Татьяна Мефодьевна Постникова
Дилетантские детективы с животными
– Серьёзный подход, – пробормотала я.
– Между прочим, некоторые из Юриных учеников и после школы занятия стрельбой продолжили. Я горжусь Юриными учениками: трое из них уже мастера спорта, и ещё четверо – кандидаты. Но учителя своего не забывают, за могилкой его ухаживают, как не приеду, там всё прибрано, и цветы лежат, – вздохнула Анна.
Мы немного помолчали, отдавая должное достойному человеку. Потом разговор продолжился. Выяснилось, между прочим, что мы с Анной и её супругом едва не встретились на Домбае – буквально на день разошлись.
Когда мои гостьи ушли, я решила позвонить Белле. Изабелла Вольдемаровна Копылянская – моя институтская приятельница, была, наверно, одной из старейших обитательниц знаменитой Рублёвки. Муж её крупный партийный функционер, сумел вовремя почуять, в какую сторону дует ветер перестройки, и уже в конце восьмидесятых сколотил себе весьма солидное состояние. После его смерти дело продолжили его сыновья, и хотя они не обладают отцовской хваткой, все Копылянские до сих пор живут безбедно, а Изабелла остаётся бонтонной хозяйкой рублёвского дворца. Женщина она светская, и на её раутах, журфиксах и суаре регулярно бывают все соседи.
Не то, что бы мне хотелось что-то узнать про Минаева…
Вру. Хотелось. Мне действительно интересно было узнать, кто и за что убил «серьезного мужчину» Олега Лаврентьевича в нашем тихом дворе, где даже ссоры между соседями бывали редкостью.
– Белла, здравствуй, это Ольга Трофимова.
– Какая Ольга Трофимова?
– Ну, мы с тобой вместе учились в инъязе на отделении восточных языков.
– Ах, Оля. Вот уж не ожидала. Сколько лет, сколько зим…
– Наверно столько и не живут. Белла, я буквально на пару минут. Мне хотелось бы узнать об одной семье, живущей с тобой по соседству.
– Оля, у нас не принято делиться информацией о соседях.
– Я понимаю, но, клянусь, дальше моей кухни информация не пойдёт. Ты знаешь семью Минаевых?
– Возможно, – голос у моей институтской приятельницы был таким, что у меня чуть иней на ушах не выступил.
– Олега Лаврентьевича Минаева на днях убили прямо у меня под окнами.
– Да ты что?! Правда что ли? Мясника пришили?!
Ну, слава тебе, Господи! Оттаяла. А то я уже подумала, что говорю с клиентом криокамеры. А что? С Белки станется заморозить себя на пару столетий, чтобы блистать в далёком будущем благородными сединами и дворянской осанкой.
– Убили. Выстрелом в голову. У меня на глазах.
– Допрыгался козёл! К сожалению, я тебе ничего не могу про него рассказать. Он уже несколько лет у нас не живёт. О покойниках не принято говорить плохо, но личностью он был крайне неприятной, из породы тех, кто из грязи прямо в князи.
– А его семья?
– Они здесь. Но, как бы это тебе объяснить… Это люди не нашего круга.
– В каком смысле?
– Нищеброды. Сама Галина подрабатывает выгулом собак, а Лаврик у всех на подхвате: что-то там починить по мелочи, машины почистить, сумки поднести, садовнику помочь. За тысчонку что хочешь, сделает. Мальчик он безотказный, но недалёкий. Но самое неприятное, что Минаевы сдают свой дом. У нас это не приветствуется. Конечно, у нас общество совсем не то, что раньше. Место становится немодным. Некоторые уже продали свои дома. Много чужаков появилось. Но сдавать, по моему мнению – это вообще последнее дело. Мы даже за свою безопасность опасаемся. Сама понимаешь, мы тут стараемся держаться единой группой, и временщики нам совершенно ни к чему. Кстати, ты не хочешь приехать ко мне в гости? Я тебе выпишу пропуск. Посмотришь, как я живу. Поболтаем.
– Спасибо за приглашение, Беллочка, но я не очень транспортабельна.
– Ну, ладно, тогда позванивай, не пропадай.
Когда я передала подругам вести с Рублёвки, они очень удивились.
– Выходит, не такое хорошее содержание Минаев оставил своей семье, – вздохнула Анна.
– Может, это по рублёвским меркам оно не очень хорошее, а нам показалось бы несметным богатством, – предположила я.
– Может быть, может быть, – с сомнением протянула Ирина Сергеевна, – но я плохо могу себе представить парня, готового за тысячу рублей бросаться на любую работу там, где его все знают с детства и помнят его лучшие времена. Такое унижение тяжело перенести. Нет, если бы он прирабатывал где-то в другом месте… Тысяча рублей – вполне достойное вознаграждение за небольшую разовую работу, но не в глазах рублёвских мажориков, с которыми рос вместе.
– А, может быть он и подрабатывает в других местах, – ойкнула я, – например, заменяет приболевшего слесаря.
– И он мог быть тем слесарем, который брал у меня ключи от квартиры хиппи! – Воскликнула Анна.
– А убийцей? – Спросила Ира, охрипшим от волнения голосом.
– А вот убийцей, по-моему, не мог, – возразила я.
– Почему?
– Опять теряет смысл место убийства. За своё унижение и за обиду матери, парень, скорее стал бы мстить топ-модели, к которой ушёл отец. И убивать Минаева следовало бы где-то на Рижском шоссе, – сказала я.
– Может быть, здесь было проще выследить изменщика?
– Может быть, конечно… Я в убийцах не очень разбираюсь. Но тут надо учитывать и временной фактор. Помните, Анна Андреевна, вы говорили, что Славику через полгода поздно было бы вскрывать вены. А Лаврику убивать отца через три года после ухода из семьи? Ведь первая боль уже притупилась, унижение стало почти привычным, – пыталась я рассуждать, без особого, впрочем, прока.
– А может он влюбился в Алину и решил устранить соперника?
– Ира, неужели ты полагаешь, что Зинаида Михайловна о новом поклоннике Алины не узнала бы? Да эта информация сразу стала бы достоянием всего двора!
– Должно же было что-то произойти, что толкнуло парня бы на это, – предположила Ирина.
– Нет, – решительно возразила я, – тогда Лаврику проще было бы пристрелить отца с крыши, куда ему, как слесарю, ход был открыт в любое время, чем устраивать эту заморочку с квартирой хиппи. Да ещё приходить туда не единожды и растягивать подготовку почти на два месяца, вызывая подозрения соседей.
– Какая неудобная штука этот временной фактор, – вздохнула Анна, – и с той стороны мешает, и с этой.
А я вдруг отчётливо поняла, кто убил Минаева.
– Девочки, я, кажется, знаю, кто убийца, – мрачно пробормотала я.
– Кто? – В один голос спросили Анна и Ирина.
– Алина.
– Но зачем?! Алина умная и очень благовоспитанная девочка. Почти Тургеневская барышня. Она точно не из тех, кто решает свои проблемы грубой тупой силой, – рассердилась Ира
– Я не знаю Алиночку лично, но мне тоже кажется, подозревать её в таком отвратительном преступлении, неправильно, – подхватила Анна.
– Девочки, – горло у меня перехватило, – я сейчас изложу вам все свои соображения, а вы, пожалуйста, опровергните их! Мне самой представлять Алину, серебряный голосок нашего двора, в роли убийцы глубоко противно.
– Глупости? Это всё вред и бред! Даже слушать ничего не хочу! – Воскликнула Анна, резко поднимаясь из-за стола.
– Подожди, Аня, – сказала Ира, удерживая её за руку, – давай всё выслушаем, и постараемся опровергнуть. Иначе, мрачные зёрна, брошенные нам в душу, дадут свои ростки, и мы потом на хорошую девочку Алину не сможем смотреть без содрогания. Говори, Ольга Дмитриевна.
– Первое. Алина девочка действительно умная, и быстро поняла, что совершила ошибку. Но вырваться от этого паука почему-то не могла. Возможно, он её шантажировал. Какие-то откровенные фотографии или ещё что-то подобное…
– Предположим, – сказала Ира, нахмурившись.
– Второе. Алина, почти наверняка умела стрелять.
– И с чего вдруг это допущение? – Саркастически поинтересовалась Анна.
– В школе была стрелковая секция. Скажите, Аня, ваш супруг брал туда только мальчиков?
– Да нет, конечно, тем более, что девочки лучше стреляют. Но у всех спортсменов существует определённый кодекс чести…
– Да, конечно, Аня. Я ни в коем случае не хочу сказать, что спортсмены бегают по улицам, раздают направо и налево апперкоты, размахивают шпагами или стреляют в кого попало. Безусловно, честь и дисциплина заставляют профессионалов гораздо строже относиться к своим умениям и возможностям, чем среднестатистические обыватели. Да ещё клятва. Она наверняка записана в подкорке учеников вашего мужа. Но, допускаю, что бывают крайние случаи. Самые крайние!
– Но с чего ты взяла, что Алина вообще занималась в этой секции? – Сердито спросила Ира.
– Да потому, что попасть туда было сложно. Девочки, это я с ваших слов повторяю. А Алина же очень упорная.
– Откуда ты это можешь знать? – Не сдавалась Ира.
– Она поступила в консерваторию, имея в своём активе только отличный аттестат музыкальной школы и талант. Ни у неё, ни у её родителей не было ни денег, ни нужных связей. Да девчонку при таких раскладах могли затоптать уже на первых турах. Значит, силы характера и упорства ей было не занимать.
– Логично, – пробормотала Анна, отворачиваясь, – у меня племянница четыре года во ВГИК поступала. Потом плюнула.
– И наконец, – просипела я, внезапно охрипнув, – проклятый временной фактор вписывается, как родной.
– Это как? – Мрачно поинтересовалась Ира.
– Минаев появился у нас где-то в начале лета.
– Да, в июне.
– Первое время у девочки была вполне понятная эйфория: конфеты, букеты, обещания, надежды. Потом, в конце сентября – начале октября что-то произошло.
– В сентябре состоялся её дебют на радио, – подсказала Ирина.
– Возможно, именно в это время, Алина узнала про жену-модель, или в блистательной карьере шоу-звезды обозначились какие-то рифы, но девочка охладела к своему «принцу». Я сама несколько раз замечала, что она сбегает перед его приездом. Но окончательно порвать с ним ей не удалось. И тогда девочка стала готовиться к преступлению. Про квартиру хиппи она, разумеется, знала. И во дворе, и в школе таких людей могли обсуждать. Достать копию ключа с помощью Лаврика или какого-то другого мальчика, заменившего приболевшего слесаря труда ей не составило. А вот решиться на убийство Алина долго не могла. Страшно. Она приходила, примерялась, но не могла себя заставить выстрелить. Отсюда и множественные следы на подоконнике, оставленные в разное время.
– А как же многократное проникновение в чужую квартиру и подозрения соседей? – Жалобно спросила Анна.
– Алина в «доме напротив» была своей. Она в ту же школу ходила, что и ребята из этого дома. Никого не удивляло её появление в подъезде, где, почти наверняка, жили её однокашники. Её же там с детства знали!
Некоторое время мы молчали, потом Анна и Ирина одновременно заторопились домой. Ушли они, не прощаясь.
Ещё никогда на душе у меня не было так гадко. Ну, что за глупости я напридумывала! Ире и Ане надо было прервать мои дурацкие измышления в самом начале решительнейшим образом.
Ночью я не могла заснуть.
А утром позвонила Ира.
– Оля, ни в коем случае не подходи к окну, – приказала она.
– Что случилось?
– Я скоро приду, и всё объясню. Включи, пожалуйста, телевизор, и посмотри какое-нибудь кино.
Я никогда не отличалась особым послушанием, и крайне редко выполняла требования, значения которых не понимала. Но сейчас я безропотно уселась перед телевизором. Наверно, чувствовала себя слишком виноватой, чтобы пойти Ире наперекор.
Ирина пришла через час. Лицо её было распухшим от слёз.
– Алиночка погибла, – мрачно буркнула она.
– Как?!
– Бросилась в крыши «дома напротив». В предсмертной записке она призналась в убийстве Минаева.
Алиночку хоронили всем двором. Я тоже попросила моих соседей Даню и Серёжу вынести меня на улицу.
Вокруг Алининых родителей толпилась кучка сочувствующих. Я не решилась к ним приблизиться. Наверно, я очень чёрствый человек, но я просто не представляю, какие слова можно сказать родителям, потерявшим дочь. Я держалась в сторонке. Рядом с моим креслом тихонечко всхлипывала Анна, Ира, до хруста сжимала кулаки и бормотала:
– Этого не может быть. Этого просто не может быть.
Потом к нам присоединился Святослав – бывший Алинин жених. Похоже, он тоже не решался подходить к Алининым родным. Тихо поскуливая, он рассказывал:
– Линочка сначала такая счастливая была. Она уже видела себя звездой. У неё же все данные для этого были. Её, конечно, очень огорчало, что пришлось стать любовницей этого урода, но она старалась воспринимать это как неизбежное и временное зло. Она так надеялась, что наступит время, и она, сияя в лучах народной любви, будет вспоминать об этом недоразумении, как о прошедшей тяжёлой болезни. Но во время записи в студии, она случайно услышала, что говорят о ней звукооператоры, и поняла, что это она – временное явление, а Минаев, выкинет её, как конфетный фантик, и пойдёт дальше.
– Бедная девочка!
– Она сразу захотела с ним порвать, только он ведь хитрый гад, оказался – он Линочке счёт выставил.
– Счёт? За что?
– За запись на радио, за рекламу, за тур на Гоа. Он даже все букеты посчитал и чеки представил.
– Козёл! – Не выдержала Аня.
– Анечка, не обижайте животных, – машинально пробормотала я.
– У Лины таких денег не было. Она мне рассказывала, как она плакала, умоляла её отпустить, но Минаев был непреклонен. А ещё он сказал, что если у неё нет денег, то она может долг отработать. Ну, известным способом. Он даже обещал поспособствовать этому. Ссужать её своим знакомым. В противном случае, он обещал и ей и её родителям такую жизнь устроить, что они сами бы вешаться побежали.
И тогда она решила его убить. Она просто не видела другого выхода. Она раздобыла ключи от нужной квартиры, через Интернет достала оружие. Лина много раз пыталась выстрелить, но не находила в себе сил. А когда всё-таки убила урода, то призналась мне, что это не разрешило проблему, а только усугубило её. Я пытался отговорить её от последнего шага, но не сумел. Линочка – она очень сильная, а я просто тряпка.
Наверно, любой человек в двадцать лет совершает ошибки. Совершила её и Алина, поддавшись на обещания мясника сделать из неё звезду. Но ведь рядом были взрослые умные люди: родители Алины, педагоги консерватории, друзья, даже мы – соседи. Надо было оторвать этого паразита от бедной девочки. Я не знаю как. Может быть, отправить её на время в другой город, или набить морду Минаеву. Впрочем, теперь говорить об этом уже поздно.
Серебряный голосок нашего двора умолк навсегда.
Когда Даня и Серёжа вернули меня домой, я попросила переставить мой кухонный и рабочий столы как можно дальше от окон. Хватит. Насмотрелась.
Наблюдая за нашими действиями, Шафран глубокомысленно произнёс:
– Ни на солнц-ц-це ни на смер-рть-ть нельзя смотр-р-реть-ть в упор-р8.
