Set Fox
Путь ненависти
Он говорил об этом спокойно, без горечи, будто уже привык к подобным разговорам. Вейра положила свою ладонь на его, переплетая пальцы, и он мягко сжал её руку в ответ, благодарно взглянув на неё.
Разговор тёк легко, непринуждённо. Вейра рассказывала смешные истории о том, как однажды убежала с бала, чтобы смотреть на звёзды, и её искали полвечера. А в другой раз, когда за ней уже строго следили, устроила соревнование между желающими заполучить её руку и сердце, отвлекла всем этим и, в итоге, всё равно сбежала. Лейн, в ответ, поведал историю о том, как в юности однажды попытался сбежать из родового поместья, чтобы попасть на лекцию одного знаменитого учёного.
– Мне тогда казалось, что это важнее всего на свете, – усмехнулся он. – Я даже составил план, написал точное расписание, в котором рассчитал, через сколько минут охрана сменит посты у ворот.
– Ты правда это сделал? – Вейра рассмеялась, покачав головой.
– Почти. Я добрался до станции, – он тоже тихо рассмеялся, – но отец послал за мной целый отряд. Меня вернули домой, и с тех пор следили особенно строго, боялись, что уйду и больше не вернусь.
– Жалеешь, что тебя поймали? – спросила я осторожно.
Он посмотрел на меня и покачал головой:
– Нет. Знаешь, иногда важно не только сбежать, но и иметь причину вернуться. Я понял это позже. Когда меня отпустили сюда учиться, я осознал, что свобода не в том, чтобы просто уйти от чего-то, а в возможности выбрать, к чему идти дальше.
Вейра фыркнула.
– И что же ты выбрал?
– Тебя, – ответил он просто, без тени смущения или игры. Вейра вспыхнула, а он легко улыбнулся, добавив уже для меня: – И, конечно, науку.
Я наблюдала за ними, будто со стороны, отмечая, насколько легко и естественно они были рядом. Лейн не отпускал её руки, и даже когда они молчали, между ними витало какое-то особое понимание.
Он на мгновение перевёл взгляд на меня.
– У меня самые серьёзные намерения, – сказал он, смотря на Вейру так, что даже я ощутила тепло этого взгляда. – И ты можешь не беспокоиться за неё, Эли. Я не из тех, кто играет в короткие игры.
Он сказал это без пафоса, спокойно, просто как факт.
Вейра опустила глаза, но улыбалась так, как я никогда прежде не видела. Легко, по-настоящему.
После ужина мы пошли по набережной. Город в этот час был удивительно светлым и тёплым. Летний ветер тянулся сквозь улицы, принося запах свежей воды и чего-то пряного – может быть, трав, а может, сладостей, которые продавались у ближайшего моста. Каменные плиты мостовой приятно нагрелись под солнцем, и шаги звучали мягко, как будто сами растворялись в вечерней тишине.
Лейн протянул руку Вейре, и она с радостью вложила свою ладонь в его. Он держал её бережно, будто она была чем-то хрупким и бесценным одновременно. Время от времени он задавал вопросы, слушая ответы с таким неподдельным интересом, что невозможно было сомневаться в искренности его чувств. Иногда он оборачивался ко мне, спрашивая мнение или делая вид, что спорит с Вейрой ради шутки, чтобы втянуть меня в разговор.
Но я старалась идти чуть поодаль, наслаждаясь спокойствием момента. Рядом лениво плескалась вода, отражая последние отблески солнца. В моих руках была небольшая глиняная плошка с живым цветком, подарок Лейна. Я не ожидала такого, но, глядя на маленькие нежные лепестки, чувствовала, как внутри что-то согревается. Этот цветок был как напоминание о чём-то живом, настоящем.
Когда я незаметно замедлила шаг, чтобы дать им немного пространства, Лейн почти сразу это увидел и тоже притормозил, оборачиваясь ко мне.
– Ты не устала? – спросил он, наклонившись чуть ближе, чтобы не пришлось переспрашивать. Голос у него был мелодичный и выразительный.
Я покачала головой.
– Всё хорошо.
– Если устанешь, скажи. Мы никуда не торопимся, – добавил он мягко.
Вейра обернулась к нам, улыбаясь с явной хитринкой:
– Лейн, не смотри на неё так пристально, она начинает смущаться.
Я почувствовала, как щёки предательски нагрелись, но Лейн только улыбнулся:
– А зря, – произнёс он. – У тебя редкий цвет глаз. Как свет солнца, отражённый в янтаре. Это очень красиво.
Его слова прозвучали искренне, без кокетства. Я молча кивнула, не зная, что ответить, но почему-то от этих слов стало легче. Немного. Я всегда думала о своих глазах как о чём-то чужом, выделяющем. Даже носила линзы в первый год учёбы, чтобы не привлекать внимание.
Мы остановились у перил набережной. Камень под ногами был тёплым от солнца, ветер лениво трепал волосы. Вейра рассказывала ему истории из своего детства, такие, что я слышала их уже несколько раз, но всё равно улыбалась.
Я стояла рядом и думала, что с ними как-то… спокойно. Никакого напряжения, неловкости или ощущения, что ты третий лишний.
Когда мы дошли до ворот общежития, он ещё раз склонил голову, прощаясь, и на этот раз посмотрел прямо в глаза.
– Если тебе когда-нибудь понадобится помощь, Эли, ты можешь обратиться ко мне. Я друг Вейры, а значит, и твой тоже.
Он сказал это так просто. Без обязательств.
Вернувшись в комнату, я осторожно закрыла за собой дверь. Вейра уже успела сбросить обувь и теперь счастливо напевала какую-то мелодию, разбирая свои вещи.
Я поставила горшочек с цветком на подоконник, легко касаясь пальцами тонких листьев. В груди всё ещё сохранялось это странное спокойствие, лёгкое и непривычное, но приятное.
Может быть, оно не продлится долго, но сейчас я хотела насладиться этим простым чувством: что где-то рядом есть люди, которым небезразлично моё присутствие.
И этого было вполне достаточно.
Глава 7
8 месяц, 178 год после войны.
Я сидела на занятии, время от времени крутя в пальцах карандаш, который совершенно не собиралась опускать на страницу. Госпожа Мортани сегодня явно пребывала в хорошем настроении. Она двигалась по аудитории, как будто не шла, а плыла, с той спокойной грацией, которая казалась ей врождённой. На губах время от времени появлялась лёгкая улыбка, а голос звучал чуть мягче, чем обычно. Даже чёткий, всегда аккуратный почерк на доске казался более плавным.
Наверное, дело было в последних днях лета. Светлый, тёплый воздух пронизывал окна, солнечные лучи полосами ложились на пол и отсвечивали золотом на парте, за которой я сидела. Школа в это время года казалась почти уютной, даже несмотря на серую каменную кладку стен и тяжёлые деревянные двери.
Я слушала краем уха, как госпожа Мортани объясняла нюансы регенерации тканей после магических ожогов. Обычно такие темы увлекали меня, но сейчас мысли упорно возвращались к Каитиро… и к магическим путям. К той серебристой сети, что я видела внутри его тела.
Я не знала, как это объяснить. Не понимала, почему я никогда раньше не встречала упоминание о них? Почему на занятиях никто не рассказывает такую важную информацию?
Может, это связано с моей магией? Или…
Я выдохнула, прогоняя лишние мысли, но они не уходили. Осталась только одна: я должна найти информацию и решение.
Когда урок закончился, и остальные начали неторопливо собирать вещи, я медлила. Сердце забилось чаще. Я не любила привлекать внимание. Не любила спрашивать о вещах, которые могли показаться странными. Но сейчас выбора не было.
– Госпожа Мортани, – тихо позвала я, подходя ближе к кафедре. Она как раз собирала книги, аккуратно складывая их в стопку.
Она повернулась ко мне с тем самым редким, чуть тёплым взглядом, от которого мне всегда хотелось становиться лучше.
– Да, Эли? – спросила она.
Я на мгновение прикусила губу, собираясь с мыслями, а потом выдохнула:
– Я… думала над темой выпускной работы.
– Уже? – её губы растянулись в улыбке. – Обычно мои студенты вспоминают об этом ближе к середине осени.
– Я просто хотела бы уже начать искать материалы, – ответила я, стараясь, чтобы голос звучал спокойно.
– Здравое решение, – кивнула она. – И на какую тему ты смотришь?
Я отвела взгляд к солнечным пятнам на полированных досках пола.
– Восстановление магических путей.
Наступила тишина. Мгновение, два. Воздух будто стал плотнее. Я подняла глаза и увидела, как лицо госпожи Мортани словно застыло. Улыбка исчезла. Она смотрела на меня иначе – в этом взгляде уже не было той лёгкой мягкости. Скорее осторожность. Внимание, от которого внутри всё похолодело.
– Интересная тема, – сказала она медленно. – И редкая.
– Я… – я быстро соображала, что сказать. – Нашла упоминание об этом в старой книге у бабушки. Мне показалось, что это… интересно.
Это было похоже на правду. Почти.
Она долго молчала. Потом осторожно произнесла:
– У бабушки, значит, – мягко повторила она, как будто пробуя слова на вкус. – Очень необычно. Такие сведения редко можно найти. И, признаться, о них известно немногое, даже среди тех, кому доступен иной уровень знаний. Магические пути – сложная структура. Они слишком тонкие, слишком неустойчивые. Целители с ними не работают.
Я уже знала это. После разговора с Каитиро. Но сейчас, при её спокойном, ровном голосе, будто бы объясняющим азы, внутри похолодело.
– Почему? – спросила я.
Она чуть покачала головой.
– Мы работаем с телом. С живой тканью. Магические пути – это… другое. Ты не сможешь их увидеть. Никто из целителей не может.
– Но… если кто-то… вдруг… – я не знала, как закончить фразу.
Мортани лишь чуть качнула головой.
– Выбери другую тему, Эли. Эта работа ни к чему хорошему не приведёт. Поверь мне.
Она сказала это без резкости, без давления. Но я поняла: больше она говорить не станет.
Я кивнула и поблагодарила за совет, хотя внутри бушевало слишком много чувств. Вышла из кабинета, чувствуя, как холодный воздух коридора будто возвращает меня к реальности.
Теперь я понимала, почему Каитиро не верил. Почему смотрел на меня так… как на невозможное. Он знал, что этого не может быть. Что такого не бывает.
Коридоры академии были почти пусты. За окнами медленно ползли полосы облаков, и свет стал мягче, рассыпаясь на стены, выложенные тёплым камнем. Я шла, не замечая, как пальцы снова и снова сжимают край сумки, пока мысли спутанным клубком крутились в голове.
«Ты не сможешь их увидеть. Никто из целителей не может.»
Слова госпожи Мортани эхом отдавались внутри, цепляясь за уже тревожные мысли. А ведь я видела.
Почему тогда никто другой не может?
Почему я смогла?
Почему… я вообще могу это чувствовать?
И что это значит теперь?
Я никогда не думала, что быть целителем – это так сложно. Точнее, знала, конечно. Все знали. Целители – ценный ресурс. Их всегда было мало, а значит, ими дорожили, их охраняли, следили… контролировали.
Мне все время говорили, что наша магия предназначена для помощи. Но на деле… на деле всё было иначе.
Целители обязаны служить аристократии. Так устроено. Им не приказывают вступать в брак, нет, но контрактная служба на десятки лет – это норма. И даже те, кто становится личным лекарем знатных семей, получают привилегии лишь на бумаге. На деле – они пленники.
Всё просто: если ты целитель, у тебя нет свободы. Тебя могут лишить права покидать столицу. Могут приказать лечить кого угодно, если того требует политика. Или не лечить.
А я… я просто хотела помогать людям. А не быть пешкой в чьей-то игре.
Я сжала зубы, чувствуя, как к горлу подступает неприятная тяжесть. Каитиро вскользь упомянул, что одна из аристократических семей заплатила за моё обучение. А значит… после выпуска они заберут меня.
Эта мысль грызла изнутри. Я не хотела этого. Не хотела быть чьей-то собственностью. Но что я могла сделать?
Прямо сейчас – только искать ответы.
Может, в библиотеке найдётся хоть что-то. Если госпожа Мортани не говорит, что никто не знает – значит, кто-то всё же знает. Или знал. Где-то должна быть информация.
Библиотека встретила меня тишиной, плотной и успокаивающей, как мягкое одеяло после долгого дня.
Я всегда любила это место. Здесь время будто замедлялось. Старинные дубовые стеллажи уходили вверх, до самого потолка, и казались живыми, шепчущими что-то древнее, забытое. Воздух пах воском, сухой бумагой и деревом. Тёплый, чуть пыльный аромат, от которого мне всегда было уютно.
Высокие окна пропускали оранжевый свет заката. Он пробивался сквозь витражи и ложился на пол узорами, словно кто-то нарисовал их светом. Пыль в воздухе мерцала золотистыми искрами. Всё было… спокойно.
Но внутри у меня царил хаос.
Шаги глухо отзывались эхом на каменных плитах. Я шла вдоль стеллажей, позволяя пальцам скользить по корешкам книг, шершавым и гладким, прохладным и тёплым. Некоторые из них были потёрты, на других золотились надписи, выцветшие от времени.
«Целительство. Восстановление. Магические пути.»
Я повторяла эти слова про себя снова и снова, словно это могло помочь.
Вытаскивала фолиант за фолиантом, пролистывала страницы. Шорох тонкой бумаги напоминал шелест осенних листьев. Время тянулось вязко, как мёд.
Но нужного не было. Всё, что я находила, касалось обычных практик исцеления. Техники, распространённые приёмы, классические схемы лечения. Всё то, что мы изучали на занятиях.
Слишком просто.
Слишком… безопасно.
Я уже собиралась сдаться, но вдруг взгляд зацепился за тёмный переплёт в самом углу полки. Книга выглядела так, будто её не брали в руки десятки лет. Пыльным, почти серым казался её корешок. Но символы на обложке тускло поблёскивали в последнем свете дня.
"Ариндели: история и мифы."
Я медленно вытянула книгу с полки. Переплёт оказался тёплым на ощупь, кожа грубая, но крепкая. Символы были незнакомыми.
Я не собиралась брать книгу по истории аринделей. Но провела пальцами по символам на обложке – они были почти стёрты, но под подушечками чувствовалась лёгкая, странная пульсация, как если бы линии были живыми.
Чепуха, конечно. Просто старая книга.
И всё же я аккуратно прижала её к груди. Посмотрю потом, в комнате. Может быть так я смогу узнать больше о нём?
Я поставила её на место, чтобы позже зарегистрировать у библиотекаря. А сама вернулась к стеллажам по исцелению.
Шаги снова эхом отдавались в тишине.
Один за другим я вытаскивала книги. Но всё было не то. Закрытие ран, очищение яда, восстановление тканей. Даже о более сложных манипуляциях с внутренними органами было изобилие информации.
Будто сама идея восстановления магических каналов была чем-то запретным, ненужным или просто невозможным.
Но это же не так. Я видела их.
Если я могла это сделать, то… кто-то уже должен был знать об этом раньше. Просто должен.
Прошло, наверное, больше часа, прежде чем я сдалась. Руки устали перелистывать страницы, глаза начали уставать.
В последний раз оглядела полки, словно надеясь, что ответ спрятался прямо передо мной и я его просто не замечаю.
Но – ничего.
Я забрала книгу об аринделях, расписалась в журнале, где чётким почерком уже стояли имена тех, кто брал книги до меня. На страницах рядом с датами были тонкие, почти незаметные магические метки: защита, чтобы никто не мог унести книгу просто так.
Коридоры уже были пустыми, огни на стенах разгорались ровными язычками, освещая дорогу.
Я ускорила шаг. Хотелось быстрее вернуться в комнату и… подумать.
Подумать спокойно мне, конечно, никто не дал.
Едва я переступила порог, как Вейра налетела на меня с привычной лёгкостью урагана.
– Эли! Ты не представляешь, какой у меня сегодня был день! – её голос звенел от восторга, а глаза буквально сияли. – Сначала мы пошли в мастерскую, где нам показали настоящее место преступления и дали попробовать использовать поисковые плетения! А потом…
Я честно пыталась слушать. Кивала, даже пару раз улыбнулась, но мысли раз за разом соскальзывали куда-то в сторону.
Всё возвращалось к госпоже Мортани, к её странной реакции и к тому, что она так и не объяснила, почему о магических путях почти ничего не известно. Почему целители их не видят? Может быть, это запрещено, потому что прикосновение к ним причиняет боль?
Я сжала пальцы в кулак, невольно чувствуя, как тёплая энергия вновь шевелится где-то под кожей.
Но Вейра продолжала говорить, и её слова, как музыка на заднем плане, заполняли комнату.
– Мы решили на выходных уехать за город, – сказала она вдруг, вытягивая из шкафа дорожную сумку. – Так что я сегодня ночевать не останусь… И на выходных тоже.
Она обернулась ко мне, держа ремешок сумки в руке, с немного виноватым, но всё же счастливым выражением лица.
– Ты ведь не обидишься?
Я покачала головой, пусть и немного рассеянно.
– Знала, что поймёшь, – Вейра чмокнула меня в щеку – быстро, легко, по-дружески, – и, подхватив сумку, практически бегом выскользнула за дверь.
Тишина, наступившая после этого, казалась почти оглушительной.
Но теперь можно было отдохнуть.
Я открыла глаза.
Тьма, плотная, как мокрая ткань, висела перед лицом, обволакивала, душила.
Зрение привыкало медленно, различая во мраке ржавые линии – прутья. Клетка.
Я лежала на холодном каменном полу. Он был влажный, сырой, и влага просачивалась сквозь тонкую ткань брюк, проникая в кожу. Пальцы дрожали, когда я подняла руку и коснулась воротника – привычное движение. Его не было.
Но на запястьях ощущались браслеты. Холодные. Тяжёлые.
Запах бил в ноздри резко и мерзко: кровь.
Моя кровь. Солоноватый привкус на губах подтвердил это. Щека саднила – кожа там была рваная, словно ногтями. Или когтями.
Далеко в коридоре, в стороне от клетки, капала вода. Медленно, размеренно. Кап. Кап.
Каждый звук отдавался внутри головы глухим, тяжёлым эхом.
И ещё один звук.
Шаги.
Тяжёлые, размеренные.
Кто-то шёл медленно, будто нарочно заставляя меня вслушиваться в каждый шаг. Они эхом разносились по каменному полу, приближаясь.
Я сжалась в комок, пытаясь сделать дыхание тише, незаметнее.
Мужчина шагнул внутрь.
Его глаза… ледяные. Светились тускло, как отблеск луны на лезвии ножа.
Лицо – без выражения. Кожа натянутая, почти сероватая в этом мраке. Волосы собраны, длинные, белые.
Он наклонился к прутьям, и его пальцы легли на металл.
– Ты проснулась, – его голос был низкий, спокойный. Как будто всё происходящее – не более чем обыденность.
Крик застрял в горле, смешавшись с кислым привкусом страха.
Я проснулась с резким вздохом, сердце бешено колотилось, а тело было покрыто холодным потом. Воздуха не хватало, в горле першило. Липкие волосы приклеились к шее. Всё тело дрожало. Я села на кровати, дрожащими руками обхватив голову.
Снова этот кошмар. Снова тьма, сырость и ледяные глаза, которые преследовали даже во сне. Я заставила себя сделать глубокий вдох. И ещё один. Но сердце не успокаивалось. Оно стучало так, будто хотело вырваться из груди.
Я опустила ноги на пол. Ощущение дерева под стопами доказывало: я здесь, в комнате. Это не подземелье.
Но я знала: стоит закрыть глаза – я снова окажусь там.
В клетке.
Сквозь окна пробивался бледный свет, но он ничего не менял. Мир оставался серым и мутным, как будто я смотрела на него через плотную вуаль. Вейры не было. Комната казалась слишком большой. И слишком тихой.
На занятия я пришла, не позавтракав. Может быть, стоило всё-таки что-то съесть – хотя бы сухофрукт, хотя бы глоток тёплого чая.
Просто не смогла. От одной мысли о еде начинало тошнить. Пить воду тоже не хотелось – живот тут же сжимало, стоило сделать хоть один глоток. Казалось, внутри меня поселилась пустота. Холодная, чужая, пронзительная.
Учёба шла своим чередом, но я будто бы смотрела на неё со стороны. Слова преподавателей тонули в гуле собственных мыслей. Лица учеников размывались, словно я смотрела сквозь мутное стекло. Руки делали записи машинально, но когда я бросала взгляд на страницу, то не могла понять, что там написано. Иногда ловила себя на том, что просто держу ручку над тетрадью, не двигая пальцами. Время тянулось бесконечно, и каждый новый урок казался продолжением какого-то долгого и бессмысленного сна, из которого невозможно проснуться.
Меня раздражали даже звуки. Шорох страниц, приглушённые голоса, стук каблуков по каменному полу. Всё это давило, било по нервам, которых и так будто не осталось.
На тренировке я пропустила два удара подряд, а третий выбил воздух из лёгких. Споткнулась, теряя равновесие, и упала, больно ударившись о каменный пол. За одно занятие я умудрилась получить пару ссадин и здоровенный синяк на бедре, когда тренировочный меч попал туда.
Преподаватель лишь вздохнул, сказал, чтобы я собралась. Я пыталась. Но в ответ тело словно налилось свинцом, с каждым шагом становясь всё тяжелее.
К вечеру синяки горели на руках и боках, а ладони были сбиты в кровь. Я забыла надеть перчатки. Даже не заметила.
Я вернулась в комнату, где царила тишина. Рухнула на кровать поверх покрывала, не раздеваясь, и долго смотрела в потолок, пытаясь понять, на что вообще ещё хватит сил.
Когда сил подняться не нашлось, я всё-таки потянулась к альбому, который давно валялся у изголовья. Не думая, взяла карандаш. Линии рождались сами. Лёгкие, мягкие, как будто кто-то вёл мою руку, а я лишь смотрела со стороны.
Когда я поняла, что снова рисую его лицо, было уже поздно.
Вейра вернулась ближе к вечеру воскресенья.
Как всегда, ворвалась вихрем – будто в комнату распахнули окно, и в него хлынул прохладный ветер с запахом улиц, шума голосов, смеха, чужих историй. Она что-то оживлённо рассказывала на ходу, скидывая куртку и размахивая сумкой, как флагом победителя.
– Ты не представляешь! Это было… – начала она, но тут её голос оборвался.
Я почувствовала это почти физически – как если бы кто-то резко захлопнул дверь.
Она замерла на месте, бросив взгляд на меня, и на какое-то странное, долгое мгновение комната наполнилась тишиной.
Вейра подошла ближе. Её тёплый, солнечный взгляд стал вдруг другим. Серьёзным. Сочувствующим.
– Эли… – тихо сказала она. – Опять кошмары?
Я молча кивнула.
Она только покачала головой и ушла на кухню. Я слышала, как она там возится, и этот обычный звук сейчас почему-то вызывал странную благодарность.
Через пару минут Вейра вернулась и сунула мне в руки кружку какао. Керамика приятно обжигала, и я крепче сжала пальцы вокруг неё.
– Ты не можешь вот так сидеть одна целыми днями, – сказала она, не глядя на меня, а рассматривая разбросанные листы на столе. – Это не помогает. Тебе нужно развеяться, прогуляться, получить новых положительных впечатлений.
Я ничего не ответила.
– Хотя бы ради разнообразия, – она наклонилась ближе, подняла один из рисунков. – А вот этого ты нарисовала когда?
Я покраснела, но пожала плечами.
– Недавно. Просто… захотелось попробовать портрет мужчины. Обычно не рисую их.
– М-м, – задумчиво протянула она, глядя на рисунок с тем самым прищуром, от которого хотелось спрятать лицо руками. – Очень «просто», да? Но у тебя действительно здорово получается. Может, с натуры?
Я покачала головой, стараясь, чтобы это выглядело убедительно.
– Ну ладно, – она откинулась на подушки. – Так вот. Я решила: тебе нужно срочно на свидание.
Я поперхнулась какао.
– Не смотри на меня так. Это отличная идея! Серьёзно. У меня есть знакомый – Керан. Он хороший, правда. Никаких глупостей. Умный, начитанный. Про таких говорят – надёжный.
Я всё ещё молчала, слишком ошарашенная тем, как легко она выносит приговоры.
– И – та-дам! – он обожает книги. Представляешь? Вы найдёте общий язык.
Я открыла рот, чтобы возразить, но она уже подняла палец.
– И мы пойдём на двойное свидание. Ты с Кераном, а я с Лейном. Не сможешь сбежать. Даже не пытайся.
Я тихо вздохнула и уткнулась в кружку.
Свидание. С кем-то незнакомым. Пустить его ближе. Позволить узнать хоть что-то. Слушать, как он говорит о себе, и придумывать, что отвечать в ответ. Улыбаться. Делать вид, что всё в порядке.
Я чувствовала, как внутри сжимается что-то. Как будто сердце, едва начавшее заживать, снова приоткрыли и ткнули туда.
Керан, возможно, действительно хороший. Но не в нём дело. Я боялась снова потерять контроль. Того момента, когда ты вдруг чувствуешь себя слабой, уязвимой, глупо верящей.
Когда кажется, что тебя видят, а на деле – просто используют как вещь. Снова довериться и ошибиться. На самом деле проще было не доверять никому из мужчин.
Но спорить с Вейрой всегда было… бесполезно. Она сметала любые аргументы так же легко, как утренний ветер сметает листву с дорожек.
Но сердце всё равно сжалось.
Свидание.
Что я вообще делаю..?