Сергей Сергеевич Ашманов
Важное донесение
Пробегая мимо загона для свиней, он подскользнулся и, ударившись головой о перекладину, потерял сознание. В это время, сражающиеся рядом товарищи забрызгали его грязью так, что в сумерках никто не заметил длинноногого солдата. Очнувшись поутру, рядовой Блэкбуш был омрачен окружающей картиной настолько, что счел своим долгом покончить с собой. Прибывшее на место подкрепление обнаружило солдата, снова и снова взводившего курок револьвера.
Спустя пару лет, Блэкбуш во второй раз попал в передрягу. Индейцы взяли его в плен и решили, потехи ради, поглядеть, как его длинное тело будет болтаться в петле на белой березе. Как это часто происходило, они водрузили великана на лошадь и накинули петлю ему на шею. Блэкбуш уже прощался с жизнью, но, к счастью, когда лошадь дернулась с места, ветка обломилась, и животное умчалось прочь вместе с всадником.
Почему удача, а может быть воля судьбы, так любили его, что позволяли ему уходить от смерти снова и снова? «Этот крест, что дала мне мать, защищает меня, – думал он. – А может, это бог? Я не знаю, честное слово», – говорил он себе.
В форт *** рядовой Блэкбуш попал случайно. Сюда его прислало по приказу вышестоящее руководство. Так же, как и рядового Фрэнка Чапмана – коренастого рыжебородого кузнеца, уроженца Нью-Йорка.
Рядовой Чапман был крепким мужчиной тридцати семи лет, обладавшим непомерной силой и великолепным чувством юмора. На фронте друзья прозвали его «Чапман – приклад» за ширину его предплечий, соответствующей ширине приклада винтовки Harpers Ferry 1803,5 из которой он бил, как чемпион.
В своей жизни он любил всего две вещи: рисковать и острить. И считал, что день прожит лучшим образом, если он сумел сострить, рискуя жизнью. Одним из самых счастливых дней был день, когда он познакомился с Блэкбушем. Этот доходяга стал для рыжебородого американца настоящим другом. Хотя это и произошло три месяца назад, он готов был отдать жизнь за великана.
Радовался ли своему новому приятелю Блэкбуш, сложно сказать, ведь неугомонный Чапман все время подтрунивал над ним и часто выводил из себя. Чапман никогда не обижался на него, а только хохотал как ненормальный, говоря: «Что ты-что ты, не кипятись, шпала!». Каждый день кузнец тренировался в своем остроумии, придумывая все более изощренные шутки и прозвища для своего друга. Что поделать, ведь в этом и было сильнейшее проявление его дружбы к Блэкбушу. Великану ничего не оставалось, как терпеть своего компаньона. Уж лучше он, чем кто-либо из местных.
Что касается их непосредственного командира – сержанта Патрика Андерсона, то они глубоко уважали старика и любили его, как отца. К тому же Андерсон не бросал слова на ветер и редко комментировал частые разговоры и перепалки между рядовыми. Иногда, бывало, он тоже тихонько посмеивался над шутками рыжебородого. Для него они были весьма сносны, хотя Чапман никогда не шутил над самим сержантом.
Матерый волк Андерсон побывал во многих битвах, и не все из них были успешными. О давних неудачах свидетельствовали шрамы на шее и оскальпированная голова. Эти уродства он пытался скрыть платком под высоким воротом кителя и красивой черной шляпой, закрывавшей большую часть лба и затылка. Не всякому удалось бы выжить после такой жестокой пытки, как снятие скальпа.
Шел 1791 год. Холодным ноябрьским утром индейцы племени делаваров, майами и шони напали на лагерь Артура Сент-Клера на реке Вабаш.6 Совершенно ошарашенные американские солдаты столкнулись с ожесточенным наступлением. Стрела за стрелой воины сближались с противником, точно поражая солдат и убегая обратно в тень деревьев. Вой и крики атакующих разносились по лесу, усиливая хаос в рядах армии Сент-Клера.
«В тот день было пролито много крови. Шестьсот американских солдат были жестоко убиты», – говорил Андерсон. – Особенно ясно и точно я помню, как в самом начале сражения пролилась и моя кровь. Обезумевший от ярости краснокожий напал сзади, как настоящий трус. Повалил меня на землю и своим ножом принялся соскабливать кожу с моего черепа. Я отчетливо помню, как почувствовал ледяное лезвие у себя на лбу, а затем острую, невыносимую боль. Я ощутил тяжесть и теплоту стекающей по моим векам крови. Темно-алые капли, будто слёзы, падали на черную сырую землю. Я кричал, но мои возгласы смешивались с другими, с выстрелами и звуками падающих оземь тел.
Когда это животное закончило свое безбожное дело, я еще был жив и понял, что мой долг – вернуть украденное. Рассудок помутился, но гнев и неистовая ярость подняли с земли мое туловище и заставили бежать, но не прочь, а за тем, кто оскальпировал меня. Невзирая на ад, творившийся вокруг, пробираясь сквозь груды трупов и бесконечные обстрелы со всех сторон, я, наконец, нашел ту тварь среди деревьев. Он успел убить еще троих, прежде чем я набросился на него и выдавил ему глаза этими двумя большими пальцами. Убивать его не стал, мне показалось это слишком милосердным. Затем я сорвал с его пояса одиннадцать скальпов и нашел среди них свой. Я пытался вернуть его на законное место, но плоть отвергла мое подношение.»
Позже, в битве за Новый Орлеан под командованием Джексона7, Андерсон проявил себя, как настоящий герой и умелый командир. Сейчас же он представлял из себя старика, в глазах которого уже не было огня, а память постепенно угасала. Иногда он забывал имя своей жены, путал даты и события. Однако это не мешало ему здраво рассуждать. Порой, по вечерам, он мог пояснять своим молодым подчиненным политическую ситуацию в стране, разъяснять им, почему важно быть всегда начеку и всяческим образом стараться избегать конфликтов с индейцами.
Несмотря на свои шрамы и некоторую неприязнь к краснокожим, все же, он уважал их, как воинов. «Конечно, не все они честные, но я видел англичан, которые не брезгают и куда более скверными вещами», – говорил он.
Завершив последнюю загрузку провианта, отряд солдат и трапперов двинулся на северо-запад. Сначала охотники напевали песни и делились событиями прошлой ночи, но после приказа Брикмана вести себя тише ловцы зверей затихли.
– Мы отдалились от фактории на почтенное расстояние, и стало небезопасно привлекать чересчур много внимания, – сказал он.
Сам Эван Брикман почти всегда молчал. Он то и дело протирал толстыми пальцами глаза и слишком часто вскидывал флягу с водой. Ночка была славной, но затянувшейся. Впрочем, и Хоук, сидя верхом на своем коне, клевал носом. Он хотел было заговорить с Брикманом, но тот предугадал его действие по взгляду и исказился в гримасе «умирающего от головной боли». Уважая своего товарища и чувствуя то же, что и он, проявил солидарность и отступил в своих намерениях поговорить.
В это время солдаты ехали позади и тихо вели между собой разговор. Они задавались вопросом, почему их новый командир почти не обращает на них внимания и не отдает никаких приказаний. И, как это часто бывает, пехотинцы начали строить свои теории и гипотезы.
– Как вы думаете, – начал Чапман, – мы попали под командование хорошего человека?
– Хах! – усмехнулся Блэкбуш. – Уж лучше с капралом-алкоголиком-разгильдяем, чем с этим тираном Смитом. По крайней мере, нас не нагружают бессмысленной работой.
– Чем тебя не устраивала чистка картошки? – возмутился здоровяк.
– Да я не об этом! Просто я не понимаю, зачем мы целый день перетаскивали ящики с порохом в оружейной с места на место? Вы помните, что сказал капитан, когда пришел проверить нашу работу?
– Он сказал: «Пожалуй, верните их на место», – с презрением вспоминал Чапман.
– А палисады?8 Помните, как долго мы выкапывали бревна и переносили их за бастионные углы9? Тогда еще сержант Андерсен спорил со Смитом, что, дескать, так не делается. А что капитан?
– Он выругался и поставил нас в два ночных и в два дневных караула подряд. А после он вызвал нас к себе и, указывая своей наглой мордой на стену форта, сказал: «Верните все как было, идиоты».
– А все началось с чего?
– С чего? – удивленно спросил Чапман.
– С того, что в первый же день нашего пребывания в форте ты умудрился спросить у Смита табачку. Именно так ты и выразился: «Не найдется ли у вас табачку, сэр?», – язвительно процитировал Блэкбуш.
– Да ведь я же уже объяснял, – оправдывался рыжебородый. – Что я как три дня без табаку жил. Да что жил, – выживал!
– Ради всего святого, Чапман, я прошу тебя, не ляпни какой-нибудь ерунды при нашем новом командире. Иначе я тебя во сне задушу, – угрожал великан.
– Не обижайся, старина. Лучше давай поразмыслим над нашим капралом. Вот как ты думаешь… хороший ли у него табак? – невозмутимо спросил Чапман и, не выдержав, засмеялся так, что все тут же обратили на это внимание. Затем всеобщая болтовня возобновилась.
– А вы как думаете, сэр? Повезло нам с командиром? – спросил рядовой Чапман сержанта.
Но тот молчал некоторое время, словно мысли его прожаривались как следует, а потом сказал:
– Не могу понять, что за птица этот капрал Хоук. Я мог бы уже сделать выводы, но, боюсь, они будут неверными. Вы никогда не узнаете, что из себя представляет человек, пока не понюхаете пороха вместе с ним. Но даже и тогда он может выкинуть какой-нибудь фокус, показать свое истинное лицо, и потом вы еще долго будете гонять мысль: «как это так, я прожил с ним столько лет, сражался с ним бок о бок, мы говорили о женщинах, войне, деньгах, планах на будущее, словом, раскрыли все свои карты, а оказалось, что передо мной всего лишь тень, совершенный незнакомец».
– Тут вы правы, сэр, – одобрил кузнец. – Так, что же, совсем ничего не скажете о командире-то? – допытывался он. – Хотя бы по опыту.
– По опыту судить не возьмусь, но интуиция подсказывает мне, что горя мы хлебнем, но не от него, а вместе с ним.
– Получается, что он – буря, затягивающая нас в водоворот?
– Скорее он – спасательный плот, – заключил Андерсон.
– Слышал, что сказал сержант, шпала? – спросил Чапман своего друга. – Нам повезло с капралом. И, если никто не возражает, я тоже вставлю свое слово. Как говорит мне мое внутреннее чутье, весь наш поход пройдет гладко, как по маслу. А потом, мы вернемся в свой форт *** под командование Смита и будем дальше переливать из пустого в порожнее.
Отряд с трудом двигался через лесистые берега реки Титон. Свет, пробиваясь сквозь пожелтевшую листву дубов, кленов и орешника, образовывал танцующие на земле блики. К вечеру поднялся юго-западный ветер и, срывая осенний наряд с деревьев, закружил листву в огненном вихре.
До заката нужно было миновать скалистый холм, едва различавшийся на горизонте.
– Через час встанем на стоянку, – дал сигнал Эван Брикман своим товарищам.
Однако уставшим путникам пришлось идти еще добрых два часа, и уже в сумерках они разбили лагерь.
Всеобщее негодование, воцарившееся в лагере из-за усталости и голода, сменилось улыбками и смехом во время трапезы.
Все уже сидели у костра, когда Чапман только-только закончил с биваком и с самым диким видом наложил себе в тарелку бобовой похлебки. Устроившись у старой высокой ели, он начал закидывать бобы за обе щеки, почти не жуя.
Белка появилась внезапно. Она выскочила из тенистых ветвей ели и устремилась вниз по стволу, где сидел Чапман. Несколько охотников тут же заметили ее, но бедный рыжебородый кузнец ничего не подозревал. Остановившись у самой его головы, белка вдруг замерла. Но, как и ожидалось, то было «затишье перед бурей». Маленькая хитрая тварь метнулась к Чапману, сверкая глазенками, словно видела в его жестяной миске приют для своей бессмертной души.
– Черт побери! Что это? Засада?! – захлопал по своей груди сконфуженный Чапман. В то время белка уже скребла когтями рукава его кителя, как будто хотела вырвать миску из рук кузнеца.
Трапперы покатились со смеху. Громче всех хохотал Блэкбуш. Наконец он смеется над шутником.
Но рыжая бестия была серьезна. Она резко отпрыгнула, сделала зловещий кружок вокруг костра, а затем, словно прицеливаясь, одним прыжком снова оказалась на Чапмане. По мере того, как расплёскивалась бобовая похлебка, усиливалась свирепость бедного рядового. Он уже не был так любезен со зверьком, и, обезумевший от такого нахальства белки, пытался расплющить ее кулаками, но постоянно промахивался.
– Убирайся, проклятая крыса! – вопил Чапман.
Наконец, белке удалось ухватить самый большой кусок сала. Перекинувшись со своей жертвы на дерево, она скрылась в ветвях, откуда пришла.
Не желавший так просто сдаваться перед жалкой белкой, Чапман решительно погнался за ней. Сделав несколько тщетных попыток взобраться по стволу, он попытался схватить пистолет, но тот застрял в кобуре. Тогда от полного отчаяния и бессилия рядовой здоровяк плюхнулся на свое место и уставился на костер.
Блэкбуш подошел к бедному другу с горячей порцией похлебки. Тот сначала брать не хотел, но голод взял свое. После трапезы веселость снова вернулась к Чапману, и он вспоминал о случившемся конфузе уже с улыбкой, а затем и вовсе начал оправдывать инстинктивный поступок белки.
На следующий день отряд выдвинулся сразу на рассвете. Путь предстоял неблизкий.
Осень выдалась теплой, но без дождей не обошлось. Воздух перенасытился влагой. Образовывающиеся лужи затрудняли проход. В некоторых местах, где серые скалы разделялись ущельем, становилось опасно: ноги то и дело скользили по камням и мху. Однако закалённые ветром и холодом путники уверенно продвигались вперед.
Одному человеку не нравилось идти через ущелье. Сержанта Андерсона беспокоил тот факт, что местность вынуждает держать ухо востро. «Отличное место для засады», – думал он. Впрочем, те же мысли сидели в голове у капрала Хоука. В какой-то момент он почувствовал на себе взгляд и задрал голову кверху. Там, на пике скалы, мелькнула тень. «Может, показалось?» – подумал он, но решил перестраховаться.
– Сержант Андерсон, – обратился Хоук к старому вояке.
Но тому не нужно было ничего говорить. Он сразу понял, в чем дело и, кивнув, направил лошадь вперед.
– Что-то случилось? – беспокойно спросил Эван Брикман.
– Всего лишь предосторожность, – успокоил его Хоук.
