– И я буду, прилагая все силы, служить людям этого города и защищать их, – диктовал Рэндолф.
Они все повторили, без запинки, как ученики воскресной школы в родительский день. Даже тупо лыбящийся Сирлс. И выглядели они хорошо. Без оружия – пока, – но по крайней мере с рациями. И дубинками. Стейси Моггин (которой тоже предстояло патрулировать улицы) нашла форменные рубашки для всех, кроме Картера Тибодо. Для него не смогли подобрать ничего подходящего из-за слишком уж широких плеч, но он неплохо смотрелся и в обычной синей рубашке, в которой пришел из дома. Не форменной, но чистой. И серебристый жетон, пришпиленный над левым карманом, сообщал тем, кто его видел, все, что требовалось сообщить.
Возможно, от принятого городским управлением решения и будет толк.
– И да поможет мне Бог, – произнес Рэндолф.
– И да поможет мне Бог, – повторили они.
Краем глаза Рэндолф увидел, как открылась дверь. Большой Джим. Он присоединился к Генри Моррисону, страдающему астмой Джорджу Фредерику, Фреду Дентону и Джекки Уэттингтон (на ее лице отражалось сомнение), стоящим в глубине большой комнаты. Рэндолф знал, что Ренни пришел, чтобы посмотреть, как его сын будет принимать присягу. Он испытывал некоторую неловкость из-за того, что отказался выдать новичкам оружие (отказ в чем-либо Большому Джиму, конечно же, мог отразиться на будущем Рэндолфа), и новый чиф сымпровизировал главным образом ради второго члена городского управления.
– И я ни перед кем, на хрен, не буду прогибаться.
– И я ни перед кем, на хрен, не буду прогибаться! – повторили они. С энтузиазмом. Теперь улыбались все. Полные сил. Готовые к выходу на улицы.
Большой Джим кивнул, подняв руки с вскинутыми кверху большими пальцами, несмотря на бранное слово. Рэндолф расправил плечи, не подозревая о том, что эту клятву – И я ни перед кем, на хрен, не буду прогибаться – он сдержать не сумеет.
Когда Джулия Шамуэй заглянула в «Эглантерию», большинство пришедших на завтрак уже отбыли в церковь или на городскую площадь, где спонтанно организовался дискуссионный клуб. Часы показывали девять. Из обслуживающего персонала остался только Барби; Доди Сандерс и Энджи Маккейн не появились, что никого не удивило. Роуз ушла в «Мир еды». Энсон отправился с ней. Барби надеялся, что они вернутся, нагруженные продуктами, но поверил бы в это, лишь увидев добычу.
– Мы закрыты до ленча, – предупредил он, – но есть кофе.
– И булочка с корицей? – с надеждой спросила Джулия.
Барби покачал головой:
– Роза их не пекла. Стараемся максимально снизить расход пропана.
– Разумно. Тогда только кофе.
Он принес кофейник, налил.
– Ты выглядишь усталой.
– Барби, этим утром все выглядят усталыми. И испуганными до смерти.
– Как продвигается газета?
– Я надеялась закончить к десяти утра, но теперь, похоже, успею только к трем. Первый специальный выпуск «Демократа» с ноль третьего года, когда Престил-Стрим вышел из берегов.
– Возникли производственные проблемы?
– Их нет и не должно быть, если мой генератор будет работать. Просто захотелось пойти в продуктовый магазин и посмотреть: появится ли толпа? Отметить в статье и это, если появится. К несчастью, Пит Фримен оказался в городе, и он уже у магазина, чтобы сделать фотографии.
Барби слово «толпа» не понравилось:
– Господи, надеюсь, люди будут вести себя как должно.
– Будут; мы, в конце концов, в Милле – не в Нью-Йорке.
Барби сомневался, что в критической ситуации городские мыши так уж сильно отличались от деревенских, но предпочел держать рот на замке. Она знала местных куда лучше, чем он.
А Джулия словно прочитала его мысли:
– Разумеется, я могу ошибаться. Поэтому и послала Пита. – Она огляделась. Несколько человек сидели у прилавка в передней части зала, добивали яичницу и кофе, и, разумеется, за большим столом у дальней стены – базарным столом, по терминологии янки – старики пережевывали случившееся и обсуждали, что могло случиться еще. В центральной же части ресторана находились только она и Барби. – Хочу тебе кое-что сказать. – Джулия понизила голос. – Перестань мельтешить, как Вилли-официант[54], и сядь.
Барби сел, налил кофе и себе. Со дна кофейника, так что напиток по вкусу напоминал дизельное топливо… но зато именно на дне кофейника оставался кофеин.
Джулия сунула руку в карман платья, достала мобильник, пододвинула к Барби:
– Твой Кокс позвонил в семь утра. Догадываюсь, что и ему в эту ночь выспаться не удалось. Попросил дать его тебе. Он не знает, что у тебя есть свой.
Барби к мобильнику не прикоснулся:
– Если он уже ждет отчета, то сильно переоценивает мои возможности.
– Кокс этого не говорил. Сказал другое. Если ему понадобится поговорить с тобой, он хочет сразу тебя найти.
Барби протянул руку к мобильнику и пододвинул его к ней. Она взяла телефон, на лице удивления не отразилось.
– Кокс также сказал, что ты должен позвонить ему в пять пополудни, если до этого он сам не позвонит тебе. Он будет располагать самой свежей информацией. Нужен тебе номер с таким странным зональным кодом?
Барби вздохнул:
– Естественно.
Она записала номер на салфетке; маленькие, аккуратные циферки.
– Я думаю, военные хотят что-то попробовать.
– А что именно?
– Он не сказал. Но я почувствовала, что пока рассматриваются несколько вариантов.
– Само собой. Что еще у тебя за душой?
– С чего ты взял?
– Почувствовал. – Он улыбнулся.
– Ладно, счетчик Гейгера.
– Я думал о том, чтобы поговорить об этом с Элом Тиммонсом. – Эл работал уборщиком в муниципалитете и постоянно бывал в «Эглантерии». Барби с ним ладил.
Джулия покачала головой:
– Нет? Почему нет?
– Попробуй догадаться, кто дал Элу беспроцентную ссуду, чтобы младший сын Эла мог поехать учиться в «Херитидж крисчен»[55] в Алабаме?
– Джим Ренни?
– Совершенно верно. А теперь давай перейдем к двойной игре, где очки удваиваются. Догадайся, кому принадлежит закладная на плужный снегоочиститель «Фишер», которым пользуется Эл?
– Думаю, тоже Джиму Ренни.
– Правильно. А поскольку ты – собачье дерьмо, которое второй член управления еще не счистил со своего ботинка, то не стоит тебе обращаться к людям, которые у него в долгу, эта идея не из лучших. – Она наклонилась над столом. – Но так уж вышло, что я знаю, у кого был полный комплект ключей от нашего королевства: муниципалитета, больницы, Центра здоровья, школ, что ни назови.
– У кого?
– У нашего покойного начальника полиции. И так уж вышло, у меня теплые отношения с его женой… вдовой. Она не питает любви к Джиму Ренни. Плюс она может хранить секрет, если кто-то убедит ее, что хранить его необходимо.
– Джулия, тело ее мужа еще не остыло.
Она подумала о маленьком мрачном «Похоронном бюро Боуи» и скорчила гримасу печали и отвращения.
– Может, и нет, но оно, вероятно, уже холоднее комнатной температуры. Я, однако, понимаю, о чем ты, и аплодирую твоему состраданию. Но… – Джулия сжала его руку. Барби это удивило, но отрицательных эмоций не вызвало. – Обстоятельства необычные. И даже с разбитым сердцем Бренда Перкинс это поймет. У тебя есть работа, которую нужно сделать. Я смогу ее в этом убедить. Ты тайный агент.
– Тайный агент, – повторил Барби, и внезапно в голове промелькнули два неприятных образа-воспоминания: спортивный зал в Фаллудже и плачущий иракец, голый, не считая размотавшейся куфии. Тот день и тот спортивный зал напрочь отбили у него желание быть тайным агентом. И все-таки здесь он им стал.
– Так я…
Это октябрьское утро выдалось теплым, и, хотя дверь закрыли (люди могли только выходить, но не входить), окна были распахнуты. Некоторые смотрели на Главную улицу, и оттуда донесся металлический удар и вопль боли. За ними последовали возмущенные крики.
Барби и Джулия переглянулись поверх чашек с кофе. На лицах обоих читалось удивление и предчувствие дурного.
Началось, прямо сейчас, подумал Барби. Он знал, что грешил против истины, – началось вчера, когда появился Купол, – но одновременно чувствовал, что мысль его правильная.
Люди, сидевшие за прилавком, уже бежали к двери. Барби поднялся, чтобы последовать за ними. Встала и Джулия.
Дальше по улице, в северном конце городской площади, начал бить колокол в шпиле Первой Конгрегациональной церкви, созывая верующих на службу.
Ренни-младший пребывал в прекрасном расположении духа. В это утро не ощущалось и намека на головную боль, и завтрак уютно устроился в желудке. Он даже думал, что сможет съесть и ленч. Это радовало. В последнее время отношения с едой у него не ладились. Зачастую Младшего мутило от одного взгляда на что-то съестное. Но не этим утром. Оладьи и бекон пошли отлично.
Если это Апокалипсис, думал Младший, ему следовало наступить раньше.
Каждого экстренно назначенного помощника поставили в пару к штатному патрульному. Младший получил в напарники Фредди Дентона и полагал, что и тут вытянул счастливый билет. Дентона, лысеющего, но крепкого пятидесятилетнего мужчину, знали как человека, строго следующего всем инструкциям… правда, с исключениями. Когда Младший играл в школе в футбол, Дентон занимал пост президента клуба поддержки «Диких котов» и, по слухам, никогда не штрафовал бывших футболистов. За всех Младший говорить не мог, но знал, что однажды Фредди отпустил Френки Дилессепса, и сам дважды слышал от строгого копа: «На этот раз я штрафовать тебя не буду, но сбрось скорость». Напарницей Младшего могла бы оказаться и Уэттингтон, которая, возможно, уже начала думать о том, чтобы наконец-то допустить какого-нибудь парня в свои трусы. Сиськи у нее что надо, но тут можно было нарваться на какую-нибудь неприятность. И ему не понравился холодный взгляд, которым она наградила Младшего, когда он и Фредди проходили мимо, направляясь на улицу.
В кладовой найдется местечко и для тебя, Джекки, если будешь колебать мне мозги, подумал он и рассмеялся. Господи, как же приятно ощущать на лице теплый солнечный свет! Когда еще ему было так хорошо?
Фредди повернулся к нему:
– Увидел что-то смешное, Младший?
– Да нет. Просто мне везет. Вот и все.
Их работа – во всяком случае, в это утро – заключалась в пешем патрулировании Главной улицы («Чтобы обозначить наше присутствие», – объяснил Рэндолф), сначала по одной стороне, потом по другой. Чистое удовольствие, учитывая мягкое октябрьское солнышко.
Они проходили мимо магазина «Бензин и бакалея», когда оттуда донеслись голоса. Один – Джонни Карвера – управляющего и одного из владельцев этой лавочки. Второй говоривший словно набил рот кашей, поэтому Младший не мог разобрать ни слова, но Фредди Дентон закатил глаза.
– Сэм Вердро, чтоб мне сдохнуть. Черт! И еще нет половины десятого.
– Кто такой Сэм Вердро? – спросил Младший.
Губы Фредди сжались в белую полоску, которую Младший помнил с футбольных дней. Это означало: Твою мать, мы проигрываем. Или: Твою мать, это нам совсем ни к чему.
– Ты не знаком с лучшими людьми Милла, Младший. Сейчас будешь представлен.
– Я знаю, что уже десятый час, Сэмми, – слышался голос Карвера, – и я вижу, что у тебя есть деньги, но вино тебе все равно не продам. Ни этим утром, ни днем, ни вечером. Вероятно, и завтра тоже, пока не закончится вся эта история. Приказ Рэндолфа. Он – наш новый начальник полиции.
– Какой, на хрен, начальник! – донесся голос, но каша по-прежнему мешала этому человеку говорить, так что Младшему послышалось: Каухой наухрен наусалник. – Питу Рэндолфу только подтирать задницу Герцогу Перкинсу.
– Герцог мертв, а Рэндолф говорит, спиртное не продавать. Извини, Сэм.
– Только одну бутылку «Ти-берд»! – завопил Сэм. – Тока аудну бутыулку «Ти-берд». – Мне надо. И я могу заплатить. Продай. Сколько лет я у тебя покупаю?
– Черт! – Хотя в голосе Джонни звучало отвращение, он уже поворачивался к длинному, во всю стену, стеллажу с пивом и вином, когда Младший и Фредди вошли в магазин. Вероятно, Карвер решил, что одна бутылка «Ти-берд» – невысокая цена, если в результате удалось бы выпроводить из магазина старого пьяницу. Между тем несколько покупателей с интересом наблюдали за развитием событий, ожидая, каким будет исход.
На стеллаже был прикреплен лист бумаги с надписью от руки: «ПРОДАЖА АЛКОГОЛЯ ЗАПРЕЩЕНА ДО ПОСЛЕДУЮЩЕГО РАСПОРЯЖЕНИЯ». Никаких исключений текст не предполагал, и тем не менее этот слабак уже тянулся за бутылкой в средней части стеллажа. Именно там стояло дешевое вино. Младший служил в полиции менее двух часов, но понимал, что это плохая идея. Если бы Карвер уступил требованию алкоголика с грязными спутанными волосами, другие, более респектабельные покупатели потребовали бы тех же привилегий.
Фредди Дентон, судя по всему, думал так же.
– Не делай этого! – велел он Джонни Карверу. Повернулся к Вердро, который смотрел на него красными глазами крота, вокруг которого загорелись кусты. – Я не знаю, хватит ли оставшихся у тебя в мозгу живых клеток, чтобы прочитать эту надпись, но я знаю, что ты слышал этого человека: сегодня никакого спиртного. А теперь вали на свежий воздух. Ты и так здесь все провонял.
– Не могу этого сделать, патрульный. – Сэм выпрямился во все свои пять с половиной футов, одетый в грязные штаны из прочной хлопчатобумажной ткани, футболку с надписью «Лед Зеппелин» и старые шлепанцы со стоптанными задниками. А волосы выглядели так, словно в последний раз их постригли в тот год, когда Буш Второй пользовался доверием избирателей. – У меня есть права. Свободная страна. Так и написано в Конституции независимости.
– Конституция в Милле отменена, – вмешался Младший, совершенно не представляя себе, что произносит пророческие слова. – Так что ноги в руки и свалил отсюда. – Господи, какой же он ощущал кайф! Меньше чем за день прошел путь от тоски и отчаяния до восторга и эйфории!
– Но…
Сэм не сдвинулся с места, его нижняя губа дрожала, он пытался найти какие-то аргументы. Младший с отвращением, но и зачарованно наблюдал, как увлажняются глаза этого старого козла. Сэм вытянул перед собой руки, которые тряслись куда сильнее, чем губы. У него оставался лишь довод, который так трудно озвучить при зрителях. Но, не имея другого выхода, Сэм озвучил:
– Мне действительно нужно выпить, Джонни. Без шуток. Только чуть-чуть, чтобы остановить дрожь. Я эту бутылку растяну. И я не собираюсь поднимать шум. Клянусь именем матери. Я просто пойду домой. – Домом Сэму служила лачуга, стоявшая посреди пустого двора, на котором вразброс валялись части автомобилей.
– Может, мне действительно… – начал Джонни Карвер.
Фредди его проигнорировал.
– Бухло, ты никогда в жизни не мог растянуть бутылку.
– Не называй меня так! – воскликнул Сэм Вердро. Слезы покатились по щекам.
– У тебя расстегнута ширинка, старик, – вновь встрял Младший, а когда Сэм посмотрел вниз, провел пальцем по его обвисшей коже под подбородком. А потом ущипнул за нос. Фокус уровня начальной школы, но не потерявший своей прелести. Младший даже повторил фразу, которая обычно звучала в такой момент: – Попался, замарашка!
Фредди Дентон рассмеялся. Как и пара зрителей. Даже Джонни Карвер улыбнулся, хотя, судя по его виду, не так уж ему этого и хотелось.
– Убирайся отсюда, Бухло, – процедил Фредди. – Денек выдался хороший. Ты же не хочешь провести его в камере.
Но что-то – может, прозвище Бухло, может, ущипленный нос, может, и первое и второе – возбудило остатки ярости, которая так завораживала и пугала дружков Сэма, когда тот сорока годами раньше валил деревья на канадской стороне Меримаши[56]. Руки и губы перестали дрожать, по крайней мере временно. Глаза полыхнули, не отрываясь от Младшего. Из горла вырвался некий пренебрежительный звук. Когда он заговорил, каша изо рта исчезла.
– Пошел на хрен, малыш. Ты не коп, да и футболистом был паршивеньким. Как я слышал, не смог даже пробиться в команду третьесортного колледжа. – Его взгляд сместился на патрульного Дентона. – И ты, помощник шерифа Дог[57]. В воскресенье закон разрешает продавать спиртное с девяти утра. Принят в семидесятых, и на этом разговор закончен. – Он повернулся к Джонни Карверу. Улыбка сползла с лица Джонни, и покупатели притихли. – У меня есть деньги, которые ходят в этой стране, и я беру то, что мое.
Сэм двинулся вокруг прилавка. Младший ухватил его сзади за футболку и штаны, развернул и погнал к входной двери.
– Эй! – Ноги Сэма едва успевали касаться навощенных половиц. – Убери руки! Убери свои гребаные руки…
За дверью, внизу лестницы, Младший держал старика перед собой. Легкого, как мешок с перьями. И, Господи, он пердел! Пу-пу-пу, как чертов автомат!
У тротуара стоял грузовой автофургон Коротышки Нормана. С надписью на борту «ПОКУПКА-ПРОДАЖА МЕБЕЛИ. ЛУЧШИЕ ЦЕНЫ НА АНТИКВАРИАТ». Коротышка – рядом с ним, стоит разинув рот. Младший не колебался ни секунды. Головой вперед вогнал старого пьяницу в борт грузовика. Тонкий металл мелодично выдал: боннг!
Младший и не подумал, что мог убить этого вонючего козла, пока Бухло не рухнул как подкошенный, наполовину на тротуар, наполовину в придорожную канаву. Но требовалось нечто большее, чем удар головой в борт старого автофургона, чтобы убить Сэма Вердро. Или чтобы заткнуть ему рот. Он вскрикнул. Потом начал плакать. Поднялся на колени. Кровь лилась на лицо из рваной раны на голове. Он вытер какую-то ее часть, изумленно посмотрел на руку, вытянул ее перед собой. Кровь капала с пальцев.
Движение по тротуару прекратилось полностью, словно кто-то объявил о начале игры «Замри». Пешеходы, раскрыв глаза, смотрели на коленопреклоненного мужчину, держащего в руке пригоршню крови.
– Я подам в суд на весь этот гребаный город за жестокость полицейских! – провопил Сэм. – И Я ВЫИГРАЮ!
Фредди спустился со ступенек, ведущих в магазин, встал рядом с Младшим.
Тот развернулся к Дентону:
– Давайте же, говорите.
– Говорить что?
– Что я зашел слишком далеко.
– Черта с два! Ты же слышал, что сказал Пит: ни перед кем не прогибаться. Напарник, мы так и поступаем.
Напарник! От радости сердце Младшего чуть не выпрыгнуло из груди.
– Вы не можете выбрасывать меня из магазина, когда у меня есть деньги! – бушевал Сэм. – Вы не можете меня бить! Я – американский гражданин! Я еще увижу вас в суде!
– Удачи тебе в этом, – усмехнулся Фредди. – Суд в Касл-Роке, и, насколько мне известно, дорога туда закрыта. Он рывком поднял старика на ноги. Из носа Сэма тоже шла кровь, и на футболке нарисовалось красное пятно. Фредди завел ему руку за спину, снял с ремня пластиковые наручники (Надо заполучить такие, восхищенно подумал Младший), мгновением позже защелкнул их на запястьях Сэма. Оглядел свидетелей, стоявших на тротуаре и сгрудившихся у двери магазина «Бензин и бакалея».
– Этот человек арестован за нарушение общественного порядка, за вмешательство в действия сотрудников полиции и за попытку нападения на них! – объявил он трубным голосом, который Младший помнил по футбольным играм. Доносящийся с трибун, голос этот всегда его раздражал. Теперь он с наслаждением внимал ему.
Наверное, взрослею, подумал Младший.
– Он также арестован за нарушение запрета на продажу спиртного, введенного чифом Рэндолфом. Взгляните на него! – Фредди тряхнул Сэма. Капли крови летели во все стороны с лица и грязных волос старика. – У нас кризисная ситуация, но в городе новый шериф, и он намерен удержать ее под контролем. Привыкайте к этому, сживайтесь с этим, учитесь вести себя соответственно. Таков мой совет. Следуйте ему, и у вас не возникнет никаких проблем. А попытаетесь возражать, тогда… – Он указал на руки Сэма, сцепленные наручниками у него за спиной.
Два или три человека зааплодировали. Для Ренни-младшего звуки эти стали глотком холодной воды в жаркий день. А потом, когда Фредди повел окровавленного старика по улице, Младший почувствовал на себе чей-то взгляд. Физически почувствовал, словно чьи-то пальцы забарабанили по его шее и затылку. Он повернулся и увидел Дейла Барбару. Стоящего рядом с издателем газеты и сверлящего его холодным взглядом. Барбару, от которого ему крепко досталось на парковке. От которого крепко досталось всем троим, прежде чем численное превосходство дало о себе знать и склонило чашу весов в их пользу.
Благостные мысли Младшего начали уходить. Он буквально чувствовал, как они вылетают из головы, словно птицы. Или летучие мыши с колокольни.
– Что ты здесь делаешь? – спросил он.
– У меня есть вопрос получше, – ответила ему Джулия Шамуэй, губы которой кривила ее знаменитая улыбка. – Что делаешь ты, избивая человека, который весит в четыре раза меньше тебя и в три раза старше?
Младший не нашелся с ответом. Почувствовал, как кровь прилила к лицу, чтобы выплеснуться румянцем на щеках. Внезапно он увидел эту суку из газеты в кладовой дома Маккейнов, в компании Энджи и Доди. И Барбары тоже. Может, лежащего на этой суке из газеты, словно занимаясь с ней гимнастикой под одеялом.
Фредди пришел на помощь Младшему. Заговорил спокойно. С каменным лицом копа, знающего, что почем.
– Все вопросы о действиях полиции следует задавать нашему новому чифу. А пока вам неплохо бы помнить, что на какое-то время жители города предоставлены сами себе. Иногда, если люди предоставлены сами себе, приходится преподать им урок.
– Иногда, если люди предоставлены сами себе, они совершают поступки, о которых потом сожалеют, – ответила Джулия. – Обычно, когда начинается расследование.
Уголки рта Фредди опустились. Он повел Сэма по тротуару.
Младший задержал взгляд на Барбаре.
– Думай, что говоришь, когда я рядом. И что делаешь. – Он прикоснулся к сверкающему новенькому жетону. – Перкинс мертв, и теперь я – закон.
– Младший, ты неважно выглядишь, – произнес в ответ Барбара. – Не заболел?
Младший посмотрел на него широко открытыми глазами. Потом повернулся и зашагал вслед за напарником. Сжав кулаки.