Стивен Кинг
Под Куполом
4
Ее мобильник зазвонил, когда она застегивала пальто, чтобы поехать к барьеру. Фотоаппарат висел у нее на плече, и она чуть не уронила его, роясь в кармане. Посмотрела на дисплей и вместо полоски цифр увидела слова «НОМЕР СКРЫТ».
– Алло? – И вероятно, что-то необычное прозвучало в ее голосе, поскольку Горас, выгулянный и накормленный, а потому совершенно подготовленный к ночной экспедиции, навострил ушки и с некоторым недоумением уставился на нее.
– Миз Шамуэй? – Мужчина. Говорит отрывисто. Официально.
– Миз Шамуэй. С кем я говорю?
– Полковник Джеймс Кокс, миз Шамуэй. Армия Соединенных Штатов.
– И с чего я удостоена такой чести? – Джулия услышала сарказм в собственном голосе, и это ей не понравилось – непрофессионально. Но она испугалась, и сарказм всего лишь маскировал ее страх.
– Мне необходимо связаться с человеком, которого зовут Дейл Барбара. Вы его знаете?
Разумеется, она знала. И удивилась, увидев его этим вечером в «Эглантерии». Он, должно быть, рехнулся, все еще оставаясь в городе, хотя Роуз вчера сказала ей, что Дейл покидает Честерс-Милл.
История Дейла Барбары была одной из тех, о которых Джулия знала, но не дала им ход. Издавая газету маленького городка, приходится оставлять крышки на многих ящиках Пандоры. Она сама выбирала, с кем вступать в драку, и полагала, что точно так же поступали Ренни-младший и его дружки. И Джулия сомневалась, что слухи о Барбаре и Энджи, лучшей подруге Доди, соответствовали действительности. Потому что Барбару, по ее мнению, отличал хороший вкус.
– Миз Шамуэй? – Отрывисто. Официально. Голос из-за барьера. Только из-за этого она рассердилась на его обладателя. – Вы еще на связи?
– Еще на связи. Да, я знаю Дейла Барбару. Он повар в ресторане на Главной улице. А что?
– У него, похоже, нет мобильника, а до ресторана я не могу дозвониться…
– Он закрыт…
– …и проводная связь, разумеется, не работает.
– Этим вечером в нашем городе, судя по всему, ничего не работает как должно, полковник Кокс. В том числе и мобильники. Но я заметила, что вы дозвонились до меня без труда, и у меня появилась мысль: а не вы ли об этом позаботились? – Ее ярость, как и сарказм, рожденный из страха, удивили саму Джулию. – Что вы сделали? Что вы натворили?
– Ничего. Насколько мне известно, ничего.
Она очень удивилась. И не нашлась с ответом. Старожилы Милла не поверили бы, если б им сказали, что такое случилось с Джулией Шамуэй.
– Впрочем, мобильники – да, – продолжил полковник. – Звонки в Честерс-Милл и из города по большей части отсекаются. В интересах национальной безопасности. И наверняка вы поступили бы так же, окажись на нашем месте.
– Я в этом сомневаюсь.
– Правда? – В голосе прозвучало любопытство, не злость. – В ситуации, не имеющей прецедентов в мировой истории и предполагающей использование технических решений, которые ни мы, ни кто-то еще даже представить себе не можем?
И на это она ничего не смогла сказать.
– Для меня очень важно поговорить с капитаном Барбарой. – Он вернулся к исходной теме. Джулия только сейчас осознала, как далеко разговор от этой темы ушел.
– Капитаном Барбарой?
– В отставке. Вы сможете его найти? Возьмите с собой мобильник. Я продиктую вам номер. По нему нетрудно дозвониться.
– Но почему я, полковник Кокс? Почему вы не позвонили в полицейский участок? Или одному из членов городского управления? Насколько мне известно, все они в городе.
– Я даже не пытался. Я вырос в таком же маленьком городке, миз Шамуэй…
– Какая удача!
– …и по собственному опыту могу сказать, что городские политики знают мало, городские копы знают несколько больше, но только издатель местной газеты знает все.
Тут она не могла не рассмеяться.
– Зачем нужно звонить, если можно встретиться лицом к лицу? Под моим присмотром, разумеется. Я как раз собиралась подъехать к барьеру… с моей стороны, конечно. Уже выходила, когда вы позвонили. Я найду Барби…
– Он по-прежнему так себя называет? – В голосе Кокса слышался смех.
– Я его найду и привезу с собой. Мы сможем устроить мини-пресс-конференцию.
– Я не в Мэне, а в округе Колумбия. На совещании комитета начальников штабов.
– Вы это говорите, чтобы произвести на меня впечатление? – Впечатление его слова действительно произвели, небольшое.
– Миз Шамуэй, я занят, и вы, вероятно, тоже. Поэтому в интересах решения возникшей проблемы…
– Это возможно? Вы так думаете?
– Миз, вы, безусловно, работали репортером, прежде чем стали издателем, и я уверен, что задавать вопросы для вас так же естественно, как и дышать, но время сейчас – слишком важный фактор. Вы можете выполнить мою просьбу?
– Могу. Но если вам нужен он, вы получите и меня. Мы приедем к барьеру по Сто девятнадцатому и позвоним вам.
– Нет.
– Вот и прекрасно. – Голос ее стал ласково-добродушным. – Приятно было с вами побеседовать, полковник…
– Дайте мне закончить. Ваша сторона Сто девятнадцатого – абсолютный ФУБАР[33]. Это означает…
– Я знаю это выражение, полковник. Когда-то читала Тома Клэнси. Но что вы имеете в виду конкретно?
– Я имею в виду, уж извините за вульгарность, что на Сто девятнадцатом ночь открытых дверей в бесплатном борделе. Половина вашего города припарковала легковушки и пикапы на обеих обочинах и на поле какого-то молочного фермера.
Она положила фотоаппарат на пол, достала из кармана блокнот, нацарапала: «Полк. Джеймс Кокс» и «Ночь открытых дверей в бесплатном борделе». Потом добавила: «Ферма Динсмора?» Да, вероятно, он говорил о ферме Олдена Динсмора.
– Хорошо, что вы предлагаете?
– Я не могу помешать вам приехать, тут вы абсолютно правы. – Он вздохнул, показывая, что живет в несправедливом мире. – И я не могу как-то повлиять на то, что вы напечатаете в своей газете, хотя не думаю, что это имеет хоть какое-то значение, потому что за пределами Честерс-Милла ее никто не увидит.
Джулия перестала улыбаться.
– Не могли бы вы это пояснить?
– Не могу, но вы и сами все поймете. Я предлагаю следующее: если уж вы хотите увидеть барьер – хотя увидеть его вы не сможете, о чем вам наверняка уже сказали, – привезите капитана Барбару туда, где барьер пересекает городскую дорогу номер три. Вы знаете городскую дорогу номер три?
На мгновение Джулия не могла понять, что это за дорога. Потом до нее дошло, и она рассмеялась.
– Я сказал что-то смешное, миз Шамуэй?
– В Милле эту дорогу называют Литл-Битч-роуд. Потому что в сезон дождей это действительно сучка, а не дорога[34].
– Очень образно.
– Как я понимаю, на Литл-Битч никаких толп?
– Сейчас там никого нет.
– Ладно. – Она убрала блокнот в карман и подняла с пола фотоаппарат. Горас терпеливо ждал у двери.
– Когда мне ждать вашего звонка? Или когда Барби позвонит по вашему мобильнику?
Она посмотрела на часы и увидела, что уже начало одиннадцатого. Господи, неужто так поздно?
– Мы будем там к половине одиннадцатого при условии, что я смогу его найти. И я думаю, что смогу.
– Отлично. Скажите ему, что Кен передает привет. Это…
– Шутка, да. Я понимаю. Нас кто-нибудь встретит?
Последовала пауза. Когда Кокс заговорил вновь, чувствовалось, что ему совсем не хочется отвечать на этот вопрос.
– Там будет свет, и часовые, и солдаты на блокпосте, но они получили приказ не разговаривать с жителями города.
– Не… но почему? Господи, почему?
– Если ситуация не разрешится, миз Шамуэй, все это станет для вас понятным. До многого вам не составит труда дойти своим умом… по моему разумению, вы очень умная женщина.
– Да пошел ты на хрен, полковник! – воскликнула она, раздосадованная. Ушки Гораса вновь встали торчком.
Кокс рассмеялся, он-то как раз не обиделся.
– Да, миз, слышу вас хорошо. В половине одиннадцатого?
Ее так и подмывало ответить «нет», но, разумеется, она не могла этого сделать.
– В половине одиннадцатого. При условии, что я сумею найти Барби, – повторила Джулия. – И я звоню вам?
– Или вы, или он, потому что поговорить мне нужно с ним. Буду ждать с рукой на телефоне.
– Тогда диктуйте ваш волшебный номер. – Она зажала мобильник между ухом и плечом, полезла в карман за блокнотом. Само собой, блокнот всегда требуется после того, как ты его убираешь, – правда жизни, если ты репортер, а сейчас она им стала. Вновь. Номер, который продиктовал полковник, напугал Джулию больше всего того, что он ей уже наговорил. Потому что начинался с очень уж необычного зонального кода – 000.
– И еще, миз Шамуэй. У вас нет вживленного кардиостимулятора? Электронного слухового аппарата? Чего-то такого?
– Нет. А что?
Она подумала, что он опять уйдет от ответа, но этого не произошло.
– Как только человек вплотную приближается к Куполу, происходит какое-то воздействие. Для большинства людей это совершенно безвредно, они ощущают разве что покалывание, как от электрического тока низкого напряжения, и через секунду-другую оно исчезает. Но с электронными устройствами совсем другая история. Некоторые прекращают работу… скажем, большинство мобильных телефонов, если их поднести ближе чем на пять футов… другие взрываются. Если вы захватите с собой диктофон, он просто перестанет работать. Принесете ай-под или что-то сложное, вроде блэкберри, это взорвется.
– У чифа Перкинса взорвался кардиостимулятор? Это убило его?
– В половине одиннадцатого. Приведите Барби и обязательно скажите ему, что Кен передает привет.
Он разорвал связь, и Джулия застыла в молчании рядом со своей собакой. Потом она попыталась позвонить сестре в Льюистон. Пиканье набираемых цифр… и тишина, как и прежде.
Купол… В конце разговора он не назвал эту преграду барьером; он назвал ее Куполом.
5
Барби снял рубашку и сел на кровать, чтобы расшнуровать кроссовки, когда раздался стук в дверь, к которой вела наружная лестница на боковой стене «Аптечного городского магазина Сандерса». Стук этот Барби не обрадовал. Весь день он провел на ногах, сначала шел пешком, потом надел фартук и готовил. И чувствовал себя совершенно разбитым.
А если это Младший и несколько его дружков, решивших устроить вечеринку по поводу его возвращения? Вроде бы такое невозможно, даже отдает паранойей, но весь сегодняшний день – праздник невозможного. Младшего, Френка Дилессепса и остальных членов их маленькой банды он нынешним вечером в «Эглантерии» не видел, в отличие чуть ли не от всех завсегдатаев. Эти сукины дети могли быть на шоссе номер 119 или 117, глазея на невиданное чудо. Но возможно, кто-то рассказал им о его возвращении, и они строили планы на будущее. А теперь будущее стало настоящим.
Стук повторился. Барби встал, положил руку на портативный телевизор. Не самое грозное оружие, но могло принести пользу – если бросить его в первого, кто попытается проскочить в дверь. Он, конечно, мог взять деревянную палку из стенного шкафа, на которой висели плечики, но малые размеры комнатки не позволяли как следует размахнуться. Еще у него был швейцарский армейский нож, но он не собирался никого резать. И не стал бы, если только…
– Мистер Барбара? – Женский голос. – Барби? Вы здесь?
Он убрал руку с телевизора и пересек кухоньку.
– Кто там? – спросил, хотя и узнал голос.
– Джулия Шамуэй. У меня для вас сообщение от человека, который хочет с вами поговорить. Он попросил сказать, что Кен передает вам привет.
Барби открыл дверь и впустил ее.
6
В обшитом сосновыми панелями зале заседаний, расположенном в подвале муниципалитета Честерс-Милла, рев установленного во дворе генератора (старенького «Келвинатора») ослабевал до едва слышного гудения. Посреди комнаты стоял красивый стол из красного клена, отполированный до блеска, длиной в двенадцать футов. Большинство стульев вокруг стола в этот вечер пустовало. Четверо участников чрезвычайного экспертного совещания, как назвал его Большой Джим, сидели у одного его края. Сам Большой Джим, пусть только и второй член городского управления, занял место во главе стола. Позади него на стене висела карта города, контур которого напоминал спортивный носок.
Кроме членов городского управления на совещании присутствовал и Питер Рэндолф, исполняющий обязанности начальника полиции. И только Ренни держался бодро и уверенно. Рэндолф выглядел потрясенным и испуганным. Энди Сандерс, естественно, еще не пришел в себя от горя. А Андреа Гриннел – ожиревший, поседевший слепок с ее младшей сестры Роуз – казалась заторможенной и мало что соображающей. Как, впрочем, и всегда.
Четырьмя или пятью годами ранее Андреа поскользнулась на обледеневшей подъездной дорожке, когда одним январским утром шла к почтовому ящику. Упала, и так сильно, что у нее треснули два межпозвонковых диска (тяжесть травмы усугублялась тем, что весила Андреа на восемьдесят – девяносто фунтов больше нормы). Доктор Хаскел прописал ей новое чудо-лекарство, оксиконтин[35], чтобы облегчить, безусловно, мучительную боль. И с тех пор она постоянно принимала это лекарство. Благодаря своему лучшему другу Энди, которому принадлежал местный аптечный магазин, Большой Джим знал, что Андреа начала с сорока миллиграммов в день, а теперь добралась аж до четырехсот. Это была полезная информация.
– Данное совещание, если никто не возражает, буду вести я по причине огромной утраты, понесенной Энди. Мы все скорбим, Энди.
– Будьте уверены, сэр, – добавил Рэндолф.
– Спасибо вам, – кивнул Сандерс, и, когда Андреа на мгновение накрыла его руку своей, из глаз Энди вновь покатились слезы.
– Теперь мы все представляем себе, что здесь происходит, – продолжил Большой Джим, – хотя никто в городе не понимает, что случилось…
– Готова спорить, никто не понимает и вне города, – вставила Андреа.
Большой Джим ее проигнорировал.
– …и военные не посчитали необходимым связаться с избранным народом руководством города.
– Проблемы с телефонной связью, сэр. – Рэндолф был на ты со всеми этими людьми, более того, считал Большого Джима своим другом, но чувствовал, что в зале заседаний лучше обращаться к членам городского управления «мэм» и «сэр». Точно так же поступал и Перкинс, и тут по крайней мере старик все делал правильно.
Большой Джим махнул рукой, словно отгоняя надоедливую муху:
– Кто-нибудь мог бы подойти со стороны Моттона или Таркерса и послать за мной… нами… но никто не удосужился.
– Сэр, ситуация все еще очень… неопределенная.
– Я в этом уверен, уверен. Вполне возможно, именно поэтому нам еще и не отведено какое-то конкретное место в общем раскладе. Очень возможно, и я молюсь, что так оно и есть. Надеюсь, мы все молимся.
Присутствующие кивнули.
– Но на данный момент… – Большой Джим печально огляделся. Он ощущал печаль. Но при этом и возбуждение. И готовность действовать. Думал, что не будет ничего удивительного, если еще до конца года его фотография появится на обложке журнала «Тайм». У катастрофы – особенно из тех, что инициированы террористами – есть не только темная сторона. Достаточно вспомнить, как такая катастрофа возвысила Руди Джулиани[36]. – Но на данный момент, дамы и господа, мы должны исходить из того, что полагаться можем только на себя.
Андреа прижала руку ко рту. Ее глаза блестели то ли от страха, то ли от избытка принятого наркотика. Может, по обеим причинам.
– Конечно же, нет, Джим!
– Надеясь на лучшее, готовься к худшему, так всегда говорит Клодетт. – Если судить по тону, Энди находился в глубоком трансе. – Вернее, говорила. Утром она приготовила мне завтрак. Яичницу с сыром от вчерашнего тако. Господи!
Слезы, которые вроде бы прекратились, полились вновь. Андреа опять накрыла его руку своей. На этот раз Энди ее сжал.
Энди и Андреа, подумал Большой Джим, и от легкой улыбки в нижней, мясистой части лица добавилось складок. Близнецы-тупицы.
– Надеясь на лучшее, закладывайся на худшее, – кивнул он. – Это дельный совет. Худшее в нашем случае состоит в том, что нас отрезало от внешнего мира на несколько дней. Или на неделю. Может, даже на месяц. – В это Ренни не верил, но полагал, что от испуга все быстрее согласятся на его предложения.
– Конечно же, нет! – повторила Андреа.
– Мы просто этого не знаем, – заметил Большой Джим. И тут он говорил чистую правду. – Откуда нам это знать?
– Может, нам закрыть «Мир еды»? – предложил Рэндолф. – По крайней мере на какое-то время. Если его не закрыть, с полок все сметут, как перед сильным бураном.
Ренни разозлился. Он составил план заседания и собирался внести на рассмотрение вопрос о закрытии супермаркета, но начать хотел с другого.
– А может, эта идея не из лучших, – добавил Рэндолф, заметив, как помрачнело лицо второго члена городского управления.
– Знаешь, Пит, я действительно думаю, что эта идея не из лучших, – кивнул Большой Джим. – Из тех же соображений нельзя объявлять о банковских каникулах, если налицо нехватка наличности. Можно только спровоцировать обвал.
– Мы говорим о закрытии банков? – спросил Энди. – А что нам тогда делать с банкоматами? Один в «Магазине Брауна»… еще один на автозаправочной станции… и, разумеется, в моем аптечном магазине… – Он задумался, потом просиял. – Думаю, я видел один в Центре здоровья, хотя полной уверенности у меня нет…
У Ренни мелькнула мысль: а не скормила ли Андреа Энди одну из своих таблеток?
– Это всего лишь метафора, Энди, – говорил он тихо и ласково. Именно так нужно говорить с людьми, когда мысли у них путаются. – В сложившейся ситуации еда – это деньги, образно говоря. И речь идет о том, что продуктовые магазины должны работать как обычно, чтобы люди сохраняли спокойствие.
– Ага, – кивнул Рэндолф. Идею он понял. – Усек.
– Но тебе придется поговорить с управляющим супермаркета… как его фамилия, Кейд?
– Кейл. Джек Кейл.
– И с Джонни Карвером из «Бензина и бакалеи», и… кто теперь управляет «Магазином Брауна», после смерти Дила Брауна?
– Велма Уинтер, – ответила Андреа. – Она приезжая, но очень милая женщина.
Ренни порадовало, что Рэндолф записывает имена и фамилии в карманный блокнот.
– Скажи всем троим, чтобы до особого распоряжения они прекратили продажу пива и спиртного. – На его лице появилось выражение радости, что выглядело довольно-таки пугающе. – И «Дипперс» мы прикрываем.
– Многим не понравится запрет на продажу спиртного, – указал Рэндолф. – Таким, как Вердро. – Это был самый известный из городских пьяниц, наглядный пример того, по мнению Большого Джима, что не следовало отменять закон Волстеда[37].
– Сэму и таким же, как он, придется немного пострадать: мы перекроем их обычные источники пива и кофейного бренди. Мы не можем допустить, чтобы половина города напилась, как на Новый год.
– А почему нет? – спросила Андреа. – Они выпьют все запасы, и на том все закончится.
– А если они по ходу учинят бунт?
Андреа промолчала. Она не понимала, с чего людям бунтовать при условии, что еды им хватало, но давно уже уяснила для себя, что спорить с Джимом Ренни обычно бесполезно и всегда утомительно.
– Я пошлю пару парней, чтобы они поговорили с управляющими магазинов, – объявил Рэндолф.
– Поговори с Томми и Уиллоу Андерсонами лично. – Андерсоны владели «Дипперсом». Большой Джим понизил голос: – Радикалы.
Рэндолф кивнул:
– Левые радикалы. У них над стойкой бара фотография дядюшки Барака.
– Именно так. – Большому Джиму хотелось сказать: Герцог Перкинс позволил этим двум ёханым хиппи укорениться здесь с их танцами, и громким рок-н-роллом, и выпивоном до часу ночи. Прикрывал их. И посмотрите, какие проблемы возникли из-за этого у моего сына и его друзей. Но он обратился к Энди Сандерсу: – Ты также должен убрать под замок все лекарства, отпускаемые по рецептам. Я не про назонекс или лирику[38]. Ты знаешь, о чем я говорю.
– Все, что могут использовать люди, чтобы словить кайф, и так под замком. – Энди такой поворот разговора явно обеспокоил.
Ренни знал, по какой причине, но сейчас его не заботили проблемы, связанные с некоторыми лекарственными сделками: приходилось решать более насущные вопросы.
– Тем не менее прими дополнительные меры предосторожности.
На лице Андреа отразилась тревога. Энди похлопал ее по руке:
– Не волнуйся, мы всегда поможем тем, кому лекарство действительно необходимо.
Андреа ему улыбнулась.
– Подводим итог: этот город останется трезвым до завершения кризиса. – Большой Джим оглядел коллег. – Мы все с этим согласны? Голосуем.
Все члены городского управления подняли руки.
– А теперь могу я вернуться к тому, с чего хотел начать? – Ренни посмотрел на Рэндолфа, который вытянул руки перед собой, как бы говоря: «Валяйте». – Мы должны признать, что люди испуганы. А когда люди испуганы, в них может вселиться бес, будут они пить или нет.
Андреа посмотрела на пульт управления по правую руку Большого Джима: клавиши включали-выключали телевизор, радиоприемник и встроенную записывающую систему – нововведение, которое Большой Джим ненавидел.
– Не нужно ли нам включить запись?
– Не вижу необходимости.
Эта чертова звукозаписывающая система (отголоски скандала с Ричардом Никсоном) появилась стараниями лезущего во все щели фельдшера Эрика Эверетта. Того парня (ему перевалило за тридцать), доставившего столько хлопот, в городе звали Расти. Идиотскую идею со звукозаписывающей системой он выдвинул два года назад на городском собрании, преподнеся ее как огромный шаг по пути прогресса. Предложение Эверетта стало для Ренни неприятным сюрпризом, а удивить его редко кому удавалось, особенно политическим аутсайдерам.
Большой Джим выступил против, сославшись на большие затраты. Эта тактика обычно срабатывала с прижимистыми янки, но не в тот раз. Эверетт представил расчеты, вероятно, полученные от Герцога Перкинса, показывающие, что федеральное правительство берет на себя восемьдесят процентов расходов, согласно какому-то закону, принятому при транжире Клинтоне и не отмененному после его ухода. Короче, Ренни обнаружил, что его переиграли.
Такое случалось не часто, и ему это не понравилось, но он занимался политикой гораздо дольше, чем Эрик Эверетт по прозвищу Расти прощупывал простаты, и знал, сколь велика разница между проигрышем сражения и войны.
– Или кому-то записывать все на бумаге? – робко спросила Андреа.
– Я думаю, какое-то время нам лучше обходиться без протокола, – заметил Большой Джим. – Пусть все останется между нами.
– Что ж… если ты так думаешь…
– Двое могут хранить секрет, если один ушел на тот свет, – как во сне произнес Энди.
– Совершенно верно, дружище. – Ренни сделал вид, будто Сандерс изрек нечто умное. Потом повернулся к Рэндолфу. – Я хочу сказать, что наша главная забота, наша первостепенная ответственность перед городом – сохранить порядок во время кризиса. И это дело полиции.
– Чертовски верно! – самодовольно воскликнул Рэндолф.
– Сейчас, я уверен, чиф Перкинс смотрит на нас с Небес…
– Вместе с моей женой, – перебил его Энди. – С Клоди. – И он громко всхлипнул, втягивая воздух через забитый соплями нос.
Большой Джим поморщился, но похлопал его по руке.
– Совершенно верно, Энди, они вместе купаются в идущем от Иисуса сиянии. Но мы здесь, на земле… Пит, сколько людей у тебя в распоряжении?
Большой Джим знал ответ. Он знал ответы на большинство собственных вопросов. И этим упрощал себе жизнь. В Честерс-Милле по полицейской ведомости получали жалованье восемнадцать человек: двенадцать – на условиях полной занятости, шестеро – частичной (большинству из «частичных» перевалило за шестьдесят, так что их услуги обходились городскому бюджету весьма дешево). И Ренни предполагал, причем с большой долей вероятности, что из этих восемнадцати пятеро, работавших на условиях полной занятости, находились вне города. Или поехали на игру футбольной команды старшей школы с женами и детьми, или участвовали в учениях пожарных, которые проводились в Касл-Роке. Шестой, чиф Перкинс, умер. И пусть Ренни никогда бы не стал говорить плохого о покойниках, в душе он полагал, что без Перкинса городу куда как лучше: чиф сейчас на небесах и не пытается взять под контроль полную мутню, решить задачу, которая, с учетом его ограниченных способностей, ему не по плечу.
– Должен вам сказать, что не так много, как хотелось бы, – начал Рэндолф. – Генри Моррисон и Джекки Уэттингтон, которые вместе со мной приехали, реагируя на поступивший сигнал о случившемся на Сто девятнадцатом шоссе. Есть еще Руп Либби, Фред Дентон и Джордж Фредерик, хотя его очень уж донимает астма, и я не уверен, будет ли от него хоть какой-то прок. Он собирался в этом году досрочно выйти в отставку.
– Бедный Джордж, – вздохнул Энди. – Живет только на адваире.
– Как вам известно, Марти Арсено и Тоби Уилен нынче тоже мало на что годятся. Из частично занятых можно рассчитывать только на Линду Эверетт. С этими чертовыми пожарными учениями и футбольной игрой… так неудачно все сложилось.
– Линда Эверетт? – В голосе Андреа слышался легкий интерес. – Жена Расти?
– Ф-фу! – Большой Джим часто говорил «ф-фу», когда злился. – Ей только движение у школ регулировать.
– Да, сэр, – кивнул Рэндолф, – но в прошлом году она стажировалась в Роке, и у нее есть личное оружие. Не вижу причин, по которым она не может выходить с ним на дежурство. Может, не на целую смену, у Эвереттов двое маленьких детей, но все-таки. В конце концов, у нас кризис.
– Несомненно, несомненно. – Ренни, однако, не мог допустить, чтобы эти Эверетты всякий раз выскакивали перед ним, точно пресловутый черт из табакерки, в какую бы сторону он ни поворачивался. Отсюда вывод: жена этого ёханого фельдшера не будет в команде Ренни. К тому же она молода – тридцать, не больше – и чертовски красива. А потому, он не сомневался, ее присутствие окажет дурное влияние на мужчин. От смазливых женщин другого ждать не приходилось. Ему хватало и Уэттингтон с ее здоровенными буферами.
– То есть по списку у меня восемнадцать человек, а на самом деле восемь.
– Ты забыл сосчитать себя, – вставила Андреа.
Рэндолф стукнул себя ладонью по лбу, словно пытался взбодрить застоявшиеся мозги.
– Да. Точно. Девять.
– Этого мало, – покачал головой Ренни. – Мы должны добавить тебе людей. Временно, ты понимаешь, пока все не образуется.
– Кого вы держите на примете, сэр?
– Для начала моего сына.
– Младшего? – Андреа вскинула брови. – По возрасту он даже не может голосовать… так?
Большой Джим представил себе структуру мозга Андреа: пятнадцать процентов занято онлайновыми торговыми сайтами, восемьдесят реагируют только на наркотик, два процента – память, оставшиеся три ведают процессом мышления. Вот с кем приходилось работать. При этом, напомнил он себе, глупость коллег упрощает человеку жизнь.
– Ему уже двадцать один, – ответил он. – В ноябре исполнится двадцать два. И благодаря удаче или милости Господа он приехал домой из колледжа на этот уик-энд.
Питер Рэндолф знал, что Ренни-младший вернулся домой насовсем: на прошлой неделе видел соответствующую надпись в ежедневнике, который лежал на столе в кабинете чифа. Хотя Пит понятия не имел, как Герцог получил эту информацию и почему счел ее достаточно важной, чтобы записать в ежедневник. Там была также запись: «Асоциальное поведение?»
Но в данный момент, наверное, не следовало делиться этими сведениями с Большим Джимом.
Ренни продолжал, теперь уже тоном ведущего телевикторины, объявляющего об очень уж дорогом призе в суперигре.
– И у Младшего есть три друга, которые тоже нам подойдут: Френк Дилессепс, Мелвин Сирлс и Картер Тибодо.
Вновь на лице Андреа отразилось беспокойство:
– Э… не те ли это мальчики… молодые люди… что участвовали в ссоре около «Дипперса»?
Большой Джим улыбнулся ей, да так яростно, что Андреа вжалась в спинку стула.
– Ту историю очень уж раздули. А искрой послужил алкоголь, как и в большинстве подобных ссор. Плюс подстрекателем являлся этот тип Барбара. Потому-то все обвинения сняли. Они чисты. Или я не прав, Питер?
– Абсолютно правы, – ответил Рэндолф, но на его лице отражалось сомнение.
– Все они старше двадцати одного, а Картеру Тибодо, если не ошибаюсь, даже двадцать три.
Тибодо действительно исполнилось двадцать три года, и в последнее время он неполный день работал механиком на заправочной станции комплекса «Бензин и бакалея». Его дважды увольняли с прошлых мест работы – за излишнюю вспыльчивость, как слышал Рэндолф, – но в мастерской при заправочной станции Тибодо вроде бы прижился. Джонни говорил, что не знает человека, который так хорошо разбирался бы в электрике и выхлопной системе.
– Они охотились вместе, все хорошие стрелки…
– Ради Бога, нам нет нужды проверять их меткость! – воскликнула Андреа.
– Никто не собирается стрелять, Андреа, и никто не предлагает, чтобы эти молодые люди стали полноправными полицейскими. Я говорю о том, что нам нужно пополнить резко сократившийся списочный состав, и сделать это необходимо быстро. Что скажешь, чиф? Они будут служить, пока кризис не закончится, а мы заплатим им из резервного фонда.
Рэндолфу совершенно не хотелось, чтобы Младший бродил по улицам Честерс-Милла с оружием в руках, – Младший, которого, возможно, отличало «асоциальное поведение», – но он и не мог позволить себе возразить Большому Джиму. К тому же это хорошая идея – иметь под рукой лишних людей. Питер не предполагал, что в городе могут возникнуть какие-то проблемы, но новички помогут контролировать толпу в местах пересечения основных городских дорог с барьером. Если барьер все еще существовал. А если нет? Тогда все разрешилось бы само по себе.
И широкой улыбкой он показал, что считает себя членом команды:
– Знаете, я думаю, это отличная мысль. Пусть приходят в участок завтра утром, около десяти.
– Лучше в девять, Пит.
– Девять – это хорошо, – вновь, как во сне, произнес Энди.
– Продолжаем обсуждение? – спросил Ренни.
Все молчали. Андреа выглядела так, будто хотела что-то сказать, но никак не могла вспомнить, что именно.
– Тогда ставлю вопрос на голосование. Члены управления просят Пита Рэндолфа, исполняющего обязанности начальника полиции, взять Младшего, Френка Дилессепса, Мелвина Сирлса и Картера Тибодо своими помощниками с жалованьем по начальной ставке. Период их службы будет продолжаться до завершения этой странной, совершенно невообразимой ситуации. Кто «за», прошу проголосовать.
Все трое подняли руки.
– Предложение одоб…
Его прервали два резких звука, прозвучавшие как выстрелы. Все подпрыгнули на стульях. Тут же последовал еще один, но Ренни, который большую часть жизни проработал с моторами, уже сообразил, что к чему.
– Расслабьтесь, друзья. Это всего лишь обратная вспышка. Генератор прочищает вы…
Почтенного возраста генератор выдал четвертый «выстрел», а потом смолк. Лампы тут же погасли, на несколько мгновений оставив их в полной темноте. Андреа вскрикнула.
– Господи, Джим, – подал голос Энди Сандерс, который сидел слева от Ренни, – пропан…
Большой Джим протянул руку и крепко сжал предплечье Энди. Тот замолчал. И когда Ренни ослабил хватку, свет прокрался в длинную, обшитую сосновыми панелями комнату. Нет, лампы под потолком не вспыхнули, зато в четырех углах зажглись лампы аварийного освещения. В слабеньком свете лица собравшихся пожелтели и постарели лет на двадцать. Все выглядели испуганными. Даже Большой Джим Ренни.
