Сергей Макаров
Отдайте все!… Петр Великий
(еще сильнее воодушевляясь)
Я шведов разгромил не только на земле, но и на море! Никто никогда не побеждал их, сильнейшую армию Европы, а Россия не то что не побеждала на море – так вообще никогда не воевала на море, ни одной морской баталии никогда не вела! А я победил!
(еще громче, с еще большей гордостью)
Я первый победил шведов!
(успокаиваясь, но по-прежнему с гордостью)
Но я не только воевал – я страну заново построил!
(хмурясь)
Все старое прогнило, пришлось всех этих бояр, воевод, дьяков, подьячих разогнать.
(решительно)
Все заново я построил, новые учреждения, с новыми людьми, по новым правилам! Коллегии вместо невнятных приказов создал, сенат вместо бесполезной боярской думы,
(презрительно)
где бояре лишь горделиво пыхтели и потели в своих шубах меховых да шапках высоких, соглашаясь с любым царским указом, если царь был сильный, как мой отец, или интриги устраивая, если царь был слабым.
(вновь делово)
Прокуроров создал, честных, моих людей по всей стране, во главе с самым честным, Ягужинским. Все перестроил, все старое негодное сломал, и новое создал. И все работает! Даже когда я не контролирую.
(решительно)
И будет работать!
(вновь хмурясь)
Но кому все это передать? Кому передать Империю Российскую, в которую я превратил сонное Московское царство?
Петр начинает ходить по сцене, одновременно говоря.
ПЕТР
(буднично)
Раньше проще было – никакого указа не нужно издавать, по природному закону царем становился сын царя. Если сыновей несколько, преемником умершего царя становился его старший сын. И в Европе так, закон и порядок, и никакой смуты не бывает.
(хмурясь, но спокойно)
И я смотрел на Алексея как на своего преемника, думал, он по моему примеру все будет делать так же, как я. И он рос в новом образе жизни, он не знал затхлости старомосковской теремной жизни, служил, выполнял мои поручения.
(останавливаясь посередине сцены, приглушенно, мрачно)
Но Алексей предал меня.
(после некоторого молчания)
И Алексей умер.
Петр молча садится в кресло, обхватывает голову руками. Молчит. Потом, по-прежнему молча, закрывает лицо руками. Затем кладет руки на стол, молча смотрит перед собой в стол.
Через некоторое время Петр поднимается и начинает молча ходить по сцене, задумчиво смотря себе под ноги. Останавливается за креслом, крепко берется за его спинку. Некоторое время так стоит, затем садится в кресло. Руки кладет перед собой, смотрит на зрителей.
ПЕТР
(спокойно, буднично)
Но не всегда это хорошо, когда старший сын наследует царский трон. Вон, у моего отца нас трое осталось сыновей – Федор и Иван мои старшие братья. И что? Федор как самый старший стал царем, правил шесть лет, все время болея, цингой.
(хмурясь)
Тут-то бояре и подняли свои головы. Да еще семейные партии схлестнулись, ведь у нас разные матери были – моя маменька была второй женой отца.
(с нежностью)
Маменька… она меня совершенно не понимала, она хотела жить, как жили столетиями поколения предков – тихо, спокойно, благочестиво. Она не разделяла моих устремлений, вообще не понимала моей любви к морю, к флоту. Но я знал, что она так сильно любит меня! Маменька…
(после некоторого молчания, спокойно)
Но когда умер Федор, остались двое, Иван и я. И поскольку Иван был таким же болезненным и рыхлым, как Федор, благоразумные бояре хотели главным царем сделать меня, младшего брата, так как видели, что я, хотя и десятилетий, но здоровый и способный, потому что обстановка непростая была на границах, войны, переговоры, осложнения. Понимали они, что нужен сильный царь.
(с усмешкой)
Надо же, все сыновья нашего отца от Милославской были слабыми и болезненными, а вот дочери – здоровыми. В том числе и Софья.
(хмурясь)
Сонька… Гадина. Умная, тварь, и злая. Она, узнав об этих планах, подговорила стрельцов взбунтоваться – а тем, бездельникам, погрязшим в своих семьях и огородах, только дай повод побунтовать. Они ворвались в Кремль, убили благоразумных бояр, бросив их с крыльца на пики. Я помню это.
(мрачнея и злясь)
Я помню это. Я помню их безумные наглые пьяные рожи, я помню Артамона Матвеева, брошенного на пики, помню, как тащили из дворца братьев маменьки, Ивана и Афанасия, про которых Сонька пустила слух, что они царскую власть хотят захватить. Как маменька кричала, умоляя отпустить их! Как она просила Софью заступиться за них, спасти их! Как Софья с притворной скорбью говорила, что если спасти, то меня убьют! Как их пытали и потом растерзали! А маменька собой закрывала меня, спасая, чтобы меня эти лихие люди не увели и не убили! А Софья смеялась!
(громко, криком, с яростью)
Все помню! Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу Москву, старые дворцовые палаты, тесные и затхлые, московских жителей, ленивых и бунташных, деревянные дома, улицы кривые, грязь, землю! Все ненавижу!
