Сергей Skolorussov
Похороны Криса
От автора
Уважаемые читатели! Проявляйте внимание и бдительность! В случае обнаружения в вагоне поезда, на вокзале, в аэропорту или в другом общественном месте забытых сумок, чемоданов или ридикюлей, немедленно информируйте о находке локомотивную бригаду, МЧС, сотрудников полиции и ФСБ России. Ни в коем случае самостоятельно не трогайте обнаруженные вещи. Соблюдайте меры предосторожности. И не наступайте на грабли! Но если вышеперечисленные предметы свалились вам прямо на голову, обязательно прочитайте эту книгу. Чужой опыт – лучшее средство от собственных шишек.
Пролог
На перезахоронении присутствовали всего лишь два человека: я и моя жена. Впрочем, усопшего в нашем городе больше никто и не знал.
Варя оценила мои старания:
– Хороший памятник. Даже лучше, чем у всех остальных. Оригинальный.
– Сам сделал, – похвастался я.
– Врешь, как всегда.
– Не вру, а фантазирую. Врут ради выгоды.
– Сколько заплатил?
– Пятнадцать тысяч.
– Евро?
Я не смог скрыть ухмылку:
– Варвара, ты с годами раскрываешься с неожиданной стороны. Откуда такие фантазии? Отдать за кусок гранита пятнадцать тысяч Евро? Это ты про меня?
– У памятника основная стоимость не в материале, а в искусстве воплощения.
– Даже с условием, что его высек сам Казимир Малевич – пятнадцать тысяч Евро – это уж слишком!
– Малевич рисовал.
– А! Так он рисовал? Черт возьми! Вот в чем подвох. Точно! Был бы скульптором – слепил бы «Черный куб».
– Все равно дорого. Даже в рублях.
– Что бы ты понимала? Это эксклюзивный белый гранит из Индии. А надпись золоченая.
– Тогда дешево, – согласилась она. – Епитимью ты сам придумал?
– Эпитафию, горе ты мое.
– Какая разница?
– Для тебя – никакой. Естественно, сам, счастье ты мое. Сам и написал. Люблю творить в удовольствие!
Эпитафия гласила: «Крис Кусаевич Грызунов. Здесь похоронен не друг, и не враг, а так. Сразу и не разберешь. Злыдень при жизни, осчастлививший нас в день своей смерти. Точная дата рождения неизвестна. Внезапная трагическая смерть наступила вечером 28 мая 2018 года. Лежи спокойно, животное! И никогда не возвращайся к нам ни в каком другом обличии!»
– И все-таки я по нему скучаю, – вздохнула жалостливо Варвара.
– По обкусанным им пальцам ты скучаешь, солнце мое. До слез скучаешь. Ну все. Успокойся. Теперь он лежит не в убогом «Парке Авиаторов» под булыжником, а в достойном для бывшего члена нашей семьи месте – на «Кладбище домашних животных».
Вокруг простирался лес маленьких могильных обелисков с именами усопших: Сэд Паркер Третий, Стюард Великолепный, Энни Альфред О’Нил и другими обычными кличками животных.
Крис – это крыса, оставленная нам в наследство после бегства сына с невесткой из Питера в Москву. Я думал, что никогда не прощу им такой подлости. Заявить, что наш любимый Питер – это «город не для жизни»! И одновременно с этим оставить на наше попечение это несуразное вонючее создание сатаны. Два года я пытался от него избавиться. За это время для меня Питер постепенно становился «городом не для жизни». Но Варя, многократно покусанная Крисом, продолжала стоически о нем заботиться и грудью препятствовала моим поползновениям на быструю и безболезненную расправу над злобным грызуном. Кто-то скажет, что, мол, в наше время существует масса гуманных способов. К примеру, дать объявление на «Авито»: «Передам в хорошие руки». Но дело в том, что я не хотел свою проблему передавать пусть в чужие, но «хорошие» руки. Меня могло устроить только полное освобождение мироздания от этого зубастого выродка несимпатичного мне семейства грызунов. Впрочем, Варюху не устраивал даже гуманный вариант. И это не смотря на то, что за два года нашего сосуществования с Крисом, он не стал относится к нам лучше. Это животное не знало, что такое благодарность. Про любовь я и не заикаюсь.
Но в один замечательный теплый майский вечер, вернувшись из театра, мы обнаружили его мертвым.
– Сдох от собственной злости, – поставил я точный диагноз. – Прикусил в припадке бешенства ядовитыми зубами свой язык.
Зря я потешался. Супруга сверкнула на меня убийственной молнией и залилась слезами. Меня от дальнейших семейных неурядиц спасло только стопроцентное алиби. В тот день я ни на шаг не отлучался от юбки Варвары. А это значит, что Крис умер своей смертью.
Собственно, с этого всё и началось.
Глава первая
Тайное захоронение
Ночь на двадцать девятое мая
«Вы не поверите! Но темные дела творятся даже белой ночью…»
Пивоваров В.В. Сборник собственных перлов.
Изд-во «Файерфлай». М., 1994. Т.1.С.17
Да. С этого всё и началось. Труп есть труп. Его не воскресишь. Я предложил закопать Криса в «Парке Авиаторов». Благо, что до него нам пять минут пешком.
– Нет! Не будет этого! – Варвара была непреклонна.
– И что с ним делать? Зажарим?
– Дождемся утра. А утром поедем на кладбище и похороним.
– Во-первых, я не собираюсь ночевать в одной квартире с дохлой крысой. Во-вторых, где ты видела, чтобы на кладбище были захоронения животных?
– Надо всегда оставаться человеком. Даже если ты его не любил.
– Не любил? Не преуменьшай моих чувств!
– Наверняка, в Питере есть кладбища для домашних питомцев.
– Ну, да-а-а! Хе-хе. Закажем в церкви отпевание, позовем бабушек плакальщиц, наварим кутьи…
– Я сказала – нет!!! В парке ему будет плохо.
– Ему там будет хорошо!!! По ночам по его могиле будут бегать его сородичи!
Мы долго спорили. Почти до хрипоты. Победила сильная мужская логика.
– Хорошо, – согласилась жена, – но я не хочу, чтобы его раскопали бродячие собаки.
– По такому торжественному случаю, я не пожалею своего гнета.
Гнёт – это тяжелый камень, которым при солении придавливают рыбу.
В полночь я положил в огромную хапужную клетчатую сумку гнет, складную лопатку и завернутый в белую пеленку труп Криса.
В парке мы долго искали участок для могилы. Все достойные места были трудны для копания из-за плотного дерна. Наконец в углу парка мы нашли участочек, где не ступала нога цивилизованного человека, так как летом там часто селились бомжы. Кто здесь что делал, я так и не понял. Может, прокладывали подземный кабель. Или закапывали ночью домашнего слона. Но вместо травянистого грунта в этом месте попадались голые участки из песка. Поэтому я сумел легко и быстро вырыть могилу, если так можно назвать ямку, в которой легко поместился наш тиран. Сверху я положил гнет. Варя, всплакнув, пристроила на камне букетик одуванчиков и сурепки. Пока мы метались по парку, копали и плакали, совсем стемнело. Темноте способствовали тучи, затянувшие горизонт, за которым спряталось питерское солнце. Чтобы найти выход из гущи зарослей я стал искать в сумке фонарик.
В это время Варя тронула меня за плечо:
– Кто-то бежит.
И точно – в темноте все явственней был слышен топот приближающихся ног.
– Слышу.
– Может, запоздалый спортсмен?
– Ага. Или ранний маньяк. Подождем.
И мы замерли. Мы, естественно, никого не боимся. Просто стесняемся, что на нас будут смотреть, как на вредителей, ломающих ландшафт общественных насаждений. Не бегать же за каждым с объяснениями?
Топот приближался, и я сумел разглядеть в свете дальних фонарей силуэт бегущего. Это точно был не спортсмен. Спортсмены редко бегают в плаще и в кепке. Нас от тропы отделяли плотные кусты. В такую темень они явно скрывали человека, спрятавшегося за ними. По крайней мере, бегущий человек вряд ли мог хоть что-нибудь рассмотреть в нашем укрытии. И этот, в кепке, точно нас не видел. Я это говорю с уверенностью на все сто процентов. Пробегая мимо, а тропа здесь делала поворот под прямым углом, он кинул в нашу сторону какой-то предмет. Я почему-то подумал, что это пакет с мусором. «Вот сволочи! – моему возмущению не было предела. – Как будто в городе нет мусорных баков? Обязательно в парке свой шлак надо выбрасывать». Но только я хотел разинуть рот, как услышал топот погони. Судя по всему – бежали еще два человека. Один из них на ходу крикнул:
– Он в кусты его бросил!
– Потом вернемся! – ответил ему напарник.
И они поскакали дальше. Варвара зашептала:
– Уходим! Что сидишь? Уходим скорее!
– Подожди…
– Чего ждать? Когда вернутся и нас прикончат?
– Успокойся! – я тоже говорил шепотом. – Куда это упало?
– Давай! Ищи на свою задницу приключений!
Я на секунду включил фонарик и увидел рядом с Варей изрядно пошарпанный временем кожаный ридикюль. В это время на другом конце парка раздались выстрелы. Их звук послужил для супруги сигналом стартового пистолета. Она схватила меня за руку и ломанулась из кустов. Мы с ней бежали без передышки до светлого перекрестка.
– Подожди! Идем по алее к «Пятерочке», – потащил я ее в сторону от дома.
– С какой радости? Я иду домой! – заупрямилась моя половинка.
Пришлось остановиться, обнять ее и прошипеть на ухо:
– Дура! Сейчас начнем дергаться, привлечем к себе внимание. Домой пойдешь – проблем найдешь. В наше время легко проследить. Кругом камеры.
Она еще раз нервно дернулась. Но я удержал ее:
– Хочешь сдохнуть?
– Мы-то тут при чем?
– Не причем. Просто свидетели. Если что, они и детей не пожалеют. И наших внуков.
Упоминание внуков сразу ее успокоило.
– Теперь, как ни в чем не бывало, идем дальше в те районы, где нет никаких камер наблюдения.
Заряда спокойствия хватило супруге ровно на 10 минут. К этому времени от парка мы уже отмахали два квартала.
– Куда мы идем? Ты спятил?
– У тебя деньги есть?
– Зачем тебе деньги? Маразм победил? Или тебе пуля в голову срикошетила?
– Варя! Слушай меня. Мы с тобой одеты, как два клоуна. Это нас и спасет.
Мы пошли копать могилу ночью. Поэтому оделись соответственно. Не соответственно стилистике Хичкока, естественно, а так, чтобы нас никто не узнал. А во-вторых, чтобы не бояться испачкаться. На мне был старый плащ. Я его не ношу уже лет десять из-за того, что похудел на двадцать килограмм. А на Варе была куртка из искусственного меха, которую из-за обратной причины не стала носить ее располневшая сестра. Столь экстравагантный ансамбль завершала огромная клетчатая сумка, которую я тащил с собой. Еще по пути в парк я пошутил, что мы похожи на кота Базилио и лису Алису в исполнении доморощенных артистов. Только вместо того чтобы откапывать денежки, мы пошли зарывать крысу.
– От чего спасет?
– От смерти, естественно.
Варя толи от испуга, толи от злости, встала, как вкопанная:
– И куда мы бежим? Давай! Объясняй!
– Дома объясню!
– Сейчас!
– Дома!
– Идиот!
Я понял, что ругань до хорошего не доведет и решил снизить накал претензий:
– Ты можешь выслушать меня спокойно? Две минуты. Всего две минуты.
Успокоить ее было невозможно. Но она хоть слушать стала.
– Ты, когда смотришь американские боевики, всегда говоришь в финале: «Сейчас эта тыква бросится обниматься. Повяжет «обнимашками» главного героя по рукам и ногам. А в это время злодей, трижды убитый до этого, выберется из-под обломков, подкрадется сзади и вновь нападет на главного героя».
– К чему ты мне сейчас об этом?
– Слушай сюда!
– Так! Мы бежали полчаса, чтобы я выслушала эту твою дурацкую историю про американские боевики?
Если жена начинает разговор со мной с междометия «так» – это означает, что она находится на пике своего раздражения.
– Нет! Но ты меня вяжешь по рукам и ногам! А могла бы помочь.
И мы с ней опять сцепились. Спорили до хрипоты. И все же я убедил ее, что хоть один раз в жизни, но меня нужно послушать. Ворча и чертыхаясь, Варя двинулась следом за мной. Мы сделали шикарный круголя, который вполне укладывался в понятие «марафонские дистанции». Сначала взобрались на железнодорожную насыпь и прямо по шпалам перешли Московский проспект по железнодорожному мосту. Тому самому, что пересекает его в районе завода «Электросила». Далее мы спустились к Цветочной улице и по этому темному фабричному району двинулись к Лиговскому проспекту. Думаю, что полицейские отчеты зафиксировали в эту ночь спад криминальной активности. И на самом деле, попадавшиеся нам навстречу подозрительные личности в одиночку и группками перебегали на другую сторону улицы или сворачивали в подворотню. Тут не было ничего странного. Вид у нас был еще тот! Огромные старые плащи и отжившие свой век головные уборы. Я и сам, встретившись ночью с такими типами, драпанул бы на всякий случай подальше от них. Вдобавок мы шли уверенным, быстрым шагом, непрерывно громко ругаясь на ходу. Выскочив на Лиговский проспект, я решил, что домой можно вернутся на такси – деньги она с собой все же взяла на всякий случай. И только посмотрев вслед очередной проехавшей мимо нас легковушке, я понял, что нам пора поменять имидж. Мы сняли верхнюю одежду и такси тут же заскрипело тормозами возле нас.
Вернувшись домой, мы сцепились еще больше.
– Так! Как ты меня уже достал! – напирала на меня супруга. – Пивоваров, ты стал старым невыносимым неадекватом!
– Тупица! Вообще ничего не соображаешь? Иногда лучше помолчать!
– Так! Я не могу уже! Ты меня бесишь! Завтра же я еду в Москву к детям! Вернее – сегодня утром!
– Истеричка!
– ДБЛ БЛД!!!
Последняя фраза – это аббревиатура известного «афоризма» нашего министра иностранных дел Лаврова, который Варвара употребляет исключительно в случае беспредельного гнева. После этих слов, мы разбежались в разные стороны. Она в спальню – я на кухню.
Чтобы успокоиться, я залпом выпил бутылку холодного пива, лег на диван и включил телевизор. На экране испуганная женщина пыталась спрятаться от маньяка в темном, забытом богом подвале. Ох, уж эти женщины! Все у них не так. Или «так» !?
Дверь хлопнула, и в замке повернулся ключ. На часах микроволновой печи значилось 5.30. Я вскочил. Мать моя женщина! Я уснул! На обеденном столе лежала записка: «Уехала в Москву на первом «Сапсане». Доеду, позвоню». Вот ведь вредная настыра! Впрочем, как поется в сказке про Айболита: «Шивандары, шивандары, Фундуклей и дукдуклей! Хорошо, что нет Варвары! Без Варвары веселей!» Нет, не веселей, конечно. Какое уж тут веселье? Я не представляю свою жизнь без нее. Но в данном случае, лучше, чтобы она была на безопасном расстоянии.
Я спокойно попил кофе с «Горгонзолой», натянул на руки новые латексные перчатки и пошел в кладовую, где вытащил с антресоли вчерашнюю клетчатую сумку. В ней лежал тот самый ридикюль. А вы думали, что я дурак, на ночь глядя, бешеным тараканом по шпалам носиться? Нет. Не дурак. Бежали, бросали, хотели вернуться и стреляли – это все не просто так. Я сразу сообразил. Там – деньги! Именно поэтому, когда супруга потянула меня из кустов, я успел ловко присоединить к нашему паническому отступлению посланный мне судьбой портфель. Почему вечером его не обнародовал? Просто не хотел расстраивать Варвару. А иначе, взвинченная и без того жена, трепала бы мне и себе нервы до самого утра. А теперь! А сейчас! А ныне! Я имею уникальную для моей семейной жизни возможность спокойно поставить старый пошарканный ридикюль на чистый обеденный стол. И не менее спокойно его открыть. И мне в этом почти магическом процессе никто не мешает. Никто не вопит, не суетится и не виснет на моих руках. Такс, такс! Интересно, а что внутри? Всю ночь я видел сны. Робин Гуд, ограбивший зажравшегося во власти олигарха, кинул в меня сумкой с двумя миллионами долларов и крикнул при этом: «Богатые пусть плачут, а бедные радуются!» В другом сновидении бухгалтер мафии, решив встать на честный жизненный путь, скинул «общаговый» балласт, мешавший ему оторваться от погони жестоких наемных убийц. Он тоже прокричал мне: «Ты много страдал! Это тебе компенсация!»
Портфель был тяжелым. Так что вполне можно было рассчитывать, что он набит деньгами под завязку. Но вдруг я его сейчас открою, а там тыква? Или того хуже: полный саквояж дохлых крыс? Или совсем жутко – живых! Боясь сглазить, с напускным равнодушием в голове, но вспотевшими от предвкушения руками, я открыл портфель. Сверху лежал большущий полиэтиленовый пакет с надписями на арабском языке. Я высыпал его содержимое на стол. Фу-ты ну-ты! Моему разочарованию не было предела. В россыпи на столе я обнаружил только литературу на тюркском, русском и арабском языках: книги, распечатки и журналы. Нафига здесь все это? Нет, макулатура мне не нужна. Даже даром. Лучше бы там была тыква. Нет в жизни счастья у честных людей. А чего ты ждал? Чего-чего? Да, ждал! Даже вожделел! Это не наказуемо. Ну, что это такое? Не могли положить туда хотя бы рублей пятьсот? Идиоты! Жадины! Жадные идиоты! Впрочем, стоп! Огромный саквояж практически не убавился в объеме! Что там еще берут с собой люди, бегающие ночью по паркам? Следующий пакет был набит странной мужской одеждой: черными шароварами, длинными рубахами и головными уборами, знакомыми мне по кинохронике войны в Афганистане. Нет! Это мне не пригодится. Я никому не собирался объявлять джихад. Во рту стало горько от увиденного. Предчувствие нехорошего овладело мной по мановению волшебной палочки. С отвращением я вытащил из портфеля следующий пакет. Его содержимое тут же было вывалено на стол. Жизнь стала лучше! Жить стало веселее! Это были пачки европейской валюты номиналом по сто, двести и пятьсот евро. Я быстро на три раза все пересчитал. Итого: 240 тысяч. Трынь-дынь-дынь-дынь, трынь-дынь-дынь! Сколько же это в рублях? По курсу один к семидесяти, выходило, что я поменял дохлую крысу на 16 миллионов восемьсот тысяч рублей. Спасибо тебе, Крис! Хорошо, что я такой упрямый и сумел уговорить Варюху на похороны в парке. А то сейчас сидел бы в Инете и искал адрес кладбища для животных. Наверняка, услуга этого учреждения, если оно есть, стоит бешеных денег. Моему восторгу не было предела. Мысленно я уже ехал на «Мазератти» по фешенебельным улицам Монте-Карло, подруливая к центральному входу в казино. Если здесь такой прикуп, то что там еще в пещерке Али-Бабы? Оказалось, что сундук уже пуст. Почти пуст. На самом дне одиноко лежал телефон. Таких старинных дешевых телефонов я не видел лет десять. Это была «Nokia», самого простого исполнения. Изрядно пострадавшая от времени. Симка «сотового мастодонта» была прикреплена к корпусу белым медицинским пластырем, на котором карандашом был написан телефонный номер. Больше в сумке ничего не было. Да, обидно…
Впрочем, двести сорок тысяч евро – не плохой куш за ночные переживания. Нет, не так! На сорок пятом году жизни мне, наконец, начало фартить! Жизнь удалась! Столько приятных событий за одну ночь: сдох крысеныш, повалили деньги! Ну, прямо грех расстраиваться, что в портфеле кроме денег всякие там книжки и чьи-то штанишки. У хозяина саквояжа не все так просто с законом. Это факт! А иначе за ним не гнались бы мужики с пистолетами. И это значит – совесть моя не должна мучится угрызениями, что я отнял трудовые накопления у чьей-то добропорядочной семьи. На радостях я хлебанул еще пивка и даже хотел уже звонить супруге, чтобы сообщить ей о приятной находке. Но, черт возьми, что я за человек? Меня, как всегда, сразу стали одолевать мрачные нехорошие сомнения. Не все так просто. Кто был тот бегущий человек? И кто за ним гнался? Конечно, это был не Робин Гуд, не бухгалтер мафии и даже не простой грабитель банков. А иначе, зачем ему эта кипа подозрительной литературы? Да, черт с ними, с этими вопросами! Сейчас пойду и выкину саквояж с макулатурой в мусорку! Нет, в мусорку нельзя. Кто-нибудь найдет, и станет ясно, что я живу здесь. Поехать и выбросить его в другом районе города? Это мысль! Надо так и сделать. Но чем больше я твердил себе о необходимости избавиться от саквояжа, тем сильней в меня проникала тревога: а правильно ли я делаю? Может, это спецслужбы гнались за опасным преступником. Даже, возможно, за террористом. А я выкину улики в мусорный бак. И они пропадут навсегда на свалке. И что тогда? Отнести их на Литейный проспект, дом 4, где расположена резиденция питерской ФСБ? Тогда я стану свидетелем и мне придется вернуть подаренные мне судьбой деньги. Мне не дадут даже четверти этой суммы. Черт возьми! Это ведь не клад. В лучшем случае, наградят памятной грамотой за гражданскую позицию и красными революционными шароварами с кожаным задом, чтоб в седле не протирались. Отдавать деньги мне вовсе не хотелось. Но дело это совсем не простое. Под ложечкой засосало от осознания ситуации. Пивоваров, ты вляпался в самый эпицентр событий, о сути которых до этих пор мог судить только по новостям и детективам. Всегда задумывался о том, что я являюсь свидетелем происходящих в мире событий, находясь на домашней стороне телевизионного экрана. В тапочках и с тарелкой борща перед собой. А ведь кто-то попадает в заложники! А то и того хуже – становится жертвой терактов, шальных пуль и несчастных случаев на дороге. И я, вроде как, ни при чем. Это не моя жизнь. И вот, не постучавшись, эта заэкранная сторона неприглядной жизни ворвалась ко мне в комнату. Что делать?
Надо быть осторожным и никому долгое время не говорить о находке. Даже Варе. Это опасно. Владельцы этого саквояжа или ридикюля – не простые люди. Вчера в парке они стреляли. Из-за чего стреляли? Только ли из-за денег?
Я стал перебирать содержимое первого пакета и попытался вникнуть, что там написано по-русски. Это были какие-то разъяснения к Корану, а также конспекты выступлений неизвестных мне арабских проповедников. Я не особо разбираюсь в мусульманской теологии, поэтому не смог квалифицированно определить назначение этих книг. Но судя по вечерним событиям, они были какой-нибудь радикальной направленности. Наверное, ярые проповедники ваххабизма пытаются заманивать в свою секту новых адептов. Но сумма – не слишком ли она большая для организации проповедей? Да кто его знает, какие у них расценки? Может и не большая. Вон, Илья Пономарев за одну лекцию в «Сколково» получил в свое время двести тысяч баксов. Так он еще возмущался, мол, такая работа стоит в десять раз больше. Но я не Илья Пономарев. Я Владимир Пивоваров. И деньги эти – вовсе не за лекцию. Перед глазами калейдоскопом запрыгали картинки: взорванный скоростной экспресс, теракт в метро, война в Сирии. Блин! Я буду кататься на «Мазератти» по Лазурному берегу – а в моем городе какие-то твари будут готовить людей для совершения терактов? И тут меня осенило! Сегодня 29 мая. До начала Чемпионата мира по футболу осталось всего две недели. Не связаны ли вчерашние события с ним?
Совесть вывернула меня наизнанку. И я решился. Отныне у меня две задачи: отдать содержимое саквояжа правоохранительным органам и при этом не расстаться с деньгами. Я убедил себя, что двести сорок тысяч евро как раз соответствуют плате за мою гражданскую позицию. И за риск, которому я подвергаю себя и свою семью. А галифе с кожаным задом пусть радуется тот, у кого есть лошадь. Или, к примеру, осел.
Определившись со стимулом гражданской ответственности, я испытал зуд активизации жизнедеятельности и азарт политического интригана. Надо действовать! Действовать немедленно и предельно осторожно. Черт возьми! Пусть это звучит пафосно, но я ощутил каждой клеточкой своего в меру упитанного организма, что пора совершить, может быть, главный поступок в своей жизни. Да что там – подвиг!
