Сеансы гипнотерапии применялись крайне редко, как невостребованный и не дающий особых результатов метод. В тот день мне довелось побывать на таком сеансе, чему поспособствовала моё немалое рвение и желание узнать больше об этой истории под видом изучения техник гипноза. То, что мы узнали от больного, походило скорее на вполне связный бред помешанного, чем на фактические выкладки, по мнению большинства окружающих меня врачей. Доктор смог добиться от больного даже больше, чем просто внятный рассказ. Больной излагал большую часть своих наблюдений, приписывая их другому человеку, а не себе. Разумеется, такой подход был для нас наиболее продуктивен, однако доктор сразу отметил, что такой метод, как правило, маловероятен и мы наблюдали скорее за исключением из общего правила погружения больных в свои воспоминания, нежели обычную практику. И уж конечно, эмоции всё равно нередко брали верх над больным.
Однако то, что я услышал, до ужаса совпадало с тем, что было изложено в записной книге. И уж слишком явственно неописанное окончание можно было сопоставить с этими записями. То, что я услышал било тревогу внутри меня, раздувая огонь ужаса и мрачных предчувствий.
Пока моя память свежа, я приведу насколько возможно полно то, что рассказал под гипнозом душевнобольной из палаты 312б. Когда повествование достигло злополучной ночи четвёртого дня, Джеймс продолжил:
«Я пытаюсь не спать всеми силами. Брожу по комнате и делаю различные бодрящие упражнения, однако это отнимает у меня много сил. Я не уверен, что выбрал правильную стратегию.
Я решаю, что стоит зажечь свет по всему дому, что я и делаю там, где это возможно. Нашёл на кухне банку иностранного кофе, надеюсь, она поможет мне протянуть до утра.
За окном темно, но я по-прежнему вижу очертания ненавистных стволов деревьев. Я хотел бы не слышать, как они трещат и переговариваются между друг другом, но не могу.
В моём кармане лежит мой хронометр, который показывает половину двенадцатого. Не могу понять, верить ли ему или нет. Я не вижу изъянов в ходе часов, так что пока что буду держаться их хода.
Я быстро устаю, возвращаюсь в свою комнату, потому что необъяснимый гнёт, что я чувствую во всех помещениях этого дома, не действует на меня лишь в спальне.
Я сижу на кровати и изо всех сил сопротивляюсь почти физическому притяжению подушки.
Что-то мелькнуло в окне, я падаю в кровать, закрывая глаза. Последнее что я помню – гаснет свет.
Я раскрыл глаза и не сразу понял, где нахожусь, слишком темно. Какие-то светлые пятна виднеются на периферии моего зрения. Мой взор падает на тёмные силуэты у двери.
Это они»
Тут больной начал заметно дрожать, что практически свело на нет возможность закончить историю. Доктор гипноза рассказал позже, что это был первый опасный рубеж, где молодого человека могло поглотить абсолютное безумие.
Доктор едва смог успокоить Джеймса, но тут же велел не спеша продолжать историю, пытаясь отстраниться от эмоций по возможности. Тот продолжил, но лёгкая дрожь по телу и в голосе были куда красноречивее этой истории.
« Они сидят там, у двери, а я лежу в постели полусидя, не в силах пошевелиться от страха. Кошки не смотрят на меня, они сидят там, словно охраняя дверь по обе стороны, но друг напротив друга. Они неподвижны, их глаза сверкают, и мне уже известно, что сейчас произойдёт нечто страшное.
Я слышу какое-то приглушённое рычание. Нечто приближается к двери. Моё сердце не выдержит этого! Оно там, у двери!!
Медленно, скрипя ржавыми петлями, дверь отворяется, чёртова дверь! А кошки, что сидят справа....дверь прошла сквозь них!
На порог входит нечто огромное и волосатое, пушистое. Глаза этого существа внимательные и бескрайне выразительные, они смотрят на меня. Моё сердце пронзает ужас, я… я не могу больше…
Морда этого существа расплывчата, я не могу разглядеть его очертания, как будто это существо заполняет всю комнату, таясь во мраке. А может быть, мрак и есть это самое существо?!
Оно вплыло в комнату вдоль сидящих кошек, кажется, я могу разглядеть его. В его тёмных лапах, столь тихо и величественно ступающих по деревянному полу, чувствуется огромная сила.
Эти кошки… они… призвали его? Я не могу пошевелиться!
Монстр сделал два больших и, осмелюсь сказать, грациозных прыжка, и оказался на кровати рядом со мной. Тьма по-прежнему милосердно скрывает черты его мощного, но пушистого тела. Глаза…
Они снисходительно сверлят меня своим призрачным светом. Я вижу… что это такое?
Неужели в комнату вползла змея?! Но… я не могу отвести глаз от этого монстра, размытого во мраке, однако, так же я не могу понять, что заполняет комнату.
Что-то змееподобное извивается на полу, но мне кажется, это не змея.
Во-первых, таких длинных змей не бывает. Во-вторых, оно пушистое… Оно заполнило комнату и уже оплетает стены, а силуэт существа, что сидит рядом со мной продолжает смотреть на меня.
Но вот он подплыл ближе. Я пытаюсь дёрнуться, но что-то держит меня, что-то оплело меня. Оно крепкое, но мягкое. Существо изрыгает пронзительный рёв, похожий на кошачий, и кидается на меня из тьмы с раскрытой пастью. Я узнал его силуэт, милосердный Бог, как такое возможно?! Моё сердце! Это был он…»
Вот и всё, помимо последней фразы, что нам удалось узнать у этого бедняги. Его потрясение стало самым главным предметом обсуждения в лечебнице, однако мне сразу было ясно, что его история не могла быть выдумкой на фоне постепенного умопомрачения, как считают многие из врачей.
Всё что произойдёт дальше уже невозможно предотвратить. Я уже не смею рассчитывать на то, что всё изменится в лучшую сторону само собой, а потому собрав осколки своей мужественности, я отвожу заслонку, что бы увидеть Джеймса.
Вот он, я вижу его силуэт во мраке. Он не шевелится и не пытается вскочить от щелчка затвора смотрового окна. Видны только ноги, но, кажется, он жив.
Мои руки предательски трясутся, пока я подыскиваю нужный ключ. И хотя я знаю, что это бесполезно, я всё же несколько раз пытаюсь включить свет в палате 312б. Никакого толка. Похоже, небольшой перепад напряжения вывел из строя освещение целого этажа, совершенно ни к стати.
Наконец, я нашёл нужный ключ и вставил его в замочную скважину. Я пытался сделать это тихо, но не смог. Одновременно я пристально наблюдал за поведением больного, но никаких изменений в его положении я не заметил.
Я медленно отворил дверь и посветил во тьму. Моя лампа почти не рассеивала тот сумрак, что был в палате, я сделал несколько шагов вперёд.
Как странно было наблюдать, что свет не может пробиться дальше, как будто тьма сгустилась тут и сопротивлялась свету масляной лампы.
Я делал ещё несколько шагов вперёд и направил револьвер на слабо дышащее тело. Тишина и смрад кошачьей мочи слишком настойчиво давали о себе знать.
Я хотел заговорить с больным, но не смог. Мне отчаянно захотелось увидеть его лицо, и я сделал ещё несколько шагов вперёд.
В следующий миг произошло несколько событий. Внезапно лампа выхватила из сумрака лицо Джеймса и что-то рядом с ним. Я отпрянул, но не от того, что странная ненормальная улыбка застыла на лице молодого человека, не его безумный взгляд на меня. Я увидел что-то пушистое и большое, величиной с добрую собаку, сидящую возле него.
Я поддался панике, и умудрился выронить лампу, которая, впрочем, не разбилась, но погасла. Звук упавшего и отлетевшего в неизвестном направлении револьвера в какой-то миг времени пронесло всю феерию возможностей опасного оружия в руках больного при открытой двери. Но мой рассудок отказался мне подчиняться в тот миг, когда я в ужасе пятился назад. Ещё одно леденящее событие поджидало меня у двери – я вдруг услышал её характерный щелчок, который был мне хорошо знаком.
Через пару шагов я действительно упёрся в запертую дверь спиной. В неописуемом ужасе я повернулся и стал дёргать руками дверь, не смея повернуться к черноте, в которой таились эти двое. Но она была закрыта, а я в мгновение ока, едва не теряя сознание от непередаваемого страха, сполз вниз, против своей воли повернулся и сел почти в той же позе, в которой видел больного.
Тьма, окружающая меня немного углубилась и мои глаза стали различать некие очертания. В какой-то момент времени я понял, что светящиеся в темноте точки – это не плод моей изощрённой фантазии, а имеющийся в палате факт. Если бы я мог закричать, я бы сделал это уже давно, но моё тело не подчинялось мне, лишь сердце сильно било мне в рёбра.
В той тьме проступил зловещий силуэт безумца, что сидел неподвижно, а рядом с ним… мрак теперь словно бы немного рассеялся, играя своим превосходством. И всё же я стал более явственно различать содержимое палаты, чего хотел бы всем сердцем избежать.
Внезапно я почувствовал, что в палате есть нечто ещё, кроме тех двоих существ. Дымка тьмы подёрнулась по полу, и что-то брякнуло в дальнем конце помещения. И в тот же миг горящие призрачным светом огоньки пришли в движение. Они увеличивались в размерах, но не мигали. И тут я понял, что зверь, что обладал этими огнями, приближался. Глаза, приближающиеся во мраке, не торопились. Что-то шевелилось на полу уже в другом конце комнаты.
Я лишь на миг отвёл взгляд, чтобы не провалиться в беспамятство, что бы увидеть, что нечто несоизмеримое в длину, имеющее шерстяной покров, заполняет комнату. Меня пронзил новый приступ страха и отчаяния, кожу покрыли мурашки, ибо я вспомнил про описание точно таких же событий в дневнике обитателя этой палаты.
Когда я снова глянул в сторону больного, то с ужасом обнаружил то пугающее существо, но уже сидящее рядом со мной. Да, оно напоминало пушистое облако больших размеров, происходящее из семейства кошачьих. Огромные жёлтые глаза внимательно и требовательно изучали моё перекосившее ужасом лицо. Меня же поразило трепетное оцепенение страха, что я наблюдаю что-то из ряда вон выходящее. Я опустил взор и во мраке заметил, что хвост существа уходил во тьму и не имел чётких очертаний.
Помимо крупного размера, эта тварь обладала так же не свойственной кошкам мимикой, не говоря уж о этом светящимся взгляде.
В какой-то миг по выражению морды зверя я понял, что оно приняло решение. Существо запрокинуло голову назад и открыло пасть. Оно вдруг пронзительно взвыла глубоким и громогласным рыком, а потом резко вцепилась мне в шею своими длинными и острыми клыками.
Боль в груди и в шее слились в яростный призыв о помощи, но я не шевелился. Единственное, что я смог осознавать, это то, что моя жизнь уходит от меня, осознанность бытия мутнеет с каждой секундой. Но то, что останется в моей памяти до конца, это та самая фраза, которую произнёс вдруг встрепенувшийся душевнобольной из палаты 312б. В охватывающей меня тьме, где шевелились груды пушистых облаков и разносился истеричный смех больного, с моим угасающем сознании я успел услышать: «Да это же Бенджаминчики!»
Бенджаминчики. Его домашний кот, что явился за ним, а теперь и за мной.
Конец.