступая во мрак тускло освещённых через грязные окна углов, я прислушивался.
Разумеется, я не наделся, что мой слух уловит хоть малейшие колебания каких бы то не было существ, но всё же я решил не пренебрегать и этим.
Приглушённые звуки, природа которых была совершенно для меня ясна, доносились сверху. Топот и дикие крики были практически не слышны, хотя я был удивлён тому, что я вообще их слышу.
Глава 4
Пожалуй, я не могу отнести себя к особо впечатлительным особам, таким, как правило, не место в медицине – слишком велика вероятность из медика превратиться в пациента. Тем не менее, в тот момент, когда я осторожно ступал по тёмному подвалу моё собственное воображение сыграло со мной злую шутку. По крайней мере, я до сих пор надеюсь на это. И хотя нельзя с уверенностью сказать, что я что-то видел и слышал, всё же какая-то часть меня прагматично и настойчиво уверена: там что-то было.
Я то и дело натыкался на старую мебель, заходя всё глубже и глубже в тёмный заваленный зал, совершенно не отдавая себе в этом отчёт. В какой-то степени я был заворожён этой мрачной разрухой, нагромождением документов и личных дел пациентов давно минувших лет.
Мои шаги разносились гулким эхом, но кроме этого я не слышал практически ничего. До определённого момента.
Когда я наткнулся на очередной стол, едва не уронив лампу из рук и не устроив пожар, я уловил какое-то движение справа от себя.
Что-то крупное переметнулось вглубь подвала, и когда я посветил в ту сторону дрожащими руками, то, разумеется, ничего не увидел. Ничего, кроме тихо падающих ворсинок тёмного цвета. И в этот самый миг я ощутил на себе чей-то пристальный взгляд. Я ощутил это столь явственно, что меня охватил ужас.
Что было потом я помню смутно. Я знаю лишь, что моя стремительность и целенаправленность в этот момент превосходили все возможности человека. Вопреки подгоняющему меня ужасу неизвестного, я всё же несколько раз умудрился оглядеться. Быть может, меня так никто и не преследовал, однако как же тогда объяснить те звуки, что раздавались за моей спиной? Мои собственные шаги не шли ни в какое сравнение с тем топотом и треском, что преследовал меня. И всё же, я так ничего и не увидел, вероятно, именно это оберегло мой бедный разум от помешательства, когда мои трясущиеся руки в спешке закрывали двери на задвижки. Какое-то время я ждал и прислушивался, может быть, зверь даст о себе знать гулкими ударами. Но этого не случилось, и я спешно покинул это мрачное место, решив пока что не сообщать никому о своём открытии. Да и можно ли было отнести вполне вероятную игру моего воображения к чему-то важному?
Честно говоря, я не могу сказать насколько мои действия можно считать верными. То, что уже на тот момент имелось у меня в качестве фактов, было бы не достаточным основанием, что бы привлечь полицейских. Но, возможно, мои наблюдения могли бы дать вповод вызвать хотя бы службу по отлову диких животных, что бы избавиться от хищника, который нашёл себе уютное гнездо в нашей лечебнице. Однако я никогда раньше не слыхал, чтобы в лесах бродили такие звери, которые одним своим присутствием прогоняли всю остальную живность. Проанализировав свой не слишком успешный поход в подвальное помещение, я всё же решил дать отрицательный ответ на вопрос: были ли подвал пуст. Но если быть откровеннее, то хоть мне и не хватило времени проверить все его закоулки, я всё же не смог найти никакой мелкой живности, что свидетельствует о довольно странном положении дел.
Безусловно, я имел возможность бросить всё в тот же день, когда узнал о существе, которое обитало в подвале. Я мог бы сопоставить факты и просто сбежать отсюда подальше, но уже тогда что-то внутри говорило мне, что так просто меня не отпустят.
Ещё несколько дней назад я не смог бы так просто пробраться сюда, в сердце лечебницы имени святого Ривса. Ещё несколько дней назад на каждом посту дежурили врачи, дотошно выпытывая всю необходимую информацию. Теперь коридоры лечебницы практически пусты, и лишь немногие из нас остались в строю. Конечно, всем им удобно называть это лёгким недомоганием, респираторной аномалией, которая случается и в наше время. Никому и в голову не могло придти, что виной всему того, что происходит в лечебнице, послужило причиной безумия пациента палаты 312б.
Мой фонарь осветил табличку на очередной палате. Триста пятый номер. Вероятно, я уже близко. Защитная повязка на лицо перестала действовать, я снова в полной мере стал ощущать это зловоние. За последние дни оно не отступало от меня не на шаг, проникая внутрь меня и оседая на моих измученных лёгких.
Подарок с фермы с Аутстока, который я имел неосторожность привезти домой, и который позволил распространиться по всему моему дому, на какое-то время исчез. Каково же было моё негодование, когда мои совершенно новые ботинки неожиданно стали издавать этот мерзкий аромат. Разумеется, мне пришлось выкинуть и их, и даже всё то, что могло соприкасаться с ними: носки, ложку и щётку для обуви. Я даже позаботился о том, что бы выкинуть все средства, которыми ухаживал за своей новой парой обуви.
Запах появился снова, и на этот раз я не мог определить его местоположения – казалось, он был везде и нигде конкретно. Он витал в воздухе, подобно стае пчёл в моей комнате.
Но самое страшное поджидало меня впереди: я обнаружил, что в лечебнице имени святого Ривса теперь тоже скверно пахнет. Перенёс ли эти мерзостные запахи из своей квартиры я, или может быть, они появились там без моей помощи, я не знал. Я бы непременно списал всё это на какую-нибудь болезнь и с большим удовольствием взял бы неделю отдыха, если бы новой темой для обсуждения не выступило проклятое зловоние, постепенно распространяющееся по больнице.
Мало сказать, сколько сил было потрачено на то, что бы хорошенько всё отмыть и очистить. Несколько субботников подряд было довольно непростым испытанием для спин и выносливости всего персонала, однако, я с самого начала не верил, что это что-нибудь даст. Не могу точно сказать, почему я и тогда не рассказал то, что знал. Наверное, сперва хотел убедиться, что ничего не выйдет, что с моим рассудком всё в порядке.
После нескольких безрезультатных попыток всё вычистить, я вспомнил, что ещё ни разу так и не открыл ту самую записную книжку, что привёз с фермы. Мне хотелось верить, что хоть немного света прольётся на эту тёмную историю. Так и вышло, если не считать ещё большего количества вопросов, которые возникли, когда я погрузился в ужасающий мир по-настоящему отвратительного почерка душевнобольного из палаты 312б. И да, книжка насквозь была пропитана запахом кошачьей мочи.
