Игнаций Сергеев
Две шпильки
– Дима, – так звали уголовника, – открывай давай. Я выпить принес. Колбаса тоже есть.
Дверь изнутри открылась. В мгновение ока Игорь схватил уголовника за руку и нацепил ему наручники. Так быстро и просто.
Случалось, что и пистолетом приходилось помахать для острастки, но применить его – ни разу.
– Вам височки косые или прямые? – неожиданно спросила парикмахер.
– Что? – как будто резко пробудившись ото сна, переспросил Михаил. Он открыл глаза и жмурился от яркого света. – Ах, как постричь? Пусть будут косые.
И он снова погрузился в свои мысли. Игорь старше, у него уже взрослые дочери близнецы, лет по двадцать. Но, что интересно Михаилу, они крайне редко говорили про семью. Всё их общение в основном было посвящено работе или каким-то отвлеченным вопросам: о машинах, о футболе и хоккее, о пиве. Игорь довольно практичный человек, его работа – во многом смысл его жизни, и он довольствуется тем, что есть. Ни разу Михаил не слышал, чтобы Игорь о чем-то мечтал. Он ставил небольшую практическую цель и спокойно, без эмоций, двигался к ней.
О самом себе Михаил думал иначе. У него были мечты. И первая мечта – семья. К реализации этой мечты он шел долгие годы. Когда в его жизни появилась «она», «та, которая потом ушла», Михаил чувствовал себя счастливым. Через некоторое время после знакомства они стали жить в его квартире, которая досталась ему «в наследство» от деда и бабушки.
Первое время они привыкали друг к другу. Простая влюбленность, получившая развитие в совместной жизни, сначала доставляла им большое удовольствие. Вероятно, думал он, это была своеобразная игра в семью и с его, и с ее стороны. Однако с течением времени эта игра всё чаще стала натыкаться на рифы прагматики жизни, на ее бытовую составляющую. И семейный корабль стал давать течь.
Вместо фейерверка радости, на которую они рассчитывали, начиная совместную жизнь, стали замечать серое перетекание дней из одного в другой. И если для Михаила это не составляло внутренних проблем, то «она» всё чаще и чаще обращала на это его внимание. За три-четыре месяца до расставания она пару раз откровенно предлагала ему прекратить отношения и разойтись. Он же не мог отпустить ее, и все ее просьбы старался свести в шутку, чтобы выиграть время. Она предоставляла ему «дополнительное время», назначала своеобразные испытательные сроки. И вот перед самым Новым годом, вечером, она в очень эмоциональной форме сказала, что больше не может жить так скучно, однообразно, что у нее большие амбиции, а он не развивается, тормозит всю ее жизнь. Потом просто собрала вещи и ушла. «Она ушла» – в который раз подумал он и сейчас.
После этого Михаил впал в некую прострацию. Его перестала интересовать жизнь, он не видел ее красок. Работа полностью превратилась в рутину, да к тому же с негативным оттенком. Ему представлялось, что все его мечты стали рушиться, как хрустальный замок, который он строил. И вдруг, кто-то или что-то ударило огромным тяжелым молотом в этот замок, он стал рушиться, осколки полетели вниз. Они летели, угрожая врезаться в него самого, летели мимо, а он ничего, совершенно ничего не мог сделать.
Две его попытки вернуть ее, поговорить, получить новый испытательный срок оказались безуспешны. Замок разрушился полностью. Но даже и теперь, спустя месяцы после крушения, он сидит на его обломках, думает о прошлом и о том, можно ли заново его отстроить?
– Всё, я закончила, – снова прервала ход его мыслей парикмахер. Она стала крутить круглым зеркалом у его затылка. – Вот, посмотрите.
Он расплатился и направился домой. В этот момент зазвонил телефон, это Маша.
– Привет! – сказала она. – Ты случайно не обиделся на меня?
– Нет, не обиделся. А чего мне на тебя, Маш, обижаться?
– Ну, на самом деле не за что. Я просто сходила в ресторан. Если ты меня пригласишь, я с тобой тоже пойду.
– Тоже пойдешь? – полушутя спросил Михаил.
– Только я уже напрашивалась, напрашивалась, а ты всё никак. Может быть, в субботу, а?
– Хорошо, я тебе позвоню. – сказал он.
На этом разговор закончился. Какое-то чувство подсказывало Михаилу, что он не станет звонить ни в конце недели, ни в субботу.
***
Во вторник утром Михаил и Игорь снова встретились в своем офисе. Зазвонил телефон, и Игорь ответил. По выражению его лица Михаил заметил, что звонок очень необычен.
– Странно, – сказал Игорь. – Звонят из страховой компании, которую я знать не знаю, говорят, у них хорошие рекомендации о нас. Просят приехать через час. Хм. Ладно, разберемся на местности. Собирайся, Миш.
В одиннадцать часов они вошли в маленький офис страховой компании ИСК. Внутри всего три комнаты, три сотрудника. Но заметно, что отделка офиса новая и дорогая, мебель тоже из качественных дорогих материалов. Да и сотрудники под стать своему офису: трое черноволосых мужчин в отменного качества костюмах.
Обменявшись приветствиями и познакомившись, они примостились за шикарный стол. Начал говорить тот, который назвался Львом Михельсоном, обращаясь к Игорю и Михаилу:
– Благодарю вас за приезд. Вас нам рекомендовали наши партнеры. Наша израильская страховая компания имеет здесь, в Москве, представительство. Но весь наш штат – перед вами. Основная наша задача – привлечение клиентов и решение их проблем в страховых случаях. Большую часть работы мы осуществляем самостоятельно. Дистанционно работаем с нашим офисом в Ашдоде, а также здесь сотрудничаем через агентские договоры с российскими страховыми компаниями. В России у нас нет специальной службы безопасности, которая могла бы в особых случаях оказывать нам содействие. А такой случай, как нам представляется, сейчас и возник.
Михельсон сделал небольшую паузу, оглядев своих коллег. По всему его виду было заметно, что он совершенно никуда не торопится, и разговор носит важный характер. Он продолжил:
– Прежде всего я хочу попросить вас о полной конфиденциальности всего, что я вам сейчас сообщу. Необходимые документы и договор мы подпишем чуть позднее.
– Безусловно, гарантируем конфиденциальность. Не первый день, знаете, работаем, – ответил Игорь, Михаил кивнул.
– У нас возник или вот-вот возникнет страховой случай. – продолжил Михельсон. – Нам хотелось бы, чтобы вы помогли нам решить нашу проблему. Страховая выплата настолько высока, что мы готовы выплатить очень хорошее вознаграждение и компенсировать расходы, если вы согласитесь.
– Пока, извините, не знаем, с чем столкнулись, – сказал Игорь.
Михельсон раскрыл лежащую перед ним папку. И рассказал:
– У нас действует давний договор на страхование ювелирных изделий с одной госпожой, Модис Изабеллой Иосифовной. Она недавно покинула наш мир в возрасте девяносто двух лет. Скончалась. У нашей страховой компании, повторюсь, очень давние отношения с ней в части страхования ее, так сказать, коллекции ювелирных изделий. Должен сказать, что эта внушительная коллекция на значительную сумму. В течение последних примерно двадцати–двадцати пяти лет Изабелла Иосифовна периодически продавала изделия из своей коллекции. Мы предполагаем, что за счет вырученных от продажи денежных средств она, собственно, и жила. В пятницу на прошлой неделе к нам обратился некий человек, который представился как внук Модис. Он сообщил, что из ювелирной коллекции его усопшей бабушки пропал один предмет. Это перстень. У нас, разумеется, есть фото всей коллекции. Вот пропавший перстень, посмотрите.
С этими словами Михельсон протянул Игорю цветное фото, на котором красовался перстень. Ильин глянул на него и передал фото Михаилу. Он посмотрел на перстень. Это внушительное изделие, оно даже на фото показывало свою величественность. Основа перстня состояла из золота, инкрустированного небольшими разноцветными камнями в особом рисунке. На перстне огромный, как показалось Михаилу, драгоценный камень, выступавший основой всего ювелирного изделия. Фото было сделано при неярком освещении, но даже так замечался свет внутри камня.
– Это фото для вас, – между тем продолжал Михельсон, передавая Игорю лист, где находился текст. – А это письменно описание застрахованного ювелирного изделия: вес, размеры, размеры камней, вид камней и тому подобное. Всё указано очень подробно, вы сможете изучить. Предлагаем вам заняться этим делом, а именно: найти этот предмет.
Возникла небольшая пауза, во время которой детективы смотрели на сотрудников страховой компании, а те в свою очередь на детективов.
– Да, забыл добавить важную часть, – сказал Михельсон. – Оценочная и страховая стоимость перстня, этого ювелирного изделия, составляет три миллиона долларов.
Игорь издал звук вроде «пиу». Скорее всего, на его внутреннем языке это «пиу» означало «много».
– Так что, господа из детективного агентства, возьметесь ли вы за это дело, хочу у вас спросить.
Ильин обхватил своё лицо правой рукой и стал водить по подбородку и вокруг рта, будто проверяя в этот самый момент, хорошо ли он выбрит. Убедившись, видимо, в качественном бритье, он спросил:
– В правоохранительные органы обращались?
– Да. Наши внутренние документы кроме самых исключительных случаев требуют такой процедуры.
– И что же? Какая реакция? Что-то удалось выяснить? – забросал вопросами Михельсона Игорь.
– Прежде всего мне хотелось бы получить ваше согласие на ведение дела, – парировал Лев Михельсон.
– Ну, от работы я никогда не отказываюсь, – сказал Игорь. – Но в данном случае гарантировать ничего не могу, сами, наверное, понимаете.
– Хорошо, спасибо. Тогда, пожалуйста, ознакомьтесь и подпишите контракт. Предлагаемая сумма вознаграждения указана в контракте. Также мы покроем, повторюсь, заранее согласованные и документарно подтвержденные расходы, – сказал Михельсон и протянул Игорю несколько напечатанных заранее листов.
Михаил скосил глаза и стал рассматривать. Сумма, указанная на первой странице, впечатлила его. Но он заметил на слегка двигающихся при чтении губах Игоря некое подобие гримасы. Что она означала, Михаил решил разобраться потом. Ильин подписал контракт и передал его Михельсону, который тут же прокомментировал:
– Спасибо. Видите ли, правоохранительные органы отнеслись к сообщению довольно формально. Проведен осмотр места происшествия, опрос соседей, взяты объяснения с тех, кто имел доступ в квартиру, где жила Изабелла Иосифовна. Результат нулевой. Мы с вами понимаем, что это превратится, как они говорят, в очередной «глухарь», то есть нераскрытое преступление. Но в любом случае, вы ведь знаете это лучше меня, органы будут заниматься, если вообще будут, поисками человека. Они даже могут найти его. Но найдут ли перстень? А нас интересует именно он. Понимаете, в этом ключевое, принципиальное отличие. Нам нужен перстень. Именно по этой причине мы обратились к вам.
Михаил задал едва не единственный свой вопрос:
– Подскажите, пожалуйста, в каком районе дом, где жила Изабелла Иосифовна?
– Трехпрудный переулок, – ответил, немного странно взглянув на Михаила, Михельсон. – Впрочем, в справке, которую мы вам предоставим, есть вся подробная информация.
«Да, уж, – подумал Михаил, – самый центр. Дорогие элитные квартиры, особая публика соседей».
Выйдя из офиса страховщиков, Игорь и Михаил сели в машину и направились в своей офис. На лице Игоря периодически появлялась скептическая ухмылка. Пока «Рено» шуршал шинами и катил по асфальту, Игорь спросил:
– Что ты об этом думаешь, Миш?
Михаил в этот момент рассудил: очень хорошо, что разговор у них начинается именно в машине, когда они как будто в силу обстоятельств не смотрят друг другу в глаза и вынуждены сидеть без особого движения. Он интуитивно понимал, что мнения у них относительно этого дела различны.
– Мне интересно, – коротко ответил Михаил так, чтобы сразу обозначить свою позицию. – В моей практике ничего подобного не было. К тому же, такое вознаграждение за работу, как говорят, на дороге не валяется.
– Вознаграждение. Ой, чую, ничего этого не будет. Бегать придется – это да, а деньги за работу… По мне, Миш, так это глухарь глухарем. К тому же, есть у них вообще подтверждение, что перстень был в наличии, а? Куда старуха его засунула. Поверь, в таком возрасте они не только перстни теряют, а вообще обо всем забывают, никого вспомнить не могут.
– Коли потеряла, так мы всю квартиру перевернём и найдем. Делов-то! Нам же и проще. А?
– Да что ты прицепился к этому? – начинал закипать Игорь. – Нету для нас здесь перспективы, нету! Только время зря потеряем. Я тебя чему учил? Кто наш любимый клиент? Ко мне регулярно идут мужики, обманутые красотой своих жён. Пару таких жёнушек на свет вытащим – и живём. Регулярно платят. Мужик и рад, что избавился от надоевшей подруги. У него новые женщины в очередь на кастинг роли жены стоят. А тут не разбери что. Давай лучше спустим дело на тормозах? Репутацию свою рушить не станем, а дадим отчет: так, мол, и так, поработали, но… Результат нулевой. Вот мое предложение.
Возникла пауза. Они молча сидели в машине. Закрытые дверцы будто вынуждали их к продолжению разговора, хотя, возможно, им этого и не хотелось. Через несколько минут Михаил сказал с усмешкой:
– А я всё-таки настаиваю на своих показаниях!
Тут уж оба улыбнулись. Секунда юмора сняла напряжение с обоих.
– Тогда давай так, – сказал Игорь. – Ты этим занимаешься полностью сам, на свой страх и риск. Я тебе помогаю согласовывать с этими товарищами страхователями необходимые расходы (а они будут, ох, будут). Остальное – на тебе. Идёт?
Слегка покачиваясь в машине, Михаил ответил:
– А идёт! Пан или пропал!
Вернувшись в офис, он детально прочитал всю информацию, которую предоставили в страховой компании. Однако там не было указано ничего особенно значимого кроме адресов и номеров телефонов. Начнем с начала, решил Михаил и почувствовал в себе ростки инстинкта охотника.
Прежде всего он выяснил, в каком отделении внутренних дел и кто персонально занимается заявлением о пропаже перстня. Михаил позвонил своим бывшим коллегам и выяснил это через несколько минут. Оказалось, что это некий оперуполномоченный Виктор Крашенинников. Спустя минуты он уже договорился о встрече с Крашенинниковым на следующее утро в десять часов.
***
Кабинет Крашенинникова очень напомнил Михаилу тот, где он сам провел не один год: два стола, четыре стула, сейф. На столах картонные папки с бумагами. Крашенные синим цветом и местами облупившиеся стены, большое окно, через которое не мог пробиться солнечный свет, потому что от него надежно защищала грязь на стеклах. Широкий подоконник служил местом складирования бумаг, среди которых ютились электрический чайник и две кружки с темных налетом внутри и чайными ложечками.
Сам оперуполномоченный сидел в свитерочке. Ему было лет двадцать пять–двадцать шесть, довольно плотный для своего возраста. В кабинете он был один. Увидев его, Михаилу на ум сразу же пришла шутка, которую он когда-то услышал по телевизору и потом часто повторял: билеты в оперу распространял оперуполномоченный.
Представившись, Михаил сказал:
– Я хотел бы познакомиться с материалами по пропаже перстня в квартире Модис Изабеллы Иосифовны. Меня наняли из страховой компании, чтобы найти перстень.
Крашенинников вытащил папку из стопки подобных же папок на своем столе и сказал:
– Материалы вот. Только… Я понимаю, что мы бывшие коллеги, но все–таки показать не могу. Вдруг потом кому-то не понравится, что я служебные документы демонстрирую посторонним. Рассказать могу, если не долго.
– Пусть так, – согласился Михаил, заметив недоверие, но решив начать с чего-нибудь. – Кто заявление подал? Что удалось выяснить? Что дал осмотр? Эксперт?
– Заявление поступило от страховой компании ИСК о том, что из квартиры этой старушки пропало кольцо. Мы выезжали на место, сделали осмотр. Квартира классная: три комнаты, тихо, второй этаж. Внутри все классное, чистенько. Там сейчас живет её сын… Как его там? – с этими словами Крашенинников стал листать бумаги в папке, нашел запись и продолжил. – Ах, вот: Александр Михайлович Дудин. Он так-то живет в Париже.
– В Париже? – удивленно переспросил Михаил.
– Да, там, – Крашенинников поднял на него глаза. – Значит, сделали осмотр. В квартире обнаружены драгоценности. Они все были в сейфе, сейф заперт. На момент осмотра ключ от сейфа находился у этого Дудина. Среди драгоценностей золотые изделия с ювелирными камнями, слитки из металлов золотого цвета и серого цвета массой примерно по сто, триста грамм каждый. Мы думаем, что это золотые слитки, слитки серебра, платины. Всё это хранилось в сейфе. Кольца, о котором заявили, не обнаружено. Следы обуви не снимали – смысла не было. Перед нами там толпами ходили родственники, соседи… Эксперт обработал помещение и ювелирные изделия. Во множестве обнаружены следы пальцев рук, в картотеке не значатся. То есть, вряд ли домушник был. Следы принадлежат мужчинам и женщинам, разным женщинам. Что интересно, на самих изделиях обнаружены следы женских пальцев рук, молодой женщины. Что еще?
– Кто имел доступ в квартиру?
– Кто? – Михаил заметил, что Крашенинников имел привычку повторять вопросы. – Сама эта старуха, она уже несколько лет почти только и лежала, не выходила дальше балкона. В квартире работали две или три молодые девушки, они ухаживали за старухой. Дудин приехал после получения известия о кончине.
– Что он говорит?
– Что говорит? Да ничего, собственно. Получил известие по телефону от соседки, сразу прилетел.
– А те девушки что говорят?
– С одной я общался, – Крашенинников снова стал искать информацию. – Да, вот. Елена Важникова. Молодая такая. Работала, говорит, у старушки кем-то вроде сиделки, а потом старуха… того, в общем.
– Виктор, а какое у вас лично мнение по этому делу?
– Какое мнение? А какое тут может быть мнение? Возможно, что и не было никакого кольца. Кто его видел? А если и было, так закатилось куда-нибудь. Мало ли, что со старухой может приключиться, ей ведь девяносто два стукнуло в феврале.
– Какие же перспективы?
– Перспективы? Откажем в возбуждении уголовного дела за отсутствием события преступления. А если сверху, – тут он стал тыкать указательным пальцем правой руки куда-то вверх. – прикажут, то придется возбудить. Глухарь будет. У меня дел – вон сколько. – Закончил Крашенинников, показывая тем же пальцем в стопку папок на своем столе.
– А можно мне осмотреть квартиру? – спросил Михаил.
– Осмотреть? Ну я не пойду. У нас осмотр проведен, протокол составлен, возможные объяснения получены. Могу предложить связаться с Дудиным, с ним договаривайтесь. Если найдете что-то интересное для нас, позвоните. Хорошо?
Михаил согласился и получил на клочке бумаги номер телефона Дудина. И на этом разговор с Крашенинниковым закончился.
Сразу же Михаил дозвонился до Дудина и договорился, что придет в квартиру через несколько минут. Пока он шел, размышлял о Крашенинникове и его реакции на это дело. Стоит ли на него обижаться за такую «помощь»? Сам он еще полгода назад находился в подобной ситуации. В сейфе десять–пятнадцать материалов по разным делам и направлениям, хотя по их внутренним нормам, как он знал, рекомендовано не более пяти материалов. Плюс суточные дежурства, которые изматывали так, что и за два дня не успеваешь полностью восстановиться. Но и это еще не всё. Если правильно распределить время, можно и с таким объемом справляться. Если бы… если бы не всевозможные проверяющие и контролирующие. С одной стороны – начальник, на которого в свою очередь нажимают его начальник, с другой стороны – прокурор, у которого своя задача. И если начальник просит и требует, чтобы где-то что-то «замяли, прикрыли» и тому подобное, чтобы красиво выглядела отчетность о проценте раскрываемости дел, то прокурор как раз наоборот – контролирует, чтобы не заминали. Свои внутренние проверяющие приезжали, поднимали не раскрытые дела и пробовали их прекратить. Они говорили, что процент раскрываемости должен быть минимум девяносто пять, а у них только девяносто. Где-то Михаил слышал, что в сороковых годах в Германии, где и преступности-то практически не было, раскрывалось около сорока процентов преступлений. А у них девяносто пять? Как так? «А вот так, – объясняли проверяющие: с нас требуют, куда же нам деваться?» Поэтому и фокусничали, как умели.
Помнился Михаилу и показательный случай «укрывательства» происшествия. Его коллега отказывал в возбуждении уголовного дела в связи с отсутствием состава преступления в происшествии, где потерпевший получил ножевое ранение. В постановлении коллега указал, что потерпевший «сам упал на торчащий нож». Это, как говорят, и смех, и грех. На совещании прокурор таким гневным тоном с красным лицом описал это, почти крича: «Что же по–вашему, потерпевший упал на нож, поднялся, а потом снова упал? Вы видели, что у него два ножевых ранения?! Два!» Сколько можно было бы вспомнить такого! Но сейчас Михаил решил этого не делать.
Вот и находился он, Михаил, в таком состоянии, как между молотом и наковальней. Крашенинников, судя по всему, в такой же ситуации. Что тут скажешь!
Крашенинников хочет как раз «замять» дело. Но почему? Да просто, чтобы им не заниматься, не тратить свое время попусту. Потому что здесь не просто. У него нет времени и желания браться за такое происшествие, где всё неочевидно, где нет явного «злодея». Михаил прекрасно помнил один случай, когда в «конторе» с целью повышения юридической грамотности выступал судья Сахаров, бывший когда-то опером. Он без обиняков, по–свойски, произнес в зале первую, как он выразился, заповедь юриста. По его мнению, она заключается в том, чтобы как можно скорее избавиться любыми возможными способами от материалов, которые поступили для работы. Это значило: отправить обратно, отказать в разбирательстве, сославшись на какие-нибудь собственные домыслы. Множество коллег Михаила исповедовали именно этот зовет «старшего товарища». Да и, что греха таить, Михаил тоже этим занимался. Возможно, отличало его только то, что он понимал это, переживал, хотя все равно шел в одном строю со всеми.
Он уже находился в том самом Трехпрудном переулке и осматривался. Да, хороший район. Кажется, что самый центр, но тихо, спокойно, если можно сказать, камерно. А вот и тот самый дом. Что ж, пора входить.
3
В подъезде сидел консьерж, и Михаилу пришлось показать свои документы и сказать, в какую квартиру он идет. Он также примет на будущее, что сможет поговорить о том, кто приходил в квартиру Модис.
Поднявшись на второй этаж, он остановился перед одной из трех дверей, она выглядела просто и надежно. В ответ на звонок дверь открылась. За ней стоял мужчина невысокого роста. Он спросил:
– Это вы мне звонили?
– Да, я, – ответил Михаил.
– Прошу, входите, пожалуйста.
Михаил услышал странный акцент. Сразу ухо услышало еле заметное картавое «р», нечеткое, как бы съедаемое, «эль» и необычный тембр.
Едва Михаил переступил порог и оказался в сумрачной поначалу прихожей, Дудин включил свет, который осветил его. Худощавый, с небольшими чертами лица, короткими поседевшими волосами человек выглядел лет на шестьдесят. Его глаза и легкая улыбка как бы говорили о его спокойном, всёпринимающем отношении ко всему на свете. Михаила немного удивило, что в домашней обстановке Дудин носит светлый костюм со светлой сорочкой, правда, без галстука.
– Здравствуйте! Жду вас, жду. Будьте любезны, проходите туда, – сказал Дудин, показывая рукой комнату. – Одежду можете оставить тут.
Михаил разделся и прошел в указанную комнату. Вся мебель тут из хорошего дерева, с резными фасадами. Большой книжный шкаф, потертый темно–коричневый кожаный диван, круглый деревянный стол с массивной резной ногой, черное фортепьяно. На стенах аккуратно развешаны небольшие картины в рамках.
– Не помещает? – спросил Дудин.
– Извините, не понимаю, что? Что не помешает? – в свою очередь спросил Михаил.
– Музыка, не помешает музыка?
В комнате звучала классическая музыка.
– Нет, конечно, не помешает.
– Это Чайковский.
– Да. Но я обычно слушаю немного другую музыку.
– Да, да. Я понимаю, – сказал Дудин. – сейчас такой выбор… Впрочем, хочу вам заметить, что из всего, если можно сказать, спектра композиторов именно Чайковский самый известный из российских. Вы можете поинтересоваться у людей в Европе, кого из российских композиторов они знают, и ответ будет однозначный – Петр Ильич. Впрочем, знаете ли, я музыкальный критик, поэтому так и сужу. Но моя специализация – это не только классическая музыка, но и так называемая легкая эстрадная музыка. Скажем, в моих профессиональных интересах Мишель Легран, Поль Мориа. В жизни любого человека возникают трудности. Так вот, когда слушаешь хорошую музыку, словно поднимаешься над неустроенностью и непокоем мира, тогда легче переносить эти трудности.
Дудин показал Михаилу, что он может сесть на диван, сам же опустился на стул и продолжил:
– Однако, прошу прощения, полагаю, не музыка привела вас ко мне.
– Да. Страховая компания ИСК поручила моему коллеге и мне разобраться с пропажей перстня. Мы с коллегой из частного детективного агентства.
– Ах! Стало быть вы как Мегре? – задал вопрос Дудин.
– Нет, скорее, как Шерлок Холмс, – попробовал пошутить Михаил.
– Что ж. Я готов помочь вам как бы вы себя ни называли, – Дудин смотрел на Михаила сощуренными глазами. Этот взгляд не был лукавым. Скорее, он демонстрировал внимание к собеседнику. – Что ж, спрашивайте.
– Нам известно, что в страховую компанию обратились по поводу перстня, который был у Изабеллы Иосифовны. Но мы даже не знаем, был ли он вообще, этот перстень? Поэтому приходится, как говорится, копать с самого начала.
Дудин растянул губы в вынужденной улыбке, опустил голову и глубоко вздохнул.
– Что ж. Если с самого начала, тогда попробую рассказать то, что я знаю и про перстень, и про его пропажу. Кажущаяся простота вопроса, в действительности только кажущаяся. Чтобы у вас появилось полное понимание, мне придется рассказать длинную историю. Время вам позволяет?
– Да, конечно, позволяет, – ответил Михаил.
– Что ж. Прежде всего отвечу на ваш вопрос о перстне. Да, он есть. Или был. Хотя мне хочется верить, что он есть, и что мы его еще увидим. Конечно же, я видел его – ведь это было украшение мамы Беллы.
После этих слов Дудин сделал паузу, подошел к шкафу и извлек из него толстый фотоальбом.
– Вот поглядите, – он передал альбом в руки Михаила. – здесь фото мамы Беллы в молодости.
Михаил стал рассматривать фото. Их было очень много. Хорошего качества черно–белые фотографии, на которых была изображена стройная темноволосая молодая женщина, одна или в окружении других людей. Но на каждом фото она в центре внимания фотографа. Нарядные одежды угадывались даже на не цветных фотографиях.
Дудин начала свой рассказ:
– Она родилась в 1913 году в Смоленской губернии. Ее родители занимались портняжным делом. В семье кроме мамы Беллы было еще два сына. Сами понимаете, когда случились в стране политические перевороты, семье очень досталось. Но они справились. Переехали в Москву в поисках больших заказов и лучшей доли. Мой дед любил и ласкал единственную дочь. Она с детства, насколько я знаю, напевала. Когда в пятнадцать–шестнадцать лет ее талант к пению проявился настолько, что не замечать его стало невозможно, она упросила отца отдать её в ученицы к известному музыканту. Как ни тяжело родителям приходилось кормить семью, средства на обучение они все–таки находили. От природы и родителей ей достался талант, как алмаз: идеальный музыкальный слух и красота, и мощь голоса. И вот, благодаря усердной и долгой огранке этого алмаза–таланта с репетитором, у мамы Беллы появился настоящий бриллиант. Уверен, вы понимаете, что это метафора. С восемнадцати лет она могла выступать. Этот период ее жизни пришелся на закат НЭПа, когда еще рестораны и кабаре цвели. Она выступала в них, до тех пор, пока это было возможно. В то же время у нее сложился свой особенный репертуар: русские романсы. Она исполняла их так, что у слушателей текли слезы. Понимаете, многие тогда помнили другие времена, дорэволюционные. Ностальгия… Не знаю, каким образом, но маме Белле удалось попасть за рубеж. Она много времени провела в Париже. Теперь это мой город, Париж. Я живу там четверть века. В те времена Франция наполнялась представителями русской иммиграции. Особенно, столица. Тут, или, вернее сказать, там творчество мамы Беллы воспринималось прекрасно. Для русских людей она олицетворяла родину. Её голос, особая, ни с чем не сравнимая манера исполнения, трогали душу. Годы, долгие годы провела она во Франции. Но и в Союзе не была изгоем, поскольку не занималась политикой. Она всегда говорила, что находится вне политики, что ее сфера жизни – искусство.
Как раз в этот момент рассказа Михаил раскрыл страницы фотоальбома, на которых певица Модис была в зале ресторана. Перед нею микрофон на стойке, позади нее, на сцене, небольшой оркестр. Сама она в длинном платье с блестками.
– Не хотите ли чаю? – поинтересовался Дудин и, не дожидаясь ответа, вышел из комнаты и вернулся через несколько минут с подносом, на котором стояли чашки с чаем и конфеты.
Прихлебнув из своей чашки, Дудин продолжал:
– Мама Белла неоднократно в подробностях рассказывала мне о выступлениях. У меня складывалось впечатление, что те годы были для нее самыми счастливыми в жизни. Как я понимал, платили ей очень и очень прилично. Зная ее, думаю, что окружающее нас в этом доме является неким потомком того достатка, который она получила тогда. Впрочем, и последующая ее жизнь часто была весьма благосклонна к ней в материальном плане. Давайте–ка я поставлю вам ее пластинку.
Дудин поднялся, выключил звучавшую музыку, достал откуда-то из шкафа виниловый диск и включил музыку на старом проигрывателе. Он сел и закрыл глаза. На его лицо вернулось полное умиротворение. Из проигрывателя полилась музыка, перемежаемая легкими скрипами. После музыкального вступления Михаил услышал женский голос, певший романс. Дудин открыл глаза, посмотрел на Михаила, протянул руку в направлении проигрывателя и быстро зашевелили пальцами. Михаил понял, что так он дает понять, что звучит голос певицы Изабеллы Модис.
После трех романсов, Дудин неожиданно сказал:
– Простите. Наверно, я снова не о том. Снова я о музыке!
– Ничего. Мне интересно. Не исключаю, что это пригодится, – ответил Михаил.
– На чем же я остановился? – сказал Дудин. – Ах, да.
Он поднялся и выключил музыку.
– Перед войной она вернулась в Россию, то есть в Союз. Тут она вышла замуж за нашего отца Михаила Арнольдовича Дудина. Родилась моя старшая сестра Алла. Всё это произошло, как я понимаю, в течение нескольких месяцев после ее возвращения. Видимо, для меня навсегда останется загадкой, как это случилось, как познакомились мои родители. Отец жил и работал в Союзе, никуда не выезжал. Да, он был музыкант, играл на баяне, и только. Может быть, конечно, что-то музыкальное свело их вместе. Может быть. А как иначе?
