Стивен Кинг
Под Куполом
7
Президент закончил речь – максимум успокаивающих слов, минимум информации – в 0.21. Расти Эверетт, который слушал ее в комнате отдыха третьего этажа, в последний раз проверил мониторы и поехал домой. В его медицинской карьере выпадали более утомительные дни, но никогда ранее он не ощущал такого уныния и тревоги за будущее.
В доме царила темнота. Они с Линдой обсуждали покупку генератора в прошлом году (и годом раньше), потому что каждую зиму Честерс-Милл оставался без электричества на четыре-пять дней, да и летом такое обычно случалось пару раз: «Энергетическая компания Западного Мэна» не относилась к числу самых надежных поставщиков электроэнергии. И делали вывод, что пока они не могли себе позволить такой покупки. Если бы Лин вернулась в полицию на условиях полной занятости… но они этого не хотели, пока девочки не подросли.
По крайней мере у нас есть хорошая печь и достаточно дров, если они нам понадобятся.
В бардачке лежал фонарик, но, когда Расти его включил, фонарик пять секунд едва светился, а потом погас. Расти выругался и напомнил себе завтра… нет, уже сегодня… запастись батарейками. При условии, что магазины откроются.
Если я не смогу найти дорогу, прожив в доме двенадцать лет, тогда я обезьяна.
Да, конечно. Этим вечером он в какой-то степени ощущал себя обезьяной – только что пойманной и посаженной в клетку зоопарка. А уж воняло от него точно как от обезьяны. Хорошо бы душ перед сном.
Тщетные надежды. Нет тока – нет душа.
Ночь выдалась ясной, пусть и безлунной, над домом светили миллиарды звезд, и выглядели они как и всегда. Может, поверху барьер отсутствовал, о чем президент ничего не сказал. Возможно, люди, которые исследовали барьер, этого пока не выяснили. Если Милл находился не под внезапно образовавшимся колпаком, а его окружала вдруг выросшая стена, тогда все как-то могло образоваться. Правительство наладило бы доставку всего необходимого с воздуха. Конечно же, если страна смогла потратить сотни миллиардов для спасения корпораций, ей не составит труда сбросить на парашютах коробки с «поптартс»[47] и несколько паршивых генераторов.
Он поднялся на крыльцо, доставая из кармана ключ, когда увидел что-то висящее перед замочной пластиной. Нагнулся, присмотрелся, и губы разошлись в улыбке. Мини-фонарик. Линда купила шесть штук за пять долларов на «Последней летней чумовой распродаже» в «Универмаге Берпи». Тогда он подумал, что жена напрасно потратила деньги. Еще сделал вывод: Женщины покупают вещи на распродажах по той же причине, что заставляет мужчин лазать по горам: потому что они есть.
Задняя крышка фонарика заканчивалась металлической петлей. Через нее был продет шнурок от старой теннисной туфли и к нему приклеена записка. Расти отлепил ее и направил на текст луч фонарика.
Привет, милый. Надеюсь, ты в порядке. Обе Дж. наконец-то улеглись. Обе волновались, но, в конце концов, угомонились. Завтра я работаю целый день. В прямом смысле целый день, с 7 до 7, так распорядился Питер Рэндолф (наш новый чиф – КОШМАР). Марта Эдмундс говорит, что возьмет девочек, да благословит Бог Марту. Постарайся не разбудить меня. (Хотя, возможно, я не буду спать.) Боюсь, нас ждут трудные дни, но мы прорвемся. В кладовой еды достаточно, слава Богу.
Милый, я знаю, ты устал, но ты выгуляешь Одри? Она все еще продолжает скулить. Может, она знала, что грядет? Говорят, собаки предчувствуют землетрясения, так что, возможно…
Джуди-и-Джанни говорят, что любят своего папочку. Я тоже.
Завтра мы найдем время, чтобы поговорить, так? Поговорить и оценить ситуацию.
Я немного напугана.
Лин.
Он тоже боялся, но ему не нравилось, что его жена завтра будет работать двенадцать часов, тогда как его рабочий день скорее всего затянется часов на шестнадцать, а то и дольше. И ему не нравилось, что Джуди и Джанель придется целый день находиться у Марты. Он мог не сомневаться в том, что они тоже испуганы.
Но чего ему совсем не хотелось, так это выгуливать в час ночи их золотистого ретривера. Он подумал, что собака скорее всего предчувствовала появление барьера; знал, что собаки ощущают приближение различных неординарных явлений, не только землетрясений. Но в этом случае ей следовало прекратить скулеж, так? Остальные городские собаки нынешним вечером вели себя на удивление спокойно. Ни одна не лаяла, не выла. Никто, насколько он слышал, и не скулил.
Может, она будет спать на своей подстилке за печью, подумал Расти, открывая дверь на кухню.
Одри не спала. Сразу подошла к нему, но не радостно подпрыгивая, как обычно делала – Ты дома! Ты дома! Слава Богу, ты дома! – а прижимаясь к полу, чуть ли не ползком, зажав хвост между задними лапами, словно ожидала, что ее ударят (чего никогда не бывало), вместо того чтобы погладить по голове. И да, она снова скулила. Собственно, началось это задолго до появления барьера. На пару недель прекратилось, и Расти уже начал думать, что все в прошлом, но она заскулила вновь, иногда тихо, случалось, что и громко. Этой ночью скулила громко – а может, ему это только казалось на темной кухне, где не светились ни электронные часы на плите и микроволновке, ни лампочка над раковиной, которую Линда всегда оставляла включенной.
– Прекрати, девочка, – обратился он к собаке. – Ты перебудишь весь дом.
Но Одри не прекратила. Мягко ткнулась головой в его колено и посмотрела на него в ярком узком луче фонаря, который он держал в правой руке. Расти мог поклясться, что в глазах собаки читалась мольба.
– Хорошо. Идем гулять.
Ее поводок свешивался с гвоздя у двери в кладовую. Когда он направился к двери, чтобы снять его (повесив фонарик на шею, спасибо большой петле из шнурка), Одри скользнула перед ним, скорее как кошка, чем собака. Если бы не свет фонарика, он мог бы споткнуться об нее и упасть, достойно завершив этот и без того паршивый день.
– Минуту, одну минутку, подожди.
Но Одри гавкнула и попятилась от него.
– Тихо! Одри, тихо!
Вместо того чтобы затихнуть, она гавкнула вновь, в спящем доме лай прозвучал очень уж громко. Расти от неожиданности даже вздрогнул. А Одри подскочила к нему, зубами ухватила за штанину и попятилась к коридору, стараясь тащить его за собой.
Заинтригованный, Расти ей это позволил. Убедившись, что он идет следом, Одри отпустила штанину и побежала к лестнице. Поднялась на две ступеньки, оглянулась, снова гавкнула.
Наверху вспыхнул свет, в их спальне.
– Расти? – Лин. Заспанным голосом.
– Да, это я, – отозвался он как можно тише. – Точнее, это Одри.
Он последовал за собакой вверх по лестнице. Вместо того чтобы, как обычно, взбежать по ней, Одри постоянно оглядывалась. Для собачников всегда понятно, что выражают морды их любимцев, и Расти видел озабоченность. Уши Одри лежали на голове, хвост оставался между лапами. Если это имело отношение к скулежу, то в поведении собаки появилось что-то новое. Расти вдруг подумал: а нет ли в доме постороннего? Дверь на кухню он нашел запертой, Лин обычно запирала и проверяла все двери, когда оставалась одна с девочками, но…
Линда вышла на верхнюю лестничную площадку, завязывая пояс белого махрового халата. Увидев ее, Одри снова гавкнула. Уйди, мол, с дороги.
– Одри, прекрати! – Но собака уже проскакивала мимо нее, толкнув правую ногу Линды так сильно, что та привалилась к стене. Одри побежала по коридору к комнате девочек, где царили тишина и покой. Лин выудила мини-фонарик из кармана халата. – Да что с ней?..
– Я думаю, тебе лучше вернуться в спальню.
– Еще чего! – И она побежала по коридору первой, вслед за ярким, подпрыгивающим белым пятном луча.
Их дочери, семи и пяти лет, недавно вошли в, как это называла Лин, «фазу женской секретности». У двери в их комнату Одри поднялась на задние лапы и начала скрестись передними.
Расти догнал Лин, когда та открывала дверь. Одри влетела в комнату, даже не посмотрев на кровать Джуди. Их пятилетняя дочка крепко спала.
Джанель не спала. Но и не бодрствовала. Расти понял все в тот момент, когда два луча скрестились на ней, и выругал себя. Ну как же мог не сообразить, что происходит! Все это тянулось с августа, может, даже с июля. Отсюда и такое странное поведение Одри – ее скулеж. Расти мог точно сказать, когда все началось. Он просто не видел того, что лежало на самом видном месте.
Джанель, в ее открытых глазах виднелись только белки, не билась в судорогах – спасибо Тебе, Господи, за это, – но дрожала всем телом. Ногами она сбросила одеяло, возможно, в самом начале приступа, и двойной луч высвечивал мокрое пятно на ее пижамных штанах. Кончики пальцев поднимались и опускались, словно она разминала руки перед тем, как сыграть на пианино.
Одри села у кровати, пристально глядя на свою маленькую хозяйку.
– Что с ней происходит?! – закричала Линда.
На другой кровати зашевелилась Джуди:
– Мамочка? Уже завтак? Я опоздала на автобус?
– У нее припадок, – ответил Расти жене.
– Так помоги ей! – Линда кричала, не говорила. – Сделай что-нибудь! Она умирает?
– Нет. – Та часть рассудка Расти, которая сохранила аналитические способности, знала, что это наверняка малый эпилептический припадок – и прежние наверняка были такими же, иначе они бы уже о ее болезни знали. Но все выглядит в другом свете, когда такое происходит с твоим ребенком.
Джуди села на кровати, мягкие игрушки разлетелись во все стороны. Ее глаза округлились от ужаса, и Линда не очень-то успокоила ее, подняв девочку с кровати и прижав к груди.
– Заставь ее остановиться! Заставь ее остановиться, Расти!
Малые эпилептические припадки прекращались сами по себе.
Пожалуйста, Господи, пусть это прекратится само!
Он мягко сжал дергающуюся голову Джан руками и попытался повернуть ее назад, чтобы гарантировать, что ее дыхательные пути не перекроются. Поначалу не получилось – мешала эта чертова подушка с пенным наполнителем. Расти сбросил ее на пол. По пути она стукнула Одри, собака дернулась, но по-прежнему пристально смотрела на девочку.
Теперь Расти смог чуть закинуть назад голову Джанни и прислушался к ее дыханию. Не быстрое и не резкое, свидетельствующее о нехватке кислорода.
– Мамочка, что с Джан-Джан? – По щекам Джуди покатились слезки. – Она сошла с ума? Она заболела?
– Не сошла с ума и только немного заболела. – Расти удивился спокойствию своего голоса. – Почему бы мамочке не отнести тебя в нашу…
– Нет! – воскликнули обе синхронно.
– Хорошо, – не стал спорить он, – но вы не должны шуметь, чтобы не испугать ее, когда Джан проснется. Она и так достаточно напугана. Немного напугана, – тут же поправился Расти. – Одри – хорошая девочка. Очень хорошая девочка.
Такие комплименты обычно безмерно радовали Одри, но не в эту ночь. Она даже не завиляла хвостом. А потом неожиданно золотистый ретривер коротко гавкнул и улегся, положив морду на одну лапу. Буквально через несколько секунд Джан перестала дрожать и закрыла глаза.
– Будь я проклят! – прошептал Расти.
– Что? – Линда присела на кровать Джуди с малышкой на руках. – Что?
– Все закончилось.
Но не закончилось. Во всяком случае, не совсем. Когда Джанни открыла глаза, зрачки вернулись на положенное место, но девочка Расти не видела.
– Это Большая Тыква[48]! – воскликнула Джанель. – Во всем виноват Большая Тыква. Ты должен остановить Большую Тыкву.
Расти мягко тряхнул ее:
– Тебе снился сон, Джанни. Как я понимаю, дурной сон. Но все закончилось, и теперь все хорошо.
Еще мгновение она не понимала, где находится, но потом глаза ее сместились, и ему стало ясно, что теперь Джан его видит и слышит.
– Останови Хэллоуин, папочка! Ты должен остановить Хэллоуин!
– Конечно, сладенькая, я остановлю. Хэллоуин отменяется. Полностью.
Она моргнула, потом подняла руку, чтобы убрать со лба слипшиеся, мокрые от пота волосы.
– Что? Почему? Я собиралась быть принцессой Леей[49]! Ну почему в моей жизни все не так? – Она начала плакать.
Подошла Линда – за ней Джуди, держась за материнский халат, – и обняла Джанель.
– Ты сможешь быть принцессой Леей, солнышко, я обещаю.
Джан смотрела на родителей с недоумением, подозрительностью, испугом.
– Что вы здесь делаете? И почему она не спит? – указала на Джуди.
– Ты описалась в кровати, – самодовольно ответила Джуди, и когда Джан поняла, что так и есть, заплакала еще сильнее. Расти очень захотелось отшлепать Джуди.
Обычно у него таких желаний не возникало, и он считал, что этим выгодно отличался от родителей, которые иногда приводили в Центр здоровья детей со сломанной рукой или подбитым глазом, – но не сегодня.
– Это не важно. – Расти прижал девочку к себе. – Твоей вины тут нет. Тебе нездоровилось, но теперь все прошло.
– Ей надо ехать в больницу? – спросила Линда.
– Только в Центр здоровья, и не ночью. Завтра утром я подберу ей нужное лекарство.
– ТОЛЬКО НЕ УКОЛЫ! – закричала Джанни и заплакала еще сильнее.
Расти нравился ее плач. Здоровый звук. Сильный.
– Никаких уколов, сладенькая. Таблетки.
– Ты уверен? – спросила Лин.
Расти посмотрел на собаку, которая спокойно лежала, положив морду на одну лапу и не обращая внимания на разыгрывающуюся драму.
– Одри уверена. Но сегодня она должна спать здесь, с девочками.
– Ура! – Джуди упала на колени, обхватила ручонками шею ретривера.
Расти обнял жену. Она положила голову ему на плечо, словно больше не могла удерживать на весу.
– Почему сейчас? – спросила она. – Почему именно сейчас?
– Не знаю. Будем благодарны Богу, что случился лишь малый припадок.
В этом его молитву услышали.
Сумасшествие, безумие и оцепенение сердца
1
Пугало Джо не встал рано; он допоздна бодрствовал. Точнее, всю ночь не ложился.
Джозеф Макклэтчи, тринадцати лет от роду, также известный под прозвищами Король гиков и Скелет, проживал в доме 19 по Фабричной улице. При росте шесть футов два дюйма и весе сто пятьдесят фунтов он действительно выглядел как скелет. И отличался блестящим умом. Джо учился в восьмом классе только по одной причине: его родители считали, что незачем ребенку «перемахивать через ступеньки».
Джо не возражал. Его друзья (для костлявого тринадцатилетнего гения друзей у него было на удивление много) учились вместе с ним. Особых усилий учеба не требовала, а компьютеров вокруг хватало. В Мэне они были практически у всех учеников средней школы. Некоторые из самых интересных сайтов, разумеется, блокировались, но у Джо не уходило много времени на устранение этих мелких препятствий. И он с радостью делился полученной информацией с лучшими друзьями, в том числе с бесстрашными скейтерами Норри Кэлверт и Бенни Дрейком (Бенни особенно нравилось бродить по сайту «Блондинки в белых трусиках» в часы, отведенные на самостоятельные занятия). Щедрость в дележе информацией отчасти объясняла популярность Джо, но не полностью: подростки просто находили его клевым. Наклейка на его школьном рюкзаке, возможно, служила более верным объяснением. Она гласила «БОРИСЬ С ВЛАСТЬЮ»[50].
Учился Джо только на пятерки, надежно, а иногда блестяще играл на месте центрового в сборной школы по баскетболу (для семиклассника – удивительное достижение), не терялся и на футбольном поле. Умел тренькать на пианино, а двумя годами раньше выиграл второй приз на ежегодном городском рождественском конкурсе талантов, исполнив уморительно смешной танец под песню Гретхен Уилсон «Деревенская женщина». Взрослые аплодировали и визжали от смеха. Лисса Джеймисон, главный городской библиотекарь, сказала, что этим он мог бы зарабатывать на жизнь, если б хотел, но превращение в Наполеона Динамита[51] не входило в планы Джо.
– Все подстроено, – мрачно заявил Сэм Макклэтчи, вертя в руках полученную сыном медаль за второе место. И скорее всего говорил правду; первое место тогда занял Дуги Твитчел, брат третьего члена городского управления. Твитч жонглировал шестью булавами, исполняя при этом «Лунную реку».
Джо не волновало – подстроено что-то или нет. К танцам он интерес потерял, как терял ко многим занятиям, которые более-менее осваивал. Даже его любовь к баскетболу – в пятом классе он считал ее вечной – начала увядать.
Не отпускала только страсть к Интернету, электронной галактике бесконечных возможностей.
Он мечтал, не посвящая в это даже родителей, стать президентом Соединенных Штатов. Возможно, иногда думал Джо, я исполню что-нибудь эдакое из «Наполеона Динамита» на моей инаугурации. Этот вздор останется на «ю-тьюб» до скончания веков.
Всю первую ночь после водворения Купола Джо провел в Интернете. Генератора в доме Макклэтчи не было, но полностью заряженная аккумуляторная батарея позволяла не обращать на это никакого внимания. Кроме того, он располагал пятью запасными аккумуляторами. Ранее Джо убедил семь или восемь членов неформального компьютерного клуба также держать под рукой запасные аккумуляторы, и он знал, где взять заряженную батарею, если б возникла такая необходимость. Но чужие аккумуляторы могли ему и не понадобиться. В школе стоял офигенный генератор, и Джо полагал, что сможет без проблем зарядить севшую аккумуляторную батарею. Мистер Оллнат, уборщик, конечно же, позволил бы ему подключить ее к генератору. Мистеру Оллнату тоже нравился сайт «Блондинки в белых трусиках». Не говоря уже о музыке кантри, которую стараниями Пугала Джо он мог скачивать бесплатно.
В первую ночь появления Купола Джон сильно напряг беспроводную связь, переходя от блога к блогу с проворностью лягушки, прыгающей по горячим камням. Каждый блог выглядел страшнее предыдущего. При минимуме фактов теории заговора расцветали пышным цветом. Джо соглашался с родителями, которые говорили про самых заумных теоретиков заговора, живших в Интернете, что те носят «шапочки из фольги»[52], но он верил и в другое: если видишь кучу лошадиного дерьма, значит, где-то рядом есть и пони.
Когда День Купола плавно перетек в день второй, все блогеры пришли к одной мысли: пони в данном конкретном случае не террористы, не пришельцы из космоса, не Великий Ктулху, но старый добрый военно-промышленный комплекс. Подробности варьировались от сайта к сайту, но три основополагающие версии присутствовали на каждом. Первая – Купол возник в результате безжалостного эксперимента, в котором жителям Честерс-Милла была уготована роль подопытных кроликов. Вторая – что-то случилось, и эксперимент вышел из-под контроля («Как в фильме “Мгла”», – написал один из блогеров). Третья – это вовсе не эксперимент, а хладнокровно созданный предлог для оправдания войны с врагами Америки. «И МЫ ПОБЕДИМ! – писал пользователь яЖЕговорил87. – Поскольку это новое оружие, КТО СМОЖЕТ УСТОЯТЬ ПРОТИВ НАС? Друзья мои, МЫ СТАЛИ НОВОАНГЛИЙСКИМИ ПАТРИОТАМИ[53] ВСЕХ НАЦИЙ!!!»
Джо не знал, соответствует ли действительности хоть одна из предлагаемых версий. По большому счету его это не волновало. Что волновало, так явно выраженный общий знаменатель – в данном случае Государство.
Пришла пора для демонстрации, возглавить которую, естественно, собирался он. Не в городе, само собой, а на шоссе номер 119, где они смогли бы противостоять Государству. Конечно, поначалу к нему присоединятся только его друзья, но потом число протестующих возрастет. Джо в этом не сомневался. Государство, возможно, по-прежнему не подпускало прессу к Куполу, но даже в тринадцать лет Джо хватало ума, чтобы понять: этот момент не являлся критическим. Потому что под военной формой находились люди, и за бесстрастными лицами, по крайней мере некоторыми, – работающие мозги. В целом военные принимали сторону Государства, но целое состояло из индивидуумов, и среди них могли быть тайные блогеры. Они обязательно сообщат о происходящем, а кто-то, возможно, снабдит отчеты фотографиями, сделанными с помощью мобильников: Джо Макклэтчи и его друзья с плакатами: «ДОЛОЙ СЕКРЕТНОСТЬ, ОСТАНОВИТЕ ЭКСПЕРИМЕНТ, ОСВОБОДИТЕ ЧЕСТЕРС-МИЛЛ» и т. д. и т. п.
– Нужны плакаты и в городе, – пробормотал он. Но и тут не увидел проблемы. Принтеры были у всех его друзей. И велосипеды.
Пугало Джо начал рассылать электронные письма с рассветом. В самом скором времени он намеревался оседлать велосипед и поехать к Бенни Дрейку, чтобы заручиться его поддержкой. Может, и к Норри Кэлверт. Обычно члены команды Джо по уик-эндам просыпались поздно, но он предполагал, что в это утро весь город поднимется рано. Несомненно, очень скоро Государство отсечет Интернет, как отсекло телефоны, но пока Сеть была оружием Джо, оружием народа.
Пришло время вступить в борьбу с властью.
2
– А теперь, парни, поднимите руки. – Питер Рэндолф стоял перед новыми рекрутами, усталый, с мешками под глазами, но переполненный радостью. Травянисто-зеленый патрульный автомобиль чифа дожидался на парковке, заправленный бензином и готовый к выезду. Теперь его автомобиль.
Новые рекруты – в официальном донесении членам управления Рэндолф намеревался назвать их экстренно назначенными помощниками – послушно подняли руки. Перед ним стояли пятеро, но один был не парнем, а крепкого сложения молодой женщиной, безработной парикмахершей и подружкой Картера Тибодо. Звали ее Джорджия Ру. Младший предложил разбавить их компанию женщиной, чтобы все были счастливы, и Большой Джим тут же ухватился за эту идею. Рэндолф поначалу возражал, но сдался, едва Большой Джим одарил нового чифа зверской улыбкой.
И, принимая присягу (в присутствии нескольких штатных сотрудников), он не мог не признать, что новички выглядели неплохо. Младший в сравнении с прошлым летом похудел на несколько фунтов и не тянул на линейного нападающего школьной команды, но все равно весил никак не меньше ста девяносто фунтов, и остальные, даже девушка, выглядели настоящими силачами.
Они стояли, повторяя за Питером слова присяги, фразу за фразой, Младший – крайним слева, рядом со своим другом Френки Дилессепсом, потом Тибодо и эта Ру; Мелвин Сирлс – с другого края. Сирлс тупо улыбался, словно собрался на окружную ярмарку. Рэндолф быстренько стер бы с его лица улыбочку, если бы мог три недели помуштровать всю эту компанию (черт, даже одну неделю!), но такой возможности никто ему не дал.
Только в одном он не уступил Большому Джиму – в вопросе о стрелковом оружии. Ренни просил за них, утверждал, что они – «уравновешенные, богобоязненные молодые люди», предлагал сам снабдить новобранцев оружием.
Рэндолф покачал головой.
– Ситуация слишком неопределенная. Давайте посмотрим, как у них пойдет служба.
– Если одному из них достанется, пока ты будешь смотреть…
– Никому не достанется, Большой Джим. – Рэндолф надеялся, что правота будет на его стороне. – Это Честерс-Милл. Будь мы в Нью-Йорке, все шло бы по-другому.
