Игнаций Сергеев
Две шпильки
Проведя больше часа в кафе, Михаил выпил кофе, съел пирожное и наблюдал за покупателями. Екатерина и не думала объявляться. Он попробовал набрать ее номер, но он не ответил. Не слышит телефона, решил он. Настоящая молодая девушка: увидела магазин и теперь уж не ищите ее. Ладно, пусть. Куда торопиться? Зато, когда вернётся, наверное, вся будет при счастье от покупок. А ведь приятно видеть ее улыбку.
«Что бы еще съесть?» – подумал Михаил. Тут его взгляд остановился на заборчике, ограждающем кафе от зала, и замер на одной точке. Перстень! Что делать с этим делом? Всё ускользает. Все версии оказались нерабочими. Вероятно, тут кроется нечто большее, чем просто кража. Вот этот случай с Каем. Выходит, что у него долги. Он скрывается. Ему нужен перстень, чтобы продать его и попробовать расплатиться с долгами. Но перстень исчезает. Да уж, незавидное положение! Поговорил, кажется, со всеми. Что нового они могут добавить? Ну, пожалуй, Кай может. Но к нему нужно искать ключик. Кто еще? Ах, да, вот кто – Роза Соломоновна. По возвращении нужно с ней встретиться и продолжить разговор несмотря на то, что она любит поговорить. Ничего, стоит потерпеть, и из общего вороха ее слов попытаться выудить что-нибудь стоящее. Где же Катерина?
Она появилась через полчаса, неся в руках два пакета.
– Слушай, ты как будто выросла, – сказал ей Михаил, заметив нечто необычное.
– Это по тому, что вот, смотри, – и она покрутила ногами, на которых красовались новые туфли на длинных каблучках–шпильках. – Увидела, примерила, поняла – моё. Сразу купила, хотя и дорого–о! Ох, дайте, люди, посидеть.
Она села за столик и вытянула ноги так, что Михаил отчетливо видел не только обновки, но и литые икры, обтянутые колготками телесного цвета. И в этот момент в его голове проскочила мысль, которой он испугался и которую сразу же прогнал: соблазнительно.
– Давай выйдем и перекусим на открытом воздухе, – предложила Екатерина.
Они вышли и добрались до набережной, где сели в кафе. Цены оказались такими, что Екатерина взяла только салат и кофе, а Михаил отказался от закуски, сославшись на то, что и так много съел в кафе, пока ждал.
Допивая кофе, Екатерина сказала, показывая на катящуюся в потоке ветра колесом по мостовой бумажную тарелочку:
– Вон, смотри, по асфальту катится тарелочка. Тебе не кажется, что жить нужно по такому же принципу?
– Не понимаю…
– Ну, знаешь, не сопротивляться тому, что тебя направляет. Если есть внешняя сила, которая тобой движет, то и следует поддаться ей. Не думаешь так? Зачем идти против ветра? Вот тарелочка, она не может против ветра. Да и зачем ей? Природа так устроила, что сильный повелевает слабым, но разве слабому от этого плохо? Я думаю, нет. Ему по–своему хорошо. Тарелочка движется по ветру и таким образом остается целой, не ломается.
– Наверное, в твоих словах есть смысл, – растянуто сказал Михаил. – Знаешь, я вот был на Куршской косе. Там есть такой лес, с гнутыми деревьями, называется Танцующий лес. Ветер в том месте сильный, и от него деревья все изгибаются. – Михаил показал рукой, как, по его мнению, гнутся деревья. – Позднее я узнал про одну китайскую поговорку. Она говорит так: гнутое дерево живет и здравствует, а прямое дерево – идёт на доски. Ты об этом?
– Да, примерно. Видимо, если поддаваться, быть гибким, то можно большего достичь, чем, как ты говоришь, стать простой доской среди миллионов таких же досок.
Михаил посмотрел на Екатерину другими глазами. С ней интересно! Она может размышлять! Это же так здорово! Сколько их, тех, кто не может думать и размышлять? Сколько их, кто толпами шагает сейчас по улицам Парижа, Амстердама, Москвы в поисках исключительно добычи и денег без желания мыслить абстрактно, философствовать о жизни вообще? Миллионы!
– Мне нравятся твои размышления! – сказал Михаил.
– Да? А я сама? – лукаво спросила Екатерина.
Почувствовав себя словно пойманным в словесный капкан, Михаил не мог ответить ничего иного кроме: «И ты тоже».
– Тогда идём, – сказала она, вставая.
Они поднялись и направились к метро, чтобы добраться до отеля.
***
В метро Михаил шел медленно: по–прежнему давала о себе знать боль в ноге. Он ловил себя на мысли, что почти не обращает внимания на эту боль. Он думал о том, что же это такое он сам сейчас ей сказал? Признался, что она ему нравится? Вот так да! Что же дальше? Завтра закончится его путешествие. Завтра они приедут домой. Завтра они расстанутся. Завтра… Всё опять пойдет по тому же кругу, что и неделю назад.
На станции он шел, рассекая поток людей. Екатерина шла за ним – так они обычно передвигались в толпе. Люди вокруг него перемещались в самых разных направлениях. От ног, голосов, звука поездов стоял непрерывный шум, постоянно менявший тональность и громкость. Михаил шёл, слегка прихрамывая. Она должна двигаться за ним. Так, нужно попробовать сориентироваться и выбрать правильное направление, подумал он и остановился. Настроение хорошее. Отчего? Да, конечно, же от того, что она… Конечно, же хорошее настроение навеяно ею. Что она скажет, куда же идти? Михаил обернулся, чтобы спросить, и…
Не увидел ее за собой.
Его взяла оторопь. Что это? Похоже на страшный сон. Стоит в чужом городе, в чужой далёкой стране, ищет глазами ту, которую только что нашёл, и не видит ее. Потерял! Мимо него движется и движется нескончаемый муравейник, «муравейник живёт». Человейник. Куртки, костюмы, джинсы, телефоны, собаки на поводке… Михаил тряхнул головой: а вдруг это и правда лишь сон и нужно только проснуться? Нет, не выходит. Он не спит. Первые секунды никаких мыслей, только чувства. Чувство пустоты. Чувство неопределенности. Чувство потери. Чувство страха.
Появился тугой вопрос: где она? Что случилось? Упала на рельсы и…? Снова кто-то захватил? Почему? Бросила его внезапно? Ответ один: по–те–рял! Болван! Как мог?! Как мог отпустить ее и не следить, всякое могло случиться. И случилось! Точно случилось! Но что? Где? Что делать?
Нужно искать. Он выпрямился насколько мог и стал смотреть в ту сторону, откуда шёл. Телефон! Нужно позвонить. Михаил лихорадочно достал свой телефон и набрал ее номер. Секунда… Две… Три… «Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети». Искать! Нужно искать!
В миг он наполнился странной энергией. Возможно, эта энергия пришла к нему из истории тысячелетних человеческих генов. Это была одновременно энергия охотника и слабость жертвы. Это значило, что его концентрация стала такой, какой не была никогда прежде. Всё, вся жизнь в эти секунды зависела от его действий, от его сноровки, его зрения, слуха и сообразительности.
А перед глазами всё тот же нескончаемый поток людей и предметов, а в ушах тот же нескончаемый гул. И весь этот кошмар залит тусклой синей подсветкой станции, как ядовитым соусом. Этот свет отражается от всего, от чего только можно, создавая впечатление сюрреализма, добавляя неуверенности и страха.
Нужно идти туда, откуда он появился. Так. Откуда? И он двинулся в обратном направлении. Боль в ноге в эти секунды не замечал. Ему показалось, что он стал выше толпы. Его глаза, превратившиеся во всевидящий радар, сканировали всё пространство вокруг. Где… она…? Поезда движутся: значит, она не упала на рельсы. Люди идут и не группируются в одном месте: значит, это не инцидент. Иначе столпились бы в одном месте. Но… где она?
Он медленно прошел уже несколько метров, но так и не видел ее. А если и она ищет его, то нельзя уходить далеко, чтобы Катерина тоже могла бы заметить его в толпе.
Отчаяние! Ее нигде не видно. Как он мог отпустить ее? Как?!
Михаил остановился посреди зала. Может быть, она за какой-то бетонной опорой? Но если он начнет их обходить, то сам пропадет из видимости.
Мимо прошагала какая-то пара, мужчина и женщина, громко что-то обсуждая на французском. Они тащили с собой тележку, которая громыхала так, что заглушала подходивший по путям поезд. Михаил только на миг вполглаза глянул на них, и снова стал оглядывать окружение.
И тут… Что это? Это ее голова? Михаил внимательно посмотрел. Да! Она!
Теперь он ясно видел, что Екатерина сидит на полу. Он медленно направился к ней. Сидит на полу, немного сгорбившись. Голова склонена набок. Он подошел со стороны спины и опустился на колени рядом. Что с ней? Михаил смотрел на ее голову. Его глаза наполнились состраданием. Это было сострадание к нему самому и сострадание к ней. Она, он был уверен, испытывает те же чувства, что и он. Она его потеряла! Да, она так думает. А он тут, он нашел ее!
Он стоял за ней на коленях. Она не могла ни видеть, ни слышать его. Но… Екатерина почувствовала его. Внезапно она обернулась… Их взгляды встретились. Она моргнула обоими глазами, будто снимая напряжение. Потом быстро тоже встала на колени, приблизилась к нему и обняла. Он тоже обнял ее. По щеке Екатерины потекла слеза, Михаил поцеловал слезинку. Она оказалась теплой и солоноватой. Он поцеловал ее глаза. Потом поцеловал губы.
– А я… – оторвавшись от его губ, сказала Екатерина. – вот. Шпилька на туфлях… попала в щель в полу… и вот… сломалась, – она показала туфлю. – Я пробовала идти, но не могла тебя догнать. Стала кричать, но ты не слышал. А телефон… Батарейка разрядилась.
– Жаль… Я боялся, что потерял тебя… Думал, потерял навсегда. Как я мог тебя потерять?!
Не говоря больше ни слова, Михаил поднялся и поднял Екатерину.
– А старая обувь где?
– В пакете. Я не могла переодеть. Ты ушел. Я была в отчаянии. Я подумала, что всё… Что я тебя потеряла… – тут она улыбнулась сквозь слёзы.
Он поднял ее на руки и отнес на ближайшую скамейку, где она сменила обувь. Потом он крепко взял ее за руку и пошел к вагону метро.
Через двадцать минут они пришли в комнату Михаила.
А утром, проснувшись вдвоем в той же комнате, сказали друг другу: «Доброе утро!»
13
– Здорово, турист! – сказал Игорь Ильин, протягивая руку Михаилу после обеда следующего дня. – Как поездка? Отдохнул?
– Да уж, отдохнул. Только устал очень. – пожимая руку, ответил Михаил.
Он рассказал о том, что происходило в поездке, опустив некоторые детали, касающиеся его отношений с Екатериной. Во время рассказала на лице Игоря можно было заметить удивление, что случалось с ним крайне редко.
Заканчивая рассказ, Михаил сказал:
– Теперь мне остается только побеседовать с Розой Соломоновной. Сейчас отправлюсь к ней.
– Подожди, подожди, конь ретивый, – остановил его Игорь. – Ты не забывай, что мы в долгу перед Михельсоном. Я имею ввиду долг в виде отчета. Поэтому прежде всего садись и напиши отчет. Главное – финансовый, с обоснованием всех затрат и приложением отчетных документов. Надеюсь, ты брал чеки, когда в Европе с девчонками встречался, а?
Михаил поморщил лицо, хотя отлично понял, что Игорь только шутит.
На подготовку отчета ушел весь остаток дня. Поэтому он решил, что направится в Трехпрудный переулок следующим утром. Пожалуй, к пенсионерам лучше ходить по утрам, подумал Михаил. Как правило, они рано просыпаются.
В начале десятого часа утра он позвонил в квартиру Розы Соломоновны.
Дверь открылась, и перед Михаилом появилась та же старушка, в том же виде, как они виделись несколько недель назад.
– Здравствуйте, меня зовут Михаил, я… – начал было он, но Роза Соломоновна перебила его.
– Помню, помню. Вы – отец Михаил. У меня много проблем, вот с ногами, например. Но память у меня хорошая. Я же говорила вам, что нам нужно поговорить и что вы вернетесь?
– И вот я вернулся. Роза Соломоновна, вы – моя последняя надежда.
– Ох, не пугайте меня! Не могу уж я быть ничьей последней надеждой в моем возрасте. Ладно, проходите. Проходите сразу в комнату.
Сняв пальто и обувь, он прошел в комнату и остановился.
– Садитесь, молодой человек, на стул. Правда – она не в ногах. Сейчас я принесу чай и достану чашки.
Она вышла из комнаты, и до Михаила донеслись постукивания посуды и звуки кипения чайника из кухни. Роза Соломоновна вернулась через пять минут.
– Отец Михаил, помогите, пожалуйста. Достаньте, вот из этого серванта чашки и помогите принести чайник с вазой из кухни.
Они сели возле небольшого столика и сделали по паре глотков. Михаил стал ощущаться непонятное чувство, словно он куда-то должен торопиться, а его задерживают. Будто чуя это, Роза Соломоновна сказала:
– Теперь вот все куда-то торопятся. Куда? Зачем? Вам не кажется, что люди стали так быстро бегать, что проносятся мимо своих настоящих целей? Идут толпами, а из-за собственных спин ничего не могут разглядеть. Вот, помню, перед войной… Ну, вы не вздыхайте, не вздыхайте так, – произнесла она, хотя Михаил едва сделал более глубокий, чем обычно, вздох. – Потерпите. Так вот. Перед войной появились тарахтелки: мотоциклы. Шум, дым, запах – фу! Куда начали торопиться? Потом это радио. До того, бывало, сидишь, читаешь газету. Пока читаешь – думаешь, размышляешь. А потом только одно – голос из репродуктора: бу–бу–бу, бу–бу–бу. И разобрать трудно. Тогда уже говорили, что жизнь ускоряется. А для вашего поколения те, прежние, времена, вероятно, воспринимаются как времена черепашьей скорости. Так?
Она посмотрела на него, слегка наклонив голову.
– Не бойтесь, я вашего времени не украду, – продолжала она. – Знаю, что вы хотите узнать больше про Беллочку и про перстень. Я вам расскажу, а вы сами решайте, что важно, а что – нет.
Прихлебнув из чашки, Роза Соломоновна начала свой рассказ.
– Мы познакомились с Беллой, когда заселились в этот дом. Примерно, сорок лет назад. Мы сразу не только подружились, а как будто сроднились. Словно, до того всю жизнь ходили по земным дорогам, искали друг друга, и, наконец-то, тут встретились. Прекрасно жили. Она была человеком из богемных кругов, но эти круги, разошлись, простите за каламбур и тавтологию, как круги на воде. Когда Белла перестала выступать, о ней за несколько лет почти забыли. А до того: и на улице узнавали, и поклонники были… Впрочем, доживете до моих лет и поймете: незачем в старости поклонники. Незачем. Чем тише в старости – тем лучше, спокойнее. После семидесяти пяти начинаешь понимать, что остается немного.
Ну да ладно. Наверное, Беллочкин сын рассказал вам кое–что о ней. Но он не все знает. Не могла же она своему ребенку рассказать уж прямо всё–про–всё. Так? А есть такие моменты, которые непосредственно связаны с перстнем. Теперь осталась только я, кто знает всё полностью. Так вот почему я вас ждала, не могла до нашего разговора помереть.
– Ну уж вы скажете! – отозвался Михаил. Он заинтриговался словами рассказчицы.
– Белла происходила из небогатой семьи. Но у нее обнаружился талант. Талант к пению. Знаете, что такое талант? Это алмаз. Но если на алмаз прилипла грязь, вы пройдете мимо, решив, что это мелкая галька. Если алмаз не обработан, вы решите, что это стекляшка. И то, и другое легко пнуть на дороге. А чтобы алмаз заиграл, зажил своей жизнью – нужно его обработать, огранить. Вот это-то и поняли родители Беллы. Поэтому они принялись обрабатывать ее талант.
– Где-то я уже это слышал, – сказал Михаил. – Наверное, от Дудина, скорее всего.
– Не удивительно, – отозвалась Роза Соломоновна. – Сама Белла так считала и всем говорила именно такую версию.
И она продолжила свой рассказ:
– Белла училась. Много и старательно. И ее голос, ее пение – зазвучали. Да, сначала были рестораны. Но для начала и это выглядело совсем уж неплохо. Ей даже тогда уже удавалось зарабатывать.
Перед войной Белла получила приглашение приехать выступать в Париже. Какой-то человек слышал ее в ресторане в Москве и решил устроить гастроли. Она всегда была аполитична, но, как я понимаю, партийные бонзы посчитали, что выступления советской певицы перед иммигрантскими кругами Европы поможет Союзу. Ее выпустили.
В Париже она выступала опять же по ресторанам. Там у нее был антрепренер, который все организовывал. Впрочем, всё это вы можете найти в каких-нибудь заметках про нее. Может быть, что-то еще сохранилось.
– Роза Соломоновна, я видел фильм, который сняли про Изабеллу Иосифовну в Европе в этом году. Помните, интервью брал один человек? – Михаил вспомнил просмотренный в Амстердаме фильм, но имя автора не хотел произносить – неприятный осадок все еще сидел где-то внутри.
– Да, да. Помню, конечно. Я вам расскажу другую историю. О этом будут знать только вы и я. Понимаете: только вы и я? – она пристально посмотрела на Михаила.
Кивнув в знак согласия с намеком, он оценил дипломатичность Розы Соломоновны.
– В Париже Белла встретила мужчину. Ей двадцать четыре–двадцать пять, а ему около тридцати. Блажен, что прошел через такие чувства. У меня в жизни всё было значительно прозаичнее, хотя я очень благодарна своему покойному супругу. Мы с ним прожили долгие годы, и я всегда его уважала.
Но вернемся туда, в предвоенные годы, в Париж. Он красавец! Мощный, сильный, благородный. И невероятно богатый. У Беллы закружилась голова. Молоденькая девчушка она была тогда. Они оба влюбились. Что поделать? Ухаживания, обеды, ужины, прогулки. И он, и она соглашались на брак. Но, как часто бывает, возникла огромная проблема. Шекспировские Капулетти и Монтекки кажутся ягнятами на фоне истории Беллы Модис.
Рассказчица остановилась.
– Выдерживаете мхатовскую паузу, Роза Соломоновна? – спросил Михаил.
– Именно, – ответила она.
Но пауза продолжилась еще некоторое время. Михаил вспомнил обещание, которое дал сам себе: терпеть длинный разговор. Минут через пять Роза Соломоновна продолжила:
– Его звали Мустафа. Понимаете, что я имею ввиду?
– Если честно, не очень.
– Он был мусульманин, а она иудейка. Но это еще полдела. Другое дело в том, что Мустафа был принцем и одним из наследников престола в их стране. Даже вам я не скажу, в какой стране. Это на Ближнем Востоке. Его семья на намек его женитьбы на Белле высказалась категорически против. Пришлось Белле и Мустафе смириться с тем, что никогда не смогут быть вместе. Они были вынуждены принять свою судьбу. И сейчас я расскажу вам об истории перстня, как только налью вам горячего чаю.
Хозяйка снова удалилась на кухню, а потом вернулась с горячим чайником.
– Пейте, мне еще многое предстоит поведать, – сказала она.
– Слушайте дальше. Мустафа преподнес Белле подарок. Этим подарком был тот самый перстень. Мало того, что сам по себе он невероятно красивый и дорогой, так у него еще есть длинная, даже можно сказать, мифическая история. Этот перстень очень древний. В какие-то стародавние времена, Белла и сама не знала когда точно, он принадлежал величайшей певице Востока. Согласно поверью, именно благодаря этому перстню, та певица обрела исключительной красоты голос, и удача всегда сопутствовала ей. Понимаете, какой ценный подарок? Это не просто кольцо с бриллиантиками, это – настоящая легенда. Белла, конечно же, приняла этот дар.
И что удивительно, после первых же ее выступлений с перстнем на руке, ее творческая жизнь впечатляюще быстро пошла в гору. Она рассказывала, что во время исполнения пробовала новые вариации, и они оказывались невероятно удачными. Публика была в полном восторге.
Белла и Мустафа путешествовали по всей Европе. В Союзе, надо полагать, считали, что Белла как бы несёт культурное знамя Советов, поэтому всё ей разрешали. А она ничего не несла, никаких знамён. Так вот, они ездили по одному маршруту, но так, чтобы не выдавать своих отношений: останавливались в разных отелях и тому подобное. Зарабатывала она очень хорошо. Но как это привезти в Москву? Вот вопрос был. Пришлось бы всё отдать советскому государству. Только она об этому не особо думала тогда: страсть поглощала.
Да, страсть брала своё, никуда от нее не деться! И вот выяснилось, что Белла забеременела. Открыться они не могли, по известным причинам. Она не могла вернуться на родину с ребёнком. В те времена можно было и десять лет без права переписки за такие фокусы получить: недозволенная связь советской певицы. И они с Мустафой все–таки расстались. Белла вернулась на родину. Тут она как-то быстро, за месяц, нашла Дудина–старшего, Михаила Аркадьевича. Они поженились, а вскоре родилась Алла. Дудин черноволосый, и дочь Алла черноволосая. Хоть Алла и не похожа на мать. Похожа Алла оказалась на генетического отца, на Мустафу. А характером, видимо, на всех предков отца. Уж такая она из себя вся была: и громкая, и деловитая, и самовольная. Так что характер у нее был далеко не ангельский.
После рождения дочери Алла сообщила Мустафе, что у него родилась дочь. И, знаете, что? Мустафа обеспечил их всех. Принц – что уж говорить. И одарил по–царски. Он передавал Белле слитки золота, по килограмму, чтобы ни она, ни дочь никогда не бедствовали. Знаете, как их переправляли? Через дипломатическую почту. Ну, как мы с ней думали, в чемоданах консулы возили слитки в Москву. Потом Белла приходила в посольство, а выходила со слитком. Вот так-то! Она была очень и очень богата по тем временам. Но только раскрывать это никак было нельзя.
Когда началась война, власти просили Беллу ехать выступать на фронт. Честно говоря, она не очень хотела. Это только в кино показывали, что все с радостью ехали. Но это ж война! Ей намекнули, что нужно съездить обязательно, чтобы партия на нее косо не смотрела. Она ездила, выступала. Потом ей тоже намекнули, что нужно помочь армии. И она помогла: подарила советской власти килограмм золота. Газеты писали, помню, об этом. Мол, известная за рубежом советская певица Изабелла Модис пожертвовала на нужды фронта золотой слиток. Так она получила своеобразную индульгенцию от придирок власти. И эта индульгенция до конца той самой власти очень ей помогала.
А что Дудин? Человек он был хороший, что уж и говорить! Спокойный, надежный, как тогда говорили, товарищ. В общем-то, повезло Белле с ним. И муж он хороший был. До конца дней не знал, что не он отец Аллы. Да и зачем ему знать? Отношения между Беллой и Михаилом, тезкой вашим, – это что-то вроде теплого и спокойного угля. А вот с Мустафой – это уж точно кострище! Не каждому дано, вот что я скажу.
К тому же, у них родился и сын, Александр Дудин, с которым вы познакомились. Очень на отца похож, очень. Мне кажется, что Белла больше любила сына, чем Аллу. Она сама спокойная была, а дочка – ух, нет. Дудину тоже вовсе не обязательно знать подробности нашего разговора. Уверена, вы понимаете. А мне уж на старости лет выговориться нужно, да и делу это поможет. Вот точно поможет!
Может, еще чайку, отец Михаил?
– Спасибо! – ответил внимательный слушатель. – Я пробую сопоставить все факты так, чтобы понять судьбу перстня. Легендарного перстня.
– Когда дело стало подходить к старости, Белла со мной много раз говорила, советовалась, как ей поступить с наследством. И она решила так. Оставить всё сыну. Всё, кроме перстня. Перстень, раз он такой древний, да к тому же подарен генетическим отцом Аллы – должен достаться ей. А как той не стало, так ее сыну – Каю. Почему? Символ, связь крови и времен. Так она рассуждала. Тем более, если брать сугубо материальную стоимость, то перстень вообще трудно оценить, а остальное, материальное, пожалуй, на цену перстня и выйдет.
Незадолго до ее ухода, прискакал этот внучек. Ходил к бабке, разговаривал. На жизнь жаловался, мол, всё не так, да не эдак. Денег просил. И не чуть, а миллионы. Вот дела. Белла его пожалела, выдала ему немного, но завещание менять не стала, даже сильнее уверившись в справедливости своего решения.
– Да, мне удалось выяснить, что у Кая огромные долги, – сказал Михаил. – Раз вы со мной честно говорите, так и вам скажу. Мне передали, что он, как бы так сказать, не совсем справедливо поступил с партнерами по бизнесу. Его долг больше пяти миллионов долларов.
– Не удивительно, – спокойно сказала Роза Соломоновна. – Весь в мать. Ну да пусть.
– Я вам очень благодарен за ваш рассказ, Роза Соломоновна, – сказал Михаил, – но хотел бы спросить о том, что вы-то думаете о пропаже перстня? Кто мог его взять?
– Вы уж сами выводы делайте, трудно мне уже.
– Упрощу вопрос. Если в квартире бывали вы, девушки, которые ухаживали за Изабеллой Иосифовной, могли они взять? Или кто-то еще был? Нотариус, врачи?
– Редко приходящие никак не могли. Врачи бывали, без этого никак. Но я всегда была рядом. И, если Белла могла отвлечься, то я – ни–ког–да! Я там следила зорко за всем.
– А… девушки могли?
– Нет, не могли. Перстень хранился в сейфе. У них не было доступа. Могли взять только я, Дудин–младший да Кай. Всё. Больше никто. Мне перстень не нужен, да я даже и боюсь таких вещей – неизвестно, какая энергия за ними идёт. Мне уж давно пора собирать богатства не на земле, а на небе. Там нет ни ржавчины, ни воров. Там – настоящее богатство. Дудин? Зачем ему. Он довольствуется малым – посмотрите на него. Да ему и так достается столько много, что он жаловался мне, поскольку не знает, что с этим всем делать. А Кай – про него не могу сказать. Перстень исчез еще при жизни Беллы. Потому что, как ее увезли, я сразу квартиру заперла. Когда же вошли потом, стали полностью осматривать, перстня уже не было. Но вы не переживайте. Мимо меня перстень все равно не пройдёт.
– Это почему? – Михаил сильно удивился, округлив глаза.
– А так. Секрет есть. Перстень хранится в специальном футляре. Собственно, так он и подарен был. Футляр древний, сделан из… что-то вроде красного дерева. Но секрет в том, что открыть просто так футляр нельзя. Нужен специальный ключик. Без него не открыть. И предугадывая ваш вопрос скажу: взломать футляр не получится. Если будете ломать – то безвозвратно повредите перстень. Внутри перстень крепится особым способом – какой-то древний мастер придумал и смастерил. Открыть эдакий футляр только я могу. Я Белле клятву дала, что открою только наследнику. Этой клятвой и живу. Скоро время придет, когда я свою клятву исполню. А пока и помирать нельзя.
– Теперь уж я вам все рассказала, что нужно. Молодец, что выслушали, – закончила Роза Соломоновна.
Он откинулся на высокую спинку стула и смотрел перед собой. А Роза Соломоновна глядела своими большими темными глазами на него через очки. Михаил понимал, что она не торопится, а ему нужно попробовать уложить все новости в своей голове.
– Пожалуй, – сказал он. – нужно было с вами раньше встретиться.
Она ответила молчанием, а он продолжил:
– У меня почему-то возникло чувство, что мне стоит еще раз пообщаться с Каем. Спасибо. Я пойду. Стоит мне с ним поговорить? – он вопрошающе посмотрел на хозяйку квартиры.
– Не нужно на меня так смотреть. Самому нужно решить. Какой с меня уже спрос?
Провожая его из квартиры, Роза Соломоновна произнесла:
– Ох, Беллочка, Беллочка! Скоро, чувствую, встретимся, дорогая. Скоро.
***
Выйдя в переулок, Михаил позвонил Екатерине, и они договорились встретиться через два часа в кафе.
Сегодня она цвела. Это замечалось за версту. И Михаил тут же был заражен этим состоянием душевного цветения. Они говорили и говорили. И вдруг Михаил сказал то, о чем думал всё утро:
– Слушай, Катерина! Переезжай ко мне!
– Неожиданно! Не пожалеешь о своем предложении?
– Нет. Я всё обдумал. Зачем тянуть?
– Давай еще устроим испытание друг другу. Потомим друг друга. Насладимся расставаниями. Тогда и встречи будут слаще. Согласен?
– Нет. Не люблю томиться.
– Тогда дождемся, когда ты меня выручишь в третий раз. Тогда и сговоримся, а?
– Знаешь, мне вот кажется, что теперь не я смогу тебя выручить, а ты меня.
– Это как так? – удивилась Екатерина.
– Есть у меня мысль…
Рассказав о своих мыслях и планах, Михаил задал Екатерине вопрос:
– Ну что, сможешь ты мне помочь?
– Конечно! – ответила она, накрыв его ладонь своей. – Разве можно сомневаться? Если уж я захочу – то добьюсь.
***
Вернувшись к себе, Екатерина легла спать, обдумывая то, что недавно услышала от Михаила. Конечно же, она понимала, что вопрос в первую очередь касается его работы, но всё-таки. Он попросил помочь, она согласилась. Будет делать всё так, чтобы ему понравилось. Интересно, подумала она, ведь это так первый раз, чтобы она на что-то согласилась, чтобы понравилось не ей самой, а другому человеку. Это по той причине, продолжалась ее мысль, что этот другой человек теперь для нее совсем не посторонний. Разве может она смотреть на него, как на постороннего? И не только потому, что они были близки, а по другой причине.
Раньше, например, в отношениях с Максимом, она прежде всего старалась угодить самой себе. Добивалась этих отношений, потому что ей было интересно и приятно. Сейчас – хочется, чтобы приятно стало Мише. Почему? Неужели это и называется любовь? Странное слово. Никто никогда не объясняет, что оно значит, но только тем и занимаются, что безустанно твердят. Не значит ли это, что она сама, Катерина, может чем-то пожертвовать ради другого? Не значит ли это, что, когда ему будет приятно, то и ей будет приятно? Ох, непросто разобраться!
В момент их близости она сделала для себя огромное открытие. Она поняла, что во всех предыдущих случаях хотела что-то получить для себя, а с Мишей – она отдала себя ему. Отчасти – в знак благодарности, отчасти – потому что природа внутри тела не могла дольше молчать. И вот что удивительно, настроив свое отношение как «отдать», она получила больше, чем тогда, когда хотела «взять». Просто удивительно! Наверное, так и нужно. А раз так и нужно, то так и будет она относиться к нему впредь.
Вот он предложил переехать к нему. Что ж, если это произойдет, то получится, что они пара? Почти муж и жена. Хочется ли ей? Хочется! Хочется – вот в чем дело-то! Справится ли она? Будет стараться. Михаил уже дважды не просто помогал ей, а именно спасал. Поможет, она верит в это. Тогда у них все будет хорошо!
И, широко зевнув и улыбнувшись, она свернулась в комочек и через минуту уснула.
3
Придя утром в офис, Михаил был полон возбуждения.
– Слушай, – сказал он Игорю. – Я с четырёх часов думаю. И вот что я надумал насчет этого дела с перстнем.
Он поделился идеей с Игорем и попросил того помочь с технической поддержкой. Они договорились, что весь день посвятят подготовке, а на следующий день – это была пятница – реализуют свой план.
В двенадцать Екатерина и Михаил встретились почти на бегу. При нём она позвонила Каю и стала договариваться о встрече. Михаил находился рядом и слушал разговор на случай, если понадобится его подсказка. Весь разговор был невелик.
– Это Катерина, я работала у вашей бабушки Изабеллы Юрьевны, – сказала она Каю по телефону. – Я хотела бы с вами поговорить. Нет, не по телефону. Это важно, так что лучше не по телефону. Вы меня еще благодарить будете, что я вам первому позвонила, а не кому-то другому. Завтра, в два часа дня. Где? Я вам завтра утром позвоню и скажу адрес. Это в моей квартире. Да. Спасибо, что согласились.
