Петр встает из-за стола и начинает быстрыми шагами хаотично ходить по сцене.
Останавливается у кресла, крепко держась за его спинку.
ПЕТР
(спокойно, приглушенно)
Те же стрельцы через семь лет перешли на мою сторону и помогли мне свергнуть Софью, которая эти семь лет правила от имени нас с Иваном. Я отправил Софью в монастырь, и мы с братом остались править вдвоем. Иван, хотя и старший брат, ни на что не притязал, просто на торжественных церемониях сидел со мной на троне и одобрял мои решения.
(садясь в кресло, смотря перед собой)
Нельзя допустить такого, не должно быть потрясений. Поэтому преемник престола должен быть, и его нужно взращивать и воспитывать.
(смотря на зрителей)
Но кого мне сделать моим преемником? Кому передать престол и власть императора всероссийского?
Петр встает и идет к окну, подходит, стоит спиной к зрителям, молча смотрит в окно.
ПЕТР
(после долгого молчания, глухо)
Все меня предали.
Петр по-прежнему стоит стоит спиной к зрителям.
ПЕТР
(смотря в окно, глухо)
Я много лет полагался на Катю, я советовался с нею по любым делам, она спасла меня в Прутском походе, когда турки могли взять меня в плен, я венчал ее как императрицу, я доверял ей во всем…
(с болью в голосе)
Но она предала меня – она изменила мне.
Петр молча стоит и смотрит в окно.
ПЕТР
(смотря в окно, спиной к зрителям, глухо)
Я любовника ее казнил, и ее хотел казнить. Но не смог приказать отрубить ей голову.
(еще глуше)
Люблю я ее.
(после некоторого молчания)
А потом увидел наших дочерей – Анечку, Лизоньку, Наташеньку – и понял, что не смогу убить Катю. Только отдалил ее от себя. Все за ней сохранил – императорский титул, дворцы, деньги – только рядом с собой не хотел видеть.
(вновь глухо)
Простил я ее. Люблю я ее.
Петр идет от окна на середину сцены.
ПЕТР
Но доверять ей больше не могу. Предала меня – может предать и мое дело.
(презрительно)
Одно слово – баба! Слабая баба.
(задумчиво)
А кому оставить престол?
(буднично, смотря перед собой, опустив взгляд)
Я издал устав о наследии престола, по которому могу назначить своим преемником любого человека. И вовсе не обязательно родного мне человека. Я такое великое дело поднял, создав новую Россию, что дело мое нужно передать только достойному человеку, знающему и способному. Но кто это? Меньшиков ворует казну миллионами, нужно под суд его отдать. Ягужинский пьяница. Толстой всего боится. Голицыны и Долгоруковы, хоть и служат верно, все равно мыслят узко – как природные князья. Да и переругаются они все, мои сподвижники, если преемником верховной власти одного из них назначить, смуту устроят и поубивают друг друга.
(поднимая взгляд на зрителей)
Кому же передать престол?
(вновь опуская взгляд, буднично)
Да и как-то нехорошо семью обойти, убьют их, если отставлю их от власти.
(задумчиво)
А кому из семьи можно доверить власть? Из мужескаго пола остался лишь внук мой, Петр Алексеевич.
(с усмешкой)
Он совсем еще мальчик.
(полупрезрительно-полузаботливо)
Он еще мал, всего боится, ничего не знает, ни к чему не приучен.
(с сожалением)
Я сам виноват – не занимался им, забросил его. Когда Алексей…
(запинается и замолкает, после некоторого молчания)
Умер, этот мальчик и его сестра остались круглыми полными сиротами.
(хмурится)
Вот тогда нужно было заняться ими, а я ни о чем не думал. Их увели в дальний флигель дворца подальше от меня, а я и не хотел видеть их.
(сердито)
Упустил я их.
(проясняясь)
А ведь их по моему требованию назвали в честь меня и в честь моей дорогой маменьки.
(с улыбкой)
И одну из наших дочерей я назвал в честь маменьки.
(с грустной улыбкой)
И сестру мою любимую, с которой мы общие у отца с маменькой, тоже звали Натальей. Наталья!… Она единственная понимала и всегда и во всем поддерживала меня.
(с грустью)
Но ее нет уже столько лет. И многих уже нет. И остались вокруг меня только жена неверная, соратники пьяные и вороватые, дочери да внуки малые. Племянницы еще есть, дочери брата моего, Ивана, Анька и Катька, но что о них упоминать-то вообще? Их-то никто всерьез не воспринимает, я их замуж за иностранных герцогов выдал, и будет им.
(громко)
Как же я уже немолод! И кому мне оставить государство мое?! Кому отдать все?!
Петр ходит по зале, из угла в угол.
Останавливается.
ПЕТР
(с сомнением)
Неужели дочерям оставить?
(с еще большим сомнением)
Бабам?! Бабье царство устроить?
(решительно)
Нет! Никогда люди русские бабье правление не примут!
(с сомнением)
Хотя…
(с лицом, озаренным улыбкой)
Дочери наши с Катей хороши – что Аннушка, что Лизонька, что Наташенька! Умницы, красавицы, по воспитанию своего уже не царевны, запертые в тереме старомосковском, а принцессы европейские – политесу и манерам обученные, языки знающие, беседу поддержать могущие, по моде парижской одевающиеся. Невесты!