Сергей Николаевич Прокопьев
Яблоки для патриарха
Входите тесными вратами,
потому что широки
врата и пространен путь,
ведущие в погибель, и многие идут ими.
Евангелие от Матфея (7:13)
Глава первая
Встреча на православной ярмарке
В нашей кипучей жизни православная ярмарка – явление, которое не могу назвать ординарным. Есть митрополиты, наложившие запрет на проведение подобных мероприятий в границах своих митрополий. Дескать, вера и торговля – несовместимые понятия, Господь Иисус Христос изгнал торговцев из храма, а мы пытаемся запрячь в телегу коня и трепетную лань, духовность и товарно-денежные отношения. Вступать в горячий спор по данной теме не имеет смысла, безусловно, торговля есть торговля, она живёт по закону выгоды, и ничего тут не попишешь. Где деньги, там имеет место быть неприкрытая корысть, да и мошенничество, которого не удалось избежать православным ярмаркам, вплоть до пребывания на них псевдомонашествующих.
Однако для многих верующих православная ярмарка – это праздник с благодатной, духоподъёмной атмосферой, праздник, окрыляющий и надолго запоминающийся. Столько святынь из самых дальних краёв, из разных церквей и монастырей собираются на маленьком пятачке – мощевики, чудотворные иконы. А сколько батюшек и монахов, братьев и сестёр во Христе притягивает к себе ярмарка, сколько сердечных встреч… Городская суетная жизнь разъединяет нас, ярмарка даёт возможность пусть мимолётно да увидеться с дорогими людьми, прикоснуться к их душам. На настоящей православной ярмарке это перевешивает товарно-денежные устремления…
Во всяком случае – для меня. Так получилось, что православные ярмарки одарили ещё и героями рассказов. Как-то, подавая церковные записки, разговорился с женщиной, она доложила, что читала мою книжку, ей тоже есть что порассказать. Взял телефон. Месяца через два решил позвонить. Скорее – для очистки совести. Почему-то думалось, навряд ли будет результат. Что-то смущало. Казалось, это случай, когда после минутного порыва начнутся сомнения «стоит ли, ведь это сугубо личное», «вдруг батюшка не благословит». К радости, я ошибся. В корне ошибся. Женщина оказалась с интересным путём к Богу, памятливой. После бесед с нею написал несколько рассказов, а, кроме того, Тамара Петровна, назовём эту женщину так, познакомила со своими подругами, сёстрами во Христе, которые тоже внесли лепту в мою творческую копилку.
С прообразом героя данной повести тоже познакомился на православной ярмарке. В день открытия приехал под вечер. Планировал заскочить в первый раз на полчасика. Встретил знакомого, с полгода не виделись, минут пять поговорили, к нему подошёл мужчина с бородой, ясными глазами, мы пожали друг другу руки, представились. Он назвал себя… Пусть будет Валерием, по имени героя нижеследующей повести. У моего знакомого зазвонил телефон, он отошёл, мы с Валерием остались вдвоём и проговорили минут сорок.
Он вызывал интерес уже тем, что не пользовался Интернетом, не смотрел телевизор. При этом оставался прекрасно осведомлённым об основных событиях в мире и в церковной жизни. Не было у Валерия ИНН…
«К таким, как я, когда-то относились как к людям весьма своеобразным, – говорил Валера. – Ещё не было решения архиерейского собора 2013 года. Ещё не выступил патриарх Кирилл в Госдуме по поводу распространения электронных технологий. Не был канонизован самый почитаемый (и самый читаемый) в США, Европе и России святой Паисий Святогорец. Великий афонский старец постоянно говорил, что внедрение электронных технологий ведёт к тотальному контролю и управлению населением, говорил об опасности создания единой базы, вбирающей в себя данные всех жителей Земли. Говорил о последних временах, ведь электронная идентификация личности ведёт в конечном итоге к нанесению печати антихриста: в тебя вводится микрочип, и готово. Ещё не был канонизован архимандрит Гавриил (Ургебадзе), не появились книги о нём и с его предостережениями о наступлении последних времён. Об этом же говорил архимандрит Кирилл (Павлов), который был духовником патриарха Алексия II, об этом предупреждал архимандрит Иона Одесский (Игнатенко)».
Валерий купил дом в далёком таёжном районе и провёл эксперимент над собой, пять лет учился жить на земле, от земли.
Мы отгоняем от себя мысль о последних временах. Большинству из нас представляются кликушеством разговоры о том, насколько опасно введение поголовной электронной идентификации. Хотя в уже существующих идентификационных номерах почему-то присутствует знак, о котором предупреждает Апокалипсис, – знак зверя. Нет никакой технической надобности, о чём говорят специалисты и что подтвердил своим постановлением синод Русской православной церкви, наличия трёх шестёрок в повсеместно распространённых штрих-кодах, однако они внедрены и «тупо» отстаиваются.
Можно сказать: ну и что? Зато как удобно – один документ на все случаи жизни: паспорт, банковские счета, права, отпечатки пальцев и так далее. Ещё как удобно. Только не для одного тебя. Недавно пришлось столкнуться с таким явлением. Был долг по коммунальным платежам. Как говорится, нашла коса на камень. Раз вы не делаете своё, я не буду платить. А через полгода пять тысяч были просто сняты с моего счёта. Без вызова в суд, без повестки, без какого-то исполнительного листа. Оказывается, уже есть закон, согласно которому можно вот так запросто залезть в твой карман.
Получается, отнюдь не теоретически-кликушеские размышления, что в один момент могут быть обнулены по какой-то причине твои счета. Или «сбой на линии». Его могут устроить мошеннически грамотные спецы, да и техника может подвести. И тут имеются печальные примеры. Гражданин вдруг обнаруживает, с его карты сначала в магазине сняли за реальную покупку, а завтра ещё раз ту же сумму списали за виртуальную покупку, якобы из-за «сбоя на линии». И бегай потом и доказывай, что ты не верблюд, не осёл и никакое другое лопоухое животное – ты жертва, которая жаждет вернуть свои кровные денежки, а не так-то просто это сделать – в виртуальном мире всё иллюзорно, в нём за руку мошенника зачастую бывает невозможно схватить.
Человек так устроен, читая о подобном, думает, «как не повезло товарищу», и уверен, на него кирпич не упадёт. Гонит от себя коварную мыслишку: будучи объектом создаваемой информационной сети, в один момент может оказаться в ситуации, соответствующей фразеологизму «остался гол как сокол». Нажатие нескольких кнопок на клавиатуре, и ты без денег, без работы, без медицинского обслуживания, без возможности перемещения на дальние и на близкие расстояния. Ты – никто. Как пелось когда-то: «Песня грустная такая слышится далёко где-то, на щеке снежинка тает, вот она была, и нету». Шутники пели: «Вот была щека, и нету».
Интересен опыт хитромудрых англосаксов, которые недавно взяли и вышли из Европейского союза. Дескать, нам такой колхоз не глянется вовсе. А ещё раньше в Великобритании (а уж эту страну мы считаем ух какой продвинутой) на законодательном уровне сказали «нет» поголовному введению универсальной электронной карты, которая вбирает в себя всё и вся о гражданине, и отказались от банка персональных данных на всех жителей страны, соответствующим образом пронумерованных. Поначалу заинтересованные структуры принялись активно собирать в одну копилку информацию о гражданах Великобритании «прежде всего для их удобства», да британцы заставили пойти на попятный активистов-глобалистов, единая база данных была уничтожена. Не захотели консервативные жители Соединённого Королевства облегчать своё пребывание на матушке-земле навороченными информационными технологиями. Мол, извините-подвиньтесь, мы уж как-нибудь по старинке с привычными документами, удостоверяющими личность англосакса, а также правами, медицинскими картами, анкетами и так далее будем жить-поживать да добра наживать. Не приглянулся им вариант, когда всё валится в одну кучу…
В Апокалипсисе Иоанна Богослова сказано: «Нельзя будет ни покупать, ни продавать, кроме того, кто имеет это начертание, или имя зверя, или число его». Ты согласился иметь начертание, отступив от Бога, и сделался полностью зависимым, значит, и управляемым. Технически всё готово, разработаны и производятся микрочипы, они уколом вводятся под кожу (уже есть примеры практики на фирмах вместо карточек-ключей). Ты получаешь уникальный номер, он начертан на микрочипе. Собственно, уникальный номер уже имеется – СНИЛС. Можешь при желании сменить имя, фамилию и даже пол (не дай Бог), но не СНИЛС. С микрочипа информация (помимо твоего желания-нежелания) записывается, считывается, стирается… Под контролем и управлением все твои данные – от денежных вкладов до медицинских показателей. Вся подноготная в единой глобальной базе, где вместо твоего имени – номер. Недавно почивший архимандрит Кирилл (Павлов) говорил, что Бог почему-то первого человека Адамом назвал, а не «225» и Еву тоже цифрой не обозначил.
Приходит на память повесть замечательного писателя Виктора Астафьева «Последний поклон», эпизод из главы «Пеструха». Повесть автобиографична, её герой, парнишка Витя, вспоминает доколхозное, довоенное детство, а в вышеназванной главе рассказывает о бабушкиной корове Пеструхе, которая была неотъемлемой частью их семьи. Многое в жизни крестьянского дома завязывалось на корову, весь годовой цикл ведения хозяйства так или иначе был связан с ней. Корова не только кормила, одевала (молоко, масло возили на продажу в город), она учила сердечности, любви, воспитывала чувство ответственности за тех, «кого приручили». Писатель описывает, как детвора набилась в стайку к корове, чтобы посмотреть три дня назад родившуюся тёлочку, а ещё – придумать ей имя под руководством бабушки героя. Задача не из простых. Предстояло не просто выбрать первое попавшееся имя, имелось жёсткое условие: оно должно быть оригинальным для данного двора, и коров с таким здесь ранее не водилось. А так как бабушка с дедушкой героя жили долго на белом свете, не так-то просто было найти решение. Отвергались Ласка, Звёздочка, Мушка, Полька, Манька. Шум стоял в стайке, наконец определились – Пеструха. Тёлочка с «длинными, узластыми ножками, со светлыми, будто игрушечными копытами», со звёздочкой-проталинкой во лбу обрела имя. Не во всём счастливо сложилась жизнь Пеструхи. В один момент свели её со двора в колхоз, где не захотела доиться чужим людям и пошла под нож.
Бабушку героя, Екатерину Петровну, трудно с первого взгляда назвать праведницей, и всё же в глубинном понимании, безусловно, праведница. Господа Бога по своей горячности могла не один раз на дню всуе упомянуть. Но ни одного дела не начинала, не испросив Божьего благословения, не сотворив (пусть в иной раз и поспешную) молитву. Дойка коровы – ритуал для каждой хозяйки. Два существа входят в гармонию друг к другу. Разве не таинство, когда мать кормит ребёнка грудью. Ведь не просто продукт под названием «материнское молоко» (его можно разложить на десятки столь нужных для организма химических ингредиентов) вливается в чадо. Две души, два сердца касаются друг друга, обмениваясь волнами нежности, благодарности, любви, радости… Если у мамы на сердце неспокойно, непокойным становится ребёнок. Хозяйка, даже из нерадивых, прекрасно знает, лучше к корове с руганью, матами не подходить – добра не будет. Как говорится, себе дороже. Ты уж постарайся оставить за дверями стайки гнев, раздражённость или хотя бы держи их в себе, не выплёскивай наружу. Бабушка героя Виктора Астафьева, женщина мудрая, хотя по складу характера огонь, вихрь, скорая на слово осуждения и на подзатыльники неслуху внуку, прилаживаясь доить корову, творила молитву «Во благословение стада»: «Владыко Господи Боже наш, власть имеяй всякия твари, Тебе молимся, и Тебе просим, якоже благословил и умножил еси стада патриарха Иакова, благослови и стадо скотов сих раба Твоего Ильи, и умножи, и укрепи, и сотвори е в тысящы, и избави е от насилия диавола, и от иноплеменник, и от всякаго навета врагов, и воздуха смертнаго, и губительнаго недуга: огради е святыми ангелы Твоими…»
«После такой складной молитвы, – пишет Астафьев, – которую дети повторяли за бабушкой, шевеля губами, всё стихало, усмирялось, привычным, почти торжественным ожиданием. И ожидание это разрешалось слабым звоном…» Первые струйки молока били в дно подойника, который отзывался весёлым вкусным звоном. Окончив доить, бабушка ласково хлопала корову по крупу: «Благодарствую тебя, доченька, спаси тебя Бог».
В завершение своего рассказа о Пеструхе вспоминает автор, как побывал он однажды с группой литераторов в образцово-показательном скотокомплексе. Где всё было механизировано, от кормления, поения, дойки до удаления продуктов жизнедеятельности бурёнок. Но не было там Маек, Пеструх, Рыжух и Полек. Все коровы были под номерами.
Пусть обращение к Астафьеву останется лирическим отступлением, ассоциативной прихотью автора. Вернёмся к нашим баранам. Кто сказал, что данные, накопленные о тебе под твоим номером, не могут попасть непонятно к кому. Даже не по той причине, что всё тайное становится явным, а потому, что всё продаётся, а многое и воруется. Как тут не привести слова одного ироничного критика чипизации: «Я бы ещё согласился, чтобы влиятельные люди США, Англии или Европы имели на своих сверхсекретных компьютерах информацию по факту моей финансовой состоятельности, что живу я, простодыра, от зарплаты до зарплаты. Тут не обеднею, но на кой ляд им знать о моём чирье, вскочившем в неприглядном месте – на заднице, которую я заодно с фурункулом, стянув штаны, демонстрировал врачу женского пола? Чтобы данной интимной подробностью шантажировать меня и вербовать в тайные агенты?»
Кстати, об иронии. С Валерием мы не только поднимали глобальные темы глобализма, извините за тавтологию, но и посмеяться успели, коснувшись темы «проделок хозяина тайги в медвежьих углах».
Валера оказался человеком со здоровым чувством юмора, отсутствие которого всегда настораживает. Поделился случаем, происшедшим с охотником из той деревни, в которой он жил пять лет. Этакая трагикомедия в таёжном интерьере.
Пришёл в церковь никогда её не посещавший охотник Боря Коровин. Средней комплекции, средних лет и среднего роста мужичок пришёл в храм заказать благодарственный молебен. Жена отправила. Боря, надо сказать, не сопротивлялся, по той причине, что произошёл с ним чудесный случай.
Будучи в тайге, Боря решил укрыться от начинающегося дождя в дупле. Раньше оно ему на глаза не попадалось, а тут в самое подходящее время увидел дерево в два обхвата с дуплом метрах в трёх от земли. Последнее обстоятельство не остановило Борю, силушка в руках имелась, благо ниже дупла торчали остатки толстых обломанных сучьев. По ним легко взобрался на нужную высоту, затем, ухватившись за толстую ветвь, росшую над отверстием, подтянул ноги и начал опускать их в чрево дерева. Тут-то рука незадачливого охотника возьми и соскользни с мокрой ветки, после чего он полетел в темноту. Полёт продолжался всего ничего, и приземление было не жёстким. Однако Боря сразу оценил своё положение как аховое. Оказался в трубе диаметром ненамного поболе ширины его не узких плеч. Книзу труба расширялась, но Боре хотелось двигаться в другую сторону. Скоб, конечно, никто не набил для выхода наружу. Более того, стенки дупла ровненькие, никаких выступов и выемок, а отверстие, ведущее к освобождению, высоко над головой. Руками не достанешь и не допрыгнешь.
Называется, переждал один дождик. Как бы это ни выглядело забавным, но охотник и таёжник Боря ножа при себе не имел. Тот случай, когда одна беда не ходит. Выскочил на свои угодья в межсезонье на пару дней, проверить, что да как, а главное – избушку подремонтировать. С избушкой справился быстро, крышу подлатал, дверь подогнал, а потом решил пробежаться по участку. Второпях, имелась в Боре такая особенность (знатоки человеческой сущности объясняют её наличием острого шила в заднем месте) – излишне скор на ход, голова ещё в раздумьях, а ноги уже включили пятую скорость. По этой причине Боря забыл нож в избушке. Установку себе давал, это он хорошо помнил: не забыть захватить нож. Использовал его за трапезой в качестве кухонного – сало да хлеб резал. Установкой всё и окончилось, заторопился обернуться дотемна, сразу после обеда подхватился бежать и забыл про столь необходимый в тайге предмет. Будь при себе нож, начал бы углубления ковырять в стенках дупла, чтобы ноги ставить, восходя наверх. Да нет ножа, а зубами ступеньки к свободе не выгрызешь. Случись такой капкан в деревне, на помощь позвал бы, здесь хоть зазовись – до деревни более двадцати километров.
Попавший в ловушку охотник взмолился: «Господи, если ты есть, помоги выбраться, надоумь, как это сделать!»
Вдруг раздался шум снаружи, явно не ветром производимый. В Бориной темнице без того было сумрачно, тут свет начал меркнуть. В дупло проворно опускалось что-то лохматое. Оно коснулось Бориных рук, воздетых к небу. «Медведь», – определил Боря на ощупь и, недолго думая (когда тут думать?), вцепился обеими руками в шкуру хозяина тайги и дупла…. Позже, когда ситуация разрешится, сделает логический вывод: вот кто отполировал стенки дупла шкурой.
Посмотрим на драматическое событие другими глазами, представим себя на месте медведя. Лез Михайло Потапыч домой в благостном настроении, ему удалось ловко обмануть разыгравшуюся непогоду, вовремя успел восвояси вернуться. Дом он и для лесного жителя самое распрекрасное место. И вдруг из нутра этого самого дома за твою шкуру кто-то хватается. Мёртвой хваткой за самое незащищённое место… Ракетой-носителем медведь вынес Борю из заточения. «Спутник», оказавшись на орошаемой дождём свободе, вовремя расстыковался, разжав пальцы… Это не остановило лохматую «ракету», она, набирая скорость, понеслась в чащу.
«Он должен был тебя обязательно обделать!» – смеялись односельчане.
«Ничего подобного, – отнекивался Боря. – Не успел, настолько быстро всё произошло! Может, медвежья болезнь позже открылась».
Но ему не верили по поводу позднего открытия медвежьей болезни.
Как бы там ни было, Боря пришёл в церковь, едва не первый раз в жизни, и заказал благодарственный молебен.
Когда Валера покупал дом в деревне, у хозяина спросил:
– Медведи водятся поблизости.
– А чё мы хуже других! Есть, конечно!
– Далеко? – поинтересовался Валера.
– Зачем далеко, за деревней.
– Охотники стреляют?
– Зачем? На петлю ловят.
Они, оказывается, и соболя в ловушки ловят, и медведя, на петлю, как зайца почти.
Приманку, добрый кусок мяса с запахом, особым образом устанавливают. На неё медведь идёт, не может устоять, ну и лезет на свою погибель и попадает в петлю из стального троса. Валера не был свидетелем, охотники рассказывали, издалека видно, если попадётся – деревья ходуном ходят. Само собой, медведя в петле застрелить куда проще, чем когда один на один с ним столкнёшься на узкой лесной тропке. Можно даже промазать раз-другой, ранить и не опасаться, что поломает в два счёта. И прицеливаешься, как в тире.
Но не всегда. Как уж тот охотник целился, или самоуверенно навскидку бабахнул, пуля точно угодила в трос. Медведь, обретя неожиданную свободу, рванул со всех лап…
Его оппонент тоже не остался на месте, дунул со всех ног. Благо, каждый, прежде всего, о себе любимом думал, охотник и жертва (которая неожиданно сама получила возможность заняться охотой, но не воспользовалась ею) помчались в разные стороны. Обошлось без ненужных смертоубийств, но с медвежьей болезнью у обоих оппонентов.
Глава вторая
Крещение Валеры
Современные православные России отличаются тем, что едва не у каждого второго своя история крещения. Это в царской России крестили в несознательном младенчестве, герою таинства нечего вспомнить о данном событии. Только и всего, если родители впоследствии расскажут что-то интересное о дне обретения чадушком Ангела-хранителя. К примеру, такой случай. Было это в далёкую дореволюционную пору. Папаша после крещения на радостях так разогнал лошадь, что на вираже новоиспечённый православный христианин под воздействием центробежной силы покинул сани и улетел в сугроб…
Если идти по порядку, в той истории роды были непростые, мамаша по болезни в церковь поехать не смогла, отец запряг лошадь, положил в сани сынка, по дороге прихватил крёстных. Деревенский батюшка совершил таинство, крёстная завернула младенца, тот, угревшись, сразу заснул. Видя, что младенчик голода не испытывает, мамки не требует, крёстная пригласила кума к себе отметить событие. Младенцу, само собой, ядрёной медовухи наливать не стали, зато восприемники и папаша выпили в ознаменование торжества. После чего родитель повёз сына домой, а по дороге случился казус с виражом и полётом младенчика за борт розвальней. Кстати, малыш так крепко заснул в церкви после крещения, что потом ни разу не пикнул у крёстной, пока крёстные выпивали за его здоровье, сладко почивал в скользящих по зимней дороге санях, укутанный в одеяльце, не вякнул, вылетая из оных и приземляясь на пушистый снег. Отец обнаружил пропажу только у ворот дома, в панике развернул лошадь, погнал её во весь опор на поиски сына. И нашёл того мирно сопящим. Сынуля продолжал преспокойненько спать, вдыхая морозный воздух.
У нашего героя своя история. До школы рос на попечении бабушки и дедушки. Имелась у последних ещё и внучка, однако внук Валерий для дедушки Ильи – статья ни с чем не сравнимая. Бабушка смеялась, рассказывая, когда соседка, работающая в роддоме, принесла весть о рождении внука, дед подскочил с лавки и со словами: «Унук! Унук!» – забегал по комнате. Почему сорвалось с его языка непонятное «унук», сам не знал. Есть предположение, хотел выплеснуть восторг громким «у меня внук!», да от великой радости фраза спрессовалась до неологизма «унук». Что «унук», что дед души друг в друге не чаяли. Солдат Великой Отечественной войны дед учил внука военным песням. Среди них «Священная война» пользовалась особым почитанием. Валера исполнял марш на подъёме, его высокий голосок взмывал под самые небеса на словах:
Пусть ярость благородная
Вскипает, как волна…
Затем сжимал пальцы правой руки в кулачок, размахивая им в такт, с суровым лицом пел:
Идёт война народная,
Священная война!
Пелось это на сцене, коей служила табуретка. Внук громко и звонко исполнял марш от начала и до конца, затем прыгал на пол, причём делать это следовало по условиям представления громко, после чего бабушка с дедушкой устраивали солисту «бурные аплодисменты».
В спальне на комоде стояла у них цветасто разрисованная, блестящей глазурью облитая керамическая крынка, служила она шкатулкой – в ней хранились медали деда. Валера любил нырять в крынку рукой, доставать боевые награды, прицеплять их к рубашке, а потом с гордо выпяченной грудью ходить при медалях с бабушкой в магазин и на колодец.
Дед работал кладовщиком на току. Время от времени брал внука с собой. Придёт домой на обед, поест, покурит, спросит:
– Есть настроение помочь деду?
Настроение было из десяти раз десять – идти с дедом. Они выходили за калитку, дед водружал внука на плечи, и они двухэтажно шли по селу. У деда в его маленьком кабинете в специальном ящике хранились респираторы и защитные очки на резинках. Внук обязательно доставал очки, просил деда подогнать резинку. Это мало помогало, окуляры плохо держались на белобрысой с торчащими ушами голове, приходилось Валере задирать её высоко вверх, постоянно придерживая очки рукой. Весной дед с внуком ходили в степь «выливать сусликов». Дед из ведра лил воду в нору, и, когда мокрый суслик, убегая от потопа, высовывался из соседней норки, Валера, охваченный охотничьим азартом, визжал от радости.
Умер дед неожиданно. От войны остался у него в локте осколок. Валера любил вечером залазить на кровать к деду. Кровать была с никелированными спинками и большой периной. Валера умащивался у стены и просил потрогать осколок. Водил пальцами по руке деда, нащупав инородное тело, шептал:
– Ага, вот! Не болит?
– Мы с тобой мужики, – говорил дед, – должны терпеть. А сильно заболит, врачи подлечат.
Отправляясь в тот раз в больницу, дед наказал внуку:
– Я пару неделек полечусь, разнылись мои раны. Ты за мужика-хозяина остаёшься, и чтобы всё было в ажуре!
– Будет в абажуре! – уверенно принимал пост внук. – И ты давай в абажуре!
В больнице дед пролежал дня четыре, вдруг потерял сознание и впал в кому.
Валера не отходил от гроба. Плакал, не верил – дедушки больше не будет. Недавно копали червей в огороде, ходили на рыбалку, а теперь дед лежит неподвижно.
После похорон бабушка робела ночевать дома. Каждый вечер собирала внука, и они шли к «другой Тасе», так называл Валера свою прабабушку, её, как и бабушку, звали Тасей. Другая Тася жила в землянке, крыша которой летом зеленела травой. Землянка была просторной, на две большие комнаты. У Валеры с четырёх лет имелось послушание, каждое утро бабушка, подоив корову Майку, давала литровую банку парного молока, отнести «другой Тасе». За что всякий раз получал от «другой Таси» конфетку. В землянке царил таинственный сумрак, вкусно пахло сухими травами, в углу стояли иконы, горела лампадка. Одна из тех икон – Казанская Божья Матерь – сегодня главная святыня домашнего иконостаса Валерия. Образ редкого письма – Богородица ликом схожа с Филермской Божьей Матерью, которую согласно церковному преданию апостол Лука написал при земной жизни Девы Марии, повторив черты молодой Богородицы.
У «другой Таси» имелась самопрялка с педалью, её разрешалось Валере понажимать. На стене висели большие часы в футляре с двумя гирьками и золотистым маятником. Циферблат был в футляре, а безостановочно ходящий из стороны в сторону маятник вне его. Валера был счастлив, если ему разрешали подтянуть гирьки.
День на четвёртый или пятый после похорон деда Валере приснился сон. Кто-то взял его под заунывный колокольный звон на руки и понёс по землянке «другой Таси», мимо часов, мимо прялки, мимо икон… От рук исходила нежность, любовь, тепло. Они пронесли Валеру по землянке и с превеликой осторожностью положили на кровать. Сон на всю жизнь врезался в память… И колокольный звон, и эти заботливые руки…
Утром Валера бодро доложил бабушке – кто-то носил его по землянке под колокольный звон. Кто он, не видел, но было совсем не страшно.
Бабушка от радостного доклада внука пришла в великое волнение, запричитала: «Дед хочет забрать тебя к себе! Он страшно любил тебя, хочет забрать к себе!»
Бабушка и причину сна, не задумываясь, нашла, и радикальное средство защиты, чтобы сон не стал вещим, тут же обнародовала: в срочном порядке крестить внука. Схватила его в охапку и повезла за сто километров в районный центр.
Батюшка был с чёрной густой бородой, первым делом спросил Валеру:
– Креститься умеешь?
Валера уверенно кивнул головой:
– Да!
– Ну-ка, ну-ка покажи!
Валера одним пальцем изобразил что-то мало похожее на крестное знамение. Батюшка, улыбаясь в бороду, стал учить креститься. Потом задал архитрудный вопрос:
– Бабушку слушаешься?
Валера обречённо повесил голову.
Бабушка засмеялась:
– Прутиком вчера попало по мягкому месту. Двух цыплят придушил.
Батюшка после крещения повёл Валерия в магазин и вручил большой кулёк шоколадных конфет:
– Держи, только бабушку не забудь угостить.
Валера сказал «ага», ловко прижал кулёк локтем левой руки к животу, запустил в него правую, молниеносно развернул одну за другой две конфетки, разом засунул в рот, а после этого протянул кулёк бабушке – угощайся.
После крещения бабушка начала учить его молитвам. Немного было таковых в её арсенале: «Отче наш», «Богородица», «Царю Небесный»… Первым делом освоил Валера «Отче наш». С той поры бабушкин урок на всю жизнь вошёл в привычку, прежде чем ложиться спать, Валера читал Господнюю молитву. Прочитает, перекрестится и в кровать.
Так что дед своей смертью ускорил крещение внука. Кто его знает, когда бы оно произошло. До школы Валере оставалось всего ничего, а так как мама его учительница, о церкви и разговора быть не могло…
Первый раз причастился Валерий и исповедался в двадцать лет. Друг назначил его свидетелем на своей свадьбе с венчанием, перед которым батюшка велел всем участвующим в таинстве исповедоваться и причаститься. После свадьбы Валера несколько раз причащался без подготовки и исповеди. Приходил на литургию, выстаивал службу от начала до конца, упрямства ему не занимать, и подходил к Чаше. Рассуждал: раз люди идут, значит, так положено.
