Сергей Зверев
Акваланги на дне
Глава 1
Внушительных размеров подземный коридор тянулся ровной, прямой линией, его гладкие стены, вырубленные в сплошной скале из светло-розового с темными прослойками гранита, имели высоту более четырех метров и оканчивались сверху полукруглым сводом, словно в галереях какого-то древнего языческого храма. Впрочем, как раз на храм этот подземный коридор был менее всего похож. Потому что стены были сплошь усеяны какими-то трубами, переплетающимися в немыслимые узлы, кусками арматуры, назначение которых теперь уже невозможно было бы угадать, узкими и крутыми стальными лестницами, обрывавшимися над бездной и не ведущими никуда.
Бесчисленные новые коридоры, такие же внушительные и меньших размеров, отходили во все стороны от этого главного, терялись во мраке, заставляя предполагать целый подземный лабиринт, из которого один только Всевышний мог знать выход. В самом низу подземного коридора вместо бетонного пола тихо плескалась вода, коридор был частично затоплен, причем, судя по ровной и ничем не замутненной глади, течение в вырубленном в граните лабиринте отсутствовало.
По ровной, как зеркало, воде внизу подземной галереи на небольшой надувной резиновой лодочке с веслами плыл человек. Он был одет в гидрокостюм, плотно облегающий его крепкое, мускулистое тело, выдающее спортсмена-профессионала, голову его и лицо закрывала маска акваланга, два баллона были укреплены на спине, а на ногах виднелись ласты. Свет его довольно мощного электрического фонаря, поставленного на носу лодочки на манер прожектора, не в силах разогнать мрак огромного подземелья, лишь изредка выхватывал то замысловатое переплетение труб под потолком, то кусок свисающей со стены лестницы, то торчащие прямо из воды на манер дреколья острые концы арматуры. Их человек в лодке огибал с величайшей осторожностью, понимая, какую опасность они представляют для его утлого надувного суденышка.
Лодка, на которой плыл по подземной галерее человек, была совсем крошечной, рассчитанной на одного пассажира с грузом. Этот груз был в мешке и находился впереди гребущего веслами человека, поверх же мешка, кроме мощного фонаря, единственного источника света во мраке полузатопленного подземелья, лежала, тускло поблескивая в отблесках электрического света, небольшая карта-план, покрытая ламинированным слоем, защищающим ее от опасности вымокнуть и загрязниться.
Несомненно, эта ламинированная карта была планом вырубленного в гранитной скале лабиринта. Потому что человек на лодке справлялся с ней постоянно. Подплывая к очередному ответвлению от основного коридора, он останавливался, бросал весла, брал в руки фонарь, освещал им вход в галерею – над каждым из них обязательно висела табличка из нержавеющей стали с выгравированным на ней номером. Рассмотрев номер, человек в лодке глядел на свою ламинированную карту, после чего снова укреплял на носу фонарь и плыл дальше. Так он медленно, но верно продвигался по запутанному лабиринту подземных галерей.
Вот, справившись с картой, аквалангист в лодке свернул в одну из боковых галерей, затем последовали новые повороты в разные стороны. Чем дальше продвигался аквалангист, тем больше виднелось следов человеческой деятельности в подземелье. Все больше попадалось разнокалиберных ржавых труб под потолком и на стенах, которые сплетались в невероятные, непонятные для стороннего наблюдателя узлы, чаще и чаще возникали вдоль стен лестницы-трапы, подводящие к каким-то загадочным дверям в толще скалы.
С каждым метром галерея становилась все уже, а торчащие со всех сторон прутья разорванной и изогнутой арматуры подбирались все ближе, так что аквалангист на надувной лодке должен был проявлять максимум внимания, чтобы не зацепиться за них и не повредить свое хрупкое плавсредство. Вместе с тем, казалось, он ничуть не удивлялся этому нагромождению непонятных, жутковато выглядящих стальных конструкций, словно эти галереи выглядели именно так, как он и предполагал.
Внезапно узкая галерея, по которой плыл аквалангист, расширилась, образовав что-то вроде небольшого зала, полузатопленного морской водой. Из этого зала так же во все стороны расходились галереи, но некоторые из них были закрыты огромными решетками с толстыми прутьями, а другие оказались и вовсе затоплены морской водой, о них свидетельствовали только таблички из нержавеющей стали, укрепленные на гранитной стене над самой водой, и видневшийся проржавелый механизм подъема закрывающей их решетки. Казалось, подземный зал был каким-то узловым местом в системе подземного лабиринта, потому что в нем вокруг стен было оборудовано что-то вроде причала и бетонной площадки, достаточной для того, чтобы вытащить на него надувную лодку.
Аквалангист именно так и сделал. Он вытащил свою надувную лодочку на бетонный бортик, почему-то не решившись оставить ее на плаву. Еще раз внимательно осмотрелся вокруг, потом склонился над ламинированной картой, изучение которой также удовлетворило его. Тогда он расстегнул лежащий в ней брезентовый непромокаемый мешок, вытащил оттуда портативную рацию, включил ее на передачу.
– Я на месте, – проговорил аквалангист в микрофон рации, и его голос прозвучал странно робко и призрачно в этом полузатопленном подземелье. – По карте все сходится: галерея 16-С на месте, она затоплена и закрыта стальной решеткой... Начинаю погружение. На связь выйду через полчаса.
– Понял. Действуй! – ответила рация мужским, басовитым и раскатистым голосом, и говоривший отключился.
Аквалангист спрятал рацию обратно в мешок. Вместо нее извлек оттуда огромные кусачки для перекусывания стальной проволоки большой толщины и прочности, пневматический пистолет для подводной стрельбы, стреляющий тонкой стальной иглой, подводный химический источник света, нож с широким и прочным лезвием. Все это он хитроумно укрепил на поясе гидрокостюма, затем взял в рот загубник, ведущий к баллонам с воздухом и до тех пор попросту болтавшийся за его спиной. Открыл вентиль первого баллона, убедился, что тот функционирует нормально. И только после этого аквалангист очень осторожно, чтобы не расшибиться о металлоконструкции, в изобилии торчащие вокруг него из воды, соскользнул с бортика и ушел под воду.
Как и всегда в заброшенных и затопленных водой сооружениях, в этом подводном коридоре видимость была плохой. Взвесь из мазута и ржавчины, казалось, никогда не оседала в этих галереях. Зеленоватый свет химического фонаря смутно освещал лишь небольшое пространство впереди на расстоянии вытянутой руки, выхватывая из мрака концы торчащих обрывков арматуры, каких-то изогнутых труб, обломков металлоконструкций. Все металлические детали вокруг были отменно ржавые, изъеденные коррозией до предела, и непонятно было, почему эти железяки до сих пор держатся в морской воде, не рассыпаются в прах.
Перед аквалангистом находилась галерея 16-С, вход в которую закрывала ржавая решетка с толстыми, из прочной стали прутьями. Казалось, аквалангист был готов обнаружить ее здесь. Он подплыл вплотную к решетке, снял с пояса огромные кусачки и стал один за другим перекусывать толстые прутья и отгибать их в сторону, образовывая внушительных размеров дыру. Как ни странно, перекусывание и отгибание далось ему без особенных усилий, внешне толстые и прочные прутья оказались сильно изъедены коррозией. Так что уже менее чем через десять минут в решетке оказалась дыра, достаточная для того, чтобы человеку в акваланге протиснуться сквозь нее. Аквалангист именно это и сделал. Оказавшись за преграждавшей вход в галерею 16-С решеткой, он продолжил свой путь по затопленному коридору, умело уворачиваясь от торчащих со всех сторон острых концов арматуры.
Внезапно сильнейший толчок сзади отбросил его вперед, едва не натолкнул на торчащий на манер копья конец разорванной и ржавой трубы. Вода вокруг заходила ходуном, сильная вибрация стала швырять аквалангиста по узкому пространству затопленной галереи, грозя расшибить его насмерть о торчащие со всех сторон острые железяки. Кое-как сумев вцепиться в какой-то торчащий из стены крюк, аквалангист оглянулся. Позади него бесшумно и величественно опустилась огромная бронированная плита, наглухо перекрывшая узкое пространство подводного коридора и преградившая ему путь обратно, прочь из галереи. И едва он понял это, как новое сотрясение воды заставило его изо всех сил вцепиться в торчащий из стены крюк. Впереди него, там, куда он хотел проплыть, опустилась вторая, точно такая же глухая плита из бронированной стали. Аквалангист оказался в ловушке.
Лицо аквалангиста исказила гримаса смертного ужаса. Он метнулся было к одной плите, тщательно осмотрел и ощупал ее, затем к другой – нет, это было бесполезно. Они перекрывали коридор наглухо, так что никакого средства проскользнуть мимо них не было. В свете химического фонаря он вдруг заметил на гранитной стене коридора три стеклянных кружочка, тускло поблескивавших в сумраке подземелья, словно глаза мертвого зверя. Увидев их, аквалангист все понял. Это были фотоэлементы, реагирующие на всякое движение в толще воды и при появлении всякого движущегося объекта включающие механизм, опускающий бронированные плиты. Проклятые строители этих коридоров решили обезопасить их от непрошеных гостей. И вот уже столько лет эти подводные катакомбы были заброшены, а автоматические шлюзы-ловушки работали, будто новые.
Аквалангист понял, что выхода из этой ловушки для него нет. Те, кто ее устраивал, уж постарались, чтобы угодивший в нее не смог бы выбраться самостоятельно. Свою рацию, по которой он мог бы сообщить о постигшей его беде, аквалангист вместе с лодкой оставил на бетонном бортике, и помощи в этом заброшенном и полностью безлюдном подземелье ему было ждать неоткуда. Это означало, что жить ему оставалось ровно столько, на сколько хватало воздуха в баллонах. Холодный пот прошиб аквалангиста, ужас сковал грудь.
Аквалангист был человек уже немолодой, когда-то в юности неплохо натренированный, но с тех пор он заметно ослаб и раздобрел вследствие своего, в общем-то, неспортивного образа жизни. Поняв, что ему крышка, он страшно испугался, на грудь его словно навалилась ледяная глыба, а сердце в груди застучало бешено и с отчаянной силой. В пароксизме отчаяния и страха человек метнулся вверх, ударился головой о какой-то торчащий из толщи гранита выступ арматуры, почувствовал, что в глазах его темнеет от боли.
По инерции его тело стало погружаться вниз, ко дну коридора, и когда аквалангист открыл глаза, то первое, что он увидел, было искаженное ужасом, с широко раскрытыми стеклянными глазами, мертвое человеческое лицо за маской акваланга. Это было лицо аквалангиста, прежде него попавшего в эту ловушку и погибшего в ней. Однако наш аквалангист ничего не знал про это, и вид этого мертвого лица был настоящим шоком для него. Ему показалось, что сам призрак смерти уже явился за ним, и суеверный ужас охватил все его существо. Внезапная адская боль пронизала грудь, будто что-то с силой ударило прямо против сердца. Почувствовав приступ удушья, аквалангист, забывшись, инстинктивно стал хватать ртом воздух – и выпустил загубник.
Освобожденный воздух из баллона тут же стал крупными пузырями уходить в воду. А сам аквалангист захлебнулся соленой морской водой прежде, чем сердечный приступ довершил дело. Тело с остекленевшими от ужаса и боли глазами вытянулось, задергалось в последних стремительных конвульсиях, но вскоре затихло, замерло, будто окаменело. Человек был мертв.
Воздух из первого баллона продолжал выходить все более слабеющей струйкой, скапливаясь под потолком герметично перекрытой галереи и образуя там большой пузырь. Второй же баллон на спине умершего аквалангиста так и остался нетронутым, кран, переключающий шланг загубника с одного баллона на другой, так и остался непереведенным.
Глава 2
Находящийся в пятнадцати километрах от Севастополя приморский городок Балаклава расположился на берегу небольшой, со всех сторон закрытой скалами бухты. С морем эту бухту соединяет узкий и извилистый пролив, ширина его в некоторых местах не более трехсот метров. Однако пролив достаточно глубок, так что судно практически любого класса и назначения может войти в Балаклавскую бухту.
Балаклава вместе с ее бухтой является одним из живописнейших уголков в Крыму. Долгое время этот городок был закрытым, и красотами местной природы могли любоваться лишь немногие люди, причастные к Краснознаменному Черноморскому флоту. С развалом флота городок утратил свое стратегическое значение, получил статус открытого, однако балаклавский маршрут до сих пор остается одним из самых малоизведанных в Крыму, практически не тронутым туристическим бизнесом, что придает этому месту первозданную красоту и очарование.
Горы вокруг Балаклавы совершенно зеленые, поросшие странными на взгляд выходца из средней полосы России субтропическими деревьями и кустарниками. Скалы, окружающие Балаклавскую бухту, большей частью почти отвесно сходят к воде, только слева от входа в бухту вместо гранитных скал расположен огромный пологий холм, на котором издали виднеются развалины генуэзской крепости, построенной в этих местах еще в четырнадцатом веке.
Правая сторона залива получила среди местного населения название Белых камней, из-за того что почти отвесные, высящиеся у самой воды скалы почему-то совершенно голые, напрочь лишены растительности. Скалы эти состоят из особенного, характерного именно для Крыма светло-розового с более темными прожилками гранита, напоминающего свежее мясо. В лучах полуденного, а особенно заходящего солнца эти скалы горят белым золотом, и не случайно расположенные по соседству с Белыми камнями песчаные отмели балаклавцы так и называют: Золотой пляж, Серебряный пляж.
Белые камни – довольно оживленное место. Там неподалеку от входа в бухту расположен причал, где постоянно дежурит сторожевой катер морской пограничной службы Украины. Немного подальше, где склон бело-розовой горы менее отвесно спускается к морю, расположен пляж, и в самом разгаре «бархатного сезона» там полно отдыхающих. Неподалеку от этого пляжа всегда снует по бирюзовой глади моря множество маломерных плавсредств: катера, надувные лодки с подвесным мотором, байдарки и даже водные велосипеды. Так что никто особенно не обращал внимания на небольшой морской мотобот, который упруго колыхался на легкой прибрежной зыби. Ни у кого не вызывал удивления даже тот факт, что этот мотобот был поставлен на якорь возле самой отвесной бесплодной скалы, там, где, казалось бы, совершенно нечего было искать.
Сидящего на корме мотобота скучающего мужчину вовсе не трогали восхитительные красоты южной природы. Он рассеянно и равнодушно щурился на играющее яркими бликами под полуденным солнцем бирюзовое море, над которым носились с тревожными криками белоснежные чайки, чуточку настороженным взглядом провожал каждый проплывающий мимо него катер, на живописные зеленые горы над его головой он даже не смотрел. Быть может, хозяин мотобота, несомненный коренной житель курортного полуострова, настолько привык ко всей этой красотище, столь ошеломляюще действующей на утомленного унылым сумрачным небом жителя севера страны, что попросту не замечал ее. По виду этого человека легко можно было заключить, что сентиментальность и склонность к поэзии менее всего свойственны его характеру.
На вид сидящему на корме мотобота было около сорока пяти лет. Это был довольно красивый мужчина с крупными и эффектными чертами лица, из тех, что нравятся женщинам. Особенно сильное впечатление на них должны производить волевые складки на его скулах и выступающий вперед квадратный подбородок, придающий ему сходство с героями-суперменами из голливудских фильмов. Его загорелое, мужественное лицо ничуть не портили едва заметные шрамы на шее и подбородке, какие обыкновенно остаются после пластических операций, например, подтяжки кожи на лице. Рельефные, хорошо развитые мускулы проступали сквозь плотно облегающий его тело полосатый флотский тельник, что указывало на его принадлежность к морскому сословию. Впрочем, на Черноморском побережье Крыма тельники в быту носят едва ли не все взрослые мужчины, и жизнь многих из них так или иначе связана с морем.
Сидящий на корме мотобота мужчина с квадратным подбородком глянул на часы, потом вопросительно уставился на портативную коротковолновую рацию с длинным отростком антенны, которую он держал в руках. Вполголоса, как делают люди, чувствующие себя в полном одиночестве, он пробормотал:
– Ну же? Полчаса прошло. Где же твой выход на связь?
Он с выражением нескрываемой тревоги оглянулся на отвесную скалу берега. Только отсюда, находясь возле самого камня, можно было рассмотреть, что гранитная стена, уходящая отвесно в море, не была сплошной, в ней чернел небольшой, не более полутора метров шириной и на столько же возвышающийся из воды грот. Мужчина снова глянул на часы, потом рассеянно оглядел синеющий вдали горизонт, где спокойное бирюзово-синее море сливалось с безбрежной лазурью небес. Он терпеливо ждал, что вот-вот лампочка на рации засветится и ушедший в вырубленный в скале полузатопленный лабиринт аквалангист, как обещал, выйдет на связь. Но прибор молчал, и человек с квадратным подбородком озабоченно хмурил брови.
Наконец он не выдержал. Нажал на рации какую-то кнопку, заговорил своим мягким, уверенным басовитым голосом.
– Анатолий! Как слышишь меня? Анатолий! Прием.
Однако рация безмолвствовала, видимо, Анатолий не слышал его.
Раздосадованный человек на мотоботе выключил рацию и презрительным жестом швырнул ее на сиденье рядом с собой. Он принялся снова со скучающим видом глазеть на окрестный восхитительный пейзаж, потом, словно соскучившись, потупился, стал глядеть только на воду, лениво плескавшуюся в борт его небольшого суденышка.
Так прошел час, полтора. Мужчина на корме словно заснул, сидя ссутулившись и глядя на воду. Внезапно он встрепенулся, опять глянул на часы, сокрушенно покачал головой. Снова подхватив с сиденья рацию, он принялся вызывать ушедшего в тоннель аквалангиста, однако ответа так и не получил. Тогда только он безнадежно махнул рукой, небрежно бросая портативный передатчик на мешок с вещами.
– Короче, все, крышка ему, – вполголоса, как бы для самого себя проговорил он. – Однако это уже третий. – Он горько усмехнулся, с досадой сплюнул в море. – Что за херотень там, в самом деле, что, кого ни пошлю, никто не возвращается?!
Человек с квадратным подбородком потянулся к расположенному на корме мотору, завел его, дал газ, стал медленно разворачиваться и взял курс куда-то в сторону, прочь от Балаклавской бухты. На оставшийся за его спиной загадочный грот, за которым открывалось рукотворное подземелье, он больше не смотрел.
Глава 3
– От второго причала отходит катер по маршруту «Графская пристань – Северная сторона».
Голос диктора сменили светлые и печальные звуки «Севастопольского вальса». Небольшой прогулочный теплоходик с кучей праздного курортного народа на борту взревел, натужно загудел мотором, распространяя вокруг отвратительный, едкий запах дизельных выхлопов. Молодой матрос в тельнике и джинсах проворно размотал швартовы, покидал их на борт своего суденышка, запрыгнул на него сам. Теплоходик забурлил винтами за кормой, будто нехотя отвалил от дебаркадера, стал медленно разворачиваться, чтобы взять курс на другой берег огромной бухты, называющийся Северная сторона.
Среди собравшейся на палубе катера разномастной толпы – отдыхающие с их беспечно расслабленным и пьяно-веселым видом, озабоченные и хмурые коренные жители Севастополя – особенно выделялся в первую очередь благодаря своему огромному росту и богатырскому телосложению молодой мужчина лет около тридцати, по обветренному и загорелому лицу которого и особенной выправке нетрудно было догадаться, что это морской офицер. Рядом, тесно прижимаясь к нему, стояла молодая женщина, ее на редкость красивое, с мягкими и правильными чертами лицо обрамляли нежно-золотистые волосы. На плечах моряк держал полуторагодовалого сынишку, который с серьезным и сосредоточенным видом глазел на все вокруг, чувствуя себя на папиных плечах уверенно и комфортно.
Стоящего на палубе катера высокого атлета с ребенком на плечах звали Сергей Павлов. Он и в самом деле был морской офицер, старший лейтенант, служил на Северном флоте, а в Крым приехал отдыхать с семьей. Хотя старший лейтенант на флоте ненамного более высокое звание, чем в армии, в отношении старлея Павлова случай был особый. По должности своей он был командиром отряда боевых пловцов Северного флота России, элитного воинского подразделения, подчинявшегося непосредственно контрразведке штаба флота. Этот отряд состоял только из офицеров и мичманов, и те обязательно должны были окончить не только воинскую школу или высшее командное училище, но и специальную «учебку», которая до того времени располагалась в Крыму, в городе Балаклаве, и лишь в последние годы была расформирована.
Воинская квалификация у боевых пловцов во все времена была исключительной. Их обучение и подготовка включали не только совершенствование своей физической формы, уверенное владение всеми видами огнестрельного и холодного оружия, приемами рукопашного боя, но и – это в первую очередь! – тщательнейшее изучение и освоение навыков погружений и поведения под водой. Боевой пловец должен уметь плавать как рыба, погружаться с аквалангом на предельные и запредельные глубины, находиться под водой дольше, чем это может обычный человек. Все это приближало настоящего боевого пловца к легендарному, воспетому в знаменитом фантастическом романе образу человека-амфибии.
К этому надо прибавить большую интеллектуальную подготовку.
В балаклавской учебке самым подробным и основательным образом изучали не только географию, военную историю, и в первую очередь историю военного флота, но и внутреннее устройство всего, что когда-либо плавало, плавает и будет плавать по всем морям и океанам земного шара, а это далеко не пустяковый объем информации. Так что настоящий морской спецназовец – это не только накачанные мускулы и умение махать руками и ногами, но прежде всего исключительный интеллект, направленный на выполнение боевых задач на грани невозможного, связанных с морем, и способность к выживанию в исключительных условиях, где, казалось бы, не уцелеть никакому живому существу.
Однако если таковы требования, предъявляемые к рядовому бойцу отряда боевых пловцов, то какова должна быть квалификация у командира этого элитного подразделения, который в настоящий момент стоял на борту рейсового севастопольского катера и с наслаждением щурился на сияющее блестками море.
Сергей Павлов на самом деле был на своем флоте своего рода знаменитостью. О боевых операциях с его участием рассказывали друг другу не только офицеры и мичманы в дружеских застольях, но и командиры своим матросам во время теоретических занятий, про него даже ходили легенды. За буйный нрав и исключительное мужество и находчивость в нестандартных ситуациях старлей Павлов еще в годы своей юности получил прозвище Полундра. Под этим прозвищем знал его весь Северный флот.
Теперь, едва небольшой рейсовый катер, глухо зарокотав двигателем, отвалил от бетонной стенки причала, Сергей Павлов с наслаждением вдохнул свежий морской воздух и почувствовал то особое блаженное волнение, какое испытывает истинный моряк, когда он выходит в море, пусть даже на такой недолгий срок.
– Интересно, Сережка, – заговорила его белокурая жена Наташа, – а что, общественный транспорт на эту Северную сторону в Севастополе не ходит?
– Троллейбус ты имеешь в виду? – переспросил Полундра. – Конечно, ходит. Только понимаешь, в Севастополе во многие районы проще добраться морем, чем по суше. И быстрее, и надежнее.
– Серьезно?
– Сам город расположен вокруг Севастопольской бухты, – продолжал старлей, – а бухта представляет собой огромную береговую излучину. И прежде тут работали перевозчики, возили людей на лодках из одного района города в другой, потому что добраться по воде намного проще и быстрее, чем тащиться по улицам. А теперь-то и подавно здесь регулярно курсируют катера. Катера в Севастополе и есть самый популярный общественный транспорт.
– Но ведь катер идет медленнее, чем, например, автобус, – возразила Наташа.
– Вовсе нет! – ответил Полундра. – Его реальная скорость сейчас где-то двадцать пять узлов, это сорок пять километров в час. Примерно с такой же скоростью тащится автобус по городским улицам, особенно если они разбиты, а у автобуса много остановок. Но не в этом дело! Катер же идет напрямую, через бухту, поэтому все равно выходит быстрее. К тому же плыть по морю – это же здорово! Смотри, какая красотища! – Он указал на стремительно удаляющуюся от них Графскую пристань. – Севастополь с моря изучать даже лучше, чем с суши, виды великолепные.
– Да, это здорово, – согласилась Наташа, с восторгом оглядывая панораму открывающегося с моря Севастополя.
– Вон, смотри, – продолжал Полундра, указывая в сторону города. – Место, откуда мы вышли, называется Графская пристань. Она как бы центральная в Севастополе, расположенная посередине бухты. Прямо к ней примыкает площадь адмирала Нахимова. На ней, видишь, вон то старинное здание, окна с матовыми стеклами? Это штаб российского Черноморского флота.
– Конечно! Ты мне его показывал уже, когда мы проходили мимо!
– А, ну да. Штаб нашего флота я тебе действительно показал. Ты же знаешь, что Черноморский флот теперь разделили, часть кораблей осталась у России, а часть передали Украине. Штаб Черноморского флота Украины, он в другом месте...
Они немного помолчали.
– Не надоело тебе море? – неожиданно спросила Наташа, снизу вверх пытаясь заглянуть своему мужу в глаза. – На службе – море, отдыхать приехали – тоже море.
– Да, пожалуй что, – ответил, улыбнувшись и щуря свои глаза на солнце, моряк. – Но я взял, что дают. Путевку в санаторий Военно-морского флота на сорок пять суток в Крым, да еще в бархатный сезон получить, – это, знаешь ли, не каждому выпадает. К тому же море здесь другое, теплое, ласковое. Не то что у нас в Североморске. Ничего, отдохнем! – обнадеживающе воскликнул он, поднимая своего сынишку повыше, чтобы тот мог лучше видеть окружающее великолепие.
– Ой, Сережа, смотри! А это что, маяк? – Она указала на высокую, увенчанную огромным стеклянным конусом башню из красного кирпича, высившуюся справа по ходу катера.
– Конечно, – ответил Полундра. – И ночью он светится. В тихую и ясную погоду прямо видно, как луч его на воду ложится.
– Это ведь очень красиво, правда? – воскликнула Наташа.
– Ну да. – Сергей усмехнулся. – Только на красоте и живописности достоинства этого маяка и заканчиваются. Практическая польза навигации от него теперь равна нулю. Так, исторический памятник.
– Исторических памятников тут, я смотрю, не счесть, – заметила жена, вглядываясь в береговую полосу. – Вон там редуты какие-то, скульптуры...
– Это бастион времен первой обороны Севастополя, во время Крымской войны. А вон то, – Полундра указал назад, где за кормой катера виднелось какое-то величественное сооружение, – Памятник погибшим кораблям.
Наташа несколько мгновений рассматривала величественный и мрачный памятник. Потом машинально обернулась, посмотрела вперед по ходу катера. Там у самой оконечности бухты на Северной стороне высились на рейде большие, угловатые и грозные серые корпуса военных кораблей. Лицо Наташи стало серьезным.
– Это наши корабли? – спросила она своего мужа.
– Украинские, – ответил Полундра. – Когда-то здесь находилась база Черноморского флота СССР, теперь база ВМС Украины. Украинский Черноморский флот.
– Ну да, ты мне рассказывал, – проговорила она. – Ты ведь служил здесь.
– Не совсем здесь, – возразил ей Полундра. – Я служил в Балаклаве, это пятнадцать километров от Севастополя. Там раньше была учебка морского спецназа, сейчас-то ее расформировали. А я еще успел в ней поучиться. Сразу как Нахимовское училище кончил, меня сюда и направили.
– Ах, ну да, ты же у нас элитный спецназ! – усмехнулась Наташа, крепко прижимаясь к мужу, обнимая и целуя его, а заодно и своего Андрюшку, который, казалось, со всем вниманием прислушивался к разговору родителей. – Ты у нас самый крутой подводник на всем Северном флоте!..
В этот момент завыла сирена. Катер уже пришвартовался к небольшой пристани на Северной стороне Севастополя, и матрос в полосатом тельнике и джинсах спрыгнул на бетонный дебаркадер и приготовился принять швартовы и намотать их на чугунные кнехты. Полундра с женой и сыном направились к борту теплоходика, готовясь сойти на берег.
Оказавшись на пристани, они некоторое время неторопливо и вроде бы бесцельно шагали по тенистому тротуару одной из нешироких и тихих севастопольских улиц. Красивые, старинной постройки дома высились с обеих сторон ее. Полундра с сыном на плечах был задумчив, не смотрел по сторонам и молчал, между бровей его залегла сосредоточенная складка. Наташа поначалу думала, что они идут по городу просто так, куда несут их ноги, но вот ее муж довольно уверенно свернул за угол, перешел на другую сторону улицы. Это все производило впечатление, что старлей ведет ее с какой-то вполне определенной целью. Зная характер своего мужа, Наташа чувствовала, что в душе его происходит что-то не совсем обычное. Вместе с тем его сосредоточенное молчание несколько пугало и тревожило ее.
– Ты, Сережка, кстати сказать, – заговорила она, истомившись молчанием, – так до сих пор и не сказал мне, зачем мы отправились на эту Северную сторону. Почему не на пляж? Вчера только приехали. Успеем еще везде побывать!
– Да, конечно, – очнувшись от задумчивости, ответил Серега Павлов. – Но так надо. Сейчас придем, сама все поймешь.
Они снова свернули на какую-то еще более тихую и спокойную улицу и вдруг вышли на небольшую площадь. На противоположном конце этой площади виднелась старинного вида арка, от нее в обе стороны шла изящная, с замысловатыми узорами чугунная решетка заграждения. За этой решеткой виднелся большой тенистый парк, высокие, раскидистые кроны его деревьев в этот по-южному жаркий и солнечный полдень так и манили прохладой. Возле входа в парк вдоль арки сидели старушки и продавали цветы. Ни слова не говоря, Полундра направился к одной из них и, не торгуясь, купил букет.
– Это кому? – заинтересованно наблюдая за его действиями, спросила Наташа.
– Прости, не тебе...
И Полундра с ребенком на плечах и с букетом в руке повел ее под арку, в тенистый парк.
