Set Fox
Путь ненависти
Глава 3
7 месяц, 178 год после войны.
Каждое утро начиналось одинаково. Для него.
Стоило солнцу едва приподняться над горизонтом, как Каитиро уходил во двор. Я слышала, как скрипят половицы, как аккуратно закрывается дверь. Иногда я просыпалась от этого. Иногда уже сидела у окна, грея руки о чашку чая, и смотрела, как он тренируется.
Он не знал, что я наблюдаю. Наверное.
…Хотя, с ним я никогда не была уверена.
Каитиро был слишком сосредоточен. Ровные, точные движения, в которых чувствовалась отточенность. Он будто возвращал себе то, что когда-то потерял, и каждое утро напоминал телу, как это – быть сильным. Быть тем, кем он был до… до всего, что с ним случилось.
Иногда я ловила себя на том, что забываю дышать. Замираю, прижав ладони к щекам, не отрывая взгляда от того, как напрягаются мышцы у него на руках, когда он бьёт в пустоту. Он всегда снимал верхнюю одежду и оставался с обнажённым торсом.
Я сглотнула, заставляя себя отвести взгляд. Он не должен знать.
Но он был… красивым. Слишком красивым, чтобы на это смотреть и не смущаться. Я не должна была пялиться. Мне ведь совсем не интересно, как у него двигаются мышцы под кожей. Или как капли пота стекают по его шее к ключицам…
Я закашлялась, опомнившись, и прижала пальцы к губам. Нет, всё же не должна была пялиться.
– Может, вместо того чтобы любоваться, присоединишься ко мне? – раздался его голос так внезапно, что я вздрогнула и едва не расплескала остатки чая.
Он не смотрел прямо на меня. Нет. Он продолжал двигаться – шаг вперёд, разворот корпуса, точный выпад, и только потом обернулся через плечо. Глаза прищурены, на губах – что-то очень похожее на усмешку.
Я замерла, как будто меня застали за чем-то ужасно неприличным. Хотя…
По-моему, так и было.
– Я… я просто…
– …наблюдаешь. – Он кивнул, не давая мне договорить. – Это я заметил. Уже несколько дней подряд.
Я почувствовала, как уши начали гореть. Отлично. Теперь он точно знал.
– Прости, – выдохнула я, пытаясь собрать остатки достоинства. – Я не хотела мешать.
– Ты не мешаешь. – Его голос стал чуть мягче. – Но я бы не отказался от спарринг-партнёра.
– Я не люблю сражаться, – честно призналась я.
Он хмыкнул, коротко, едва заметно.
– Именно поэтому стоит попробовать.
Я колебалась. Очень. Но ноги сами понесли меня во двор, словно между нами натянулась тонкая нить, которую я не смогла разорвать.
Он продолжал двигаться, напевая что-то негромко себе под нос. Мелодия была незнакомой, но странно притягательной. Настроение у него явно было хорошим, даже слишком для столь раннего утра.
Я остановилась в двух шагах от него, не зная, что делать дальше. Просто стояла, сжимая в пальцах рукоять кинжала, и чувствовала себя совершенно не в своей тарелке.
– Нападай, – сказал он просто.
Я переминалась с ноги на ногу, прежде чем всё-таки заставила себя поднять руку и сделать неловкий выпад вперёд. Глупо получилось. Если бы он хотел, уже перехватил бы моё запястье.
Каитиро только вздохнул, но мягко, почти терпеливо.
Он шагнул ко мне. Не быстро, но достаточно близко, чтобы я непроизвольно сделала полшага назад. Остановилась. Заставила себя остановиться.
– Не бойся. Я не трону, – голос его был ровным, тихим, но от этого кожа у меня пошла мурашками сильнее.
Конечно, не тронет. Никогда бы не тронул. Но дело было не в этом.
Он стоял передо мной… слишком близко. На нём ведь были только тренировочные штаны, и я снова поймала себя на том, что взгляд то и дело соскальзывает ниже линии его ключиц. Никакой ткани, никаких барьеров. Только кожа, только гладкие, мощные мышцы под ней.
Я спешно подняла взгляд выше. Но это оказалось ошибкой.
Зелёные глаза смотрели прямо на меня. В них было спокойствие. Уверенность. А я… я ощущала, как горячо горят уши. И точно знала, что щеки сейчас такого цвета, что Вейра, моя подруга, уже начала бы вовсю подтрунивать надо мной.
– Стойка, – сказал он, спокойно, будто не замечая того, что я, похоже, забыла, как дышать.
Каитиро поднял руки, показывая. Его плечи слегка напряглись, мышцы на животе чётко обозначились под кожей. Я отвела взгляд, сосредоточившись на пальцах. Длинные, изящные…
Он медленно развёл ладони, показывая, как мне держать руки.
– Ты должна держаться прямо, но не зажиматься, – продолжал он, делая шаг ещё ближе. Тепло его тела обдало меня, как будто рядом развели костёр. И тогда я снова ощутила его запах.
Тот самый.
Тёплый, терпкий аромат заполнил лёгкие – смолянистый, глубокий, с тонкими дымчатыми нотами. Он тянулся следом, убаюкивающий, пряный, с той самой горьковатой ноткой…
Я замерла, резко осознав: этот запах был тогда, когда он нёс меня на руках. Тогда он окутывал меня точно так же – и оставался на коже ещё долго после.
Это был он. Ну конечно он. Кто ещё бы это мог быть?
Меня прошиб холодный и горячий одновременно жар смущения. Я попыталась сосредоточиться на его словах, но сердце внезапно забилось сильнее, дыхание стало неровным.
Он чуть наклонился, чтобы показать, как поставить ногу, и на миг его плечо оказалось на уровне моего взгляда. Шрамы. Светлые, почти белёсые линии на коже. Я не должна была на них пялиться, но всё равно задержала взгляд.
– Эли, – сказал он тихо.
Я вздрогнула. Чуть сильнее, чем стоило бы.
– Да?
– Стопа, – он указал на мои ноги.
Я недоуменно посмотрела вниз, пытаясь сосредоточиться на его словах.
– Стопа впереди стоящей ноги направлена на противника, с небольшим поворотом во внешний сектор, – начал он медленно, чётко, – для увеличения устойчивости, подготовки к движению и контроля пространства. Позади стоящая должна быть развернута перпендикулярно и отставлена назад на длину небольшого шага.
Он не смотрел на меня. Просто продолжал объяснять так, будто обучал какого-то ученика. Голос ровный, чуть ниже обычного, неторопливый, и от этого в висках всё сильнее стучало.
– Пятки должны едва касаться земли, основной вес – на широкой части стопы, а не на носке. Колени подсогни, как перед прыжком. Спина должна быть прямой.
Руки чуть дрожали. Ладони вспотели, и я сжала их крепче, чтобы он не заметил.
– Расслабь плечи. Вес должен быть уравновешен, но ты должна чувствовать, как можешь уйти с места в любой момент. Сдвинуться, отступить, атаковать. Держи центр тяжести, но не замирай в нём.
Я слушала. Я пыталась слушать. Но он был так близко, говорил так спокойно и так… уверенно, что всё внутри меня кричало: «Беги». Или: «Останься».
Но я осталась.
Его рука почти коснулась моей спины, и я тут же ощутила, как по позвоночнику пробежали мурашки.
– Ты напряжена, – заметил он.
Я сглотнула.
– Мне сложно, – призналась я, чуть тише. – Я… не люблю сражаться. Вряд ли смогу помочь тебе в тренировке.
Каитиро убрал руки и сделал шаг назад.
– Тогда, может, просто позавтракаем вместе? – спросила я преувеличенно бодро, пытаясь скрыть своё смущение и неловкость.
Он сначала покачал головой, а потом, видимо что-то решив для себя, сказал:
– Идём.
Каитиро задержался на мгновение, подхватил с лавки рубашку, накинул её, не застёгивая, и направился в дом. Я осталась во дворе, глядя, как он скрывается за дверью, и только потом медленно пошла следом.
Когда я вошла, он уже стоял у раковины, вытирая лицо полотенцем. Влажные тёмные пряди прилипли к его щекам и шее. Он стал таким обычным. Теплым.
Я застала себя на мысли, что мне этого не хватало.
Я поставила чайник на огонь, достала с полки яйца, помидоры, сладкий перец. Всё как обычно. Только Каитиро стоял рядом – непривычно близко. Дарующий спокойствие. Чуть расслабленный. И… просто здесь.
– Поможешь? – предложила я, показывая на овощи.
Он кивнул и протянул руку за ножом. Я отдала его осторожно, наши пальцы почти коснулись друг друга, и от этого мельчайшего соприкосновения по коже побежали мурашки.
Пока он резал овощи, я разбила яйца в миску, приправила солью и травами, перемешала, чувствуя его взгляд на себе.
На какое-то мгновение мне показалось, что всё это… правильно. Просто утро. Просто кто-то рядом, с кем можно молча готовить завтрак, слышать, как по столу скользит нож, как закипает вода в чайнике. Кто-то, с кем спокойно.
Я тихо выдохнула, пряча улыбку. Хотелось бы, чтобы это никогда не заканчивалось.
Чтобы не нужно было бояться.
Чтобы не нужно было вспоминать, кто мы есть на самом деле.
Чтобы можно было просто жить вот так.
Я нарезала хлеб, забрала у него аккуратно сложенные ломтики овощей. Разложила всё по тарелкам, стараясь не слишком шуметь приборами, и одну протянула ему.
Каитиро коротко кивнул и взял её, как будто ничего особенного в этом не было.
Мы ели молча. Тишина казалась плотной, почти осязаемой, нарушаемой лишь мягкими стуками ложки о керамику.
Я разломила ломоть хлеба, стараясь сосредоточиться на движениях, на хрустящей корке, на запахе свежей выпечки.
– Ты правда тренируешься каждое утро? – спросила я, чтобы не утонуть в тишине.
– Да, – ответил он спокойно. – Обычно ещё и вечером, если есть время.
– Всегда?
Он кивнул, глядя на руки, будто вспоминал что-то.
– Всегда. Почти всю свою жизнь.
– Тебе тяжело… без магии? – спросила я, тихо, почти шёпотом.
Каитиро поднял глаза. Зеленые, глубокие, с той самой бездной, которую он обычно прятал за холодом и молчанием.
– Тяжело, – ответил он после короткой паузы. – Это как… потерять часть себя. Лишиться сразу и рук, и ног, и зрения. Чего-то, что всегда было тобой. И теперь ты не знаешь, кто ты есть и как будешь существовать дальше.
Он говорил просто, как о факте, но в этих словах скользнула такая усталость и боль, что она, казалось, пропитала даже воздух вокруг. Стало холодно. Мурашки прошли по коже. Я невольно сжала пальцы, словно это могло удержать меня здесь и сейчас, не дать провалиться в воспоминания. Не хотелось даже на секунду представлять, что он чувствует. Но где-то глубоко внутри что-то отозвалось.
Потеря.
Та, о которой я никогда не говорила вслух.
Та, которую нельзя было вернуть.
Я сглотнула, чтобы не дать голосу дрогнуть.
– Но ты продолжаешь тренироваться, – сказала я, больше для себя.
– Только это мне и остается.
Я кивнула.
Он продолжил, глядя прямо на меня:
– Тренировки всегда помогали привести мысли в порядок. Справиться с эмоциями. Найти точку опоры там, где её казалось бы и не может быть.
В ответ я тихо вздохнула. Слишком многое хотелось сказать ему. Но что я могла?
Мы доели молча, и тишина была такой спокойно и теплой.
Я собрала пустые тарелки и поднялась, собираясь отнести их к раковине. Но едва шагнула к ней, как Каитиро вдруг оказался рядом. Неожиданно мягко, почти неслышно. Он перехватил мою тарелку, его пальцы не коснулись моих, но я почувствовала, как тепло его руки будто скользнуло по коже.
– Я сама помою, – выдохнула я, но он уже поставил тарелки в раковину.
– Позволь мне, – тихо сказал он. – Я и так не знаю, как отплатить тебе за доброту. Пусть это будет… хоть чем-то.
Я замерла. Это было странно. Неожиданно. И смущающе мило. А он просто стоял и мыл посуду, спокойно, снова что-то напевая, как будто делал это каждый день.
Я не удержалась от улыбки – совсем крошечной, почти невидимой даже для самой себя.
И, наверное, смутилась ещё сильнее.
Я осталась стоять у окна, глядя, как солнечные лучи лениво скользят по траве во дворе, освещая влажную землю и искрясь в каплях росы на листьях. В груди всё ещё было тепло, будто кто-то укрыл меня мягким пледом и оставил согреваться на солнце.
Я слегка коснулась пальцами губ, стараясь скрыть улыбку от самой себя. Наверное, я не имела права так радоваться простым мелочам, не могла позволить себе так привыкать к чужому присутствию. Но вот я стою здесь и всё ещё ощущаю, как легко дышать.
От того, что он вот так смотрит, спокойно и тепло. От того, что его голос звучит тихо, ровно, обволакивающе.
Я прикусила губу и вздохнула. Странно, пугающе и… прекрасно.
Дом наполнился странной, непривычной тишиной. Но она больше не была гнетущей. Это была тишина покоя, в которой всё оказалось на своих местах.
Дни текли размеренно, как будто время замедлилось, как тёплый сон, из которого не хотелось просыпаться. Почти счастливо, если только вообще можно было назвать счастьем это странное спокойствие, поселившееся между нами. Тёплое, тихое, безмолвное… как дыхание того, кто сидит рядом.
Каждое утро было похоже на другое, но мне это нравилось. Он поднимался на рассвете и уходил во двор тренироваться. Я просыпалась, когда скрипела дверь или когда слышала приглушённые удары. Иногда я подолгу лежала, прислушиваясь к этим ритмичным звукам. Иногда выходила и с порога наблюдала, как он двигается – точный, быстрый. В такие моменты он будто становился другим: сильным, непоколебимым, как сама тьма, которую он, казалось, держал под контролем.
Потом он возвращался в дом, чуть запыхавшийся, волосы тёмными прядями прилипали к вискам.
– Доброе утро, – каждый раз тихо говорю я.
И он кивает в ответ, иногда на миг задерживая взгляд.
Я собираю волосы, наспех скручивая их в узел. Иногда, когда прядь падает на плечо, он приподнимает бровь – еле заметно – и смотрит, как я убираю её обратно.
И я почти слышу: опять спешишь.
Но он никогда этого не говорит.
Потом он варит себе кофе – крепкий, горький. Я никогда не успевала сделать это раньше него. После садился у окна, обхватывая ладонями кружку, и долго смотрел в лес.
В этот момент я раскрывала очередную книгу. Я искала.
Словно кто-то дал мне задание, и я должна была его выполнить – любой ценой. Только задание это я придумала сама. Искала хоть один способ восстановить то, что уничтожено. Прочёсывала старые трактаты, списки трав, способы регенерации, которых раньше даже не удосужилась бы заметить.
Цеплялась за любую зацепку, будь то древние легенды или смутные намёки на чудеса исцеления, которые, казалось бы, противоречат здравому смыслу. Но я продолжала.
Иногда, поймав мой взгляд, он молча пододвигал мне вторую чашку. Я морщилась от горечи – крепкий кофе был слишком противным для меня – но пила. Мне нравилось это молчание между нами. Оно согревало.
Дни проходили почти незаметно. Мы вместе готовили еду. Он молча подталкивал ко мне миски с тем, что уже закончил.
Я думала, что он не умеет готовить. Слишком чужая ему рутина. Но оказалось – умеет. И делает это… красиво. Его движения точны, аккуратны
Как-то раз я всё-таки не выдержала:
– Ты раньше готовил сам?
Каитиро мельком взглянул на меня из-под ресниц.
– Разумеется.
Он убрал в сторону нарезанные травы и аккуратно смёл остатки с доски, будто там оставалась важная деталь, которую нельзя упустить.
– А я думала… ну, у вас, наверное, есть… прислуга или что-то вроде этого? – неловко проговорила я, чувствуя, как горит лицо. Глупо спрашивать об этом так. Он мог подумать, что я считаю его…
– Нет, никакой прислуги. Это привычка. Готовить, убираться. Поддерживать порядок. Так проще держать под контролем пространство вокруг себя.
Я моргнула, отводя взгляд.
– Звучит… довольно одиноко.
– Нет, – возразил он, спокойно нарезая овощи. – Это просто порядок.
Он замолчал, но, кажется, заметив мою напряжённость, добавил, чуть мягче:
– Были времена, когда я слишком много работал. Иногда сутками. Тогда я просил помочь…
Он задумался, будто вспоминая.
– Жену? – вырвалось у меня. И я тут же прикусила губу. Какой кошмар. Зачем я это сказала?
Он медленно поднял глаза.
– Знакомую, – уточнил он после паузы. – Она иногда приходила, чтобы приготовить что-то или убрать в доме, пока я был занят. Но большую часть времени – сам.
Я кивнула, чувствуя, как сердце глухо стучит где-то в горле. Я такая дура. Нужно прекратить такое спрашивать.
Мы молчали ещё какое-то время. Дом наполнила тишина – на этот раз уютная. Запах трав, свежий хлеб, лёгкий стук ножа по деревянной доске. Я почувствовала, как пальцы непроизвольно расслабились, и улыбнулась.
Вечером, когда закат окрасил окна тёплым светом, я снова села у стола, разложив акварели и листы. На душе было спокойно, будто весь день – это длинное, глубокое дыхание. Лёгкое.
Он молча пододвинул мне чашку с остывающим чаем, потом сел чуть поодаль у стены, облокотившись спиной и закинув руку на согнутое колено. Как обычно. Он мог долго сидеть так, молча наблюдая.
– Давно рисуешь? – вдруг спросил он. Голос его был ровный, низкий, и почему-то звучал так, будто он спрашивает о чём-то важном.
Я улыбнулась уголками губ.
– С детства, – ответила, обмакивая кисть в воду. – Когда… когда не могла говорить о том, что происходило, я рисовала.
Он кивнул, задумчиво. Словно в этом нашёл какой-то ответ, который его интересовал.
– И что ты тогда рисовала? – уточнил он.
– Всё, – тихо призналась я, проводя линию по бумаге. – Людей. Дома. Иногда… мир, которого больше нет.
Я услышала, как он выдохнул. Почти неслышно, почти как дыхание. Но оно было.
– Ты хороший наблюдатель, – сказал он после паузы. – Поэтому у тебя получается. Ты замечаешь детали, которых другие даже не видят.
Мне стало тепло. Совсем по-другому. Не из-за его слов. А из-за того, как он это сказал.
Я промолчала. Просто продолжила водить кистью, размывая линии, позволяя им стекать, сливаясь друг с другом, как и наши тихие вечера – спокойные, чистые.
Так мы и сидели. Он – молча, почти недвижимо, склонившись над своими записями. Я – рисуя, медленно и вдумчиво, как будто у меня впереди целая вечность. Иногда он поднимал глаза, я чувствовала на себе его взгляд, но это не мешало. Наоборот, успокаивало.
А потом я поймала себя на мысли, что… это счастье. Вот так просто. Спокойствие. Рядом кто-то, кто не требует ничего, не вторгается, но присутствует. Кто не боится этой тишины, как и я.
В доме пахло свежим чаем и чем-то травяным – он заваривал что-то из местных сборов, и аромат наполнял пространство, смешиваясь с древесной ноткой костра, что потрескивал в камине. Было тепло.
– Уже поздно, – сказал он, когда я отложила кисть. Голос всё такой же ровный, но мягкий.
Я посмотрела на окно. Темнота за ним была глубокая и почти бархатная.
– Да, – согласилась я и почему-то не хотела вставать. Хотелось остаться так ещё немного. Но он уже поднимался, собирая свои бумаги в аккуратную стопку.
Прежде чем уйти, он задержался в дверях, посмотрел на меня, почти задумчиво.
– Спокойной ночи, Эли.
Я встретилась с ним взглядом, и на сердце вдруг стало так тихо и спокойно, как будто он только что пожелал мне чего-то большего, чем просто ночного отдыха.
– Спокойной ночи, – ответила я. И улыбнулась. Почти незаметно.
Порой я уходила в деревню. Расспрашивала травников и торговцев о том, нет ли у них книг по целительству.
Каитиро не спрашивал, куда я иду. Лишь кивал коротко, не отвлекаясь от своих дел, но когда я возвращалась, меня всегда ждал тёплый обед.
Шли дни.
Одним утром нужно было купить продукты, а также новую одежду для Каитиро. Не мог же он и дальше ходить в старых вещах, оставшихся от мужа бабушки? Хотя ему, похоже, было всё равно. Он спокойно носил широкие рубахи и свободные штаны, которые дедушка когда-то носил в саду и мастерской. Они сидели на Каитиро чуть иначе, некоторые жали в плечах, но его это, кажется, не заботило вовсе.
Если быть честной – меня заботило ещё как. Потому что он, кажется, совсем не замечал, что большую часть времени проводил босиком, с закатанными рукавами или вовсе в одних штанах, сосредоточенно читая книги, чертя схемы плетений или тренируясь. А я…
Я давно смирилась с тем, что взгляд снова и снова скользит по его спине, по линиям плеч, по плавному движению его рук.
И в какой-то момент я обнаружила, что в блокнотах стало не хватать места.
Набросков его фигуры в них оказалось куда больше, чем я готова была себе признаться.
Когда Каитиро предложил сходить вместе на рынок, и я едва удержалась от того, чтобы не согласиться слишком быстро. Мне хотелось провести с ним время, но я постаралась не показывать своей заинтересованности слишком явно.
Погода была ясной, воздух тёплым, и деревня встретила нас привычным шумом и запахами – свежего хлеба, трав и горячего железа от кузнеца. Я никогда не думала, что он может идти рядом со мной вот так – спокойно, чуть замедляя шаг, чтобы я не спешила. Всё в нём было размеренно и уверенно, как будто он был частью этого мира, несмотря на свою чуждость.
Люди оглядывались, когда мы проходили мимо. Кто-то останавливался, разглядывая его слишком пристально. Он сильно выделялся среди всех, и я заметила, как его присутствие будто бы подавляло их. Иногда взгляд, который он встречал, был настороженным, а иногда – удивлённым. Может, они даже пугались его, не зная, кто он такой. Я об этом не думала раньше, но сейчас это казалось очевидным. Он не был похож на тех, кто обычно гуляет по этим улицам. Его манера держаться, уверенность в себе, возможно, шокировали местных.
На рынке всегда было весело. Я знала здешних торговцев, здоровалась с ними, выбирала фрукты и специи, распрашивала, как прошёл день. Я любила этот привычный ритм. Но сегодня было как-то не так.
Проходя мимо лавки, один из мужчин, стоявших рядом, решил что-то сказать. Его голос был грубым, и я сразу почувствовала, что он пытается привлечь внимание.
– О, красавица! Брось ты свои травки, лучше приходи ко мне… – сказал он, явно заинтересовавшись.
Я сделала вид, что не слышу, и продолжила идти, но он не отставал.
– Эй, ты меня слышишь? – его тон стал резче. Он шагнул ко мне, пытаясь схватить за руку.
Я не успела сделать ни шага, как Каитиро оказался рядом. Он перехватил руку мужчины с такой силой, что тот сразу затих. Я замерла, не зная, что делать. Каитиро смотрел на него с холодным, безэмоциональным взглядом. От него исходила такая злобная сила, что даже мне стало не по себе.
– Извинись, – его голос был низким и спокойным, но в нем ощущалась угроза, от которой волосы на затылке вставали дыбом.
Мужчина побледнел, его губы задрожали, а затем он отступил.
– Прости, девочка, – пробормотал он, отводя взгляд и поспешно удаляясь.
Только когда мы отошли подальше, я наконец выдохнула. Мой взгляд метнулся к Каитиро. Он выглядел таким же спокойным, как и всегда, будто ничего не произошло.
– Спасибо, – выдохнула я. Я не знала, что ещё сказать. Это было неожиданно и, честно говоря, немного пугающе. Его сила была такой явной, такой ощутимой, что даже я почувствовала её тяжесть.
Он коротко кивнул, но ничего не ответил.
Мы продолжили идти дальше, и я чувствовала, как краснею, словно это я совершила что-то неправильное. Взгляды людей давили на плечи сильнее, чем обычно, и я невольно опустила глаза, ощущая жар в щеках. Сердце билось тревожно, а пальцы крепко сжимали ткань сумки, будто это могло меня успокоить.
Но Каитиро спокойно шёл рядом, будто вообще ничего не случилось. Его плечо почти касалось моего, и я неосознанно начала замедлять шаг, подстраиваясь под его ритм. Это странное чувство защищённости наполняло меня постепенно, шаг за шагом вытесняя страх и смущение.
Мы закончили все покупки, и я почувствовала, как напряжение отступает, но только немного. Мне было некомфортно от того, как на нас смотрели люди, как они останавливались и следили за каждым шагом Каитиро.
Когда мы вернулись домой, я выдохнула. Я не понимала, как это работает, но в доме, в этом спокойном и знакомом месте, я чувствовала себя гораздо легче. Каитиро молча начал разбирать продукты. Всё было как обычно, но меня поражало, что он не только не обращал внимание на взгляды людей, но и прекрасно знал, как влияет на окружающих. И его это ничуть не беспокоило.
Этим вечером он снова сидел за столом, чертя линии плетений. Его пальцы двигались с необыкновенной лёгкостью и уверенностью, а я пыталась следить за его движением, пытаясь запомнить, как правильно сложить каждую линию в нужный порядок.
– Почему в школе показывают совсем другие плетения? – хмурясь, я снова ошибалась в самом начале, не успев вникнуть в сам принцип.
Он взглянул на меня, едва заметно усмехнувшись.
– Люди любят усложнять, – ответил он, его голос был тихим и спокойным. – Всё гораздо проще, если понимать основы.
Он повторил движение пальцами, рисуя в воздухе линии, и я попыталась понять, что именно он пытается мне показать. Я заметила, что его движения были настолько плавными, что всё казалось естественным, почти интуитивным.
– Смотри, за основу возьми соту. Шестиугольник. – Он проводил рукой по линии, которая аккуратно соединялась с другой, образуя правильный угол. – Создай его, не думая о чём-то другом, не зацикливаясь на деталях. Не пытайся сделать идеально. Тебе нужно почувствовать форму, а не думать о том, как правильно её сделать. После можешь напитать её силой. Равномерно.
Я следила за его руками, пытаясь понять, что он имеет в виду, но слова будто растворялись в воздухе. Он продолжил, не обращая внимания на моё замешательство.
– Если ты захочешь сделать простейший щит, просто создавай их и соединяй вот так, – он показал быстрым движением пальцев, а затем коснулся схемы, чтобы показать, как они связываются между собой. – Всё проще, чем кажется. Главное – целостность структуры. Конечно, лучше избегать наслоений и делать это единой, прочной структурой, но для начала, делай всё медленно. Нужно понять принцип.
Я попробовала следовать его советам. Медленно начала создавать структуру, сгибая линию в шестиугольник. Но стоило мне подвести конец к началу, как они будто отталкивались друг от друга, и фигура рассыпалась.
Он чуть склонил голову, наблюдая, потом остановил меня лёгким движением руки.
– Ты начинаешь с линии, не так ли? – спросил он. – Я не вижу плетение, пока ты не напитаешь его, но оно явно у тебя не получается.
Я кивнула. Он вздохнул, терпеливо показывая заново.
– Начни с круга и придай ему форму. Если ты создашь их несколько сразу и соединишь здесь – он указал еще раз на схему. – Они сами сложатся в нужный рисунок.
Я снова потянула магию, пробуя иначе. Её течение стало спокойнее. Появился круг, потом грани.
– Чем больше таких маленьких плетений ты соберёшь вместе, – продолжал он, – тем крепче будет щит. И хоть он не очень эффективен, но создается за доли секунды – когда ты научишься, конечно, – и может спасти жизнь.
Я провела пальцами вдоль, соединяя их. Структура мягко вспыхнула ровным светом. У меня получилось.
Я смотрела на плетение в своих руках, на то, как ровно и спокойно оно сияло мягким светом. Оно дрожало немного – потому что я всё ещё волновалась, боялась сделать неверный шаг, – но Каитиро кивнул, одобряя.
– Так, – тихо сказал он. – Именно так.
Он сидел рядом, его голос был низким и спокойным, и я чувствовала, как от этого становится теплее.
Огонёк от лампы мягко освещал его лицо, тени ложились на скулы и глаза. Я поймала себя на мысли, что смотрю слишком долго.
Он тоже смотрел на меня. Не так, как раньше, оценивающе и настороженно, а… просто смотрел. Спокойно.
Я улыбнулась. Совсем чуть-чуть.
Он тоже едва заметно склонил голову.
– Устала? – спросил он.
– Немного, – призналась я, ощущая, как магия медленно затихает в пальцах.
Я убрала руки, позволив структуре раствориться в воздухе. Каитиро наблюдал за этим, а потом тихо сказал:
– Ты делаешь большие шаги, Эли.
Моё имя в его голосе прозвучало мягко. Почти бережно.
Я кивнула, чувствуя, как что-то внутри дрогнуло от этих слов.
Наверное, мне давно никто не говорил, что я справляюсь.
Он отодвинул свои бумаги, чуть наклонился вперёд и погасил лампу. Стало темнее, но уютнее.
– Завтра попробуешь ещё, – сказал он.
Я снова кивнула, глядя, как он поднимается.
– Отдыхай, – сказал он, и ушёл вглубь дома, оставив после себя ощущение… покоя.
Я сидела ещё несколько мгновений, просто вглядываясь в пустой воздух перед собой.
А потом тоже поднялась, тихо улыбаясь в темноте.