Клодия.
Гостиная. За окном валит снег крупными хлопьями. Разгорающийся камин набирает кислород и с придыханием пыхает, поленья еще не объяты огнем и только начинают потрескивать от нарастающего жара. На моих коленях лежит заветная табличка, а в ней – правда о нашем общем прошлом.
Но я не могу думать ни о чем, кроме как о мужчине, который сидит напротив и просто пожирает меня голодными глазищами цвета глубокого синего неспокойного моря.
Я до сих пор чувствую его жалящие поцелуи каждой клеточкой кожи, а мое тело все еще слишком хорошо помнит его глубокие резкие толчки и опаляющие ласки. Его прикосновения так ярко горят на моих губах, шее, груди, что мне невольно приходится сжимать свои бедра и скрещивать ноги, чтобы не наброситься на него прямо сейчас. Фёр чувствует это, и воздух между нами уже можно ножом резать.
Жую губы, не решаясь ни на что. В теплом уютном помещении царит неловкое молчание. Мартин терпеливо безмолвно ждет. Мой принц сделал максимальное усилие над собой и, деликатно прочистив горло, спросил как можно нежнее.
– Ты готова начать, сладкая?
Мои щеки горят, голос дрожит, в горле пустыня Сахара.
– Д-да, я готова…
– Пожалуйста, сосредоточься на своих видениях, – вернул меня к реальности Мартин своим отрезвляющим суровым басом, – Постарайся запомнить их как можно лучше. Скрижаль открывается только один раз.
Откидываюсь на высокую спинку серо-розового мягчайшего кресла и тону в нем словно в прохладном бездонном облаке, устраиваюсь поудобнее и, максимально сосредоточившись, беру реликвию в руки.
Скрижаль покрывается золотом, начиная под подушечками моих пальцев. Всматриваясь в появляющийся выгравированный текст, я начинаю растворяться в сиянии магической таблички. Меня ослепляет белая вспышка, и я закрываю глаза.
Маленькая комната, заставленная цветами. Трельяж цвета слоновой кости. Мария сидит на стуле перед овальным зеркалом и смотрит на открывающуюся дверь. Расчесав свои прекрасные золотистые локоны и отложив расческу в сторону, она берет флакон духов.
Вошедший грозный мужчина гаркнул.
– Свадьбы не будет!
Флакон выпал из дрожащих рук и разбился о деревянный темно-вишневый пол, наполняя комнату резким цветочным ароматом. Разбитое стекло захрустело под тяжелыми ботинками. Гость поморщился от приторного запаха, а девушка крикнула в сердцах.
– Отец, как бы ты ни старался, что бы ты ни делал, ты не в силах ничего изменить. Я люблю Сильвера, и я беременна от него.
Боже мой! – пронеслось в моей голове, когда Ван Хельсинг схватил девушку за запястье и рванул к себе.
– Ты! Ты понесешь от Дьявола! Этот ребенок не должен родиться! Я не позволю! Я тебя предупреждаю!
Мария разрыдалась от резких слов отца, который продолжал проклинать ее и Сильвера. Увидев ее стенания, он смягчился и обнял ее за плечи.
– Прости меня, прости старого дурака, я не знал… – биполярный человек прижимал к себе дочь из всех своих сил, – Я очень… очень счастлив.
Подлая лицемерная ложь грязного убийцы! – я так хотела ворваться в их диалог и предупредить девушку, что носила под своим сердцем ни в чем невинное дитя.
– Знаешь, что, давай-ка отпразднуем это событие вместе. Встретимся в таверне, когда взойдет луна.
Мария смахнула слезы и прижалась к отцовской груди, всхлипывая и улыбаясь.
– Спасибо… – шепчет наивный ангел, а я просто не могу поверить в степень коварства предателя передо мной.
Будь ты проклят, Ван Хельсинг! – пугаюсь своих мыслей, когда смотрю в широкую мужскую спину, из-за которой выходит златовласая красавица и произносит, глядя мне прямо в глаза.
– Плато Гиза.
– Ты говоришь со мной?
Но девушка ничего не ответила, она полупрозрачным призраком прошла сквозь отца, затем сквозь меня, вниз по лестнице и… исчезла.
Образы помутнели, и я провалилась в белую плотную дымку.
Открываю глаза в объятиях Фёра на диване перед камином, в котором догорают последние угольки. На улице воет и бьется в толстые стекла метель, она ударяется о них словно слепая хищная птица, пытаясь ворваться к нам и унести в горы. Я прижимаюсь к горячей груди, окутанная мужской заботой.
– Что ты видела? – серьезно спросил Мартин, отходя от тлеющего огня, усаживаясь по-турецки на пол напротив нас.
– Ван Хельсинг подстроил смерть своей дочери… и… и… – душащие меня слезы вырвались наружу, словно моя душа плакала о Марии и ее нерожденном ребенке.
Грей еще крепче прижал меня к себе и поцеловал в макушку. Захлебываясь, я продолжила.
– Она была беременна…
Наступила звенящая тишина. Фёр согнал слезы по моим щекам и тихо произнес.
– Нам нужна третья скрижаль… ты смогла увидеть, где она?
– Я-я не знаю…
– Должно было быть что-то, – настойчиво вступил Мартин, – Какой-нибудь намек, все, что угодно. Вспоминай, Клодия! Должна была быть подсказка.
– Гиза! – я подскочила, – Я вспомнила! Мария сказала мне плато Гиза!
Мартин вздохнул с облегчением.
– Тогда мы отправляемся в Египет, – произнес довольный Фёр и утащил меня наверх.
************************************
Дребезжащий звук двигателей не давал расслабиться и провалиться в сон. Воздушные ухабы постоянно будили меня, заставляя просыпаться вновь и вновь.
Всю ночь меня преследовали кошмары, в которых клыкастая и слюнявая волчья сущность, что поселилась во мне, гналась за мной, пытаясь проглотить. Лихорадка доводила мое тело до изнеможения, пока мой мохнатый принц менял теплые компрессы на моей голове.
Такое ощущение, что я не в оборотня превращаюсь, а в огнедышащего дракона.
Совершенно обессиленная я провалилась в беспамятство, пока мне не разбудила грубая мужская ладонь, все сильнее сжимающая мое бедро.
– Фёр…
************************************
Фёр.
Не могу оторвать от нее глаз. Ладони словно приклеены к ней. Хочу обладать ей вечно. Не могу не думать ни о чем. Рядом с ней дышать невыносимо больно, особенно, когда она находится так близко ко мне. Грудину сжимает с такой силой, что кажется, легкие либо порвутся, либо проткнутся насквозь сломанными ребрами.
– Фёр…
Мое имя срывается с ее сахарных губ, все внутри меня обрывается и летит с высоты той горы, что едва похоронила нас заживо.
Ее умопомрачительные бедра раздвигаются навстречу моей ладони, сжимающей нежную розовую мокрую плоть сквозь черную толстую жесткую ткань ее брюк.
Девочка стонет, а я зарываюсь в ее шею и жадно вдыхаю запах ее медовой бархатной кожи. Обвожу кончиков языка лимфоузлы, провожу между ними ровную тонкую линию, на свободную руку наматываю ее волосы, сжимаю кулак и притягиваю ее к себе, алчно целуя.
– Фёр, мы не одни…
Пчелка что-то жужжит своими губками, распухшими от моих поцелуев, и я с трудом отстраняюсь от нее. Сглатываю, прерывисто дышу, прижимаюсь лбом к ее виску.
Люблю ее до безумия…
Меня сводит с ума ее беспомощность, ее реакция на каждое мое прикосновение.
Я. Просто. Не могу. Остановиться.
И меня влечет к ней с непреодолимой силой, даже становится страшно. Не знаю, что было бы дальше, если бы громкий голос из кабины не вернул нас к реальности.
– Мы начинаем приземляться.
Египет.
Клодия.
В каждой вере и цивилизации есть самый страшный грешник, предавший Бога или принесший ему страшную жертву.
Даже забавно. Ему, оказывается, совершенно невозможно угодить.
– Царь Ликаон стал порождением Тьмы, когда преподнес убитого сына Зевсу и, в качестве угощения, подал на стол человеческое мясо, – в глазах Мартина прыгали черти и играли маленькие молнии, пока он рассказывал древнюю легенду, – Вампиры и оборотни…
– Ты веришь в вампиров? – перебила я, и ликан улыбнулся.
– А ты разве нет?
– Никогда не встречала…
Фёр молчал. Он не смотрел на нас и о чем-то крепко думал, просто плелся в толпе туристов, прикидываясь одним из них вместе с нами. Мы чуть поотстали от группы.
– Так вот, – продолжил наэлектризованный волк, – Вампиры и оборотни отмечены клеймом убийц, НО оборотни не бессмертны и не существуют в образе волка постоянно, лишь первородный Ликаон был таким. Возможно… он все еще жив. Возможно… есть и другие первородные, а у них есть потомство.
– Но разве чета Греев не королевский помет этого самого Ликаона?
– Ликаон был не оборотнем, а зверем. Всегда. Оборотни – это не просто «помет», это рожденные твари, зачатые между животным и человеком, а ликаны – меченные проклятьем крови. В нас больше всего человеческого, Клодия, нами практически невозможно управлять, и от нашей крови нет совершенно никакого толка.
Мои глаза расширялись от каждого произнесенного слова. Волосы шевелились на моей голове, а принц был все еще невозмутим.
Первый рожденный ликан и первый обращенный…
Мужчины переглянулись, Мартин почему-то кивнул.
– А ты знаешь, моя сладкая пчелка, кто жил на этом и даже том свете еще задолго до Ликаона, но имел похожие способности?
Я помотала головой, а парни сбросили с себя костюмы бедуинов, оставаясь в военной темной форме.
– Анубис, детка, – подмигнул Мартин и тут же словил гневную стрелу между глаз.
– Какая она тебе «детка»?!
– Остынь, друг… ты что, не уверен в своей «пчелке»? – он повернулся ко мне, – Иначе, почему ты думаешь мы здесь?
Ну, конечно, же. Бог смерти – наполовину волк, наполовину человек.
Раньше я думала, что знаю о своей работе все, что необходимо. А, по сути, я убирала мишени без объяснения причин и понимания цели этого «истребления»… иначе не назовешь. Я никогда не задавалась вопросом, зачем я это делаю, ведомая наследственной ненавистью на генетическом уровне ко всему сверхъестественному.
А сейчас я часть этого мира…
Мысли и размышления начали улетучиваться, ибо их затмевал подступающий к ступням обжигающий жар от огненного песка и мелких камней. Я бесконечно поднимала глаза на величественные пирамиды и ощущала себя примерно также, как недавно в горах. Только это место было пропитано мистицизмом, и в горячем воздухе витала тайна и страх. На ярко-голубом небе не было ни облачка, ни даже плохо размазанной белой дымки. Оранжевый цвет пирамид контрастировал с небесами, и, казалось, они хотели проткнуть их своими острыми крышами.
Пустыня безжалостна. Она поглощает слабых, превращает любого в песчинку и веками движется, перемалывая все, что попадается на ее пути.
– Мы должны найти затерянный храм Анубиса и его саркофаг.
– Зачем Богу гроб? – перебила я, а Мартин вздохнул, подталкивая меня за талию в очередной коридор пирамиды, получая по пальцам негромкий шлепок.
К счастью, Фёр шел впереди и не видел наши заигрывания.
– У каждого есть тело на этой земле, девочка, даже у Богов, – тихо произнес электроник и больше не распускал руки.
Мы незаметно нырнули во вход и навсегда отстали от экскурсии, но уже после часовой прогулки мы возвращались в один и тот же тупик.
– Ты уверен, что мы туда идем, Грей?
– Да, запах ведет меня к этой стене. Я уверен, за ней что-то есть. Март, нужна твоя помощь.
– Я уже думал, что ты меня не попросишь.
Они кусали друг друга, как старые закадычные приятели или как братья, и это умиляло меня, заставляя сердце биться все чаще, глядя на голубоглазого принца.
Надежный друг и лучший мужчина… мой мужчина…
– За этой стеной должна быть гробница Анубиса и третья скрижаль, – Фёр отвел меня подальше, завел за спину и скрестил свои ручища на широкой груди.
Мартин положил ладони на исписанный иероглифами гранит. Под ними прошел электрический разряд, и мертвый механизм ожил, поднимая облако известковой пыли.
– Вуаля!
Перед нами открылись, облицованные чистым золотом ступени, ведущие глубоко под землю.
Мужчины зажгли фонари и последовали вниз. Я спускалась между ними, скрипя своим кожаным красным комбезом.
– Другого-то ничего не нашлось надеть? – рычало ваше сиятельство.
– Это мой лучший боевой наряд, еще и пуленепробиваемый.
– Аккуратно!
Лестница без поручней резко оборвалась, и Мартин спрыгнул вниз. Он протянул мне руку, но я ловко приземлилась на невысокий каблук и вальяжно махнула золотыми локонами перед лицом, точнее грудью великана.
Фёр нагнал меня и взял за локоток.
– Не спеши, сладкая, держись за мной.
Мы сбавили скорость, когда золотая тропа привела нас в огромный зал с колоннами высотой выше неба. На каждый из них был изображен Анубис с разных сторон своего профиля, но везде он был неразлучен с единственной вещью – весами истины.
Интересно, а чего стоит мое сердце?
Стоило нам ступить на первую плитку, добрая часть пола обвалилась, оставляя лишь гигантский крест, в центре которого красовался пурпурного цвета саркофаг. Я взглянула вниз и громко ахнула. Под нами полыхал самый настоящий огонь. Фердинанд взял меня за руку.
– Все будет хорошо, Кло… скоро все закончится.
Тяжелая крышка была с легкостью сдвинута, но наши надежды рухнули ровно также, как и пол в теперь огненном зале.
– Твоя теория не сработала, Март.
– Она отлично сработала, волк!
В противоположном конце зала появился Боа. Он держал в своей руке предпоследнюю табличку.
– Сюрприз, детки!
– Что ты тут делаешь?
Мужчины пытались закрыть меня от незваного охотника, но меня было уже не остановить. Я уверенно шла навстречу к бывшему боевому товарищу, своему единственному другу. Пока ничего не отвечая, Боа, спрятал реликвию за пазуху, достал серебряный пистолет и направил его в нашу сторону.
– Мне очень жаль, Коготь, но у меня нет выбора.
– Зачем ты так поступаешь со мной? Мы ведь друзья, Боа. Мы столько всего преодолели вместе.
– У них моя дочь, и…
Но он не успел договорить, за его спиной послышался приглушенный хрип и гортанное отвратительное рычание. Боа отвлекся, Фёр в секунду был рядом и выбил пистолет из его рук.
Раздался выстрел. На мгновение все затихло, а затем рев стал стремительно приближаться.
– Что это такое?! – крикнула я.
Сильные порывы ветра ворвались в мои волосы, и глаза зажгло от горячего песка и трупного запаха.
– Твой друг не должен был прикасаться к скрижали. Теперь он пробудил древнее зло, которое охраняло эту тайну.
– Так что это, Март?
– Покойные… что не попали в царство мертвых.