Сергей Александрович Русаков
Инженер новогодней магии
Глава 7
Глава 7-я, в которой вскрываются новые обстоятельства вновь открытого нового мира и становится понятно, что не все видят друг друга
Люди часто объединяются. Это для них дело привычное. Можно даже сказать, что это в крови, вернее, в генах. Общим поводом для объединения, конечно же, являются виды на выживание. Однако общий повод вовсе не объясняет, почему уже объединившиеся люди начинают объединяться внутри объединения.
Если организация создается намерением создателей ради коллективного решения задачи, которую нельзя решить поодиночке, то в ней обязательно возникнет коллектив – еще одно объединение с незамысловатой заботой уклоняться от решения общей задачи.
Организация устремлена к достижению цели, например, «Больше товаров лучшего качества!». Коллектив решает противоречивую задачу – работать меньше, не стараться, экономить силы и время, что всегда идет вразрез с задачами организации.
Между этими молотом и наковальней оказывается человек, который входит одновременно и в организацию, и в коллектив. Организация устами бригадира требует: «Давай-давай!». И этот же бригадир в курилке огласит лозунги коллектива: «Они так наверху жируют, а нам вкалывай!».
Но как же с этим справляется простой человек? Да очень просто! Он не способен одновременно быть «слугой двух господ». Он переключается с одного господина на другого, и делается это весьма незамысловато.
Когда бригадир нависает над рабочим у станка, крики «Давай-давай!» включают в работнике «тумблер» принадлежности к системам в положение «Организация». Но когда в курилке звучат заводские сплетни, «тумблер» переключается в положение «Коллектив».
Такое включенное тумблером положение одного и того же человека то в одной системе, то в другой, называется социальными ролями. Вот и мечется заводской работяга между двумя ролями, как мартышка между умными и красивыми.
Сравнение с тумблером применимо только к ролям в организации и в коллективе, а так-то ролей у одного человека гораздо больше, и каждой роли соответствует своя система. Один и тот же человек может быть и гражданином своей страны, и налогоплательщиком экономической системы государства, и участником дорожного движения, и членом гаражного кооператива, и номером в очереди в окошко сберкассы, и пассажиром метро, и ребенком своих родителей, и родителем своих детей. Так что это больше похоже на пульт от телевизора с сотнями телепрограмм, чем на тумблер.
А системы – на то они и системы, чтобы подавлять человека в себе, и каждая система делает это, не учитывая давление других систем, что окончательно дезориентирует человека, путает его и приводит к страданиям.
Как рабочий у станка, человек должен стахановски трудиться, «не жалея живота своего». Как член коллектива этот же человек должен филонить, гнать брак, зависать на перекурах и саботировать решения начальства.
А если вспомнить о семье, то и она влезет жестким конкурентом: беги с работы домой, прихвати с работы что-то полезное для дома, экономь силы для жены и детей, а тут еще теща приехала…
Получается, что у человека нет своей собственной жизни, покуда он состоит хотя бы в одной из систем. Так и есть. В этом беспросветная дилемма. В одиночку человек не потянет свою жизнь, а став частью систем для облегчения своей жизни, человек перестает быть человеком.
Решив проверить свои догадки о новом мире, открывшемся Степану Андреевичу после удара электротоком, он вновь заглянул в этот странный светящийся мир, проделав уже становящийся привычным маршрут: в подвал, в комнату для демо-пожара, в смежную комнату, в подсвеченный по углам коридор первого этажа.
Степан Андреевич поднялся на второй этаж заводоуправления, или, как его на современный манер называли, в офис. Коридор второго этажа тоже был подсвечен по углам. Он не успел зайти в кабинет к завпроизводством, как тот сам вышел из двери, и словно не обращая внимания на Степана Андреевича с протянутой для приветствия рукой, продолжал разговор с начальником одного из цехов.
Нимб вокруг головы завпроизводством Карташова был насыщенно красным. Начальник цеха, кажется, гальванического, тоже светил головой в красном диапазоне, но гораздо менее интенсивно. Они говорили, конечно, о производстве.
–
Увеличивайте напряжение, делайте электролиты более концентрированными, сокращайте время нанесения серебра на изделия. Дайте к концу года ошеломительный результат! – видимо, резюмировал кабинетный разговор Карташов.
–
Будем стараться! – по-военному заверил начальник гальванического цеха и вдруг замялся. – Вот только…
–
Что еще? – с силой спросил Карташов, остановившись.
–
Как бы чего не вышло… Напряжение, концентрация. Не дай бог, оператор оступится – убьет током или сожжет электролитом, – начальник цеха говорил это с искренним беспокойством, что оценил присутствующий при диалоге Степан Андреевич.
–
Нечего бояться! Долой страх! Действуйте! И… не трепитесь особо об этом. Не нужно, чтобы об этом узнал инженер по технике безопасности, – и Карташов скривился. Нимб пошел вспышками.
Вот насколько карьеристы бывают увлечены своими карьерными экспериментами, что даже не замечают своего врага, раскрывая перед ним свои карты. Степан Андреевич был изумлен одержимостью Карташова.
–
Привет, Кирилл! – Степан Андреевич вновь протянул ему руку для приветствия.
–
Карташов осекся, замолчал, озираясь. Степан Андреевич, улыбаясь, повторил приветствие. Завпроизводством сощурил глаза, вглядываясь в коридор сквозь Степана Андреевича. Его красный нимб пошел волнами.
