София Шамилевна Галлямова
Привет, моя сильная
– И ты – вечный трофей. Так?
– Да. Далёкая-далёкая мишень. Цель, к которой стремятся подойти поближе.
– Награда, которую пытаются забрать не первый век.
– Цель, в которой уже немало тренировочных дротиков, ножей и царапин.
– Мечта исследователей и захватчиков.
– Пустое место, завоевание которого подарит остальным неописуемые возможности.
– Мать сильнейших, приют величайших, несверженных.
– О чём ты…?
Мужчина по-доброму смеётся, слегка закидывая голову. Девушка поднимает глаза и наблюдает за ним с неподдельным интересом.
– Милая моя, – он целует её руку и продолжает, – прошу тебя, не забывай о своих людях. Ты видишь то, как смотрят на тебя чужие и прохожие, ты слышишь их гневные пожелания тебе провалиться и наблюдаешь за тем, как точат ножи очередные недруги. Но если ты посмотришь немного ближе… если ты обратишь наконец внимание на тех, кто любит тебя, то увидишь в их глазах бесконечную веру и признательность. Они говорят с тобой в сумраке, когда зажигаются ночные огни, и просят тебя не сдаваться. Они верят в тебя так же, как верю в тебя я.
– Я не Бог, – отрицает девушка.
– Не Бог, – соглашается мужчина, склоняя голову к плечу. – Но ты – единственное, что у них осталось. И ты – единственное, что у них так и не смогли отнять.
– Я горела. Заживо.
– Они не могли отдать тебя им.
– И поэтому они меня сожгли. И всё равно отдали.
– Но вернулись. И построили заново.
Глаза девушки блестят на скудном свету. Ресницы намокли и почернели, нижняя губа дёрнулась.
– Они не могли отдать тебя им, – повторяет мужчина. – И всё, что им оставалось, это бежать, не оглядываясь. Люди безрассудны, когда прощаются с последней надеждой.
Красавица по-детски шмыгает носом и стирает свободной рукой слезу с щеки.
– И всё же, это было больно… – произносит она сиплым голосом.
Человек в чёрном костюме продолжает держать девушку за руку. Он гладит её руку своей и безотрывно смотрит на красавицу.
– Понимаю, Мась. Понимаю…
Они замолкают. Девушка стирает ещё одну слезу. Тянется к бокалу с морсом. Её тонкие пальцы гуляют по граням бокала, голубые блики переливаются на поверхности стола фиолетовым и золотым.
– Люблю смородину… – говорит мужчина. – И ночь тоже люблю. Тёмную, тихую…
– Я похожа на тихую ночь? – недоверчиво спрашивает светловолосая девушка.
– Ты похожа на крепость, за стенами которой можно найти любую ночь. И тихую, и весёлую. И тёмную, и яркую. Я слышал, как ты баюкала детей своими старыми сказками.
– Они не понимали моих слов. Я разговариваю на другом языке. Совсем на другом.
– Я слышал, как ты звала людей к себе яркими огнями и красками. С тобой хочется гулять под светом ночных фонарей и не останавливаться.
– Но они не понимают того, что я хочу им сказать…
– Потому что ты говоришь с людьми голосом ветра. Ты зовёшь народ шумом железных и автомобильных дорог, смехом молодёжи и запахом сладкого дыма. Язык, на котором ты говоришь, понятен лишь тем, кто всем сердцем хочет тебя понимать.
Они недолго молчат. Красавица больше не плачет, но всё ещё есть слёзы в её глазах. Она открыто посмотрела на мужчину, распахнув глаза в некоем неожиданном осознании. Ещё немного помолчав, она говорит:
– Я помню, как позвала к себе дитя. Там был мальчик… И мальчик долго и внимательно слушал меня, прижавшись к стеклу панорамного окна… Я не помню больше, чтобы кто-либо ещё так меня слушал…
– А я помню, как вовремя тебя услышали однажды люди. Как они освободили тебя от твоих врагов.
– Всё было не так… – мотает она головой и поправляет одну из пяти свечей. – Я молила народ о помощи. О сплочении… И да, меня тогда услышали. Но, наверное, трудно было проигнорировать жалобный крик.
Неизвестный мужчина молчит и задумывается. Убедившись, что девушка не собирается продолжать, он дополняет её:
– Я знаю лишь то, что они смогли тебе помочь. И я благодарен им за это. Мы все благодарны.
– Никогда не забуду это событие… Наверное, нам суждено жить со своим прошлым вечно, да…? И вечно что-то с дрожью вспоминать… – шёпотом говорит красавица. Она прикрывает глаза и продолжает. – Я тогда почти перестала дышать, понимаешь? Это было громко и страшно. Люди бунтовали, нас всех с головой накрыла тьма смуты. Мной пытались руководить самозванцы и негодяи… Мной пытались играть, как с подожжённой спичкой. И на моих улицах лежали оголодавшие мёртвые.
Она делает глубоких вдох, сдерживая новые слёзы. Немного помолчав, девушка продолжает:
– Это ужасно – оставаться неживой… Кто ты, если ничего не можешь сделать с нападением на тебя? Кто ты, если ты не можешь дать врагам отпор без помощи людей? Что ты, в конце концов, если рискуешь просто пропасть с лица Земли, когда народ, наконец, бросит тебя?
Она начинает плакать, оперевшись лбом о собственный кулак. Мужчина держит её за ладонь, что всё крепче сжимается, и молчит. Он не перебивает её и терпеливо дожидается момента, чтобы что-то сказать.
– Я уже говорил это, кажется… – он целует её руку и продолжает, – но ты как вера. Последняя вера в сильную, непобедимую империю, которую можно любить вечно. Ты помнишь, на пути к чему закончился самый страшный период нашего величайшего, русского братства? На пути к тебе, Мась. Твой народ сберёг тебя и не подпустил к тебе тех живодёров, которые держали в страхе весь мир. Помнишь?
