Сергей Николаевич Прокопьев
Яблоки для патриарха
Глава восьмая
От противного
Мы уделили немало места рассказу о деревенском хозяйстве Валеры. Не подумайте, мирская жизнь затянула нашего героя без остатка, дальше гусей с картошкой ничего не видел, застили всё на свете. Скотина и огород отнимали немало сил и времени, однако о молитвенном подвиге Валера не забывал.
В свой самый первый деревенский год Великим постом, кроме всего прочего, взял на себя послушание читать канон о «Самовольно жизнь скончаших». Участь дяди Славы беспокоила, всем сердцем хотел помочь дорогому человеку, печалился, что никто, кроме него, не поддерживал дядю. Его дети, двоюродные сёстры Валеры – Нина и Вера, – далеки от церкви, жена вышла замуж. Сорок дней, вплоть до Страстной седмицы, каждую ночь в двенадцать часов (ночная молитва самая сильная) поднимался читать канон. Горела лампадка перед иконами, веяло теплом от бока печки. Батюшка Антоний учил: в пост мы наиболее защищены, страсти угасают, демоны на обезжиренном довольстве, слабо от нас кормятся.
Всё шло хорошо. Единственное, в какой-то период, дня на три или четыре нахлынуло состояние сильной скорби. В голову остро засела мысль о дяде Славе, словно трагедия произошла совсем недавно, сердце вновь плакало от боли утраты. Позже прочитает у старцев, такое возможно, если Господь подвигает тебя на молитву об усопшем. Он желает твоих действий в помощь почившему – молитвы, милостыни.
Никаких других настораживающих изменений в пост в душе не происходило. Зато после Пасхи… Казалось бы, пост окончился, ежедневно поётся тропарь «Христос воскресе из мёртвых…» Выйдешь за ворота – весна золото-зелёным валом по земле катится… Река открылась ото льда, луга, склоны холмов облила зелень… Каждый листочек трепещет новой жизнью. Птицы загомонили, кукушки закуковали… Они в том краю нечто особенное. Хором поют. К примеру, одна рядом за огородом принялась за свою песню. Не успела взять паузу, прерваться на перерыв, из тайги другая «ку-ку» повела. За ней третья подключилась. Закуковало, закуковала округа. Без изысков песня, а заслушаешься. Никто так не поёт. Пусть соловей – неоспоримый солист среди пернатых, да его переливы, замысловатые коленца, слышишь, будучи рядом, пение кукушки на километры разносится, подчёркивая глубину пространства. Концерты кукушки устраивали под вечер, в грустно-прекрасные часы, когда небо становится ниже, окрашивается закатными красками, ветер стихает. И недвижимый воздух начинают прошивать со всех сторон ни с чем не сравнимые звуки – ку-ку, ку-ку, ку-ку…
Однако в тот май ничто не трогало сердце Валеры, ходил словно замороженный, сердце, как под наркозом… Нет в душе воскресения, не окрыляет её радость светлых дней с их тропарём «Христос воскресе…». В душе коктейль из уныния, печали, безразличия и маловерия. То и дело возникало в голове: зачем я здесь? Что хочу себе доказать? Что могу сделать слабый, немощный человек?
«Была бы возможность причаститься, – анализировал то своё состояние Валера, – но батюшка Роман, он у нас тогда служил, на месяц уехал. Вот когда по-настоящему понял пустынников из повести протоиерея Валентина Свенцицкого «Граждане неба», которые сетовали, насколько бывает трудно без причастия в пустыни, никакая келейная молитва не заменит его».
Скис Валера. Господь творил чудеса на глазах апостолов – исцелял, воскрешал, всё равно ученики просили Его: «Умножь в нас веру». Валере на фоне уныния пришёл безумный помысел: врага бы увидеть что ли, дабы встряхнуться.
Математики используют метод доказательства от противного. Валера посчитал: ангела лицезреть он просто-напросто не достоин. С его-то грехами, о каком ангеле может идти речь? Если и появится ангельское существо, не верь своим глазам! Категорически не верь, сразу ищи копыта у гостя в ангельском обличии. Они обязательно должны быть. Поэтому лучше на врага в его истинном виде посмотреть.
Бес не заставил себя долго ждать. Валера лёг спать и оказался в состоянии, которое называл «как в трансформаторной будке». Тревожное, напряжённое. Начал забываться и слышит – дверной скрип. Если учесть, что одна дверь на веранде (само собой, её на ночь закрыл на засов), а вторая с веранды в дом (тоже кованый крюк изнутри накинут), то характерный звук открываемой двери энтузиазма у Валерия не вызвал.
«Читал в книгах, – рассказывал о впечатлениях той ночи, – выражение “кровь отхлынула от головы”. Дверь скрипнула, и я прекрасно ощутил смысл этих слов. Кровь разом ушла из головы. Паники в душе не возникло, а голова опустела до звона, стала холодной. Лежу с закрытыми глазами, он идёт».
Шёл гость, не таясь. Как великан, закованный в железо, обутый в железные сапоги. Ступал, будто шествовал не по деревянному полу сибирской избы, а по каменному огромного средневекового замка. Вот с лязгом опустился сапог на пол, затем пауза, гнетущая тишина, снова гулкий грохот от соприкосновения железа и камня.
Валера почувствовал, как сгустился, уплотнился вокруг него воздух. Каждый его атом, каждая молекула испускала тяжёлую энергию, заполняющую дом.
Гость медленно приближался к кровати… Идти всего ничего, метров шесть, а он шёл и шёл… Валерий принялся читать заклинательные молитвы – «Живый в помощи» и «Да воскреснет Бог». Не открывая глаз, сосредоточился на молитве, дабы не сбиться, не дать возможности бесу скомкать её.
И вдруг сами собой кулаки сжались, накатило мужское желание ни больше, ни меньше, а дать по морде ночному визитёру. Зачем притащился? Что тебе надо? Параллельно молитве ретивое взыграло – открыть глаза, вскочить и выдать двойку правой-левой по печени и в челюсть.
«Так захотелось врезать по бестолковке!» – вспоминал потом.
Почти как у афонского монаха, который при явлении демона прочитал: «Во имя Отца и Сына и Святого духа», – и бросился на врага, пытаясь «врезать по бестолковке» и другим частям бесовской сущности. С монахом враг не возжелал вступать в физическое единоборство, мгновенно исчез. Неизвестно, как бы отреагировал на выпад Валеры, но до контактного поединка не дошло.
Навык чтения молитв на бесовские напасти имелся. Начинал Валера с «Живый в помощи Вышняго», не хватало псалма, добавлял «Да воскреснет Бог». Если врагу удавалось спутать молитву, возвращался к её началу, каждое слово надо гвоздём вбить во врага.
Прочитал с ходу, без запинок и почувствовал – проняло гостя. Отступил, сместился к окну, властный великан съёжился, скукожился, затаился в ожидании.
Валерий открыл глаза, сел на кровать и с шумом всей грудью втянул в себя воздух. Сердце заломило болью. Вдох получился, будто нырнул ты с лодки с одним желанием, как можно дальше уйти на глубину. Нырнул, подхлёстывая себя: терпи, терпи, ещё глубже, ещё немного… Наконец достиг предела, резкий поворот и, отчаянно работая руками-ногами, устремился наверх. Летишь, будто пробка из бутылки, с непреодолимым желанием – сделать вдох. Начинается лёгкая паника. Ты готов вдыхать воду. Наконец, выскакиваешь на поверхность, вот он, долгожданный глоток воздуха, кажется, лёгкие не выдержат, разорвутся на части.
Что-то подобное произошло тогда.
«Получается, не дышал, когда читал молитвы, – рассказывал Валера о той ночи. – Он стоял в шаге, а я молился с парализованным дыханием».
Валерий продышался и начал спешно, на вдохе-выдохе, часто крестясь, читать «Богородица Дево, радуйся, Благодатная Марие, Господь с Тобою…» Горела лампадка, пламя отражалось на ликах Богородицы, Иисуса Христа, Николая Угодника. А он молился-молился, взахлёб, торопливо…
Чуждая энергия, наполнявшая комнату, ушла. И всё же присутствие гостя всё ещё чувствовалось. Господь будто испытывал Валерия, как поступит дальше?
Валерий включил свет, с молитвой «Да воскреснет Бог» окропил святой водой стены, окна, двери, постель, себя.
На память пришли слова Серафима Саровского о бесах: «Они обладают таким для человека и для всего земного невообразимым могуществом, что самый маленький из них может своим когтем перевернуть землю. Одна Божественная благодать Всесвятаго Духа, туне даруемая нам, православным христианам, за Божественные заслуги Богочеловека Господа нашего Иисуса Христа, одна она делает ничтожными все козни и злоухищрения вражии».
Через месяц при встрече расскажет отцу Антонию о визитёре. Батюшка отругает за эксперимент:
– Демоны только и ждут момента подцепить нас. На всякие ухищрения идут, стараясь подловить. Тебя ловить не надо, сам возжаждал встречи.
Глава девятая
Сон
Валера относился к сновидениям осторожно. Иронизировал по поводу женщин, любящих «мусолить сны». На вопросы о снах приводит пример Иоанна Лествичника, который утверждает, что от Бога те, которые показывают ад и муку, да и то, если не вызывают уныние. В противном случае они тоже от беса. От Бога могут быть в критических ситуациях: угроза смерти, вопиющая несправедливость. И то, если во сне присутствует неискажённый православный крест или является Божья Матерь в каноническом образе. А искажённый крест бесы запросто могут подсунуть, истинного боятся – попаляет их.
Старец Силуан Афонский в отношении снов учит – не принимай и не отвергай. Другими словами, думай.
Повествование наше хроникой назвать нельзя, легко перемещается по шкале времени. Сделаем скачок на добрый десяток лет вперёд и завершим тему, которая остро живёт в душе у Валерия, – дядя Слава.
Приснился Валерию дед. Любимый, тот самый, после смерти которого внук был в спешном порядке стараниями бабушки крещён. Валерий, как только начал воцерковляться, стал поминать деда в домашней молитве, вписывать его в записки на проскомидию, заказывал панихиды в родительские субботы Великим постом и на Радоницу…
Умер дед в 1980 году. А через тридцать пять лет, это уже после Таёжки, явился Валере в странном сне. В военной форме, бравый и красивый идёт с взводом солдат. Пустая просёлочная дорога – ни машин, ни телег – Валерий беспечно шагает, навстречу отряд. Дед в первом ряду. Смотрит на внука, глаза радостные, и в то же время читается в них скорбь. Валерий решает про себя: деду отдана команда арестовать внука за грех, который мучил его на тот период и с которым не мог справиться. А дед на службе у Бога, ловит грешников. Отправили арестовать внука и доставить в узилище. Будь во главе отряда кто другой, Валера побежал бы со всех ног, от деда не мог…
В этот момент проснулся. К чему сон? По Силуану Афонскому – не принимай и не отвергай. «Почему дед в военной форме?» – задавался вопросом, разгадывая символику увиденного. Деда праведником не назовёшь. Курил, выпивал, мог матерное слово обронить в сердцах. Но воевал, кровь проливал за Родину, Евангелие от Иоанна гласит: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих».
Присутствовал во сне ещё один человек в военной форме, с лицом строгим и серьёзным, к отряду, идущему арестовывать Валерия, не имел отношения. Вне строя и поодаль от него шёл дядя Слава. Тоже в военной форме, её мог носить по праву, даже был ранен. Воевал не на Великой Отечественной войне, родился в сорок шестом, дядя Слава участвовал в военном конфликте с китайцами на острове Даманский. Раненный в ногу, отказался уходить с поля боя, продолжал вести огонь из пулемёта, пока подмога не подоспела. Медаль имел за тот бой.
По выражению лица дяди Славы Валерий понял, раскаивается, что руки на себя наложил.
Загадочный сон. Дядя Слава и дед одновременно. К чему бы? Знаменательно, сон приснился в ночь на двенадцатое июля, на Петра и Павла, а дед был Петром Ивановичем. Хочешь не хочешь, да задумаешься.
Спросить бы батюшку Антония, да ко времени сна он год как почил.
После опыта чтения канона «Самовольно жизнь скончаших» в Великий пост больше к нему, по совету батюшки, Валера не возвращался. Милостыню, поминая дядю, подавал и всё.
Этот сон – единственное, что было показано Валере о дяде Славе. Воспринял его, как наставление дядю и впредь не забывать.
Глава десятая
Алёшка
Дореволюционные психиатры при диагностировании сумасшествия, дабы отличить данное заболевание от напасти духовного характера – одержимости, – использовали следующий приём: перед пациентом ставилось десять стаканов с водой. В девять наливалась святая, в один – простая. Болящему предлагалось взять любой стакан и выпить. Одержимый бесами всякий раз, сколько бы ни повторялся этот опыт, выбирал не святую воду.
Напротив дома Валеры жил раб Божий Алёшка. На вид нормальный деревенский парень. Чернявый, скуластое лицо, быстрый шаг. Возрастом под тридцать. У него был крепкий пятистенок, но без хозяйского догляда. Алёшка жил бобылём, родители умерли один за другим, он остался один в доме. Имелся старший брат, жил в Никольском, соседнем селе. При покупке дома о странностях соседа Валере никто не обмолвился. Лишь позже сказали, что Алёшка – парень смирный, но случаются периоды, когда «дома не все в наличии» и «шарики за ролики заходят».
К примеру, вдруг Алёшка начинает шагать спиной вперёд. Взрослый парень, мужик резво включает задний ход и таким образом чешет вдоль по Выселкам.
– Ты чё, Алёшка, дурачишься? – спрашивают удивлённые односельчане.
– Дак, там инопланетяне на тарелках прилетели, с них прожектора бьют, прямо в глаза целят. Слепят, блин, никакой дороги не разобрать, боюсь в грязь врюхаться.
Алёшка не принадлежал к племени трезвенников. Поэтому односельчане списывали заскоки на водку и слабую сопротивляемость головы к воздействию алкоголя. Другому мужику надо ой-ё-ёй сколько выпить до помутнения мозгов, чтобы начать околесицу нести, Алёшка от малой дозы молол языком что ни попадя. Однажды объявил всей деревне, что ночью пойдёт на кладбище и поднимет мертвецов.
– Ждите, – обещал, – всех до единого приведу.
– Так они тебя и послушаются, возьмут под козырёк, – говорили односельчане.
– Послушаются, – утверждал Алёшка, – я с ними ведь разговариваю.
Это из безобидных примеров, которые можно расценить как пьяную дурь.
Был эпизод, собаке своей голову отрезал, домой занёс и положил на кровать.
Небезобидно поступал с соседкой тётей Галей. Под самыми окнами сложит поленья костром, бересты надерёт, между поленьев натолкает. Останется только спичкой чиркнуть. После чего входит в дом к тёте Гале и просит:
– Бабка, дай покушать.
Не грозит поджогом, не стучит кулаком по столу: если не дашь пожрать, чиркну спичкой. Про спички ни слова, «покушать» просит. Тёте Гале не до дипломатических тонкостей, сердце её сорвалось в свинячий галоп, когда увидела Алёшку, деловито раскладывающего костёр под её окнами. Поэтому бросается накрывать на стол, выполнять желание соседа.
Валера, наблюдая за Алёшкой, решил про себя: если предложить ему тест из десяти стаканов с водой, выберет, где простая, святую обойдёт. Бесноватый он. Резкое обострение у Алёшки началось с переездом Валеры. К Валере приезжали священники, монашествующие, в доме его служились молебны, читались акафисты.
Сельчане говорили: раньше Алёшка таким не был. Выходки его не носили зловещий характер.
Однажды Валера просыпается, у Алёшки окна, что выходят на улицу, без рам, зияют чёрными дырами, а в палисаднике, на дороге перед домом валяются телевизор, матрац, подушки, какая-то одежда…
– Алёшка, что случилось?
– Ремонт делаю.
Кое-как уговорил, занесли вещи обратно в дом, окна вставили.
Тот вечер и ночь надолго запомнились в деревне. На Выселках жила Татьяна Бреднева. Она протопила баню, заходит, а там голый Алёшка намыливает мочалку. Татьяна возмутилась от такой наглости:
– Ты чё здесь делаешь?
– Моюсь.
Татьяна побежала домой, доложила мужу Роману о непотребстве, творящемся в их бане. Муж кинулся разруливать ситуацию, выгнал Алёшку и пообещал:
– Застрелю, если такое повторится!
Роман – мужчина горячий. Алёшка отбежал на приличное расстояние и кричит:
– А я тебя подожгу, а я тебя подожгу!
Полночи Роман с Татьяной прислушивались к каждому звуку. Будешь держать ушки на макушке, полгода назад рядом с ними дом дотла сгорел, грешили на Алёшку. Прямых доказательств не было, да в тот злополучный вечер его видели возле дома. Поэтому угрозу восприняли серьёзно. Стоило собаке залаять, вскакивали и бежали в огород, осматривали сараи, баню.
Валера спал, ничего не зная об Алёшкиных выходках. Вдруг стук в окно. В деревне жил грузин Гриша, кстати, православный, лет десять назад женился на местной женщине и осел в Таёжке. Он тарабанил в окно, призывая Валеру на помощь.
Гриша купил на запчасти старенькие «жигули», на улице перед воротами поставил. Слышит, какая-то возня перед домом, выглянул, а там Алёшка (всё так же в чём мать родила) взял пятиметровую плаху, под машину засунул, чурбак подкатил под середину плахи, на свободный конец сел и пытается перевернуть машину.
– Ты что делаешь? – спросил возмущённый Гриша.
– Не видишь, качаюсь.
Гриша погнал гостя с угрозой:
– Ну-ка вали отсюда, у меня дочь, а ты голый, сейчас Арчика отвяжу.
Арчик – овчарка ростом с телёнка.
Алёшка повиновался, но тоже оставил последнее слово за собой:
– Ладно-ладно, – пообещал, – жди, я ещё приду.
Сначала заявился во двор к тёте Гале. Вооружился дрыном, где-то подобрал хороший берёзовый с оглоблю величиной, и принялся крушить веранду тёте Гале. Та, конечно, закрылась на все крючки и запоры, сидит, трясётся, Алёшка знатно прошёлся по веранде, побил стёкла, переломал рамы. Набрался ярости и двинулся с дрыном к Грише. Начал погром с ворот. Затем проник во двор. Арчика не испугался, ухитрился отвязать. Тот в благодарность за свободу укусил чужака.
Пока Алёшка отбивался от Арчика, Гриша выскользнул из дома и побежал за подмогой.
– Помогай! – воззвал к Валере.
Ночь безлунная, темень кромешная. Валера вышел на улицу, вроде тихо, не слышно буяна. Да всё одно – вязать надо буяна. В таком состоянии ничего не стоит ему поджечь Выселки. Начали формировать спецбригаду. Первым Романа позвали, тот в очередной раз выскочил на крыльцо на лай собаки, а тут ополчение собирают. Геру-чеченца кликнули.
Подошли к Алёшкиному дому, тот услышал голоса, выглянул из ворот. По-прежнему голый, в руках дрын, дескать, я вас сейчас сделаю.
– Будем вязать? – тихо спросил Гера-чеченец.
– Ребята, я сейчас, – сказал Валера и побежал в сторону своего дома.
Вернулся с не меньшим дрыном.
Алёшка отбросил свой и поднял руки:
– Сдаюсь, мужики, больше не буду.
Ему не поверили, кинулись вязать. Алёшка сдаться сдался, но перспектива быть связанным его не обрадовала. Мужики навалились, образовалась куча мала. Алёшка отчаянно сопротивляется. Арчик тоже прибежал на шум, скалится на кучу малу, рычит. Что уж на него нашло, никого другого, а хозяина Гришу цапнул за икру.
Общими усилиями связали Алёшку, на травку положили. Вызвали фельдшера и главу администрации Таёжки. Надо что-то делать. Ведь или деревню спалит, или убьёт кого.
Пока обсуждали сложившееся положение, Алёшка развязался. Сначала молол всякую чушь, потом придумал кататься по траве. И развязался. Вовремя мужчины заметили встающего с земли пленника. Валера предложил использовать спальный мешок в качестве смирительной рубашки. Так и сделали. И на этот раз Алёшка приёмом перекатывания сумел ослабить путы. В итоге добился того, что его в спальном мешке привязали к пятиметровой плахе. А плаху под углом поставили к стенке сарая, чтобы никаких телодвижений Алёшка не делал. Фельдшер со своей медицинской стороны уколом успокоила Алёшку. В конечном итоге его загрузили в «уазик» и повезли в район. Всё так же в связанном состоянии, но без доски. Специального отделения в районной больнице не имелось, в терапевтическом была палата наподобие надзорной. Туда Алёшку закрыли.
Дня через два он окончательно успокоился и получил свободу на законном основании.
«Мы что можем сделать, – отговорился главврач, – у нас психушки нет, пусть родственники сами везут в область. Нам не на чем транспортировать в такую даль».
Брат забрал Алёшку в Никольское. На новом месте тот вёл себя смирно. Только что картошку выкопал у бабушки-соседки. Она с месяц как посадила, Алёшка в её отсутствие, пока была у дочери в Таёжке, выкопал. Сказалась слабость старушкам досаждать.
Валера пытался разъяснить Алёшкиному брату, что Алёшку надо обязательно, не откладывая, везти к святыням, в монастыри, а лучше сразу к отцу Герману (Чеснокову) в Сергиев Посад, он постоянно отчитывает бесноватых.
Позже Валера не один раз себя корил, не сумел убедить брата Алёшки, тот равнодушно отнёсся к семейной беде – ни в больницу не повёз бесноватого, ни по монастырям… В результате Алёшку потеряли. Замёрз. Что уж понесло его среди ночи за реку?.. Говорили, подрался с братом, хлопнул дверью…
